***
1999
Маленькая фигурка, освещенная фарами, не могла сдвинуться с места, как будто ее пригвоздило к асфальту страхом. И если бы Вай прожила чуть дольше, то она бы удивилась, что перед глазами не промелькнула вся жизнь, как об этом пишут книгах. Но Хармон на тот момент было всего пять, а потому в голове стало пусто и гулко, ноги налились свинцом, перед глазами остался только надвигающийся свет и искаженное криком лицо водителя, который не успевал затормозить перед одетым в черное ребенком, застывшим на дороге, как суслик при возникновении опасности. Удар настиг Вайолет, когда она крепко-накрепко зажмурилась. Девочка ушиблась спиной и головой, когда ее что-то прижало к земле, а потом Хармон услышала удаляющуюся ругань из проехавшего мимо автомобиля. Нервы у хорошо подвыпившего мужчины, очевидно, сдали, даже несмотря на то, что происшествия удалось избежать. Лэнгдон не понял, что произошло, даже когда Вай почти неслышно закряхтела от тяжести его тела. Он услышал, что Хармон кричит, когда был еще на чердаке и пытался привести Эдли в сознание. Сначала Тейт даже не понял, что это голос Вайолет, и когда сообразил и оказался на улице, девчонка, преследуемая Троем и Брайаном, уже была у ворот, а потом и вовсе выбежала на дорогу. Лэнгдон, который в школе был хорош в легкой атлетике, едва не опоздал. Но он все же успел буквально за мгновение до того, как Вайолет попала под колеса, и принял удар бампера на себя. Оба откатились на лужайку соседей и замерли, не веря, что все обошлось. — Вот дерьмо! — послышались восторженные вопли близнецов. — Ты это видел? Мать твою, он же вышел из дома! А потом они с криками и улюлюканием бросились прочь от проклятого особняка, где томились больше двадцати лет. За ними несмело последовали еще несколько привидений. Тейт, который осознал, что находится вне территории дома, быстро сел и поставил Хармон на ноги. — Ты в порядке? — голос встревоженный и удивленный одновременно. Вайолет потерла затылок и ойкнула. Лэнгдон осторожно ощупал место ушиба, отмечая параллельно, что его дом пустеет на глазах. Призраки выходили один за другим и даже не оглядывались на свою старую тюрьму, а Констанс, вжавшаяся в ствол одного из деревьев, в ужасе зажимала рот, чтобы не выдать себя. Ей, конечно, тоже очень хотелось сбежать, но Эдли все еще была где-то в здании. — Это всего лишь шишка, Вай. Скоро пройдет, — и, чуть приобняв ребенка: — До свадьбы-то точно. Больше ничего не болит? — Спина немножко и все. А еще мне холодно. Маленькое детское тельце задрожало, но Тейт догадался, что дело не только в температуре воздуха — это стресс постепенно отпускал Вайолет. Лэнгдон крепче прижал к себе девочку и почувствовал, как она обняла его в ответ. — Домой хочу, — почти прошептала Вай, — к маме. — Конечно. Тейт взял Вайолет на руки и отнес к дому Хармонов. Ей было намного безопаснее находиться как можно дальше от призраков, получивших свободу, и поэтому парень твердой рукой постучал в деревянную створку. Через минуту на пороге появился улыбающийся Бен. Он открыл было рот, чтобы поприветствовать дочку — маленькую Дракулу, но осекся, увидев ее на руках у какого-то перепачканного грязью светловолосого парня. — Здравствуйте, мистер Хармон, — поприветствовал Лэнгдон отца Вай и передал ему девочку. Тот, как во сне, принял драгоценный груз. — Что здесь происходит? — Это мой сын, — идеально спокойный голос Констанс прозвучал неожиданно для всех троих. Лэнгдон дернулся и нацепил на лицо неестественно приветливую улыбку, от которой заныли зубы. — Бенджамин, твоя девочка едва не попала под машину, и он едва успел ее оттолкнуть с дороги. Где прохлаждается ваша няня? — Я не… — Значит, нужно следить за ребенком самим, — припечатала она и взяла Тейта под руку. — Нам пора, уже поздно. Лэнгдон, оборачиваясь на каждом шагу, следовал за матерью, пока ошарашенный Бен Хармон не запер дверь, и вмиг погрустневшее лицо Вайолет не скрылось за ней. — А теперь объясни мне, что произошло, — потребовала Констанс, когда они перешли дорогу. — Почему вы выбрались из дома? Альбин тоже где-то снаружи? — Понятия не имею, — огрызнулся Лэнгдон и высвободился из рук матери. Больше было не нужно притворяться, что она его не бесит, и терпеть прикосновения этой женщины Тейт был не намерен. — А где твоя дочь, не интересно? — Эдли он не тронет, а дру… Парень даже рассмеялся от уверенности в ее голосе голосе, и это заставило Констанс замолчать на полуслове. Черт, да она вообще не знает, на что способны ее сыновья! Лэнгдон быстрым шагом приближался к входной двери, и мать едва поспевала за ним. — Эдс на чердаке, с Бо. Кто-то ее вырубил, и не факт, что это был не Альбин. — Что ты говоришь? — раздражение поднялось внутри, как дрожжевое тесто. Щенок совсем распоясался, как только вышел из-под контроля. Мало она прикладывала руку к его воспитанию, слишком мало. И если старший сын миссис Лэнгдон никогда ей не подчинялся, и это было уже привычным, то внезапный срыв и неповиновение Тейта тогда, в 1994, стал катастрофой. — С ней все в порядке? — Сейчас узнаем, — бросил Лэнгдон на ходу, уже поднимаясь по лестнице. В доме было чересчур тихо. Мертво. Ни души не встретилось по пути на чердак — видимо, все покинули дом-убийцу. Но Констанс все равно боязливо осматривалась, поскольку не доверяла местным обитателям, умевшим прятаться прямо под носом и появлявшимся в считанные мгновения. Увидев лежащую на полу Аделаиду, Констанс вскрикнула и бросилась к ней. Женщина приговаривала что-то ласковое, гладила ее по голове, отталкивала руки Бо, который, невнятно мыча, старался что-то рассказать, успокоить мать, по которой скучал. Через несколько минут Эдли пришла в себя, и как только она смогла подняться, Тейт помог матери довести ее до дома и уложить в постель. Миссис Лэнгдон хлопотала рядом, предлагая дочери то воду, то молоко, то грелку, то игрушки, но Аделаида вцепилась в руку брата и лепетала, чтобы он больше не уходил. Тейт кивал, соглашаясь, конечно, останется — не вернется же в самом деле обратно в тот особняк, а потом она заснула беспокойным сном. А в его голове тем времени происходила напряженная работа. Парень уже выяснил у Констанс сегодняшнюю дату и судорожно вспоминал историю Хэллоуина. В памяти были какие-то отрывки: канун Дня всех святых, Самайн, тыквы, маски, дурацкие костюмы — и все это было связано со сверхъестественной дребеденью, в которую он превратился после смерти. Дьявол! У Лэнгдона от удивления даже приоткрылся рот. Сегодня ночью дверь между этим и потусторонним миром приоткрылась, и они, призраки, смогли протиснуться в эту щель и сбежать из дома-убийцы. Но, судя по тому, что при каждой попытке выйти из него в любой другой день их отбрасывало назад — гребаная огромная рогатка, — завтра все вернется на свое место. Лэнгдон осторожно высвободил руку из пальцев сестры, которая потянулась за ним даже во сне. Констанс сидела рядом, ловила каждое движение и, когда увидела, как Аделаиде на подсознательном уровне не хватало брата, поморщилась. Глупо, конечно, было ревновать дочь к мертвецу, но подавить в себе это глухое чувство недовольства просто не получалось. — Если с Эдли еще что-то случится, я тебя убью, — будничным тоном произнес Тейт, поднимаясь, и прямо посмотрел на мать. Почему-то у нее не было причин не поверить сыну, и миссис Лэнгдон слабо кивнула. — Скорее всего, утром я снова окажусь в нашем доме и не смогу выйти, так что не спускай с нее глаз. Удостоверившись, что его поняли, Тейт легко поцеловал Эдли в щеку и, не прощаясь с Констанс, вышел на улицу. До рассвета оставалось всего несколько часов, и их стоило потратить на что-то более приятное, чем общение с этой лицемерной лгуньей. Перед глазами появился океан, чьи темные воды волна за волной приближались к берегу, и Лэнгдон уже понял, куда ему нужно. А с Аделаидой все будет в порядке — она дома, в своей постели, и ей никто не навредит. Когда Тейт, полной грудью вдыхающий воздух свободы, миновал окна дома Вайолет, она не спала. Девочка лежала под одеялом и широко раскрытыми глазами всматривалась в темноту, в которой прятались монстры из страшных кошмаров, которые будут преследовать ее следующие двенадцать лет.***
2011
— Галлюцинация, — Лэнгдон уже больше часа мерил шагами подвал и будто не мог остановиться. — Галлюцинация, твою мать! Какого черта? Альбинос, качаясь в кресле, лениво следил за метаниями брата и щурился, как старый кот. — С чего она решила, что я ненастоящий? — Тейт словно поперхнулся последним словом и застыл на месте. Альбин ржаво хихикнул. — Да в вас обоих дури полным-полно. Лучше, если бы девка узнала, что ты мертвец? — Нет, — как-то растерянно. — Вайолет вообще не нужно об этом знать. — Тогда не стоит развлекать ее фокусами с исчезновениями. Ты же хочешь играть дальше? Лэнгдон почувствовал себя идиотом. Только что его брат, никогда не отличавшийся особой разумностью и склонностью к рациональному мышлению, предложил нечто похожее на план. Пожалуй, действительно не стоит начать с малого и перестать пугать Вай. Главное, чтобы она не начала принимать лекарства, которые прописал Тредсон — от них можно поехать головой и по-настоящему. — А еще нужно объяснение, какого хрена ты постоянно здесь зависаешь. Идеи есть? В тусклых глазах альбиноса медной монетой блеснул интерес к происходящему. Шоу с нерешительными Тейтом и Вайолет в главных ролях было, конечно, прелюбопытным, но новая забава обещала стать просто феерией. Местные обитатели никогда не задавались целью притворяться живыми, чтобы поддерживать контакт с немертвецами, а сейчас его младшему брату предстояло внушить своей подружке, что он обычный парень, не без странностей, конечно, а потом затащить ее в койку. Отличная (во всяком случае, на тот момент Лэнгдон посчитал ее именно такой) идея подняла голову внутри Тейта. — Есть. Констанс же придет до Хэллоуина? Две светловолосые головы сблизились, а дальше был слышен только шепот, практически не различимый в тишине. Парни выработали самую настоящую стратегию поведения, обсудили многие нюансы, даже приструнили близнецов и малыша Тэдди, который так и не поддавался дрессировке и только глухо ворчал на в сотый раз произнесенное «нельзя». Сценарий, актеры и декорации были готовы… Вот только Хармон следующие полторы недели так и не появилась в стенах дома-убийцы. Тейт видел, что Оливер недоволен тем, что Вайолет снова забросила занятия, хотя, казалось бы, хрупкий мостик взаимопонимания и доверия уже начал появляться между ними. Лэнгдон знал, что и как говорил Тредсон, когда Мойра отрицательно качала головой при произнесении фамилии Вай, но тот ни разу за это время не позвонил ни самой пациентке, ни ее родителям, как будто ожидал проблеска сознательности. Или нового кризиса, который, судя по лицу опоздавшей, но наконец-то явившейся на сеанс Хармон, все же произошел.***
Вайолет медленно шла вдоль дороги. Утренняя (почему-то было четкое ощущение, что сейчас именно утро) сырость проникала сквозь одежду, заставляя зябко передергивать плечами, туман стелился по земле, скрывая вязнувшие в почве ноги. И откуда в Лос-Анджелесе болото? Эта мысль заставила ее остановиться и оглянуться. Странно. Теперь она оказалась в лесу. Одинокая тропинка лентой вилась между деревьями, приходилось уворачиваться от веток, норовивших стегануть по лицу, а потом Хармон остановилась у кучи валежника*. И почему все это казалось таким знакомым? Что там, за этим сплетением веток, как будто специально наваленных поперек узкой дорожки — уж не индейский ли могильник? Хармон хмыкнула себе под нос, обошла валежник, протискиваясь под деревьями, и продолжила путь, завершившийся возле дома доктора Тредсона. Как она здесь оказалась, Вай не знала. Для чего — тоже. Но неясное чувство какой-то потери заставляло идти дальше. Кирпичное здание мрачно нависало над Хармон, окна зияли черными провалами, а на заднем дворе был разворошен газон, будто несколько кротов не знали, чем заняться, и рыли, рыли, рыли… Пахло влажной землей, как на кладбище. Внезапное осознание, что то, необходимое ей, находится прямо здесь, под слоем почвы, швырнуло Вайолет на колени. Хармон начала рыть. Руки отбрасывали холодные твердые комья в сторону, земля забивалась под ногти, и чувство, что у нее закачивается время, стучало где-то в висках. Через несколько минут непрерывной работы, от которой начало ломить плечи и спину, сквозь влажную черноту Вайолет увидела бледное лицо. И это было не просто лицо. Это был Тейт, которого закопали за домом. Сердце будто остановилось. А потом понеслось с такой скоростью, с какой ее руки должны освобождать Лэнгдона. Подвывая и раз за разом проговаривая его имя, Хармон снова стала разгребать землю, чтобы помочь, чтобы Лэнгдон смог дышать. Вайолет наклонила голову и прислушалась. Нет. И на шее не дрожит под пульсом кожа. Но он не может по-настоящему умереть! Разозлившись — как он посмел так поступить с ней — Хармон ударила кулачком парня по высвобожденной из-под земляного гнета груди. Еще раз. Еще. «Очнись, очнись немедленно, Тейт, пожалуйста», — приговаривала она, все еще надеясь, что парень сейчас сделает глубокий вдох, улыбнется и выдаст очередную пошлую шуточку. Ничего. Он был стопроцентно мертв. Плача — слезы обильно поливали застывшее лицо мертвеца — Вай снова склонилась, чтобы поцеловать его. Хотя бы на прощание, раз уж при жизни это сделать не удалось. Да чего уж — они даже не обнимались после того, как Хармон чуть не упала на него с лестницы в первую встречу. Губы парня были холодные, твердые, будто высеченные из мрамора. Вайолет осторожно прикоснулась к ним, чуть помедлила и отстранилась. А потом Лэнгдон открыл глаза.***
Хармон рывком вынырнула из своего, пожалуй, самого страшного за последнее время кошмара. Все лицо было мокрым от ледяного пота, сердце колотилось где-то в горле. Черт возьми, не стоило читать Кинга перед сном, уставший мозг уже не справляется и переплетает ее жизнь с книгами** Короля ужасов. Но причем здесь Тейт? Перед глазами снова встало его лицо, просвечивающее сквозь землю, глаза, в которых не было мысли — только пустота, да они вообще не были похожи на человеческие, и Вай огромным усилием отогнала от себя этот образ. Ей просто снова нужно к доктору. Значит, после школы…***
Тейт не успел показаться Хармон или переброситься словом-другим до сеанса, а потому решил для себя, что узнает причину отсутствия девушки вместе с доком, и сел рядом с Вайолет, жадно всматриваясь в каждый ее жест, поскольку Вай не проронила ни слова после вялого приветствия, которое по своей громкости могло сравниться разве что с шелестом осенней листвы. Оливер целый час пытался добиться от нее хоть какого-то ответа, провоцировал хотя бы на грубость, но все было безрезультатно. Хармон погрузилась в свой мир, кадр за кадром прокручивая в голове свой последний сон, и ни на что не реагировала. Ее застывшее лицо было похоже на бледную маску прежней Вайолет, и это все больше не нравилось и Тредсону, и Лэнгдону. Только когда сеанс закончился, запись на диктофон была остановлена, пухлый блокнот, который на памяти Вай Оливер не выпускал из рук, оказался на низком столике, стоящим справа от кресла, док спросил, как поживают Вивьен и Бен. Дело в том, что он и Хармоны договаривались о встрече на прошлых выходных, но она по неизвестной причине не состоялась — супруги просто не явились в назначенное место без предупреждения, и Оли хотелось знать, что с ними случилось. Девушка, услышав имена родителей, расплакалась и наконец заговорила. Оказалось, что больше недели назад на пороге их дома появилась какая-то девица, утверждающая, что она ждет ребенка от Бена. Ее встретила, конечно, Вивьен, которая, как выяснилось накануне, тоже беременна. Вайолет не подслушивала, вовсе нет, но они так кричали, обвиняя друг друга во всех грехах, что звук пробился даже сквозь музыку, которой Вай отгораживалась от окружающего мира. А дальше было несколько суток нескончаемых скандалов, вызвавших ощущение, что родители даже на обед или сон не прерывались. И не обращали внимания на дочь, как будто ее не существовало. — Я не могу больше это ни видеть, ни слышать, дядя Оли. И что делать, тоже не представляю, — Хармон горько вздохнула и добавила: — Хоть из дома беги. Пока Вай рассказывала о внезапно настигнувшей их семью беде, Тредсон молча вертел в руках карандаш, даже грыз его по старой ученической привычке, от которой так и не смог избавиться. И только когда он понял, что крестница выговорилась, Оливер задумался, коря про себя Бена, который так ничему и не научился на той ошибке, которую Вивьен в 1999 году ему простила. Второй раз она вряд ли сможет это сделать, а значит, крепкая лодка семьи Хармонов, со всего маху врезавшаяся в скалу под названием Измена, скоро пойдет ко дну, утаскивая за собой и без того нестабильную Вайолет. М-да. Нехорошо. Молчание прерывало только отчетливое тиканье старых часов и остаточные девичьи всхлипывания. Они становились все тише, реже, а после и вовсе прекратились. Вай постепенно успокаивалась, не замечая пристального взгляда Лэнгдона, а Тредсон, похоже, уже придумал, как ей действовать дальше. Если согласится, конечно. Он снова взял в руки свою записную книжку, кое-что в ней уточнил и просветлел лицом. — Вайолет, — начал он, мягко улыбаясь, и девушка перевела на доктора неожиданно взрослый взгляд. — У меня есть идея. Лэнгдон насторожился. Кажется, он понял, что придумал доктор, и это ему не понравилось. И одновременно понравилось просто до безумия, потому что он, оказывается, соскучился по этой девчонке и ее тараканам в голове. Парень сжал кулаки на удачу и обратился в слух. — Какая? — в голосе Вай была не то чтобы заинтересованность, но что-то похожее на нее. Во всяком случае, хоть какая-то эмоция, пришедшая на смену безразличию. Честно говоря, Тейт предпочел бы, чтобы Тредсон промолчал. Или произнес что-нибудь бессмысленно-утешающее, мотивирующее и отправил девушку домой, но Оли действительно нашел выход из ситуации. — Бежать из дома неизвестно куда — очень плохая мысль, и ты знаешь это в глубине души. — Вай кивнула. — Я понимаю, что сейчас это желание очень велико, что ты не хочешь слышать, как твои родители постоянно ссорятся. И… — Оли замолчал, создав интригующую паузу и пожевал губу. Хармон вся подалась к нему, ожидая, что же будет за этим самым «и». — Это возможно. Родители будут знать, где ты живешь, смогут разрешить свой конфликт, пока ты будешь в покое и под присмотром. Вай нахмурилась, не понимая, к чему ведет Оливер. Она вопросительно качнула подбородком, призывая к пояснению идеи, взорвавшей внутри головы Тейта десяток-другой праздничных петард, потому что он уже знал, что Вайолет согласится. — Все очень просто. Я пять дней в неделю почти круглосуточно нахожусь в клинике на другом конце города, и будь у ее хозяина еще меньше совести, он бы вообще не отпускал меня домой, а запирал наравне с пациентами. А мой дом в это время пустует. Так что если ты не боишься оставаться одна в таком большом здании, — он очертил рукой круг, — то добро пожаловать. — Вы серьезно? — недоверчиво спросила Вайолет. Ерунда какая-то. Не может же на самом деле Оли предлагать ей переехать? — Разве я похож на шутника? — Вроде бы нет. Нет, — исправилась она, чуть подумав. — А это точно удобно? — Конечно, Вайолет. Ты передохнешь от скандалов, успокоишься, родители примут какое-нибудь адекватное, будем надеяться на это, решение, а потом, глядишь, у вас все наладится. Да и для меня это будет полезный опыт, — он подмигнул. — Всегда было интересно, каково это — иметь дочь-подростка. Хармон неуверенно улыбнулась, все еще не веря в происходящее. Кажется, у нее действительно появилась возможность на время сбежать из дома, превратившегося в сумасшедший, который и без того Вай не нравился. А теперь родители еще затеют развод, переезд, раздел имущества и детей… Боже, еще и младенец однажды появится на свет и будет кричать как резаный сутки напролет. Кстати, об этом подумал и Тредсон, но не стал говорить о том, что может растревожить едва успокоившуюся Хармон, и перешел к обсуждению практических вопросов. Все-таки он еще ни разу не жил в одном доме с женщиной, пусть и такой юной, да и она привыкла к совершенно другому существованию. — На втором этаже есть три гостевые спальни, можешь выбрать любую. Домработница приходит два раза в неделю перед моим приездом, если попросишь, что-нибудь приготовит, не захочешь — питайся в городе или пользуйся доставкой. Можешь привести подруг, если станет скучно. Ночевки и пижамные вечеринки не запрещаются, а вот парней таскать не рекомендую. — Я… — возмущенно начала Вай, у которой отчего-то вспыхнули щеки, и доктор примирительно поднял руки. — Я пошутил. И предупредил заранее, вдруг найдешь себе приятеля. Лэнгдон, услышав эти слова, скрипнул зубами. Парень был уверен на все сто, что если Вай кого-то сюда приведет, то гость сдохнет почти сразу и последним, что тот увидит, будет его, Тейта, лицо. За своими гневными мыслями Лэнгдон потерял нить беседы и включился только на следующих словах: — И еще, Вайолет. Тебе же знакомо словосочетание «личное пространство»? Девушка энергично кивнула. — Еще бы. — Мне все равно хотелось бы уточнить. Я не вмешиваюсь в твою жизнь, пока не попросишь помощи помимо сеансов, но и ты, если увидишь запертые двери, не будешь пытаться их открыть. Договорились? Вай хихикнула. Почему-то ей в голову пришла мысль, что у ее доктора есть комната, набитая игрушками для взрослых. Или куклами, которых он наряжает по ночам в кружевные платьица и устраивает чаепития. Но сказала она, разумеется, совершенно иное: — Да, я помню сказку о Синей бороде. Лэнгдон, беспричинно улыбаясь, исчез из кабинета. Тредсон удовлетворенно откинулся на спинку кресла. — Ты очень умная девочка. Помочь перенести вещи? ____________________ * https://vk.com/photo440741169_456239040 ** В сне Хармон сочетаются сцены из романов Стивена Кинга «Кладбище домашних животных» — тропинка, ведущая к индейскому могильнику, и «Жребий», где ребенок, которого похоронили, а потом откопали, открыл глаза.