Держись...

Маленькая белая комната, в которую вмещаются лишь узкая кровать да компактный медицинский центр, предназначенный следить за состоянием здоровья пациента. Этот пациент, девочка-тогрута с грустными глазами, привалившись к стене, бездумно листала какую-то книгу. Асока даже не знала, о чём она. О битвах, о технике фехтования или об истории. Внутри неё беспрерывно звучал один голос, мучающий её совесть вот уже вторую ночь и не дающий спокойно спать. Да, она не смогла бы и сама только из-за воспоминаний о той битве, где её мастер и боевой товарищ Энакин Скайуокер был подбит в космосе. Снова и снова в её голове всплывают слова, наполненные болью «Мне больно. Забери меня отсюда, пожалуйста. Тут очень плохо». Детские, ничуть не ассоциирующиеся с храбрым генералом-джедаем, они наполнены тихой грустью, заставляющей маленькое, но любящее сердце девочки сбиваться с нормального ритма. Асока лениво перевела взгляд на большое окно, из которого можно было видеть панораму Корусанта до самого горизонта. Ещё недавно, до битвы при Кашиике, она мечтала забраться куда-нибудь повыше и зарисовать этот вид. Огромные здания, прижатые друг к другу, словно клоны в транспортнике. Летающие над ними маленькие вёрткие спидеры и, чуть более крупные, многоместные, но неуклюжие аэробусы. Красивый, для некоторых, закат, пунцово-алое небо с нежно-розовыми прорезями облаков. В тот день, когда они собирались на эту хаттову битву, она ляпнула при мастере, что хотела бы залезть на самую высокую башню Храма, на что тот очень хитро, в своей манере, улыбнулся и пообещал принести туда её одеяло и подушку, если тогруте вздумается там остаться. Для тех, кто хорошо знаком с Избранным, эта шутка была легка и обыденна, словно горячий каф на ужин. Но иногда, в особенно тихие вечера, когда девочка думала о своём прошлом, о своей жизни, ей казалось, что многие фразы Скайуокера можно воспринимать двусмысленно. Можно БЫЛО воспринимать двусмысленно. Теперь ничто не будет по-прежнему. Дверь, простая дюрасталевая переборка, с тихим шорохом распахнулась, отвлекая тогруту от грустных воспоминаний, рвуших сердце и душу. Пожилая женщина, цереанка в костюме лекаря, окинула Асоку сочувствующим взглядом и подошла ближе. — Падаван Тано, вас вызывает Совет. Падаван. Какой же она падаван, без мастера. Никакой. Ей было тяжело вспоминать время, когда она гордилась своим званием, своим положением. Падаван самого Избранного. Никто и подумать не мог, что тот, на кого возлагали столько надежд о равновесии Силы будет всего-навсего сбит в битве. Сбит. И теперь лежит где-то в джунглях, раненый, умирающий. — Да. Язык не хочет выговорить «Хорошо», это будет слишком трудно, говорить что хоть что-то хорошо, когда всё, абсолютно всё плохо. Девочка быстро, чётко, по-военному спустила ноги с койки и, оставив больничный халат валяться около медицинского центра, вышла из палаты. Цереанка, она знала, что произошло с юной пациенткой, негромко вздохнула и перевернула наспех брошенную книгу. Внутри, записанные красивым ажурным шрифтом были записаны стихи. Стихи о любви. Былая страсть лежит на смертном ложе, И новая на смену ей пришла. И бывшая Ромео всех дороже Перед Джульеттой больше не мила. Хотя любовь их все непобедимей, Они пока еще разделены. Тано, стараясь дышать ровно и не показывать своего волнения, выпрямила спину и вошла в Зал Совета. К её удивлению, внутри собрались все двенадцать магистров, а не, как она думала, три или четыре. Возможно, они что-то заподозрили, получив запись битвы флагмана. А возможно, это всего лишь предосторожность из-за военного времени. Глава Совета, высокий темнокожий мужчина строго осмотрел её и недовольно поджал губы, видимо ему что-то не понравилось. Но, что — этого от магистра Винду не мог добиться никто, ему просто все не нравились. А вот Шаак Ти и Оби-Ван Кеноби даже не скрывали радость по поводу её прихода на собственных ногах и с относительно здоровым видом. — Итак, падаван Тано, вы хотели обратиться к Совету с некоторой просьбой. Вам предоставляется слово. Как всегда, корун говорил преувеличенно строгим тоном. Когда-то маленькой Асоке казалось, что так разговаривают все магистры, но остальные, в особенности — шутливо-серьёзный зелёный Йода, переставляющий слова в предложениях. Она набрала в лёгкие как можно больше воздуха и, пытаясь удержать свой страх внутри, не выпустить его наружу, заговорила. — Во время битвы над Кашииком моего мастера Энакина Скайуокера подбили. Но спасательную операцию по его нахождению так и не направили туда. Я хотела бы… Опять этот всем недовольный магистр сбил её с делового тона, перебив тщательно продуманную речь. Никто из них не знает, сколько девочка сидела, провалившись лбом к холодному стеклу, выбирая, что надо сказать такого, чтобы её отпустили искать его, её Скайрокера. — Скайуокер мёртв. И вам это известно. Надеюсь, вы, юная леди, не ставите под сомнение связь с Силой магистров Высшего Совета? Асока опустила голову вниз, нервно закусывая собственную губу. — Нет, но… — Вот и хорошо. И теперь вы понимаете, что направлять спасателей к мертвецу бессмысленно? — Да, но… — Тем более. Если у вас больше нет вопросов, то… На этот раз уже она, маленький падаван, перебила магистра-джедая. — Но я чувствую, что он жив. Серо-голубые глаза оглядывали всех вокруг, ища, если не сочувствия, то хотя бы нейтрального отношения. Возможно, Кеноби понимал тогруту потому что тоже был связан со Скайуокером связью мастера и падавана. Но он — взрослый человек, привыкший блокировать свои чувства день ото дня, а не маленькая влюблённая девочка. — Как вы можете чувствовать того, кого уже нет в живых? В этих словах явно, он даже не скрывался, прозвучала издёвка. Винду настолько привык считать своё мнение самым верным, что был готов втоптать в грязь любого, кто с ним не согласится. — Он жив. Пока. Наверное, вы не чувствуете его потому что он очень слаб, почти умер. Но ещё жив! Корун недовольно нахмурился, а вокруг носа у него сложились две кривые морщинки. Сейчас он чем-то напоминал дроида, уверенного в своей непогрешимости. — Юная леди, вы ошибаетесь. Вы считаете своё мнение идеальным, лишённым изъянов, но это не так. — ТАК! Глаза Винду расширились, делая его лицо похожим на гигантскую коричневую сову, сидящую вместо головы на человеческом теле. В Силе, а это был самый надёжный источник, от него пошли медленные, но тяжёлые волны тихой ярости, состояния непопустимого для джедая, но это ведь магистр Винду. — Не смейте на меня кричать! — Я. Смею. Остальные магистры испуганно переглядывались, никто из них пока не вступал в диалог гигантского коруна и маленькой тогруты. Винду же, после последнего слова девочки мрачно опёрся обеими руками на своё кресло и встал во весь рост перед ней. Разница в росте больше чем на целую голову давала ему преимущество в психологическом воздействии, но дюрасталевый стержень, что, кажется, был в позвоночнике Асоки, не позволил ей даже отвести взгляд, тем более — склонить голову. — И. Если. Совет. Не. Даст. Мне. Разрешение. На. Спасательную. Операцию. Я. Поеду. На. Этот. Ситхов. Кашиик. Сама. Магистр, у которого вдруг задёргался правый глаз, испустил из себя ещё больше волн Силы, но и этот не подействовало на уверенную в своей правоте девочку. — Я считаю, что вам не следует поступать подобным образом. — А мне плевать, что вы считаете. Не выдержав бушующих внутри неё эмоций, Асока ещё раз вглянулась в это строгое лицо, недовольное её поведением и со всех сил, приложив все чувства, которые она питает к Энакину, всю боль, что пронизывает её голову, всю безысходность, что затапливала её эти три дня, нанесла Главе Высшего Совета джедаев пощёчину. Ещё раз бросив на него ненавидящий взгляд, девочка резко развернулась и вылетела из зала. Взоры всех магистров обратились к Мейсу Винду, не зная, как он отреагирует на такое оскорбление. По сути, явное пренебрежение приказом магистра-джедая, отсутствие контроля эмоций и, ко всему прочему, этот удар по щеке вели либо к серьёзному наказанию, либо к изгнанию из Ордена. Но, кажется, в нём ещё остались человеческие чувства. — Лет через пятнадцать эта девочка сможет занять моё место в Совете. И она будет этого достойна. И впервые за всё время, что его видели в Совете, Мейс Винду улыбнулся тёплой отеческой улыбкой. Белоснежный истребитель, последнее творение поверженного гения, самый быстрый корабль из тех, что находятся в ангаре Храма джедаев. Он ещё не доделан, но это единственный способ долететь до Кашиика всего за одиннадцать часов, в два раза быстрее, чем добирался бы спасательный катер. Добирался БЫ. Никто и не собирался спасать Скайуокера. Его выбросили как ненужную вещь, как животное, которое легче усыпить, чем вылечить. Будто у Избранного никогда не было друзей. Ни учителей, ни товарищей, ни учеников. Нет, один был. Была. Маленькая девочка, падаван. Его Шпилька. Его оранжевое солнце, не сдающееся ни при каких обстоятельствах. Не сдалась и сейчас. Покрывало, измазанное в машинном масле и топливе полетело на пол ещё до того, как Асока прикоснулась к полотнищу. В голове то и дело всплывал голос, услышанный на входе в зал, всего одно слово, но разрывающее сердце девочки на кусочки. «Пожалуйста…» Он уже не говорил ничего более, светлый огонёк, всегда ведущий за собой тех, кто в темноте, маяк в пучине Силы, почти угас, словно резкий порыв ветра задул такую большую и яркую свечу. Почти угас. Но ещё есть надежда. Она есть всегда. Нужно только время. Нужно только успеть. Внутри истребителя не было сиденья пилота, приборная панель лишена защитного покрытия, а провода, разбросанные весёлым механиком, заполонили всю кабину, словно разноцветный ковёр из тонких веточек. А*— Нет. Он ждёт. Нужно это как-то решить! Нужно! Маленькая тогрута опёрлась спиной на край кораблика, судорожно пытаясь вообразить, как же в несколько минут завершить то, что лучший пилот Галактики, сам модифицировавший всё, на чём летал, не мог доделать вот уже которую неделю. Нижняя губа, за эти долгие три дня приобрёвшая землистый оттенок, затряслась от едва сдерживаемых рыданий, всё лицо сморщилось и задрожало. Слёзы, незванные вестники печали, покатились по ещё округлым оранжевым щекам, падая на замусоренную поверхность. Только это, молчаливое, но громкое горе могло вырваться из железных тисков воспитания и нежелания сообщать кому-либо о потерянной любви, которую она не имела права сохранять. Никто никогда не узнает, почему маленький падаван так сильно хотела спасти своего мастера. Никто. И никогда. Вдруг, словно вырвавшись из-за ментального щита, белоснежные ленты Силы окутали рыдающую девочку тёплым и мягким коконом будто мать пушистым одеялом после купания. Одновременно с этим они достали до клуба спутанных проводов и, разделив тех на пучки по цветам, переместили под панель, на свои места. Асока, распахнув глаза от резкого света, испуганно вздрогнула, увидев вокруг себя белоснежные облако, оплетающее её с ног до головы, но, резко выдохнув, отошла от стенки корабля. Ничего не случилось. Ни взрыва, ни шороха. Ни света, ни тьмы. Вокруг девочки была та же самая, обстановка, что и несколько минут назад. Но теперь она, нет, не знала, чувствовала, что надо делать. Маленькие оранжевые руки мягко легли на приборную панель, выпустив туда несколько крохотных зарядов, и белый истребитель, сметя с лица Корусанта, нескольких охранников, услышавших странный шум, поднялся в воздух. А*— Энакин, держись, только держись…