Тотем

      

Это не о нас

             Шерлок смотрел на облезающую кожу своих обожжённых ладоней. Путешествие по раскалённой трубе напомнило о себе в человеческом теле. Подгоревшие усы обратились для него беспричинным насморком.       Джон молча заваривал им кофе, пытаясь много не думать, чтобы не чувствовать себя ещё более странно. Пробуждение с Шерлоком в одной постели перемешало в нём чувство неловкости с любопытством.       — Ты знаешь, я ведь не раз слышал мурлыканье сквозь сон. — Джон натянуто улыбнулся, ставя перед ним на стол чашку ароматного чёрного кофе. — Значит, мне не чудилось.       — Нет, — нейтрально ответил Шерлок.       В тот момент он не походил на человека, готового вести серьёзный разговор. Да и говорить, на его взгляд, было не о чем. Джон заметил эту отстранённость, но отступать не собирался.       — И как давно это началось?       — Спустя месяц после твоего переезда.       — Почему не сказал?       — Какой смысл?       Джон кашлянул и нахмурился.       — Потому что это важно?       — Не думаю.       — Шерлок…       Джон тронул его за руку, пытаясь привлечь внимание. Шерлок выпрямился, сцепил руки в замок, но так на него и не посмотрел.       — Ты говорил, что не можешь превращаться, потому что твой соулмейт мёртв.       — Так и есть.       — Как это произошло?       — Это было давно. В глубоком детстве.       Джон вскинул брови от удивления. Обращения в раннем возрасте — редкость. Шерлок продолжил:       — Тогда у меня ещё не было чертогов, так что я плохо всё помню. Я постоянно просил у родителей собаку. Они не разрешали мне её заводить. Мы с Майкрофтом любили играть в пиратов. С нами были ещё соседские дети. Их имён я не помню. Там была девочка, которая не хотела играть в пиратов и предлагала свои забавы или же меняла правила моей игры, чем жутко раздражала. И мой соулмейт, которого я помню по прозвищу Красная Борода. Он больше общался с девчонкой, пока не превратился в пса. Это случилось после очередного нарушенного мамой обещания. Она всё время ставила мне какие-то условия, после выполнения которых мне якобы должны были купить сеттера. Но за одним условием следовало другое, а собака так и не появлялась. Когда я понял, что меня обманывают — закатил истерику и сбежал из дома. Тогда Красная Борода обратился в пса, и нашёл меня в лесу, вынюхивая мои следы. С тех пор мы были неразлучны. Потом мы с Майкрофтом нашли старые чертежи нашего особняка. На нём были отмечены потайные ходы, и мы домыслили, будто наш дом — целый замок с подземельями. Подземелье — идеальное место, чтобы спрятать сокровища, за которыми охотятся пираты. Я, как капитан, приказал команде найти их. Красная Борода погиб, исполняя мой приказ. Он провалился в колодец и утонул. Конец истории.       — Боже, Шерлок, мне так жаль. Ты не виноват, ты же знаешь это?       Джон пытливо вглядывался в его лицо, потому что задал вопрос не ради правил приличия или просто для справки. Он действительно опасался Шерлоковой склонности к саморазрушению. Смущало новое обстоятельство: Джон никак не мог ожидать, что утрата соулмейта произошла с Шерлоком в раннем детстве.       — Ценность рассказанной мной информации состоит в том, чтобы объяснить, почему проявление моего тотема не имеет к тебе отношения, Джон. Жалость тут не к месту.       Кофе медленно остывал, оставаясь нетронутым. За приоткрытым окном, вдали, слышался шум проезжающих машин.       — Но что-то не сходится, — Джон вернул их к реальности настоящего момента. — Ты стал превращаться именно сейчас. В кота, — добавил Джон, сквозь лёгкую улыбку.       Как ему раньше не приходило это в голову? Он смотрел на взъерошенные кудри Шерлока, которые вели себя как полноправная часть тела, и вполне себе могли вставать дыбом, реагируя на настроение хозяина; миндалевидные глаза, речной оттенок которых мог меняться от мрачных вод Темзы до кристально чистой глади Уиндермирского озера, их зрачки, затапливающие радужку в момент возбуждения, их прищур, который есть ни что иное, как визуальное шипение… О, кажется, прямо сейчас Шерлок действительно на него зашипит.       — Да, в кота! А не в орла, как ты предположил. Уж прости за разочарование.       Джон рассмеялся.       — Нет-нет-нет, скорее это очередной признак того, что я не способен сопоставить самые очевидные улики, на что ты всегда и жалуешься! — Приподнявшиеся на мгновение уголки Шерлоковых губ Джон принял за знак примирения. — И, всё же, почему сейчас?       — Не знаю! — раздражённо рявкнул Шерлок. — Тотем заложен в человеке изначально, как и функции, которые он должен исполнить. Полагаю, при утрате соулмейта, как пускового механизма, мой тотем просто среагировал на подходящий внешний раздражитель! — Шерлок бросил на Джона обвиняющий взгляд исподлобья.       — Что же, это самое лестное оскорбление, которым ты меня награждал. И всё же, это нетипичный случай.       — «Нетипичный случай» — всего лишь признак белых пятен в науке. Но мне нет до этого дела. Антропоморфно-анималистические связи — не та область знаний, к которой я испытываю интерес.       — Шерлок, но… это же не значит, что ты — мой соулмейт, правда? То есть я благодарен за твою «кошачью» помощь, я считаю тебя своим другом, да что уж там — одним из немногих самых важных людей в моей жизни, но это ведь не то же самое?       — Не то же самое, что?..       Искренность Шерлокового непонимания добавляла Джону неловкости.       — Родственная душа это ведь… абсолютная связь. Я имею в виду, что это предполагает также романтический интерес. — Джон покраснел, как сопливый подросток. — Тут выходит ещё одна ошибка, потому что я… мне…       — Потому что тебе нужна кошка, а не кот, — с раздражением закончил за него Шерлок. — Успокойся, Джон. Между нами так вопрос не стоит. Мой соулмейт мёртв, ты же сам ещё не обратился.       Это стало окончанием разговора и началом новой странной рутины на Бейкер-стрит.              Сначала Шерлок не обращал внимания на странности Джонового поведения. То, что он избегал Шерлока, было предсказуемо, хоть и раздражало, поскольку чувство неловкости, связанное с тотемом, сам Шерлок считал идиотским и совершенно лишним. Особенно в силу того, что для самого Шерлока эта тема была исчерпанной. Но это же Джон. Несмотря на то, что он был лучшим человеком из всех, кого Шерлок знал, это не избавляло его натуру от ноток общечеловеческого идиотизма. Шерлок фыркал, но терпел молча, ожидая пока фаза избегания пройдёт. Но она не проходила, а вместо этого поведение Джона стало крайне противоречивым.       Да, Джон избегал его. Уходил на работу раньше обычного. Находил повод, чтобы на ней задержаться, а то и вовсе не приходил домой, активно возобновляя работы на личном фронте. Брал дополнительные смены, лишь бы не приходилось участвовать с Шерлоком в расследованиях (а вот это уже почти задевало!), а когда этого сделать не удавалось — приглашал подружку провести выходные за городом, что вызывало у той иллюзию серьёзных отношений. Всё это, с точки зрения Шерлока, было глупо, непрактично, но предсказуемо. Хотя и породило в нём самом какое-то неуместное фоновое беспокойство, когда эта фаза затянулась. Не признавая за собой этого беспокойства, Шерлок стал злиться на Джона за то, что он подвергает его сложностям человеческих условностей и заставляет играть в игры, правил и сути которых он не понимает, что делает его совершенно беспомощным.       По прошествии трёх недель всё сделалось ещё хуже и лучше одновременно. Вот это противоречие уж точно сводило Шерлока с ума: с одной стороны Джон всё так же избегал его, но с другой — Джона стало слишком много. Он просто душил Шерлока своим присутствием в своё же отсутствие! Джон заваливал холодильник молоком и рыбой так, что от ненадобности такого избытка первое стало скисать, а вторая — тухнуть, производя ужасный запах. Это «благовоние» призвало к ним миссис Хадсон.       — Шерлок! Ну разве так можно? — возмутилась хозяйка, состроив сморщенную в отвращении мину открытой дверце холодильника.       — Это не моё! — возмущённо парировал Шерлок.       — А как же! Не вы ли, молодой человек, проводили эксперименты с молоком?       — Это было давно. Они меня больше не интересуют. Да и ранее, для эксперимента, мне не требовалось больше ста грамм.       Вообще-то Шерлок прекратил эксперименты из вредности. Он также перестал пить молоко, как только Джон стал закупать его галлонами. Впрочем, любовь к молоку от этого никуда не делась, и, чтобы её удовлетворить, Шерлок перешёл на сливки, которые Джон любил добавлять в кофе. К разочарованию Шерлока, вместо того, чтобы возмутиться, сосед стал закупать ещё больше этих самых сливок.       — Миссис Хадсон, — обратился к домовладелице Шерлок с претензией в голосе, — почему вы вдруг перестали приносить мне чай и выпечку от своего друга-пекаря? Или эти ваши странные блюда из «Голого пекаря»*?       — Потому что я не ваша домработница, Шерлок.       — Странно, — хмыкнул Шерлок, поджав губы, — раньше вас это не останавливало.       Миссис Хадсон сложила испорченные продукты в мусорные мешки. Она со вздохом взглянула на полки холодильника, сдёрнула стикер с закрытой кастрюли и показала Шерлоку.       — Вот поэтому. — «Птичье рагу. (Тебе должно понравиться)». — Если бы ты только открывал холодильник, дорогой, тут столько всего с этими стикерами — рагу, паста, сырные закуски, салаты, которые, если верить стикерам, «не содержат ингредиентов, на переваривание которых уходит много энергии, что могло бы заставить твой мозг тупеть, но дают достаточно энергии, чтобы носиться по Лондону весь день», и кастрюлька с чем-то, что, кажется, было супом несколько дней назад.       — О, вот его оставьте. Плесень может мне пригодиться.       — Я больше не приношу тебе еду, потому что с этим прекрасно справляется Джон.       Шерлок вздохнул, посрывал стикеры, которые он в последние дни находил по всему дому, смял и бросил их к остальному мусору.       — Молодой человек, вы поможете мне вынести всё это на улицу. Пакет тяжёлый, тут одного только молока литров семь!       — И не подумаю, — фыркнул Шерлок, удаляясь в гостиную. — Я этого не покупал. Попросите Джона.       — Он так редко появляется дома, а от этого пакета провоняет вся квартира. Шерлок Холмс!       — Я тоже ухожу. Меня не будет целый день. Счастливо, миссис Хадсон!       И так было со всем. На выходе из квартиры Шерлок наткнулся на стопку газет. На них также был стикер «Смотрел новости. Тут может быть кое-что интересное». Шерлок проскрипел зубами, сделал снимок этого послания и отправил Джону по смс.       Мы живём не в викторианскую эпоху, Джон. Мне не нужны газеты. Я могу прочесть всё в Интернете. А ты можешь отправлять смс вместо этих дурацких стикеров. Чего я точно не пойму, так что именно из этих газет, по твоему мнению, может составить для меня интерес. ШХ       Думал, в газетах могут быть нужные тебе подробности. Воры, которые орудуют в квартирах со спящими людьми. Чем не высший пилотаж?       Зачем мне подробности дела, которым я не занимаюсь. Для недоумков из Скотланд-Ярда и для блогера твоего пошиба — действительно, пилотаж высшей степени. ШХ       Есть дела поинтересней?       Возможно. ШХ       Я могу быть чем-то тебе полезен?       Шерлок сжал зубы и сунул телефон в карман пальто, оставив последнее сообщение Джона без ответа. Потому что в фазу (которая затянулась настолько, что Шерлок про себя стал называть её эрой) избегания, Джон участвовал в расследованиях исключительно в качестве курьера, да ещё и передавал сведения и вещи через Лестрейда или Молли. И хотя Джон не видел в этом никакого различия с тем, как было раньше, потому что работа с Шерлоком проходила для него по принципу «приди-подай-уйди-не-мешай», для самого Шерлока эта разница была колоссальной. Он всё ещё не знал, что с этим делать, да и не думал, что он должен предпринимать что-либо по этому поводу.       Терпение закончилось, когда на очередных выходных Джон уехал с подружкой за город, и оттуда прислал ему новый рассказ для блога. Пустая гостиная на Бейкер-стрит заполнилась зловещим смехом. Мало того, что Джон не принимал личного участия в этом деле, так он ещё и посмел писать о нём, уехав при этом чёрт знает куда за пределы Лондона, где Шерлок не может стоять у него над душой, заглядывать в вордовский документ, ворчать, критиковать и исправлять!       И как тебе?       Тебя не было на этом деле, так что могу предположить, что этот пост — чистой воды сочинительство. Я не фанат твоего творчества. Спроси у кого-нибудь, кто в этом разбирается. ШХ       Похоже, Джон обиделся, во всяком случае, об этом говорило молчание Шерлокового телефона. Раз уж Джона не было дома, чтобы его можно было покритиковать, Шерлоку ничего не оставалось кроме как включить ТВ и покритиковать Эллен*. Джон всё ещё не отвечал. Вскоре телефон запищал оповещениями из блога доктора Уотсона.       Как-то сухо в этот раз. Это писал Шерлок? Марк Р.       Шерлок негодующе фыркнул экрану и стал набирать ответ, как вдруг увидел последовавший за этим пост Гарри.       А и вправду, не похоже на Джона. Шерлок, что там случилось? Мой брат вообще жив? Гарри       Джон в целости и сохранности. Он даже не участвовал в деле. А развязку выспросил у Гвена. Можешь быть спокойна, Гарри. Твой брат больше не мой блогер. Его понизили до пресс-секретаря Скотланд-Ярда. ШХ       ПОНИЗИЛИ? И ПРЕКРАТИ КОВЕРКАТЬ МОЁ ИМЯ! Инспектор Грегори Лэстрейд       Вступать в диалог с Лэстрейдом Шерлок не пожелал. Он побарабанил пальцами вокруг тачпада, готовясь строчить ответ Джону, как только тот появится в обсуждении, но прошло пять минут, а он так никому и не ответил. Возможно, его подружка просто не в восторге от того, что на загородных секс-каникулах её спутник просиживает в сети. Шерлок заблокировал телефон и вернулся к Эллен. Переговариваться с телевизором Шерлоку быстро надоело: ответы оппонентов никак не вязались с его претензиями к ним. Он попытался сбежать от скуки в Чертоги, но сегодня они выглядели точно так же, как пустующая гостиная на Бейкер-стрит. Шерлок тряхнул головой, признав, что что-то не работает. Он потянулся в кресле, но почувствовал, будто мышцы растянулись недостаточно — в человеческом теле он не мог выгнуться идеальной дугой. Мысль о тотеме взбодрила его. На протяжении всей «эры избегания» Шерлок избегал сиамца так же, как Джон избегал его самого.       Он ещё не обратился, но улыбка у Шерлока была самой что ни на есть чеширской. Пустота гостиной больше не беспокоила его.       Он не был уверен, что у него получится обратиться по собственному желанию. Возможности проявившегося тотема Шерлок так и не изучил. Ему просто захотелось. Желание обратиться животным, пожалуй, было самым человеческим желанием, из тех, что вообще могли возникать у Шерлока.       На этот раз он подготовился: снял одежду и сам открыл себе форточку для побега. Оттуда сразу же повеяло осенней прохладой, неприятно лизнувшей нагую кожу, но вот в кошачьем теле холод совсем не представлял проблемы. Шерлок и сам не заметил, как обратился: он просто смотрел на форточку, прикидывая, достаточно ли ему будет такой небольшой щели, чтобы пролезть, как окно словно начало отдаляться, а форточка, бывшая на уровне его глаз, оказалась высоко над головой. Сам Шерлок, строящий в голове траекторию прыжка, уже перебирал задними лапами, готовясь его осуществить. Ночной Лондон прекрасен. Только вот под покровом ночи город звучит даже выразительнее, чем в потоке дневной суеты. По крайней мере — так его воспринимает на свой тонкий слух один отдельно взятый сиамец.       Шерлок взобрался на крышу и замер на какое-то время, адаптируясь к восприятию внешнего мира через кошачье тело. Машины резко тормозили со скрежетом шин по асфальту, масло шипело на сковородках, посуда ударялась о раковины и о столешницы, люди громко смеялись, люди тихо плакали, люди страстно ругались и вяло занимались любовью. Женщины стучали каблуками по брусчатке, мужчины хлопали по барной стойке, болея за футбольную команду. Таксисты сигналили. Бездомные щёлкали зажигалками. Неверные супруги сбрасывали входящие звонки. Примерные родители пели колыбельные. Город «спал», а люди как-то громко жили, и эхо их жизней доносилось до Шерлока так, словно все жители Лондона окружили его в радиусе одного метра и каждый кричал о своём. Сиамец прижал уши к голове и возмущённо пошевелил опалёнными усами. Он просидел так минуты две, пока звуки ночной жизни не собрались в гармоничную симфонию и не отступили, превращаясь в закадровую фоновую музыку.       Шерлок решил прогуляться по крышам домов, изредка переходя на деревья, чтобы перебраться с одного здания на другое. Тонкие длинные усы служили ему точнейшим навигатором, а подушечки на лапах были настолько чувствительными, что Шерлок даже решил, что совет ходить босиком по земле — не пустые эзотерические суеверия. Что-то в этом однозначно было. Ему приходилось бегать по крышам во время работы над некоторыми делами, и тогда мозг активно работал, вычисляя траекторию передвижения и риски возможных падений, но в кошачьем теле всё было по-другому. Мягкие лапы сами подстраивались под изгибы неровной поверхности, а хвост, точно живя своей жизнью — соблюдал баланс.       Тело — только транспорт. И Шерлок никогда не гулял один. Он вообще не «гулял», потому как у такой активности отсутствует всякое целевое действие. Но вот тело его тотема, казалось, было создано для таких прогулок. Кот, который гуляет сам по себе.       Улицы были теми же. Пути были знакомыми, хоть и проходили теперь по крыше. Но вот ощущения… ощущения были совсем иными. Сиамец труси́л по крышам, не выбирая направления, и бесцельность такой прогулки обратилась лёгкостью бытия. Шерлок почувствовал свободу. Свободу от того, что значит быть человеком. Парадокс заключался в том, что именно наслаждение этой свободой, радость этой лёгкости бытия, как раз-таки сделали его более человечным. Сиамец просто гулял и наслаждался ощущением отсыревших от дождей крыш под лапами, ощущением того, как ночной ветер прочёсывает ему шёрстку, от того, как тело само поднимает температуру, чтобы согреться на холоде. Он почти дошёл до конца Йорк-стрит и подумывал о том, чтобы вернуться обратно, так как по Мэрилебоун-роад много высотных зданий, и погулять по крышам уже не получится, как его привлекло зрелище, происходящие на заднем дворе The Royal Oak.       На парковке для персонала ресторана, у мусорных баков, собралась занимательная компания: двое бездомных псов, (впрочем, один, — на втором был ошейник), енот и крыса собрались в круг и, кажется, общались.       Несмотря на то, что Шерлок всё ещё был на крыше, он пригнулся так, что кошачьи лопатки выразительно выступили над остальным телом. Сиамец прислушался к «разговору»: крыса попискивала и сопела, енот протяжно фыркал, его голос вибрировал и стрекотал, чем-то отдалённо напоминая мурлыканье, один из псов то ли рычал, то ли кряхтел, а второй молча бил хвостом по земле, а потом протяжно заскулил и вздохнул.       Шерлока встревожило непонимание. Такая разношерстная (в буквальном смысле) компания не могла собраться посреди города просто так. Это точно были люди, обращённые в тотемы. Кроме всего прочего, это было очевидно даже по их повадкам: крыса суетилась, перебегая от одного собеседника к другому; енот важно перебирал свой хвост, словно чётки; скуливший пёс несколько раз поднимался с места и делал круг за своим хвостом, а тот, что покрупнее, словно прочищал горло рыком, и в течении разговора, периодически выставлял вперёд одну лапу, будто ставил точку и настаивал на своём.       Все тотемы принадлежали к разным видам, а потому Шерлок крайне возмутился тому факту, что он, сам будучи котом, не понимает их, слыша, как животных.       Не разгибаясь в полный рост, он подполз по сточной трубе в тень листьев близстоящего дерева, подальше от жёлтого света уличного фонаря.       «Разговор» был в самом разгаре. Суетливая крыса забегала кругами около своих товарищей. У сиамца расширились зрачки, а настроение сменилось с раздражённого на игривое. Не все животные охотятся только когда они голодны. Крыса пахла отвратительно, но её резкие суетливые передвижения вызывали желание прибить её лапами к земле. Кошки уж точно делают это для забавы. И Шерлок всем своим сиамским нутром ощущал эту непреодолимую нужду в такой игре.       Тихо, насколько это было возможно, он спускался по дереву. Достигнув нужного уровня, кот мягко спрыгнул на мусорный бак, но тело кота было не настолько лёгким, как это представлялось Шерлоку, крышка бака под ним прогнулась, издав булькающий звук.       Тотемная компания тут же насторожилась. Крыса заметила своего преследователя первой. Бросилась к еноту, взобралась ему на спину и спряталась, выглядывая из-за ушей. Псы бросились к источнику шума и залаяли. Шерлок замер на месте, выгнулся и взъерошился. Тот пёс, что был поменьше и без ошейника, встал на задние лапы, принюхался и завилял хвостом. В следующий момент он запрыгал, а Шерлок услышал в свой адрес вполне дружелюбный лай. Даже крыса слезла с енота и, усевшись возле большого пса, замахала передними лапками.       Шерлок смотрел на них, как на безумных. Когда крыса полезла наверх, сиамец даже зашипел. В данной ситуации тотем не облегчал ему жизни, а потому Шерлок вернулся к активному мыслительному процессу.       Тотемы, похоже, знали его, Шерлока в человеческом обличье. Пёс опознал его по запаху. Сиамец принюхался, но тщётно: от собак несло псиной, от крысы ещё и канализацией, а енот вообще изобиловал «мусорными» запахами.       Судя по факту опознания, по месту сборов, и по животным-тотемам (а вот это уже неточный показатель, так как вид тотема больше зависит всё же от соулмейта носителя, а не от его собственной личности) — за ликом этих животных стоит кто-то из сети бездомных. Хотя те перед ним своих тотемов никогда не раскрывали, мол, это «только для посвящённых». Что же, теперь и он — посвящённый.       Шерлок выступил вперёд и решил проверить.       — Кэрри? — обратился он к крысе, так как она напоминала ему одну слегка безумную, суетливую от паранойи карманницу.       Животные внезапно замолчали, псы потрясли головами, енот, забавно пофыркивая, прикрыл глаза лапками подобно человеческим рукам, а крыса смеялась почти человеческим смехом.       Обращённые в тотемов бездомные поняли его не больше, чем он понимал их, и когда Шерлок позвал по имени возможную знакомую, они услышали только «мяу».       От дурацкой неловкости момента захотелось сбежать. Что сиамец и сделал. Ещё секунду назад он наслаждался тотемом, а теперь чувствовал себя неполноценным животным: что-то в тотеме не работало. Кот быстро взобрался по дереву на любимую крышу и пустился в бега.       Далеко внизу, не слышимый его ухом, продолжился разговор:       — Это точно был Шерлок? — спросил большой одомашненный пёс.       У бездомных была своя примета. Если кто из них обращался псом, как правило, это могло означать два варианта развития событий: его скоро собьёт машина или соулмейт заберёт его с улицы и приведёт домой. Тогда такие, обычно, оставляют «уличную деятельность». Барри соединил и сломал все эти правила одновременно: после обращения его действительно сбила машина, но он выжил, соулмейт забрала его домой и приютила, но уличное ремесло он так и не бросил.       — Он, а как же, — подтвердил виляющий хвостом Томми, фокусник. — Я его давно учуял, только думал, что мерещится.       — Мне показалось, он меня узнал, — добавила Кэрри. — Почему не сказал, а мяукнул? Шифруется? Хочет нас сдать?       — Он не сказал, потому, что не мог, — пояснил Билли-енот, — его превращение не окончено.       — Что значит: не окончено? Он же кот! Да ещё и сиамский!       — Если бы Шерлок полностью обратился, Томми не узнал бы его по запаху. Тотем носит запах своего соулмейта, а Шерлок сейчас пах Шерлоком. Значит, его соулмейт ещё не обратился.