Тяжёлое, полутёмное, безрадостное осеннее утро. Поднимающееся солнце едва видно сквозь облака, играющие всевозможными оттенками серого. Ни единого клочка голубого неба. Всё тонет в туманной пелене, и сырость тонким водяным покровом ложится на ветки деревьев, на листья, полыхающие желтизной вопреки всеобщей унылости пейзажа, на одежду случайных прохожих. И Гастер, высокая тёмная фигура, неспешно следовавшая по городским улицам, ощущал, как медленно отсыревает его чёрная одежда. Ему было зябко, но внешне он никак не проявлял этих ощущений и шагал прямо, не сутулясь и не ёжась.
Отыскать дом Санса и Папируса оказалось не так легко. Знать адрес — дело хорошее, но пройти по нему, не зная даже, в какой стороне искать Грозовой переулок, довольно сложно. Временами Гастер обращался за помощью к случайным прохожим, и по их вялым и сумбурным попыткам объяснить направление (почти все люди и монстры, встреченные им на пути, ещё толком не проснулись и пребывали в наполовину «зомбированном» состоянии) наконец более-менее сообразил, в какую сторону ему двигаться.
Дом восемнадцать. Гастер поднялся по ступеням и позвонил в дверь, заранее слыша за дверью бодрые восклицания Папируса. Похоже, младшенький давно не спал. Картина, открывшаяся учёному, когда дверь распахнулась, показала, что и старшенький — тоже. Примерно наполовину.
— Санс, не спать! Не спать на ходу! Тебе надо работать! Много работать! Шире, шире глазницы, иначе завтра подниму тебя в шесть утра на пробежку! — Папирус за руку чуть ли не выволакивал Санса из дома.
— Да ты никак смерти моей хочешь, бро, — Санс откровенно зевал. — Ладно, ладно, всё, я бодрый до мозга костей. Но в шесть утра не встану.
— Так-то лучше! О! Привет! — Папирус заметил Гастера, едва не врезавшись в него, и тотчас же полез с объятиями. Гастер обнял в ответ. Санс в знак приветствия помахал рукой, сонно улыбаясь. — Безумно рад видеть! Ты наконец-то вернулся из пустоты! Это так… так… ах… я не могу подобрать слов. Санс, подумай только, наш отец жив! Ох, прошу прощения, что мы не можем сейчас принять тебя как следует… Видишь ли, мы вчера не успели как следует подготовиться… А сейчас нам нужно по делам! Мне на учёбу в колледж, а Сансу на работу. Вот такие сцены у нас почти каждое утро. Но если ты очень хочешь, мы можем на сегодня отпроситься!
— Не стоит, — Гастер двумя короткими словами обрушил надежды Санса остаться сегодня дома. — Я понимаю, что у вас дела. Я был готов к этому. Подожду дома вашего возвращения.
— Отлично! Надеюсь, тебе понравится наш дом, потому что мы с Сансом хотим, чтобы ты остался у нас! Там в холодильнике есть спагетти! И суп. Примерно треть кастрюли. И кетчуп. Бутерброды можно будет сделать. И чай с печеньем!
— Я понял, понял. Бегите, а то опоздаете. Я сумею расположиться с комфортом.
Гастер проводил взглядом сыновей и вошёл в дом. Медленно, не торопясь, он прошёлся по всему дому, заглянул в каждую комнату, осмотрел всё, что мог. В тишине раздался вздох. Немного не так учёный хотел воссоединиться с семьёй. Только что он впервые за долгие годы увидел самых близких, самых родных ему существ, сейчас находился в домашней атмосфере, где его готовы были радушно принять… И ничего не чувствовал. Это было досадно. Настолько досадно, насколько это возможно было осознавать разумом, без помощи чувств. И всё равно учёный старался «впитать в себя» как можно больше, чтобы хотя бы мысленно проникнуться обстановкой.
Вот комната Папируса: идеальный порядок, ровно застеленная кровать, одежда, развешанная в шкафу, аккуратные стопочки учебников, тетрадей и книг про головоломки. На столике — какие-то фигурки. На одной стене — изрядно потрёпанный пиратский флаг. На другой стене — постер с Меттатоном и подписью: «С уважением к фанату. На счастье. МТТ». Гастер слегка усмехнулся. Это напомнило ему произошедшее ночью в Подземелье.
Вот комната Санса. Странное смешение бардака с результатами попыток сделать уборку. На кровати — чистые, но брошенные в том виде, в каком остались после подъёма владельца с постели, одеяло и подушка. Ковёр пропылесошен, но под столом валяются какие-то бумажки. Стол почти пустой, но всё портит пустая упаковка из-под чипсов. У стены — беговая дорожка, казалось бы, самый ненужный Сансу предмет. И тромбон, висящий почему-то на ручке этой самой беговой дорожки.
«Ничего не меняется. Они всё те же. И с учётом пути, пройденного человеком… Это хорошо», — подумал Гастер, отправляясь на кухню. Позавтракать он решил спагетти, помеченными запиской «Шедевр». Найдя их достаточно вкусными, учёный прилёг на диван в гостиной и вскоре уснул. Новоприобретённое тело теперь требовало сна.
Проснулся он от хлопка входной двери и диалога:
— Тише, Папс, разбудишь.
— Ты уже вернулся? Опять так рано?
— Они сегодня закрылись раньше. Честное слово. Ну, и это здорово, правда? Не годится торчать долго на работе, когда такой день.
— Ага, согласен. Чем мы его порадуем в честь возвращения?
Гастер сел на диване, отзываясь:
— Пока ничем не стоит. Достаточно того, что вы и я здесь. И я весьма благодарен за ваше гостеприимство. Но не думаю, что сейчас хорошее время для того, чтобы устраивать праздник. Он пройдёт впустую. Мне хотелось бы быть с вами откровенным, поэтому я сразу предупрежу. Когда я погиб, смерть уничтожила как моё тело, так и мою душу. Так происходит со всеми монстрами. Лишь мой разум, оказавшись в Ядре, благодаря ему продолжил самостоятельно существовать во времени и пространстве. Вернувшись сюда, я обрёл тело, но не душу. Технологии, изобретённые мной ещё до смерти, позволяют сгенерировать материальную оболочку, но чтобы воссоздать духовную суть, ещё требуются длительные исследования. Впрочем, я ими займусь. Одним словом… У меня пока нет души. И поэтому я не ощущаю эмоций. Но не думайте, что я равнодушен ко всему этому. Разумом я и вправду очень рад вас видеть.
Гастер сложил руки в замок, наблюдая за реакцией сыновей. Санс явно не выглядел удивлённым. Похоже, именно этого он и ожидал. Что до Папируса (учёный опасался, что тот расстроится), то тот вопреки его ожиданиям воскликнул:
— Не волнуйся, мы переживём эту беду! Ты уже не первый! У меня есть отличный друг, Флауи, он ещё помогал тебе вернуться в наш мир… У него тоже нет души! Но посмотри, как замечательно он тебе помог! Мне кажется, необязательно иметь душу для того, чтобы быть хорошим! Я обязательно познакомлю вас поближе. Думаю, что у вас найдётся немало общего.
— А там и душу изобретём. Это сложно, но, как по мне, реально. Особенно для тебя, — поддержал Санс.
Гастер приобнял скелетов, понимая, что сейчас неплохой момент для этого.
— Ну, полагаю, если у тебя нет души, то вот эти формальности не особо нужны. Ну, разве что Папса порадовать, — сказал Санс.
— Ага. Приятно всё-таки, — заметил Папирус. — Когда эмоции к тебе вернутся, ты вспомнишь этот момент с радостью. Кстати… А как это сработало, что ты смог снова стать материальным?
Гастер присел на диван, положив ногу на ногу и снова сцепив руки в замок.
— Вы видели артефакт, который принёс Тоби? Незадолго до падения в Ядро я изобрёл вещь, позволяющую генерировать материю, очень схожую с той, из которой состоят тела монстров. Но, правда, для этого нужна составляющая, присутствующая только в человеческих душах. Решимость. Механизм, работающий от электроэнергии, преобразует решимость в магию. Люди обычно не владеют магией, но их души настолько сильны, что если дать им возможность ей научиться — она будет очень мощной. Рождаясь при помощи решимости, она способна создавать очень сложные осязаемые объекты. В том числе тела. Направленная на точку концентрации разума, она получает управление от него и преобразуется в тело с требуемым обликом. Разум становится центром притяжения, и он же удерживает необходимую оболочку. Разум, а не душа. Должен признаться, что раньше это изобретение никогда не тестировалось, но я рад получить подтверждение, что всё спроектировано верно. Решимость я получил от Флауи, а электроэнергию — от Меттатона, изобретения нынешней учёной.
— Звучит круто! — одобрил Папирус.
— Эта технология была разработана мной на основе исследований силы душ, которые проводились ещё до погружения в Подземелье. Сейчас я надеюсь восстановить изучение душ, потому что это откроет науке и особенно магической науке новые горизонты. Для этого я хочу заручиться поддержкой Асгора и взять Альфис в качестве ассистентки. Ну и для Флауи у меня нашлось бы дело. Поэтому, Папирус, я буду очень рад, если ты познакомишь меня с ним поближе.
Разумеется, Гастер знал Флауи более чем хорошо, видя из пустоты каждый его поступок, каждый перезапуск, слыша каждый его диалог. Но он предпочёл позвать на помощь Папируса, чтобы таким образом в большей степени сблизиться с младшим сыном, который, по его мнению, был несколько обделён отцовским вниманием. Он осознавал, что для Папируса это будет важно.
— С удовольствием! Но, думаю, лучше будет сделать это завтра. Уверен, что ему нужно много отдыхать после того, что он сделал, — заявил Папс.
— И всё же… Я только что вернулся, а мы с вами вместо семейных дел обсуждаем науку и изобретения. Я просто не могу не отметить, как же вы оба повзрослели. Особенно ты, Папирус. Ты сильно вырос. И видеть тебя вживую приятнее, чем разумом из пустоты. Даже без эмоций.
— Никогда бы не подумал, что угроза «кто не будет есть овсянку, тот не вырастет» реально работает, — засмеялся Санс. — Да ладно, это здорово. Папирус — крутой брат. Моя совесть и моя мотивация.
— Совесть, которая хорошо готовит спагетти и великолепно ведёт хозяйство? Как ты хорошо устроился, Санс! — с усмешкой заметил Гастер.
— Невероятно! Так и не скажешь, что у тебя нет души… Почему мне кажется, что с душой ты бы вёл себя так же? Мне очень приятно слышать такое… — Папирус покраснел.
— Возможно, тебе не кажется. Несмотря на отсутствие чувств… И на то, что я фактически не ощущаю сейчас никакой привязанности… Я бы не хотел искусственно увеличивать дистанцию между нами. Это было бы глупо. И если я буду демонстрировать вам холодность, то, скорее всего, обретя чувства, я пожалею об этом. Рассудок диктует обратное. Я знаю, в какой момент нужно улыбнуться, в какой нахмуриться или выдать иную реакцию. Считаю, что этого достаточно, чтобы вы могли не напрягаться и не «спотыкаться» о моё равнодушие. Если искать в этом состоянии плюсы, то могу сказать, что это удобно, чтобы не мешать себе излишними переживаниями, когда нужно будет решиться на что-то спорное или рискованное. Если же минусы… Знаете, находясь в пустоте, ты не ощущаешь никаких физических воздействий. Когда ты возвращаешься в материальный мир, на тебя обрушиваются давно забытые ощущения: температура, свет, тень, тяжесть, лёгкость, вкусы, цвета, запахи… Но при этом странно ощущать, что внутри тебя всё это, такое новое и необычное, не находит ни малейшего отклика. Знаете… Это очень любопытно. Находясь в пустоте, я подробно проанализировал её изнутри и намереваюсь записать свои наблюдения. Думаю, мне это пригодится в дальнейших разработках и проектах, — Гастер снова съехал на тему науки, почти не заметив этого.
— Хех, как это на тебя похоже, — заметил Санс. — Не стоит париться, уж отсутствие чувств как-нибудь переживём. Я лично не сентиментальный. А что касается твоих исследований… Можно сгонять в канцелярский магазин, прикупить там с десяток толстых тетрадей и других принадлежностей.
— Вообще не мешало бы пробежаться по магазинам, — добавил Папирус. — Ведь тебе теперь нужна одежда. А ещё полотенце, зубная щётка, и… О мой Бог, сколько всего! Но ничего! В этом месяце мы с Сансом просто сэкономим на себе. И как же я рад, как я рад, что мы теперь втроём! — Папирусу не удавалось сохранять полушутливое спокойствие отца и старшего брата, он так и сиял, глядя на Гастера. И тот, видя это, благосклонно кивал. Младший скелет посмотрел на часы. — А ведь мы ещё успеваем! Хотя бы в пару мест! Пойдём?
— А пойдёмте, — кивнул учёный.
…Пока Гастер находился в примерочной магазина и примерял перед зеркалом элегантный чёрный пиджак, у Папируса зазвонил телефон. На экране высветилось имя Андайн.
— Привет, Папирус, — голос воительницы звучал почему-то очень хрипло. — Как дела? Как там твой отец?
— О, он в полном порядке! Я безумно рад, что он вернулся. Правда, оказалось, что у него нет души… Тело вернули, а душу не удалось. Но я уверен, что он что-нибудь придумает.
— Нет души? Эх, Папирус. Я рада за тебя, но… Отсутствие души, похоже, объясняет одну большую проблему. Потому что только без души можно было сделать то, что он сделал с Меттатоном!
Папирус взволнованно оглянулся в сторону примерочной: Санс оценивал новый костюм Гастера при помощи слов «норм» и «клёво смотришься».
— А что не так с Меттатоном?..
***
Андайн и Альфис проснулись примерно одновременно. Андайн хватило этого сна, чтобы восстановиться, Альфис же чувствовала себя немного разбитой. Разлепляя заспанные глаза, обе машинально посмотрели на часы… и произнесли почти хором:
— Меттатон.
Ничто не могло бы подбросить далеко не самую бодрую ящерку на постели сильнее, чем это короткое слово. Даже не заглядывая в ванную, чтобы умыться, она понеслась в соседнюю комнату, приговаривая на ходу:
— Боже, б-батарейки! Заряд! Его концерт! Он уже завтра! Н-надо успеть!
Андайн тяжело вздохнула. Подумав, что Альфис не нужна её помощь с тем, чтобы вставить роботу новые батарейки, она решила причесаться. Буквально через полминуты до неё донёсся панический визг учёной:
— Нет-нет-нет-нет-нет!
Рыба бросилась к ней. Альфис стояла над лежащим на животе роботом, схватившись обеими руками за голову, а на её глаза наворачивались слёзы. Недоумевая, в чём дело, Андайн подошла поближе. Спина робота была вскрыта, а из отверстия торчали перегоревшие провода.
— Вся п-проводка п-полетела… Всё сгорело… Голосовой к-коробке к-конец… Д-датчики баланса угроблены. П-половина организма… В топку… Я не п-починю это до завтра… Я это д-даже за несколько дней не починю… Я… Я… З-зачем я предложила Г-гастеру его позвать… Я испортила его карьеру… А она только началась! Ч-что я наделала…
Ящерка беспомощно всхлипнула, опускаясь перед сломанным Меттатоном на колени.
— М-Меттатон, п-прости… Я опять всё испортила… И на этот раз безнадёжно… У меня д-даже не хватит денег, чтобы купить новые детали… Или хотя бы материал, ч-чтобы их изготовить…
Андайн присела рядом с ней, обнимая её за плечи.
— Так, Альфис, соберись сейчас же. В таком состоянии мы точно ничего не исправим. Жалко Меттатона, это правда, он не заслужил, чтобы с ним такое случилось. Я сочувствую ему. Понимаю, каково это — споткнуться на взлёте, да ещё и не по своей вине. К тому же… Представляю, какой огромный наплыв розовых соплей случится у его фанаток. Весь Интернет взорвётся от стонов ванильных девочек по своему кумиру. Монстров в первую очередь. Не думаю, что они потеряли к нему интерес, выйдя на Поверхность. А их охов и стонов в таких количествах я просто не вынесу. Короче, поступим так. Гастер же был Королевским Учёным, так? Говорят, что очень крутым. Собственно, то, что его штука смогла превратить голый разум в живого монстра, это подтверждает. И раз уж ценой за это стала судьба Меттатона — пусть он и помогает его починить. Я позвоню Папирусу.
Альфис молча покивала, глотая слёзы и сжимаясь в комок от мысли о том, что произошло.
***
—…Я не говорю, что твой отец специально это сделал. И тем более не говорю, что он плохой учёный. Я не сомневаюсь в том, что он гений. Но раз так — пусть поможет починить Меттатона. Исправит то, что получилось. Я бы на его месте — Меттатона в смысле — рвала бы и метала, если бы мне подложили такую свинью. Да и Альфис… Мы с ним не особо близки, но Альфис им очень сильно дорожит. И я не хочу, чтобы она плакала и винила себя. А она будет.
— Ох, Андайн, я… Я понимаю. Это печально… Я передам отцу.
Папирус повесил трубку, грустно вздохнув.
— Можешь не передавать, я всё слышал, — раздался голос за спиной. Гастер приблизился, держа в руках костюм, водолазку, пальто и набор домашней одежды. — И я бы сожалел, если бы мог. Я отправлюсь к ним сейчас же. Посмотрю, что там с роботом. Вы ведь донесёте покупки до дома? Остальные магазины посетим позже.
— Без проблем, — отозвался Санс.
Гастер не стал телепортироваться в спальню. Вместо этого он, как культурный джентльмен, вырос перед входной дверью в подъезде и позвонил. Ему открыла Андайн. Поздоровавшись, она пропустила учёного в квартиру и подвела к Меттатону. Альфис при виде Гастера немного посторонилась, но всё равно осталась рядом с телезвездой, боясь оставить друга одного. Гастер никак на это не среагировал, наклонившись к пострадавшему и проверяя сломанные системы. Повреждения оказались очень серьёзными. Скелет немного подумал и решил, что в такой ситуации лучше всего будет не изображать никакие «чувства» и обычная спокойная уверенность делу поможет больше. Это был именно тот «плюс», о котором он рассказывал сыновьям.
— Видимо, напряжение оказалось намного сильнее, чем он мог выдержать. На это я не рассчитывал. Что ж… Буду откровенен. У меня нет запчастей или денег на них ровно так же, как и у вас. Более того, у меня вообще нет никаких денег. Как вы помните, я только сегодня ночью вернулся из пустоты. Однако я готов сделать всё, что смогу, как только представится возможность, и обещаю вам помочь. Тем более… Мне интересно будет изучить, как работает эта конструкция, «вживую». А пока… Я советую вам сделать кое-что другое. Не могу назвать точного срока, когда удастся его починить, поэтому предлагаю выпустить призрака на свободу. Будет неправильно держать его сутками напролёт в заточении в изломанном изнутри теле. К тому же призраком он хотя бы частично разберётся со своими проблемами, когда сможет свободно общаться и передвигаться в пространстве.
— Эм… Есть м-маленькая проблема… Призракам свойственно с течением времени «сливаться» с их телами… Особенно п-под воздействием с-сильных эмоций… И Меттатон д-давно намертво привязан к этой, как вы выразились, конструкции…
— Можно на «ты», — сказал Гастер. — И, не отрицая сказанного тобой, заявляю, что извлечь призрака можно даже в такой ситуации. Мне доводилось заниматься и такими разработками на своём веку. Ты же не против? — учёный склонил голову набок, выжидательно глядя на ящерку.
— Н-нет, конечно, нет… Ему будет лучше на с-свободе, раз всё пошло так, — вздохнула Альфис.
— Тогда смотри и учись.
Задержавшись взглядом на Альфис ненадолго, Гастер перевернул Меттатона на спину и вскрыл контейнер с душой. Альфис придвинулась вплотную, инстинктивно готовая схватить Гастера за руку, если он сделает с душой что-то не то. Учёный аккуратно достал розовое сердце из контейнера и протянул его ящерке.
— Держи. Я даже не буду сам больше к нему прикасаться, не стоит беспокойства об этом. Итак. Много эмоциональных связей с телом. Сейчас душа активно цепляется за свою материальную оболочку. Меттатон не вспомнит этого, очнувшись. А чтобы он очнулся… Я просто сейчас аккуратно удалю связи.
Альфис с затаённым дыханием наблюдала за процессом, не мигая и нервно переминаясь с ноги на ногу. Гастер немного замешкался. Она заволновалась ещё сильнее.
— Спокойно. Просто крайне крепкая привязанность к телу. Оно часть его смысла жизни. Готовься поработать психологом, когда всё закончится, — невозмутимо заметил Гастер. — Итак, готово.
Андайн, всё это время тоже пристально следившая за высвобождением призрака, вдруг развернулась, чтобы уходить.
— Я, конечно, знаю, кто он, потому что они с его кузеном в своё время практически выдали себя передо мной… Но я не показывала в явной форме, что знаю о его происхождении. Он его скрывает почти ото всех. Не хочу его смущать, — так воительница объяснила свой уход.
Альфис почувствовала, как розовое сердце в её руках начинает трепетать. Оно постепенно увеличивалось в размерах, меняло очертания, приобретало всё более неосязаемую структуру… Пока не превратилось в симпатичного бесплотного розового призрака. Давно, давно Альфис не видела его таким…
— Альфис? Что ты… И почему я чувствую себя таким лёгким? Это… О нет. Нет, нет, нет, нет! — во взгляде привидения появилась паника.
Глазами, наполненными недоумением и испугом, Меттатон посмотрел на робота. Внешняя часть корпуса выглядела нетронутой, но он слишком хорошо знал своё тело, чтобы обмануться этим. Он понял, что дело плохо.
— Альфис, что произошло? Я помню, что помогал достать Гастера из пустоты, приложил руку к артефакту, в самом конце почувствовал сильную боль… А потом… Оно убито? Альфис, скажи мне правду, его можно починить?
Голос Меттатона дрожал. Альфис через силу улыбнулась, стараясь смотреть прямо в глаза друга.
— К-конечно, Меттатон. Это в-вполне можно починить. Честное слово. П-просто п-потребуется очень много времени, сил… Деталей… Денег… Но это реально! Правда! И Г-гастер поможет!
Тут только привидение, занятое до сих пор лишь своим телом, заметило учёного. Это меняло дело. Каким бы потерянным и напуганным он ни ощущал себя, эти сцены были не для посторонних. Меттатон любил драматизировать, но в формате игры. Устраивать подлинные истерики на публику он не любил. Фонтан истинных чувств не для всех подряд. Осознание этого помогло телезвезде собраться с духом и нагнать на себя привычную видимость вечно бодрого шоумена.
— О, Гастер. Рад видеть столь знаменитое лицо и поздравить с освобождением. Я бы с удовольствием снял про это передачу, будь у меня такая возможность. Полагаю, мне не стоит жалеть о том, что я невольно пожертвовал собой ради вашей жизни. Ведь я неподражаемый Меттатон, и хотя моё турне, находящееся на грани срыва, в самом разгаре, я всегда смогу найти выход из положения! Уж я знаю, как раскручивать свою персону, даже если для этого мало предпосылок.
— Раскрутишь, я уверен. Опыт у тебя имеется. Возможно, для вас это прозвучит не слишком приятно, но должен заметить, что сломанный робот — отдельно подчеркну, что далеко не безнадёжно сломанный — это наименьшая из потерь, которые могут случаться при проведении подобных экспериментов. Это дело поправимое. Бывает хуже. Намного хуже. В моей практике происходили и крупные несчастные случаи. Однако вне зависимости от масштаба повреждений долг учёного — ликвидировать созданные им проблемы. Я несу ответственность за все свои деяния. И поэтому я помогу восстановить твоё тело. Тебе могу только посоветовать не падать духом. Уверен, что даже в призрачной форме ты найдёшь, чем заняться. Приношу извинения за то, что с тобой это случилось. Тем более… Один из моих сыновей — твой фанат, и мне не хотелось бы, чтобы он долго переживал по этому поводу.
— Спасибо, — выдохнули Меттатон и Альфис.
— В таком случае… Пока я вас покину. Но я вернусь. Альфис, мне нужно будет с тобой очень обстоятельно поговорить. До встречи.
Учёный телепортировался к себе домой. Альфис взглянула на Меттатона.
— Ч-что ты теперь будешь делать? Останешься здесь?
— Ни в коем случае, дорогуша. Я позволил себе дать слабину в первые пару минут, но это от неожиданности. Это просто стресс. Послушай, давай не будем сейчас выяснять, что ты натворила, хорошо? Кстати об этом. Не вздумай себя винить. Не ты изобрела этот артефакт, не ты заставила меня отдать ему мою энергию и уж точно не ты на аркане притащила меня из города за 150 километров отсюда. Я сам прилетел. Пойми это, дорогуша, и не вздумай грустить. А сейчас мне пора возвращаться. Срочно возвращаться. Моё турне под угрозой, как ни крути. И если я хочу его спасти, мне нужно заняться этим сейчас же. У меня уже есть идея, как хоть немного исправить положение. Я свяжусь с тобой, когда появится время. Удачи, дорогуша. Возможно, ты ещё почерпнёшь что-то полезное от этого учёного. Ведь всё, что ни делается, к лучшему, ведь так? — Меттатон улыбнулся. — Пока, красотуля.
Призрак взлетел, не забрав с собой даже мобильный телефон, и унёсся вдаль. Целая буря чувств бушевала в нём, куча мыслей о своём турне теснилась в голове, но кто, как не он, умел сдерживать себя ради осуществления своей цели? Задвинуть любые тревоги, любые сомнения, любые терзания, чтобы пробиться к успеху, чтобы вырвать у судьбы свою счастливую долю — в этом был весь Меттатон. И теперь, по дороге к своей группе, он опять настраивался на борьбу за популярность до победного конца.
Альфис со вздохом смотрела в небо ему вслед.
— Знаешь, а вот это я в нём всегда уважала, — сказала вернувшаяся в комнату Андайн. — Не переживай за него, Альфи, он справится. Я не люблю в нём гламур и попсовость, но его жизненный стиль… Меттатон сильный. Он не раскиснет. По крайней мере, не надолго. Посмотри, как быстро он взял себя в руки. Поэтому не вздумай сама расплываться в лужицу вместо него. Ну, и чтобы тебя отвлечь… Пошли посмотрим аниме. Расслабимся.
