Перекресток

Солнце ярко светило, оставляя радужные блики на окнах, отражаясь во вчерашних лужах. «Почему солнце такое яркое? — думала Катя. — Таким оно бывает когда весело, когда хочется просто жить и ни о чем не думать. Но сейчас?.. Будто бы сейчас и нет никакой войны вовсе». Из окна вагона Катя видела на соседних путях мокрые крыши состава, также готового к отправке. По перрону мельтешили люди, помогавшие студентам занести в вагоны их вещи. Все прощались со своими родственниками. Катю с детьми провожал только Алексей — со всеми остальными они попрощались еще в поселке. Алексей ухватился за спущенную раму окна и заглянул в купе: — Всё? Ну, кажется, всё. Он вытащил из кармана платок, зачем-то встряхнул и убрал. Катя знала, что он тоже не находил себе место и нервничал. Она помнила, как позавчера он заявился к ней в дом и с порога сообщил, что она уезжает в эвакуацию. Не предупредил, не предложил, а поставил перед фактом — едешь и точка. Катя не хотела уезжать. Она весь вечер с ним скандалила, говорила, что никуда не поедет, что ее место здесь и поэтому она должна остаться. Но Алексея было не переспорить. Валентина Сергеевна же, узнав об этом, наоборот, говорила, что Кате повезло, да и детям в эвакуации будет намного лучше. Но Катя будто бы чувствовала, что может случиться что-то непоправимое, если она покинет поселок. И потому она так не хотела уезжать куда-то. — Катерина, ты знаешь, где аптечка? — спросил Алексей, продолжая заглядывать в купе. Катя с окаменевшим лицом сидела на скамье. Близнецы сидели рядом с ней, не особо понимая, что происходит, и изредка бросали полные непонимания взгляды на мужчину. — Что ты сказал? — пролепетала женщина, будто выходя из какого-то транса. Он утомленно махнул рукой: — Я сказал — будьте практичнее. Алексей попробовал закурить. Табак отсырел, сигарета не зажигалась. — Фу-ты, черт! — пробормотал он. Заметив, что дети как-то приуныли, он попытался приподнять им настроение: — Так, малец, — он посмотрел на Митю и погрозил ему пальцем, — чтоб мать защищал, понял? А ты, — он перевел взгляд на Настю, — ты… — Леш, — перебила его Катя, — неужели мы все-таки едем? Куда? Зачем? — Я же сказал, это все ради вашей безопасности. — Мы и в поселке были в безопасности. — Катя, это же военный аэродром… Сама понимаешь, что это очень опасно. — Но ведь… — Я буду вам писать, обещаю. Катя уронила лицо в раскрытые ладони. У нее болело сердце. С самого утра ее преследовало чувство, будто что-то идет не так… Ей казалось, что сейчас она прощается с Алексеем навсегда. Эшелон медленно двинулся. — Алексей! — внезапно сильно бледнея, воскликнула Катя, вскакивая со своего места и высовываясь из окна. — Катерина! — громко говорил он, шагая рядом с вагоном. — Ну скажи что-нибудь на прощанье! — она чувствовала, как по ее щекам потекли слезы. — Что сказать? — добродушно улыбнувшись, спросил Алексей. — Подумай… Всегда найдётся что-то важное для такой минуты. — Я… я очень люблю тебя! — Не то! — Вы справитесь там! — Не то! — Я буду писать тебе! — он начал отставать от вагона. — Не надо! — Вы едете в Среднюю Азию! — прокричал Алексей и через мгновение скрылся из виду. — Вот… Замелькали дома, крыши, заборы, трубы… Значит, Средняя Азия?.. Катя закрыла глаза. Алексей пообещал ей, что они уедут не слишком далеко от Миллерово. Уже тогда Катя заподозрила что-то неладное — смысл ехать куда-то недалеко от дома? Но тогда она не придала этому особого внимания, а зря. Алексей специально умолчал о том, куда она на самом деле поедет, иначе бы она точно отказалась. Вздохнув и раскрыв глаза, Катя откинулась на сидении. Что ж, другого выбора у нее нет… Утерев слезы тыльной стороной руки, он притянула затихших детей к себе. — Мам, — послышался тихий голосок Мити. — Да? — А где эта Средняя Азия? — Далеко… Они одни в купе, забитом багажом технического института. Черная земля, деревья, овраги, до горизонта пустые поля мелькают в окне. Ветви гнутся под ветром, как прутья. Мутные облака текут в небе, поезд никак не обгонит их. Эшелон шел без остановок мимо разъездов и станций.

***

Казалось, горы близко: стоит пройти вверх по улице, там они упираются темным подножием в головной арык… Катя поднялась к головному арыку. Вода шумела и брызгалась, разбиваясь о камни, а горы ушли, и стало видно, что они далеко. На вершинах сверкал снег. Вот уже несколько дней Катя бродила по незнакомому городу, который похож был на сад. Все было незнакомо и ново. Ей нужно было начинать новую жизнь. Женщина с детьми поселилась в маленьком домишке на окраине города. Ступеньки крыльца покосились, под ногами скрипели и шатались половицы. Возле домика стоял старый тополь, роняя на черепичную крышу увядшие листья. Хозяйство у Кати налаживалось плохо. Она привезла из дому все, что только смогла, но забыла кастрюли. Она не знала, как и что нужно устраивать, но повесила на окно занавеску, радуясь, что не нужно затемняться. В городе по вечерам горели огни. Бомбежек не было. Неизвестно откуда, к Кате пришла уверенность, что война скоро кончится и она вернется назад под Миллерово. На второй день нахождения в новом городе Катя поняла, что сидеть без дела явно не может, поэтому решила найти себе работу. Войдя в проходную оборонного завода, Катя показала свой паспорт, с необмятым переплетом и жесткими, хрустящими листочками. — Вам куда? — спросил сидящий в проходной пожилой мужчина. — В отдел кадров. В коридоре заводоуправления Катя невольно остановилась возле раскрытой двери завкома. Человек невысокого роста, с густой шапкой седеющих волос стоял спиной к двери. Еще при входе в заводоуправление она услышала раскаты его голоса. — Сто процентов — довоенная норма. Двести — норма на сегодняшний день. Триста — на завтра. Бойцы тыла, на штурм! Летучка кончилась. Мужчина с седой головой обернулся; черные брови удивленно поднялись, когда он увидел стоящую в дверях Катю. — Откуда? Эвакуированная? — загремел он. — Куда вы хотите? На канцелярскую работу? — В цех, — краснея, ответила Катя. — Что вы умеете? — Научусь. Вам нужны рабочие? — Нет смысла. Не-ра-ци-о-наль-но, — это слово директор завода выговорил по слогам. — А знаете, похоже на панику. Вы кто по специальности? — Учитель начальных классов… — Ну вот и идите в школу! Катя умолчала о том, что в местной школе она уже была. Лишний учитель там не требовался. — Но сейчас… — она вздохнула. — Я должна быть там, где нужнее. — А разве мы не должны думать о завтрашнем дне? Нет, идите и воспитывайте подрастающее поколение! — Но у меня дети!.. — воскликнула она. — У всех дети, — мужчина не дал ей договорить, произнеся эти слова тоном, не терпящим возражений. Вздохнув, Катя развернулась и пошла на выход. Она поняла, что тут ей больше делать нечего. Она побывала в школе, в библиотеке, даже в столовой, но всюду одно-единственное препятствие вставало на ее пути — нигде не требовались работники. Однако вернуться к прежнему сидению в нелюбимой и все еще не обжитой комнате Катя не могла — ей надо было как-то кормить детей. И поэтому Катя продолжала искать. Придя домой, она приготовила на ужин тыкву и початки крепко посоленной отварной кукурузы. Женщина знала, что не только она постоянно испытывала голод из-за такого «витаминного» ужина, но и дети тоже, но ничего поделать с этим не могла — больше есть нечего было. Пока дети ели, Катя сидела у коптилки, закутавшись в платок. Она не читала, не шила, а просто наблюдала, как тянется вверх тоненькая струйка копоти. Ей было очень плохо. Она понимала, что нельзя же так жить, как живет она: пережидать и спасаться. Всю свою жизнь она бежит куда-то, пытаясь забыть прошлое и найти свое счастье. Да вот что-то оно никак не находится… Всегда есть что-то, что мешает ей и заставляет бежать дальше. Но ведь не может же она бегать и дальше? Ей надо воспитывать детей… На следующий день Катя задержалась на перекрестке, чтобы пропустить санитарный автобус. Автобус остановился у госпиталя. Открыв заднюю стенку, санитары осторожно выдвинули носилки. Тогда Катя увидела лицо, совсем юное, но обросшее курчавой каштановой бородой, высокий желто-белый лоб. Санитары качнули носилки, с носилок неловко повисла рука. Женщина поспешно шагнула и осторожно поправила руку. Раненый открыл глаза. Катя прислонилась к перилам крыльца. Сердце ее дернулось резким толчком и застучало часто и больно. Она стояла и смотрела, как из автобуса выдвигали одни за другими носилки. Когда автобус уехал, она решительно вошла в госпиталь…