Золотые цветы

Альфис в ту ночь спала плохо. Огромное количество забот, свалившихся на неё, тревожило её сны. Ей снилось, будто она стоит неподалёку от проекции Гастера с артефактом в руках и смотрит в лицо медленно оседающему на пол Меттатону. Артефакт вспыхивает, крик робота от боли прорезает воздух в комнате, и Меттатон без чувств падает на пол. Так оно, в общем-то, было и на самом деле. Но вот то, что дальше, совсем не походит на настоящую жизнь. Гастер, едва став материальным, бежит к ней, широко разводя руки и тараторя: «О н-нет, ч-что же я наделал, какой кошмар, я никогда не смогу это исправить!» Альфис отворачивается от него, зажмуривается, вновь открывает глаза, но видит попеременно то Гастера, который, схватившись руками за голову, мечется от лабораторного стола к дискам с аниме, то Меттатона, который в виде призрака пытается обратить на себя внимание прохожих, но никто его не замечает. Альфис старается прогнать видение, но оно не отступает. Гастер и Меттатон одновременно появляются перед её глазами, стоя спинами друг к другу, затем хором вскрикивают в ужасе: «Моя карьера!», после чего, как по команде, поворачиваются к ней со словами: «Это всё из-за тебя!» Альфис наконец-то проснулась, чувствуя, как по щекам стекают слёзы. Нащупав на прикроватной тумбочке очки, она сползла с постели и зашлёпала на кухню попить водички. Воительница, ещё не отвыкшая реагировать на подозрительные шорохи, очнулась в ту же минуту и направилась следом за ней. Рука рыбы мягко легла на плечо ящерки, пока та, утирая ладошкой слёзы, пила холодную воду из стакана. — Андайн, ведь я же не виновата? — дрогнувшим голосом спросила учёная. — Меттатон… Гастер… — Нет, Альфи. Ты не виновата. Спи спокойно. Гастер сам попросил именно твою душу. А Меттатон и сам тебя предупреждал, чтобы ты не вздумала себя винить. К тому же он получил какую-никакую дополнительную рекламу. Возвращайся в постель. Воскресенье, а ты встала в пять утра. Повинуясь тону Андайн, ящерка вернулась в кровать и, всё ещё ощущая тревогу, забылась неясной дрёмой. Разбудил её телефонный звонок. На дисплее высвечивалось имя «Санс». — Хей, привет, Альфис. Я тебя не разбудил? — Привет, Санс. Почти. — Упс, тогда извиняюсь. Это самое, как проспишься, приходи. Тебе будет на что посмотреть. А вообще нужен твой совет. — Ох… Что-то с Гастером? — Ну… Вообще да. Он тут уже с утра нам с Папсом задал жару. Девчонки остались с ночёвкой, так они вообще не знают, как реагировать, а Флауи честно старается не угорать. Смотрится-то это забавно, спорить не буду, но они с Папсом здорово переживают, так что… Будем ждать. — Ох, х-хорошо… Я приду. Мирно спать, пока Гастеру плохо, ящерка просто не могла себе позволить, поэтому немедленно поднялась с постели и принялась собираться. Андайн, поняв, что спокойного выходного с возлюбленной ей не видать, последовала её примеру: оставаться дома в одиночестве рыба не собиралась. В доме скелетов их глазам открылась престранная картина. Гастер сидел на диване перед телевизором, обхватив голову руками, и как будто пытался на чём-то сосредоточиться. На экране телевизора стояло на паузе какое-то аниме — Альфис такого даже не знала, по крайней мере, кадр был незнакомый. Дингс периодически приподнимал голову, тянулся рукой к пульту, чтобы снять с паузы, но вовремя одумывался, отдёргивал ладонь и вновь погружался в состояние этой странной сосредоточенности. Папирус околачивался поблизости и с беспокойством поглядывал на отца. Санс сделал широкий жест рукой, как бы демонстрируя это всё. — И вот так сегодня с утра. Он встал ни свет ни заря, в чём я узнаю его старого, а потом началось. Завтракал лапшой, приговаривая, какая это гадость, запивал газировкой… Потом пялился на постер Меттатона у Папса в комнате. Потом, спустя часик медитации на это «скопление розового», вроде бы пришёл в себя, поговорил с Флауи, стал думать над его душой… И в какой-то момент его опять сорвало. Сначала он попросил девчонок зарегистрировать его в соцсети и сидел там. Потом опять одумался. Потом решил посмотреть аниме. Мы ему с трудом откопали какое-то. А теперь он вон сидит и пытается остановить всё это. — Это «Fairy Tail», — обречённо отозвался Гастер. — Оу, слышала, хотела посмотреть его следующим, — пробормотала ящерка. — Я сказал Сансу, чтобы он позвал тебя! Ты должна знать, как с этим справляться! Несмотря на то, что он что-то чувствует… Я вовсе не уверен, что он счастлив, — прибавил Папирус. — Я п-поговорю с ним. Только… Будет лучше, если я побеседую с ним с глазу на глаз. Разговоры на подобную тему в этот раз показались ящерке чем-то очень личным, чем-то, что ей не очень хотелось бы обсуждать при всех. Они с Гастером остались внизу, в гостиной, Санс удалился к себе, остальных увёл в свою комнату Папирус. Скелет поднял взгляд на ящерку. — Честно говоря, я думал, что это будет проще. Я думал, что сила разума достаточно велика, чтобы преодолеть порывы души. Но на самом деле в душе заключено гораздо больше силы. К тому же… я убедился в том, что быть тобой сложно, Альфис. В голове столько идей — и за все не рискуешь браться. — Ох, когда-то я была смелее… Пока не начала косячить раз за разом. — Это называется не «косяк», а «неудавшийся эксперимент», — заметил Гастер своим прежним тоном, но тотчас же «сменил пластинку». — И сколько же таких неудавшихся экспериментов теперь ждёт меня! — Наверное, и вправду стоило забрать частицы чувств души из Санса и Папируса, а не из меня… — Не уверен в этом. Вряд ли комбинация оказалась бы нужной. Такая вероятность мала. Да и… сложно представить, как бы я жил с такой «гремучей смесью». В некоторых чертах Санс и Папирус взаимоисключают друг друга. Боюсь, это привело бы не к гармонии, а к раздвоению личности, — голос Гастера снова звучал «по-своему», хоть и обеспокоенно, а вот рука почти машинально потянулась к пульту. Альфис перехватила инициативу, отодвинув пульт от него подальше. — Давай подумаем над вариантами. Д-допустим… Вариант «сгенерировать другую душу и переставить» отпадает. Это с-слишком опасно… Ты можешь умереть, и на этот раз «с концами». И к тому же… Душа монстра не может существовать сама по себе, ей нужно в-вместилище… Что-то, что будет её поддерживать. Второй вариант был «найти кого-то похожего на тебя», чтобы ввести в тебя его качества… Н-но я вообще не знаю никого, кто был бы во многом похож на тебя. — К сожалению, круг моих научных сотрудников развалился много лет назад, тогда же, когда я умер. Кроме меня, настоящим учёным здесь являешься только ты, но… это-то и стало проблемой. Не из-за тебя, — уточнил Гастер, быстро взглянув на ящерку, чтобы та не вздумала опять погружаться в самобичевание. Ему вполне хватало винить себя самого в те моменты, когда «альфис» в нём перевешивала. — Остаётся т-только та мысль с перевоспитанием… И она к-кажется лично мне не такой уж глупой. Всё-таки… сила самовнушения достаточно велика. Когда ты достаточно сосредоточен на себе, по тебе даже не скажешь, что с тобой ч-что-то не так. И… нет, я не имею в виду, что тебе теперь нужно будет всю оставшуюся жизнь каждую секунду думать о том, «ты» это или «не ты»… П-просто ты привыкнешь со временем быть «собой». Не «мной». П-приучишь себя к этому. — Хорошее предложение, хотя и непрактичное. Видишь ли, если в дальнейшем придётся создавать душу для кого-то ещё, скажем, для маленького ребёнка, чья личность ещё не сформирована, то это провальный метод. Тогда он будет либо полностью копировать другого монстра, либо родители просто вылепят из его характера что-то «удобоваримое» по своему вкусу. Во-первых, это негуманно, а во-вторых, в подростковом возрасте, когда монстрёнок это осознает, он даст такой бунт против родителей, что это может плохо кончиться психологически для всех сторон, — Гастер взялся пальцами за виски и чуть «зажёвывал» слова, старательно имитируя свою, «гастеровскую» манеру речи. — Т-так об этом потом подумаем! Эм… Причём тут дети-то? М-мы же… Мы же сейчас говорим конкретно о тебе и о твоей проблеме. Её срочно надо решать. — Просто знаешь, хотелось бы докопаться до универсального метода решения этой проблемы и экспериментально подтвердить его эффективность на себе, пока есть такая возможность. — Н-над этим ещё подумаем, правда. Но пока, я думаю, стоит воспользоваться вот этим постепенным методом. А в процессе… Я думаю, мы с тобой придумаем что-то… более быстрое и «магическое». А пока что… Скажи, у вас дома есть что-то вроде… Семейного видеоархива? Г-где были бы видеозаписи с тобой живым? — А вот это надо спрашивать у младших. Санс! Папирус! — Гастер повысил голос, вставая с дивана. На голос быстро примчался Папирус. Услышав, чего просит Гастер, он воскликнул: — Хм, где-то было! Но, правда, мы не пересматривали эти кассеты очень давно. Очень-очень давно. А сейчас у нас даже нет видеомагнитофона. И я не помню, куда мы дели эти кассеты при переезде… Так, погоди, сейчас! Са-а-а-анс! Младший скелет примчался в комнату к старшему и распахнул дверь. За ним, привлечённые шумом, подтянулись Андайн, Фриск и Чара. То, что они увидели, заставило их зажать рты от хихиканья: Санс телепортировался по включённой беговой дорожке, не меняя стоячей позы. Папирус «подвис» на пару секунд. — Санс, вот что ты делаешь? — Спортом занимаюсь, — невозмутимо ответил Санс, широко улыбаясь. — Санс, это так не работает! Ты должен хотя бы шевелить ногами! — Мне лень. — Так я и думал. Ох, скажи лучше, куда мы девали наши видеокассеты с отцом? — Дык в кладовке коробка лежит, я сам её туда клал. — Отлично, значит, сейчас достану. Жаль только, что видеомагнитофона у нас нет. — Так есть же. Тоже в кладовке. Просто мы его ещё в Подземелье убрали так, что забыли. Я при переезде забирал. — Ну и отлично, спасибо. О, а зачем вам вдруг эти видеозаписи? — Хочу вспомнить себя таким, какой я был. С чувствами. Проникнуться, чтобы знать, на что себя настраивать, — ответил Гастер. — Ваушки! А можно с тобой? Так атмосферы будет ещё больше! — Хм… Да, ты прав. И… Санс, пожалуй, пусть тоже к нам присоединится. Альфис, тебе эта информация тоже нужна, так что посиди где-нибудь неподалёку. В итоге перед телевизором уселись все. Семейство скелетов и Альфис устроилось «на переднем ряду», на диване (ящерка — чуть поодаль от остальных), Андайн устроилась за спинкой, прислонившись спиной к стене, а Фриск и Чара сели на пол по бокам дивана. Флауи не было видно (с момента прихода Альфис он никак не проявлял себя), но не было никакого сомнения, что он, как обычно, где-то рядом и, если и не подглядывает, то уж точно подслушивает. Гастер подключил видеомагнитофон, запустил кассету… Видеозаписи начинались с каких-то незапамятных времён. Очень незапамятных. Первые несколько секунд на экране мелькали какие-то смутные расплывчатые тени (кто-то явно плохо держал камеру), а затем объектив сфокусировался на… матери скелетов, держащей на руках свёрток с круглоголовым ребёнком. — Ох, мама, — вырвалось у Санса. — Блин, двойной смысл. — Видимо, камеру так плохо держал я. Наверное, от радости, — пробормотал Гастер. — Ваушки, Санс, какой ты был милый и забавный! — воскликнул Папирус. — Просто кавай, какой милый! — воскликнул Гастер, но, спохватившись, зажал себе рот руками. — Блин, неловко. Давайте это перемотаем? — попросил Санс, трясясь от сдерживаемого смеха после реплики отца. — А то вдруг ты тогда додумался снимать меня без пелёнок. Мне как бы скрывать нечего, но всё равно. — Но Санс, тут же мама! — возразил Папирус и вздохнул уже грустнее. — Я совсем её не помню… — Мама будет и чуть дальше, — голос Гастера дрогнул, он взялся за пульт, чуть подрагивающими пальцами нажимая на кнопку перемотки. — Вот, тут ты уже точно не будешь без пелёнок. В кадре снова появился Санс, на этот раз пытающийся ходить по полу, поддерживаемый матерью за ручки. Неуклюжий, круглоголовый, смешно переставляющий ножки и через каждые пару шажков посматривающий на родительницу с видом: «Ну что, я достаточно уже прошёл?» Стоило ей немного отвлечься и оставить отпрыска на ковре, отойдя за какой-то игрушкой, как ребёнок тотчас же завалился на бочок и отрубился. — Типичный Санс, — припечатал Папирус. — Я просто всегда понимал, что нужно экономить энергию, — усмехнулся старший. Одни кадры сменяли другие. Санс подрастал, чему-то учился, что-то осваивал, и по мере его подрастания всё чаще и чаще он оказывался под прицелом объектива уже не с матерью, а с отцом — утаскивал чертежи со стола под сдавленное хихиканье родительницы, повторял за отцом жесты, с его же помощью учился говорить, писать и читать. Зрители не произносили ни звука. Гастер казался статуей, в которой живым и подвижным оказывалось только лицо. Нетрудно было догадаться, что его захлестнула целая волна чувств. Были ли это отцовские чувства? Сильно ли они были искажены тем, что фактически в нём прочно засели чувства Альфис? Этого никто не знал. Сансу пять лет. В кадре появился Папирус — под собственный вопль: «Ваушки, это же я!» Звуков в видео заметно прибавилось. Младший сын был любителем пошуметь погремушками, похлопать по столу или просто, на худой конец, поорать. Оба родителя нянчились с ним по очереди, старший брат периодически подбегал дать ему игрушку или пустышку, и всё семейство выглядело вполне себе гармоничным. Папирусу два года. Видео резко прервалось, по экрану пошли помехи, всё почернело. — Я вырезал несколько кусков когда-то. Их мать умерла, — голос Гастера прозвучал глухо. Дальше в кадре с сыновьями появлялся только сам Гастер. Всё чаще и чаще вместо милой домашней атмосферы на экране появлялась лаборатория. Если верить видео, старший чуть ли не переехал туда вслед за отцом, а младший околачивался поблизости. Впрочем, видно было, что Гастер изо всех сил старается уделять равное количество времени обоим. Только если Санс в силу возраста получал более «взрослые» объяснения, то Папирусу часто объясняли что-то более простое, но не менее для него интересное. Благодаря «облегчённому» научному курсу ребёнок пристратился к путаницам и головоломкам. Периодически Гастер делал серьёзное лицо и перематывал, ничего не объясняя. Только Санс знал причину: это были съёмки тех моментов, где отец объяснял ему что-то про таймлайны и другие секретные вещи, о которых другим знать не полагалось. Зато он свободно показывал, к примеру, уроки телепортации и процесс обучения тому, как пользоваться бластерами. Санс делал недурные успехи, хотя и норовил подремать в уголке после каждого урока. Видео со школьных мероприятий, семейные праздники, домашние посиделки, долгая возня в лаборатории, научные разработки, научно-магические тренировки с Сансом, привлечение Папса к загадкам и головоломкам… Сквозь всё это, сквозь вихрь давно минувших событий для окружающих, и прежде всего для самого учёного, постепенно проступала подлинная личность Гастера — сохранённая в воспоминаниях Санса, полузабытая, но воскрешаемая теперь в сознании Папируса, такая сложная теперь для восприятия самого Дингса. То был заботливый отец, не мягкотелый, но и не блещущий излишками строгости, сдержанный и аккуратный, внимательный к обоим своим сыновьям. То был учёный, ответственный, безгранично преданный своему делу, способный допоздна засидеться на работе, одарённый до гениальности, технарь до мозга костей, в мире цифр и расчётов ориентирующийся, как рыба в воде… и в то же время — творческий, способный фантазировать и порой страшно рисковать, воплощая свои фантазии в жизнь. То была личность, считавшая, что любую идею можно воплотить в реальность, но лишь осмыслив её тщательно и до последнего. Папирусу десять, Сансу пятнадцать. Пауза на минуту-две… И голос Санса в темноте. — Хм… Привет? Я не буду снимать крышку объектива, потому что снимать всё равно нечего. Это будет последняя запись. Отец погиб. Упал в Ядро. Мы с Папсом теперь будем жить вдвоём. Думаю, что куда-нибудь переедем. Он пока не знает. Я скажу ему чуть позже, нужно просто подобрать слова. Ни к чему его сильно ранить. Слов скажу немного, без драматизма и соплей. Надеюсь, что смогу о нём позаботиться как следует. Понятное дело, что заниматься наукой на уровне отца не смогу, но кой за чем следить буду. Он успел доверить мне несколько важных вещей. Возможно, когда-нибудь ещё к этому вернусь. Ну, и… И всё? Пожалуй, ни к чему много говорить. Конец. Видеозаписи совсем оборвались, пошла автоперемотка к началу. Фриск, Чара и Андайн, повинуясь одному порыву, посмотрели на скелетов. — Эй, ну сейчас-то всё хорошо, окей? Отец тут живой, Папс тоже. Психических травм никто не получил, все добились, чего хотели, окей? — сказал Санс, поднимаясь с дивана. — По крайней мере, тебе удалось донести до Папируса информацию так, чтобы его не припечатало на всю жизнь. И за это спасибо, — отозвался Гастер, обнимая младшего сына, который в это время полез с объятиями. — Рецепт прост: меньше драматичных соплей. Мы-то сами остались живы. Ну, а раз такое дело — есть масса других вещей, которые могут заставить не загнуться. Был крутой Гастер, появился крутой Папирус. Который костьми ляжет, чтобы стать Великим Королевским Стражником. — Санс! — А то если сидеть и печалиться, так костей не соберёшь. — Санс! — Это как бы не отменяет скорби по погибшему, но слезами горю не поможешь. А так из Папса получился просто костмический брат. — Санс!!! — Хех, ты улыбаешься. Снова. — Я польщён тем, что я космический… И не польщён тем, что ты в такой момент опять шутишь! — Хех, ну а чего мне ещё говорить-то? Правду же говорю. Папс крут. И готовит, и головоломки придумывает, и убирается, и всё делает. — А ты спишь! — Я выполняю этот тяжкий труд за двоих! Если бы ты знал, как это тяжело — спать по полдня, потому что ты этим не занимаешься! — Ой всё! Как бы там ни было, Санс разрядил обстановку. Только что все то умилялись идиллии скелетного семейства, то грустили, узнав о гибели его главы, и тут Санс «испортил» всю «лирическую атмосферу», чем не дал окружающим раскиснуть. — Что ж… Спасибо за просмотр. Мне… Теперь мне нужно кое-что объяснить Альфис, — сказал Гастер. — Никто не против, если мы с ней выйдем пройтись? — Дуйте. Папс, Андайн, пойдёте со мной к Гриллби? Андайн ответила согласием, Папс, слегка поломавшись, присоединился. Воительница и скелебратья покинули дом. Гастер и Альфис направились в противоположную сторону. Фриск и Чаре ничего не оставалось, кроме как попрощаться со всеми и вернуться домой. Флауи по-прежнему не было видно, но девочки были уверены, что он поблизости. — Что ж… Ты видела, каким я был. Догадываешься, зачем я тебе показал всё это? — произнёс Гастер, глядя куда-то в сторону. — Ч-чтобы я могла подстраховать? — неуверенно предположила ящерка. — Именно. Я надеюсь, что ты достаточно прониклась моим «образом», чтобы суметь направить меня в нужную сторону. Сейчас, пока я под впечатлением, всё ещё нормально, но позже меня «отпустит», и тогда снова начнутся проблемы. Считай, что ты проводишь научный эксперимент. В каком-то смысле так оно и есть. Я в роли подопытного, ты в роли наблюдателя. — Ох, я очень постараюсь помочь! Ну… Я никогда раньше не делала ничего подобного… Н-но я должна справиться! И… Я очень сочувствую… Всему. — Спасибо. Но Санс прав. Сейчас не тот случай, чтобы много переживать… Мои мальчики прекрасно повзрослели без меня. Правда, это спорный вопрос, кто кого в итоге воспитывал. Я видел из пустоты, как они жили. И Папирус… С одной стороны, в чём-то у него осталось детское восприятие мира, потому что у него не было достаточно взрослой опоры перед глазами. С другой стороны, он вырос по-взрослому самостоятельным, потому что воспитание Санса… Насколько я мог видеть, это было что-то в стиле «Па-а-а-апс, пропылесось, пожалуйста. Па-а-а-апс, ты там уроки сделал? Па-а-а-апс, ты не видел, где мои носки?» Санс умный в научном плане, но тот ещё неряха в бытовом. Так что в конце концов, подрастая, Папирус взял всё в свои руки и начал «строить» Санса по этой части, а тот не очень-то и сопротивлялся. — Ох, они выросли замечательными. У вас чудная семья… — Спасибо. И да, если что… Тема с моей женой… Не болезненная. Нет, я не разлюбил её, просто… Я давно смирился с её уходом. Отпустил. Так что всё в порядке. Не стоит сочувственных взглядов исподтишка. — Х-хорошо, как скажешь. Но в общем… Я п-постараюсь поддерживать тебя в том характере, какой нужен. — И это хорошо. Потому что скоро мне снова станет не по себе. В баре Гриллби в это время велись разговоры примерно на ту же самую тему. Санс отошёл в сторонку, попивая кетчуп и заедая его бургером, а Папирус и Андайн в это время расположились за столиком. Воительница ела что-то с сыром, Папирус из неприязни к жирной еде ничего заказывать не стал. — Знаешь, Папс… А ты ещё круче, чем я думала. — Это почему? — У тебя такая история… И с таким братом, как Санс, ты умудрился вырасти настолько… крутым. Ты везде, всюду и изо всех сил, — усмехнулась Андайн. — Да и отец у тебя крутой. — Да он просто замечательный! Ну… насколько я его помнил. А сейчас по этим видео я убедился, что не ошибся! Так что я намерен помогать во всём, в чём буду полезен! Ну, и твоя Альфис ему поможет. — Да, Альфис… Надеюсь, это не займёт так уж много времени. Нам обоим нужно, чтобы это скорее закончилось.