***
Весь свой гнев, всю злость Тейт вложил в этот поцелуй, а потому не сразу почувствовал, что Вайолет так же отчаянно ему отвечает, а ее слабые руки уже обхватили его шею. Нужно остановиться, им просто необходимо остановиться! — Вайолет, — прошептал он, пытаясь отстраниться, — Вай, не надо. Хармон смотрела на него, будто не понимала, что ей говорит Тейт. Она и не хотела ничего понимать, поэтому молча стянула с себя кардиган и снова прижалась к тяжело дышащему Лэнгдону. — Вай! — он снова попытался отстраниться, но ничего не вышло. — Так нельзя, у тебя просто стресс. — У меня стресс, — согласилась Вайолет, не отводя взгляда от неестественно сверкающих глаз Лэнгдона, сунула руки ему под футболку и несмело поцеловала. Это было последней каплей. Как они оба оказались на кровати, куда пропала одежда, почему стало так жарко — никто не понял. Остались только двое и их прикосновения, поцелуи, от которых все внутри плавилось, и объятия, спаявшие двоих в одно целое. Вай практически растворилась в ощущениях, но вдруг замерла. У нее не было сил сказать, что она еще никогда и ни с кем… Но, кажется, Лэнгдон и так это знал. Он тоже замер, тяжело дыша, навис над ней, опираясь на локоть, и всмотрелся во влажно блестящие глаза напротив. Настольная лампа с все так же наброшенной футболкой освещала испуганное лицо Вайолет. — Ты… хочешь, чтобы я остановился? Ее руки на его щеках, дыхание Тейта обжигает уже припухшие губы, и Вай чувствует, что Лэнгдон не смог бы остановиться, даже если бы она попросила. Если бы она захотела попросить. — Нет, не надо, только… Только сделай все правильно, ладно? Огонек, вспыхнувший на дне зрачков парня, услышавшего эти слова, был практически осязаемым. Вай буквально ощутила, как он опалил ее щеки, заставив их вспыхнуть смущенным румянцем, и закрыла глаза, оставив Тейта созерцать ее раскрасневшееся лицо, дрожащие ресницы, приоткрытые губы и дрожащую от бешеной скорости сердцебиения венку на тонкой шее. Что она сказала? Сделать правильно? Он понятия не имел, что Вайолет имела в виду под «правильно», но волна невыносимой нежности к этой девушке просто накрыла Лэнгдона с головой. Ее чувства, ее абсолютное доверие к нему были чем-то новым, волнующим и очень приятным, а потому он просто не мог допустить, чтобы после этой ночи у Хармон остался неприятный осадок неудовлетворенности. Значит, сегодня все будет только для нее, а со своим возбуждением Тейт уже привык справляться самостоятельно. Ну, почти привык. Лэнгдон снова целовал Вайолет, ее дыхания, нежности, сладости было слишком много для Тейта, и он готов был зарычать, потому что ему нужно еще больше. — Вай… Вайолет…моя Вай, — шептал он, спускаясь поцелуями вниз и слушая ее прерывистое дыхание. Тонкая кожа горла, ключицы, грудь, плоский живот, бедра, худенькие колени — ничего не осталось без красноватого клейма от его губ. А потом Вайолет почувствовала, как пальцы Лэнгдона коснулись ее там, где еще никто не касался, и паника вдруг захлестнула девушку. Осознание того, что они делают, вдруг открыло ей глаза, и Хармон попыталась свести ноги, сжать их, как-то закрыться, но Тейт не позволил сделать этого, осторожно погладив чувствительный бугорок клитора, отчего Вай издала первый тихий стон, заставивший парня довольно улыбнуться. Он знал, что из этих губ каждый звук будет сладким, но не думал, что настолько, а потому сделал еще одно медленное круговое движение, прошившее тело Вайолет сотнями маленьких разрядов тока, и попробовал следующий стон на вкус. К черту шоколад теперь, это было намного, намного слаще. Горячие волны брали начало под руками парня и путешествовали по телу Хармон, заставляя ее выгибаться от удовольствия, а Тейт не переставал массировать маленький комочек нервов, ловя губами каждый звук, издаваемый Вай, и понимал, что он себе больше не принадлежит. Что он теперь — весь ее, весь, со всеми своими чертовыми потрохами, и что Вайолет создана для него одного. Почувствовав, что его пальцы соскользнули, и один теперь уже в ней, Хармон беззвучно ахнула. А потом его язык где-то там, внизу, выбил все из ее головы, и через несколько секунд? минут? лет? мир взорвался миллионом фейерверков, оставив Вай ощущать яркие вспышки, и вздрагивать, когда они касались ее кожи с обратной стороны. Тейт ощущал, как маленькие мышцы сжимались вокруг его фаланги, и понял, что умрет, если не получит Хармон целиком, что все его помыслы о том, чтобы подарить удовольствие только Вай, полетели куда-то в ад. Девушка, еще покачиваясь на волнах первого в ее жизни оргазма, неясно воспринимала происходящее. Какое-то движение, тихий шелест фольги, вместо пальцев Тейта что-то горячее и очень твердое, его сбивчивый шепот возле уха… И Вайолет, задрожав, тихо всхлипнула от резкой вспышки боли, когда он вошел на максимально возможную глубину. — Прости, — рассеянные поцелуи покрыли ее лицо и шею. Щеки Хармон были влажными и солоноватыми на вкус, и Лэнгдон уже ненавидел себя за то, что она сейчас чувствует, проклинал собственный эгоизм, но где-то на задворках сознания просыпалось непрошеное ликование. Потому что он был у нее во всем первым. — Прости меня, Вай. Тейт поднял голову, всмотрелся в лицо Вайолет, и у него что-то сжалось в груди. Ее глаза все еще были зажмурены, губы по цвету слились с бледными щеками, дыхание со свистом проходило сквозь сжатые зубы, ей, черт возьми, было больно, а ведь он всегда утверждал, что нельзя причинять боль тем, кого любишь. Лэнгдон тут же пообещал себе, что это было в последний раз, снова начал целовать нежную шею, а потом почувствовал, как ее руки ожили. Они заскользили по его спине, вычерчивая замысловатые узоры, безвольно, бессильно, но как только пальцы Лэнгдона вернулись к чувствительному бугорку, движения вдруг обрели смысл, и теперь она знает, чего хочет. Тейта, и как можно ближе. Хармон несмело подалась ему навстречу и услышала рваный вдох Лэнгдона, прилагающего невероятные усилия, чтобы контролировать себя и дать Вай немного времени. Но ощущения от того, что он внутри, этот невыносимо сладкий обволакивающий жар кружили голову, отодвигая голос разума куда-то на задний план, и сдерживаться больше не было возможности. Губы нашли друг друга, поцелуй оказался чем-то необходимым, сродни кислороду, а потом Вайолет просто утонула в бескрайнем океане ощущений вместе с Тейтом.***
— Было очень больно? — спросил Тейт, когда они уже смогли дышать. — Нет, — тихо ответила Вай, наблюдая за тем, как его пальцы скользят по почти прозрачной коже запястья, спускаются к ладони, проводя по всем этим линиям, что так любят рассматривать хироманты, предвещая долгую жизнь и вечную любовь. Вайолет улыбнулась, вспомнив ощущение от прикосновений огней фейерверка, взорвавшегося у нее внутри. — Было ярко. — Мне тоже, — Тейт улыбнулся ей в ответ, чувствуя себя по-идиотски счастливым. Он и не знал, что такое вообще возможно, но с Вай жизнь даже после смерти открывала новые прекрасные стороны. Хармон лежала в уютных объятиях, а в голову лезли всякие глупости. События сегодняшнего дня потеряли актуальность, и пусть на вопросы, что стало с этими маньяками-подражателями и почему Бьянка солгала по поводу секса с Лэнгдоном, ответов пока не было, да и говорить об этом не хотелось. А вот то, что Тейт сказал перед тем, как они…хм, оказались в постели, назовем это так, потому что Вай пока не могла подобрать верного определения, сейчас казалось единственно важным. — И я тебя люблю, — выдохнув, как перед прыжком, наконец прошептала она и почувствовала, как объятия стали крепче. Вот так, самое главное сказано, а что будет дальше — будет дальше. Быстрый поцелуй в пушистую макушку, возня под одеялом, тихий разговор, прерывающийся соприкосновениями губ — все было будто бы не впервые. Темы менялись, ребята смеялись, и было так хорошо, что наступление утра казалось чем-то очень далеким и почти фантастическим. Ну и черт с ним, такие моменты слишком ценны, чтобы их прерывать по такой прозаической причине, как сон. Вайолет рассказывала о планах ее отца относительно Гарварда, выражала сомнения по поводу своего будущего, распланированного родителями едва ли не с самого ее рождения, и Тейт понял, что это не ее мечты. А вот кем она хотела стать, будучи ребенком, Хармон так и не сказала. Перевела вопрос на него самого, и Лэнгдон, чуть помявшись, признался. — Я хотел стать поэтом, — улыбнулся одобрительному мычанию Вай, уже уткнувшейся ему в подмышку. — Меня всегда привлекало творчество Байрона, представляешь, я даже сочинял что-то — про природу, про зверюшек, птичек, ну, для Эдли. Но у меня никогда не получались стихи о любви. А настоящие поэты без этого никуда. Вай не могла с этим не согласиться, и в голове появилась картина, где Тейт сидел за заваленным бумагами столом и вдохновленно что-то писал пером. Светлые волосы растрепаны, видимо, от того, что он периодически запускал в них пятерню, на щеке красуется маленькое пятнышко от чернил, скомканные листы с неудачными, на его взгляд, вариантами стихотворения лежат у его ног, а в глазах полыхает огонь, потому что он создает шедевр для любимой, для нее… Хармон беззвучно засмеялась своему разыгравшемуся воображению, едва не нарядившему парня в камзол и напудренный парик (хотя в этом он был бы очарователен), поцеловала бледную кожу на его груди, ощутив какой-то старый шрам, даже несколько, но узнать об их истории у нее еще будет время, не сейчас, нет, и спросила: — Сколько тебе лет? — Семнадцать, — Тейт ответил почти без запинки, да и с чего бы ей взяться, вопрос-то элементарный. — Неужели ты за семнадцать лет жизни ни разу не был влюблен? — не то чтобы удивление, но нечто похожее прозвучало в ее голосе. Почему-то девушка была уверена, что у Лэнгдона было не одно любовное приключение. Нет? Как же ты точно сформулировала вопрос, Вай. «Семнадцать лет жизни». Тейт слегка тряхнул головой и ответил вопросом на вопрос: — В десятилетнем возрасте считается? Вайолет сосредоточенно свела брови на переносице, как бы обдумывая вероятность серьезности симпатии у ребенка такого возраста, и чуть отстранилась, чтобы видеть его глаза. — Если она была классной соседской девчонкой, то да. Лэнгдон даже засмеялся. — Вообще это была женщина, которая спасла мне жизнь. Зверь напал, а она отогнала. — О, — выдохнула она, поняв причину его веселья. — Понятно. — А ты? — вдруг спросил Тейт. — Отгоняла ли я зверей? — улыбнулась Вайолет, прекрасно понимая, о чем он спрашивает. Но все же ей хотелось, чтобы Лэнгдон произнес это слово. — Ты в кого-то влюблялась? — странное напряжение в голосе, как будто ему действительно было дело до ее ответа. Выдержав поистине театральную паузу, Хармон вздохнула. — Да, мне было пять, и он спас мою коленку. А потом скормил половину шоколадки. Классный парень, кстати, ты на него слегка похож, но не то, не то. — Не то? — нарочито сердито прорычал Тейт, нависнув над уже смеющейся Вайолет, и прикусил кожу на ее плече. — Не то, говоришь? Возня возобновилась, парень начал щекотать задыхающуюся от хохота извивающуюся девушку, которая пыталась отбиться, но поняв бесполезность своих этих попыток, обхватила ногами его бедра и потерлась грудью об его грудь. Игра внезапно сменила вектор не нечто намного более интересное, а потом звук будильника, прервал пожар, начавшийся буквально от одного правильного движения. Разочарованно простонав, Тейт, откатился и отключил телефон. — У меня получится уговорить тебя прогулять сегодня школу? — задумчиво спросил он, наблюдая, как Вайолет, прикрываясь одеялом, выбирается из постели и подбирает разбросанную по комнате одежду. Вай засмеялась, бросила в него ком из джинсов и футболки и скрылась в ванной. — Я влюбленный идиот, — резюмировал Тейт вполголоса и отправился вслед за Вайолет. Мало ли, вдруг ей понадобится помощь — шампунь там подать или спинку потереть… За шумом воды они не услышали, как в комнате прошелестели чьи-то шаги. Секретов в этом доме было не утаить.