Конечно, это не любовь

      Шерлок сел в кресло и сложил перед собой руки не то в молитвенном, не то в медитативном жесте. Скорее всё-таки в медитативном — Гермиона помнила его категоричные высказывания о Боге и воскресных службах, и, насколько она знала, его взгляды на религию не изменились с тех пор, как ему было девять.         — Механизм работы человеческой памяти достаточно прост, — произнёс он, глядя в пространство.       Гермиона так и осталась стоять, при этом тщательно сдерживалась, чтобы не начать грызть ногти от волнения.         — Проще всего было бы привести пример с компьютером, но тебе он будет непонятен, так что… — он перевёл взгляд на Гермиону, кивнул и заговорил: — подумай о своей волшебной сумке. Она работает так: ты кладёшь туда предмет, а потом с помощью заклинания призываешь его. Предметы — воспоминания, а их названия — способ извлечения. Если ты попытаешься призвать предмет, который ранее выложила из сумки, заклинание не сработает. Это — забывание. Ты думаешь, что предмет есть, знаешь, как его найти, но не находишь, потому что его нет внутри. При стирании воспоминаний механизм выглядит иначе — ты не только забыла, что выложила предмет, ты забыла команду, его название.       Гермиона вздохнула и наколдовала себе стул.         — Я знаю, — сказала она. — Я много читала и…         — Плохо читала, — прервал ее Шерлок. — Даже стирая воспоминание, ты не можешь уничтожить лакуны, пустоты, в которых оно находилось. Зная, что именно нужно восстановить, ты можешь это сделать. Я — делал, неоднократно.         — Шерлок, — произнесла Гермиона, — на месте воспоминаний остаются дыры. Пустота. Не из чего восстанавливать.       Шерлок потёр пальцем подбородок и сказал:         — Помолчи минуту.       Гермиона хотела было спросить, что он задумал, но не успела — его взгляд расфокусировался, глаза перестали двигаться — он ушёл в свои Чертоги. Гермиона нервно сцепила пальцы в замок. Шерлок только что дал ей безумную, сумасшедшую надежду на то, что она сможет вернуть свою семью. Было страшно при мысли о том, что он ошибается, но Гермиона не могла перестать думать о том, что он ошибается крайне редко.         — Готово, — сказал Шерлок. — Используй легиллименцию, чтобы попасть в моё сознание.         — Что? — переспросила Гермиона. И тут же категорично сказала: — Нет.         — Что за чушь?         — Я не полезу к тебе в голову! Что, если…       Шерлок поднял глаза к потолку, потом медленно опустил их и сказал:         — Не озвучивай весь этот бред про то, что ты можешь увидеть что-нибудь лишнее о моей жизни. У меня в голове не проходной двор, и я не оставляю двери к важным воспоминаниям открытыми. К тому же, — он раздражённо мотнул головой, — твоё незабываемое возвращение с войны до сих пор остаётся моим худшим воспоминанием.       Гермиона почувствовала, что начинает краснеть, и попросила:         — Не вспоминай об этом.         — Тогда не тяни время, мне ещё эксперимент нужно закончить.       Решив, что лучше уж гулять по голове Шерлока, чем вспоминать то, о чём он так некстати упомянул, Гермиона решительно достала палочку и произнесла:         — Легиллименс.       Вместо того, чтобы попасть в окружение смутных-образов-воспоминаний, Гермиона оказалась в просторном светлом зале, чем-то похожем на малый зал заседаний Визенгамота. Шерлок оказался здесь же, почти такой же, как настоящий, только одетый в строгий костюм.         — Это и есть Чертоги? — спросила Гермиона, поражённо оглядываясь. На мгновение она даже забыла о родителях и восстановлении памяти — настолько восхитил её зал. Это была не просто окклюменция, это был совершенно иной уровень контроля над собственным сознанием. Теперь Гермионе становилось понятно, как Шерлок учит языки за несколько часов и распутывает любые загадки — его мозг работал совершенно иначе, значительно лучше, чем…         — К делу, Гермиона! — позвал он её, и Гермиона вздрогнула, пытаясь унять восторг. — Я удалил воспоминание о своём сегодняшнем походе в банк. Твоя задача — отыскать лакуну и заполнить её.       Гермиона сосредоточилась и попыталась представить, что вокруг неё нет ни зала, ни дверей, только мысли, чувства, воспоминания и различные образы. Шерлок, видимо, чем-то помогал ей, потому что она почти сразу сумела сориентироваться и найти то место, где должны быть воспоминания о первой половине сегодняшнего дня. Гермиона коснулась пустоты и почувствовала, как та откликается. Мелькнул смутный образ — мужчина в белой рубашке что-то говорит, тяжёлая дверь слишком громко захлопывается. Ещё одно прикосновение позволило уловить запах новых купюр и раздражение из-за протёршегося бумажника. Убедившись, что не ошиблась, Гермиона медленно потянула на себя образы-картинки, смешанные с запахами и звуками, но это было похоже на попытку унести воду в сите — они ускользали от неё, уплывали, как только ей казалось, что она крепко их ухватила.       Шерлок молчал, и Гермиона не думала о нём, пока не услышала:         — Не понимаю, что здесь сложного.       Они снова стояли в главном зале, но теперь перед ними была открыта одна из дверей, за которой пряталась комната с тремя стеллажами. Шерлок уверенно подошёл к не до конца заполненной полке, снял с неё папку для бумаг, открыл — и вытащил из воздуха исписанный лист.       Гермиона вовремя успела закрыть глаза и почувствовать, что он делает — не тянет на себя сопротивляющиеся обрывки, а связывает их, соединяет в плотную сеть.         — Теперь посмотри туда, — он махнул рукой на дальнюю дверь. — Там должны быть мои детские воспоминания, но я не помню своего детства лет до девяти. Обрати внимание на отличия между забытым и удалённым.       Гермиона послушно открыла указанную дверь, зажмурилась и произнесла после недолгих размышлений:         — Не вижу разницы. Точно такие же пустоты.         — Просто ты невнимательно… — Шерлок осёкся, и тут же Гермиона почувствовала, как он мягко, но твёрдо вытолкнул её из своего сознания.         — Шерлок! — позвала она, но он не ответил — его глаза были закрыты, а лицо совершенно ничего не выражало. — Шерлок!       Он вернулся в реальный мир только через двадцать минут и сразу же поднялся из кресла и отошёл к окну.         — Ты была права, — сказал он. — Правильно заметила. Я не забыл своё детство, я стёр его.         — Почему? — тихо спросила Гермиона, не будучи уверенной в том, что хочет знать ответ.         — Понятия не имею, — ответил Шерлок, а потом обернулся: — и не буду выяснять.         — Ты не восстановишь их?         — Нет. Что бы там ни было, я осознанно стёр это, причём давно.       Гермиона сглотнула. Ей не хотелось даже думать о том, что могло случиться, чтобы ребёнок сознательно удалил свои воспоминания. И он ли это сделал?         — Ты не думал, что…         — Нет, — Шерлок отошел от окна и снова сел в кресло. — Я не хочу знать этого. Я прожил двадцать лет без этих воспоминаний и не испытывал в них потребности. Вернёмся к твоим родителям. Ты поняла, что нужно делать?       Гермиона кивнула и потёрла глаза. Сеанс легиллименции, бессонная ночь и стресс вымотали её настолько сильно, что она даже не могла радоваться — ей страшно хотелось спать.         — Справа, — сказал Шерлок резко. Гермиона вздрогнула, чувствуя, как у неё закрываются глаза. — Спальня справа. Перемещаясь с помощью магии в таком состоянии, ты рискуешь оставить у меня в квартире руку или ногу.       Гермиона, возможно, и предпочла бы поспать у себя, но понимала, что Шерлок прав, поэтому из последних сил встала и ушла в спальню. У Шерлока был страшный беспорядок, как всегда. По комнате валялись вещи, кровать была заправлена кое-как, но Гермиона не обратила на это внимания и даже не стала применять к белью очищающего заклятия — её хватило только на то, чтобы снять туфли и забраться под одеяло.       Проснулась она, судя по цвету неба за окном, либо через два часа — вечером, либо через восемь-десять — утром, и чувствовала себя полностью отдохнувшей. Невольно её губы растянулись в улыбке. Ей это не приснилось. Вчера Шерлок показал ей, как восстанавливать воспоминания, значит, уже сегодня она сможет заказать порт-ключ, а через неделю — обнимать родителей, к которым вернётся память.       Она потянулась, поднялась с кровати и навела в комнате порядок — благо, она могла сделать это одним движением палочки. Когда последняя мятая рубашка Шерлока поднялась с пола, разгладилась, ровно сложилась и заняла место в шкафу, а одеяло встряхнуло само себя и накрыло кровать, Гермиона направилась обратно в гостиную-лабораторию — и остановилась на полпути. Из-за двери доносились приглушённые голоса. Гермиона сделала еще два шага и остановилась, пытаясь расслышать, о чём говорят — ей бы не хотелось выйти из спальни Шерлока в тот момент, когда он принимает клиента.         — … долг мешает мне, — сказал тихо знакомый голос.         — Билли, я ведь говорил тебе, что он идиот? — это, разумеется, Шерлок.         — Прекрати паясничать, Холмс, — Гермиона узнала голос. Это был Драко.       Восстановить события, произошедшие, пока она спала, было просто. Не дождавшись её, Драко занервничал и решил разыскать с помощью магии. Заклинание привело его в квартиру Шерлока, который не упустил возможности как следует повеселиться и показал Драко спящую в своей постели Гермиону. В другой раз Гермиона, пожалуй, рассердилась бы на обоих или смутилась бы, осознавая весь комизм ситуации, но сейчас она была слишком счастлива, поэтому просто открыла дверь и сказала:         — Привет!       Шерлок повернулся к ней спиной и сделал вид, что увлечён чем-то, находящимся на столе, а Драко, наоборот, бросился к ней, остановился в шаге и прошипел:         — Что это значит?       Плечи Шерлока едва заметно дернулись — видимо, ему было смешно.         — Я слишком устала вчера, побоялась аппарировать, — честно ответила Гермиона.         — Слишком устала в его квартире? — ещё тише спросил Драко. — Интересно, чем же он тебя утомил.       Гермиона прищурилась и уточнила:         — Это сцена ревности? Ты думаешь, я тебе изменила с Шерлоком?         — Его наблюдательности хватает только на простейшие выводы, а комплекс неполноценности в сочетании с раздутым чувством собственного достоинства подсказывает только один вариант решения немудрёного ребуса, — подал голос Шерлок.         — Простейшие? — переспросил Драко. Гермиона, чувствуя, что атмосфера начинает накаляться, быстро взяла его за руку и твёрдо сказала:         — Шерлок, помолчи. Драко, забудь. В концепции мироздания Шерлока существует он сам и толпа идиотов всех мастей. Послушай меня, — она попыталась поймать его взгляд, — я не изменяла тебе.       Драко вырвал свою руку из её руки и отошёл. На его обычно бледном лице проступили красные пятна, но больше он ничем не выдавал ни раздражения, ни злобы. Он сглотнул несколько раз, ещё сильнее выпрямил спину и заметил равнодушным тоном:         — А ведь я мог раньше заметить. Что бы ни происходило, он у тебя на первом месте. Не я. И даже не Поттер с Уизли. Ты даже свои хвалёные гриффиндорские принципы нарушаешь, чтобы защитить его.         — Драко, — мягко позвала его Гермиона. — Пойдём домой? Поговорим там, хорошо?       От недавнего счастья не осталось и следа, она чувствовала себя потерянной. Ей и в голову не могло прийти, что Драко станет ревновать её к Шерлоку. Сама мысль об этом казалась смешной. Шерлок мог быть трижды симпатичным парнем, гением, человеком с удивительной харизмой — он всё равно оставался Шерлоком, её лучшим другом, а не возможным объектом каких-либо романтических чувств.       Драко колебался некоторое время, потом коснулся её ладони и аппарировал обратно в квартиру Гермионы.         — Ты спала с ним? — спросил он.         — Да, — честно ответила Гермиона. — Но не сейчас. Очень давно, сразу после войны. Не считая того случая, который мы оба хотим забыть, мы просто друзья.         — И тем не менее, я обнаружил тебя сегодня утром в его постели, — Драко облокотился на письменный стол и поднял голову вверх. — Я, кстати, только сейчас понял. За три года ты мне ни разу не сказала, что любишь меня.       Гермиона сжала зубы — от слов Драко её окатило волной стыда. Он был прав. Она слушала его признания, но никогда не отвечала сама. Разумеется, не потому что любила Шерлока, как думал Драко. Тогда почему?         — Я навязал тебе эти отношения, надеялся, что тебе будет со мной хорошо. Но Шерлока в расчёт не принял, хотя нужно было.         — Я не люблю его, — уверено произнесла Гермиона.         — Меня тоже, — Драко отвернулся, потом вздрогнул и сказал, точно угадав ее мысли, — нет, я не буду вредить твоему ненаглядному Шерлоку Холмсу. Хотя с радостью сдал бы обливиаторам, но не буду.       Гермиона нахмурилась.         — Хочешь, дам клятву?       Нужно было отказаться. Она хорошо знала Драко и могла положиться на его слово: во всяком случае, пока ему не будет это выгодно, он ничего не расскажет. Но именно это «пока» заставляло Гермиону сомневаться. Если кто-то в Министерстве узнает о том, сколько Гермиона рассказала Шерлоку о мире магии, её отстранят от должности и отправят под суд, а его уничтожат.         — Хочу, — ответила она, точно понимая, что только что убила свои отношения с гордым и самолюбивым Драко.       Он дал клятву без колебаний, коснулся её щеки сухими губами и аппарировал. Гермиона опустилась на пол, на мягкий белый ковёр, и попыталась расплакаться, но тщетно. Слёз не было. Возможно, она выплакала все остатки, когда вернулась из Австралии, возможно, её разум противился тому, чтобы лить слёзы из-за любви.       Она не знала, сколько просидела, но из состояния глубокой задумчивости, больше похожей на транс, её вывел скрип окна.         — Поток страстей утих, я полагаю, — сказал Шерлок, снимая мокрое от дождя пальто. — Как я и говорил, любовь плохо влияет на работу ума, и мистер Малфой тому отличное доказательство.         — Шерлок, — начала было Гермиона, но он поднял руку и продолжил:         — С точки зрения здравого смысла обиды и ревность — это абсурд, выбросы ненужных эмоций и сантиментов, и с этим ты не сможешь поспорить. Но меня интересует другое — когда ты едешь в Австралию?         — Я, — ответила Гермиона, опуская глаза в пол, — не еду.         — Напоминаю: твои родители, их память, восстановление. Разумеется, едешь.         — Не еду.       Раздался шорох ткани, и Шерлок сел на пол возле Гермионы.         — Это ещё большая чушь, чем все остальное. Почему?         — Ты сказал верную вещь вчера, — сказала она и продолжила, толком не понимая, как ей удаётся произносить слова чётко — внутри её трясло от боли: — Про то, что живёшь без воспоминаний о детстве уже двадцать лет и счастлив. Я им удалила воспоминания и дала возможность начать новую жизнь, в которой не будет магии, волшебных опасностей и дочери, которую они не могут защитить. Когда я впервые увидела свою сестру, я обратилась к директору Хогвартса и посмотрела списки учеников. Ни Грейнджеров, ни Уилкинсов там нет. Елена не волшебница. Она будет расти как обычный ребёнок. Папа научит её давать сдачи и никогда не вешать нос, мама — быть умницей и сначала думать, а уже потом делать. И папа защитит её от всех, кто захочет её обидеть, как он защищал бы меня, если бы мог. Так будет лучше для всех.       Шерлок ничего не сказал, только запустил пальцы в длинный ворс ковра, потом встал и ушёл на кухню. Вернулся через десять минут, с двумя чашками кофе.