Баки Барнс/ОЖП (Мстители)
31 декабря 2017 г. в 15:08
Испещренная неровными замысловатыми трещинками будто иссохшимися от времени венами стылая земля нещадно обдает своим мертвым холодом спину, проворно пробираясь под плотную куртку, играючи пробегает вдоль позвоночника, не спеша пересчитывая своими скрюченными обледенелыми пальцами каждую косточку, и осторожно оседает сизым хрустящим инеем глубоко внутри, там, где все еще бьется живое сердце.
Он чувствует это как никогда прежде. Чувствует редкие кристаллики снежинок, кружащиеся в своем последнем танце перед тем, как умереть, запутавшись в его волосах. Чувствует постепенно застывающие тонкой ломкой корочкой на обветренном лице мазки горячей крови и ее резкий солоноватый привкус на кончике языка. Чувствует какую-то одурманивающую сознание эфирными ядовитыми парами слабость, растекающуюся непомерной тяжестью по всему телу. А перед глазами лишь зияющая глухая пустота, так напоминающая ему собственную душу.
Блеклая картинка постепенно рассеивается утренним молочным туманом прошлого, сотканного из искрящейся электрическими разрядами боли и застывающих витиеватыми дорожками на щеках слез, где он когда-то потерял часть себя. Сковывающий в своих неживых скрипящих объятиях мороз, скалясь диким бешеным зверем, опасливо отступает, вытесняемый приятным родным теплом, отчего с потрескавшихся губ невольным тихим призраком слетает облегченный вздох.
- Плохой сон? – мягкие подушечки невесомо очерчивают брови и аккуратно убирают прилипшие к взмокшему после тревожного сна лбу влажные темные пряди.
- Все хорошо, - он осторожно перехватывает ее ладошку, настолько маленькую, что она полностью теряется в его собственной, и с трепетом покрывает мимолетными едва ощутимыми поцелуями каждый пальчик, наслаждаясь тихим смехом, отдающимся у него где-то глубоко внутри жаркой пузырящейся лавой, - Теперь все хорошо.
В приглушенном льющимся сладким засахаренным медом свете торшера она напоминает ему чистое сияние далеких звезд, на которые он так любил любоваться, когда был маленьким, но почему-то оказавшиеся в толще его непроглядного колкого мрака, разрывающегося раз за разом от оглушительных нечеловеческих криков, задыхающегося от отчаяния и страха. Незаметно и как-то робко проникла под кожу, отогревая и медленно заполняя собой его пустую грудь, оплела изнутри своими переливающимися нитями, рассеивая темноту, научила заново дышать и жить.
И сейчас, спустя, кажется, сотню минувших жизней, он уверен лишь в одном. В том, что готов сделать все, что угодно, стать самым лучшим человеком на свете, полностью отдать всего себя, если потребуется, лишь бы она всегда улыбалась.
А остальное уже не так важно.