***
1999
«…а на дворе стояло лето, теплое благодатное лето». Аделаида и Вайолет дочитали сказку Андерсена почти полчаса назад, а спор по поводу того, кто из них Герда, не утихал. Конечно же, обе они хотели быть главной героиней книги, и, как ни странно, обе же представляли Тейта в качестве Кая, но не говорили об этом вслух. Они чуть было не поссорились всерьез, но мисс Сноу, пошептавшись с Констанс, предложила устроить чаепитие, и миссис Лэнгдон разрешила сделать это прямо в комнате Эдли. Девочки расставили стулья вокруг низкого столика, разлили в маленькие чашки настоящий чай, разложили на маленькие блюдца печенье и конфеты и начали рассаживать кукол. Дочь миссис Лэнгдон доставала их из большой коробки, представляла своей подруге, рассказывала, как с ними играет, а потом, заговорившись, вытащила старого медведя, которого тут же попыталась спрятать за спину. Но Вайолет все равно его заметила. — Это твой? — полюбопытствовала она, потому что медвежонок очень отличался от остальных игрушек Эдли. Все остальные были яркими и новыми, а у него давно свалялась когда-то шоколадного цвета шерсть, на глазах-пуговицах стерлась краска, голубая футболка с надписью «Тэдди» выцвела, а из швов торчали нитки. Аделаида замялась, и это тоже не укрылось от цепкого взгляда Вай. — Моего брата, — наконец выдала она, как будто это был невесть какой секрет. — Только не говори маме, она будет ругаться. Вай удивилась. Она не могла представить, чтобы Констанс, которая так похожа на сказочную Снежную Королеву, могла ругаться из-за какого-то медвежонка. Но если Эдли так говорит, значит, об игрушке у хозяйки дома спрашивать не нужно. Хармон была очень сообразительным ребенком. — Почему? — Потому что мне нельзя трогать его вещи, — Аделаида погладила медведя по голове и крепко прижала его к груди. — А я все равно забрала Тэдди, потому что он разрешал с ним играть. Она убрала медведя обратно в коробку и спрятала под другими игрушками так, чтобы его не было видно. Эдли понимала, если Констанс узнает, что в доме есть хоть какие-то вещи Тейта, то отберет медвежонка, выбросит его и снова закроет дочь в зеркальной комнате, оставив наедине с собой и своими страхами. А ей этого, разумеется, не хотелось. — А как его зовут? — Вай было очень интересно. Она была уверена, что у такой славной девочки, как Аделаида, должен быть просто замечательный брат. — Мне нельзя о нем говорить, Вайолет. И о папе тоже. — А о папе почему? — Он нас давно бросил, — Аделаида покашляла, как будто ей стало трудно дышать и села за стол с куклами, чтобы все-таки начать играть. Бровки Вай сочувственно свелись. Видимо, и папа Эдли играл во взрослую игру не с ее мамой, и они тоже очень сильно поругались. Как Бен и Вивьен. А если и мой папа нас бросит? Мама запретит видеть любимого папочку и говорить о нем? От этих мыслей ей она чуть не заплакала. Очень захотелось домой, обнять родителей, а еще — чтобы они помирились, и Хармон практически побежала к мисс Сноу, воркующей о чем-то своем с Констанс. Миртл не стала уговаривать Вай оставаться, она поняла, что с ребенком сейчас спорить бесполезно, и начала собираться, договорившись о следующей встрече на послезавтра, на Хэллоуин. Все равно Вивьен еще не вернется, Бена, занятого работой, не будет дома, а девочки смогут пройти по домам соседей, собирая сладости и демонстрируя свои праздничные пугающие костюмы. Уже у самого выхода Вайолет вспомнила о поручении своего Принца. Своего Кая. — Тейт просил Вам сказать, — начала она и увидела, как округлились безупречно накрашенные глаза миссис Лэнгдон, у которой, кажется, ослабли ноги, потому что она схватилась за косяк двери, чтобы не упасть. — Когда мамы бросают своих детей дома одних, они плохо себя ведут. Очень плохо. Хармон проговорила слово в слово то, что просил передать ее друг, и наконец попрощалась с Констанс и Эдли, которые застыли на пороге как каменные изваяния. — Вайолет знает Тейта? — удивленно спросила мать Аделаида. Нехитрые математические вычисления подсказали, что это невозможно, но тогда почему она о нем упомянула? Миссис Лэнгдон, у которой что-то сдавило в груди, хватала ртом воздух, не в силах сказать хоть слово. Она думала, что больше никогда не услышит о своем давно погибшем сыне, не увидит его и других сыновей, но, кажется, Тейта, навсегда застрявшего в их старом доме, как и все мертвецы, это не устраивало. Констанс знала, как сильно он ее ненавидит, но что если все эти убийства происходят только потому, что она, прекрасно осведомленная о том, что Тейт, Альбин и Борегард все еще в этом мире, упорно делает вид, что их не существует, хотя нередко видит в окнах знакомые силуэты? От ужаса, пробравшего до костей, по спине пробежали мурашки. Миссис Лэнгдон понимала, чем ей грозит визит в сейчас пустующий соседний дом, но если уж Тейт захотел и нашел способ передать послание, значит, ему еще есть что сказать. «Кажется, пришла пора навестить своих детей, — решила она и выпрямила спину, найдя выход из этой непонятной ситуации. — А при Эдли они меня точно не убьют».***
2011
После следующего бессмысленного сеанса Вайолет, как и обещала самой себе, быстрым шагом отправилась в подвал. Она помнила, как шла за Тейтом через полутемные помещения, пока они не оказались в его убежище, где был матрас, белое кресло-качалка и стопки книг. Вай хотела кое-что проверить. Если парня не существует, значит, и в той комнате ничего нет. Примерно так рассуждала Хармон, когда приближалась к заветной двери. Помедлив, пару секунд, не больше, Вай, наконец, потянула створку на себя и оказалась в подвале, где сразу пожалела, что не взяла с собой фонарик — если на верхнюю часть лестницы еще попадало немного света, проходящего сквозь стекло двери, то внизу уже была полнейшая темнота. Где находится выключатель, Вайолет не знала, под рукой его не оказалось, поэтому подсвечивала дорогу телефоном. Этого, конечно, было недостаточно, но без хоть какого-то источника света она бы стопроцентно свернула себе шею. Считая повороты (их точно было больше шести в прошлый раз), Хармон осторожно пробиралась через залежи вещей. Пахло пылью и старостью и казалось, что помещения здесь просто бесконечные. Шевеление чего-то крупного в нескольких шагах от нее заставило девушку шарахнуться в сторону, выронив гаджет, который куда-то закатился и погас. Полная темнота упала на голову, в панике Вай несколько раз обернулась вокруг своей оси, и теперь она не знала, куда нужно двигаться. В висках застучало, во рту от страха стало сухо, как в пустыне, а перед глазами начали вращаться радужные круги. Шорох начал медленно приближаться. «Дура, — обругала себя Вайолет. — Ну зачем меня сюда понесло? Теперь умру здесь, никому даже в голову не придет искать меня в этом хламовнике». Хармон стала пятиться от источника шума и, как только проход стал чуть шире, побежала в неизвестном направлении. Сейчас повороты были не важны — главное было избежать того, что следовало за ней по пятам. Конечно же, почти сразу Вай споткнулась о какую-то железку и упала, ударившись коленями о каменный пол. Даже искры из глаз полетели, настолько было больно. Но ощущение появилось такое, что если ЭТО ее догонит, станет еще больнее. А потом все разом закончится. Уже смирившись со своей неминуемой гибелью, Вайолет закрыла лицо руками и вдруг почувствовала, что рядом кто-то есть. Кто-то живой и почему-то не атакующий. Она подняла голову и увидела, что перед ней стоял Тейт, который держал в руках телефон. Его лицо, подсвеченное дисплеем, было искажено, и казалось, что у него нет глаз — вместо них зияли бездонные провалы. Но все равно девушку затопила волна облегчения и благодарности. — Хармон, ты опять не смотришь под ноги, — недовольство в голосе Тейта было почти осязаемым. Идиотка, чуть не попала в зубы к Таддеушу. Щелчок, лампочка под потолком засветилась, на мгновение ослепив Вайолет. — Там что-то есть… — сказала она едва слышно, указывая рукой в сторону, откуда пришла. Лэнгдон равнодушно пожал плечами. Не мог же он объяснить, что ее чуть не растерзал сын первой хозяйки этого дома, пока сам парень выпроваживал из дома зачем-то пришедшую сегодня Эдли и чуть не опоздал. — Крысы, наверное. Он помог девушке подняться на ноги, осмотрел на предмет повреждений. Порванные колготки, содранная кожа на правой коленке. Улыбнулся. Опять правая. Тейт уже хотел выдать какую-нибудь шутку по этому поводу, чтобы разрядить атмосферу, но заметил ее все еще широко раскрытые от страха глаза и влажные щеки. Плачет что ли? — Я сейчас, — пробормотал он. — Никуда не уходи. Парень скрылся за углом. Несколько секунд — снова в руках аптечка, бутылка воды, упаковка печенья. Вай стояла перед ним, опираясь о какой-то старый комод, и шмыгала носом. — Не реви, Хармон, сама сюда пришла, никто не заставлял, — Лэнгдон протянул печенье. — Держи, шоколад не нашел. Девушка, двигаясь медленно, как во сне, приняла упаковку. Щипать на этот раз себя она не стала, боясь, что парень исчезнет. Нет, пусть он сначала выведет ее из этого проклятого подвала, а потом уже испаряется. Вай опустила глаза и рассмотрела предмет, оказавшийся у нее в руках. И правда печенье. — Ты же говорил, что слезы останавливают именно шоколадки. — О, — ухмыльнулся Тейт, — ты многое не знаешь о моих методах успокоения. Шоколад для таких красоток вообще не на первом месте. Вайолет несмело улыбнулась в ответ, а потом Лэнгдон провел ее к уже знакомому креслу-качалке, где он усадил девушку, промыл рану и обработал ее антисептиком. А когда из-за неосторожного прикосновения парня Вай зашипела от боли, Тейт подул на ранку, как в детстве, и, не удержавшись, на мгновение прикоснулся губами к молочно-белой коже чуть выше колена. — Не больно, правда? — почему-то хрипло спросил он, все еще не отстраняясь и согревая обнаженный участок тела Хармон своим дыханием. — Нет, приятно, — выдохнула Вайолет, ощутив, что сердце пропустило пару ударов. В груди екнуло, когда Тейт поднял голову и облизнул пересохшие губы. Екнуло, перевернулось и упало куда-то. Контакт глаз, частое дыхание, а потом Лэнгдон вдруг усмехнулся, разрушив хрупкое очарование момента: — В твоем возрасте синяки и ссадины на коленях зарабатывают уже другими путями, Вай, смекаешь? — Усердными молитвами? — после недолгой паузы спросила она, прекрасно поняв, что он имел в виду, но все еще надеясь перевести все это в плоскость шутки. — О, да, — расплылся в довольной улыбке. — Молодец, в обиду себя не дашь в случае чего. — Так ты хотел меня обидеть? — Нет, я … — Лэнгдон осекся, потому что вдруг ясно увидел в своей голове, чего именно он хочет от Вайолет. И эти картинки были более чем горячи. Он поморгал, приходя в себя. — Не важно. Так что ты здесь забыла? Тонкие пальцы сжали упаковку печенья, и содержимое внутри нее хрустнуло. — Хотела найти кое-что, — отводя взгляд, пробормотала Хармон, которая вдруг почувствовала себя не в своей тарелке. — Не кое-кого? — уточнил Тейт и шевельнул бровями. Парень помнил, как Вайолет улепетывала из дома несколько дней назад, едва его завидев, и не мог промолчать. — Нет, — отрезала Вай. — Этот кое-кто меня сам нашел. Лэнгдон пожал плечами. А что тут сказать, девушка была права. Победно улыбнувшись, Вайолет начала раскачивать кресло; Тейт сделал вид, что поверил, хотя оба понимали, что не только он искал встречи. Вайолет была достаточно смелой, чтобы признаться в этом себе, а Лэнгдону все и так было понятно. Звук скрипящих полозьев ритмично нарушал зависшую в воздухе тишину, Вай смотрела куда-то сквозь Тейта, ощущая, что внутри становится немного спокойнее. Все же убежище этого странного парня, который сейчас не сводит с нее глаз, ей не привиделось, а значит, она не совсем уж сумасшедшая. Лэнгдон снова уселся у ног Хармон, тщательно контролируя себя, чтобы даже ненароком ее не коснуться. Почему — он сам не мог себе объяснить. Возможно, не хотел снова испугать эту нервную девчонку. Возможно, боялся, что если снова ощутит мягкость и запах ее кожи, то потеряет тормоза и превратится в своего старшего брата, который брал что хотел, плюя на все вокруг. А ломать и убивать Вай ему не хотелось. Через несколько минут, когда скрипение старого кресла уже изрядно поднадоело, Тейт протянул Вайолет ладонь, в которую она, чуть помедлив, осторожно вложила помятую пачку печенья. Почему-то рядом с этим парнем у нее возникали проблемы с координацией и моторикой, а потому было логично, чтобы Лэнгдон расправился с упаковкой. Что он с успехом и сделал, когда ребята переместились на клетчатую поверхность старого пледа, прикрывающего собой матрас. Неловкое молчание тянулась, как жевательная резинка, и не желало заканчиваться. — Почему ты ходишь к доктору Тредсону? — все же не выдержав, полюбопытствовал Тейт, когда ароматная выпечка растаяла на языке, а от тишины начало сводить скулы. — Не задавай вопросы, на которые знаешь ответы, — ощетинилась Вай, и Лэнгдон чуть не ударил себя по лбу за такое резкое начало разговора. — Ты не выглядишь глупым. «Примем это за комплимент», — подумал Тейт и продолжил опрос: — Это из-за шрамов? Хармон поперхнулась воздухом, разом растеряв все колкие слова, вертевшиеся на языке. Когда он их заметил? Тейт тяжело вздохнул и закатал рукав своего полосатого свитера, продемонстрировав запястье, испещренное следами от старых экспериментов с лезвиями. Не дав Вайолет возможности хоть как-то отреагировать, он начал знакомить ее с каждой отметиной на коже и причинами, которые их вызвали. Старая история — бросивший семью отец, мать, не умеющая спать в одиночестве, проблемы и конфликты в школе, которая просто достала. Незаметно для себя Вай расслабилась и рассказала в ответ о Бене и его новой измене жене, о потере и похоронах так и не родившегося маленького братика, о переезде в город, который она ненавидит за его фальшивость и буржуазную пошлость, в дом, который ей никогда не нравился. Но Хармон ничего не сказала ни о Лие с ее чокнутой свитой, ни о своих тревогах и подозрениях по поводу галлюцинаций, которые едва не свели ее с ума. Неловкость испарилась без следа, когда ребята поделились настолько личным. Разговор наконец-то завязался, они перебрасывались репликами, как теннисным мячом, и много смеялись. Вай включила музыку, которая тягучим коконом обволакивала подростков, сидящих на одном пледе, поджав ноги. Было хорошо. По-настоящему, как давно не было у обоих. Правда при выборе композиций возник небольшой спор — Тейт отрицательно мотал головой на практически все перечисляемые имена исполнителей, поселившихся в плейлисте у Вайолет, и только Кобейн смог удовлетворить его музыкальные запросы, благо песен «Нирваны» на айподе было достаточно. Голос Курта негромко звучал из динамика, пальцы Лэнгдона как-то сами собой нашли руку Вайолет, и вот они уже гладят тонкое запястье, наслаждаясь шелковой нежностью кожи. Кажется, Хармон даже не заметила вторжения в ее личное пространство, погрузившись в воспоминания. Она рассказывала о том, что происходило с ней за двенадцать лет, а Тейт смотрел, как шевелятся ее пухлые губы, и думал о том, что хочет ее. Во всех позах. На каждой горизонтальной и у каждой вертикальной поверхности этого огромного дома. Вот так. Ни разу за его призрачное существование он не хотел секса. Да еще так сильно. Даже мыслей не возникало в эту сторону, а сейчас как будто переклинило, и все размышления сворачивали по одной и той же колее. Похоже, теперь Лэнгдон понял, что чувствует Альбин и почему он спит с каждым хозяином и хозяйкой этого дома с их согласия и без, но Вайолет… Нет, даже думать об этом нельзя. А пара журналов с голыми девицами должны остудить пыл. И вообще пора ее выпроваживать, иначе это может плохо кончиться. Прервав девушку на полуслове, Тейт напомнил, что ей уже пора — сеанс у дока закончился уже больше двух часов назад. Вайолет опомнилась у самой двери, когда поняла, что парень всю дорогу вел ее за руку. Она резко выдернула свою кисть из его ладони, переступила порог и, понизив голос, чтобы хозяин дома или домработница не услышали, спросила: — Ты-то что делал в том подвале? Как ты вообще попадаешь в чужой дом? Лэнгдон хмыкнул. Наконец-то дошло. — Это когда-то был мой дом, — также тихо ответил он и закрыл дверь за приоткрывшей от удивления рот девушкой.