Homemade Imagines

      Кошмары такого далекого и в то же время совсем недавнего, почти что вчерашнего, прошлого не оставляют его одного ни на секунду, преследуют в страшных, полных мучительной боли и отчаянных срывающихся на гортанный хрип криков картинках во снах, отпечатывающихся тенями под измученными покрасневшими глазами, волокутся, не отставая ни на шаг, наяву, мелькая пепельными удивительно четкими, такими, какими он их запомнил, образами тех, кто не застанет последних дней привычного мира, с легкостью просачиваются под кожу, хаотично разрисовывая невидимыми для посторонних рваными узорами. Они медленно, но верно становятся его сутью, кажется, уже третьей по счету, сливаясь с истерзанной душой, что потихоньку, волей не волей, начинаешь к ним привыкать. Привыкать просыпаться среди ночи на неудобном скрипучем матрасе, пружины которого неприятно почти до ломоты в костях впиваются в спину, покрытому липкой испариной, задыхаясь от колотящегося внутри, ожесточенно бьющегося об грудную клетку ужаса. Привыкать к иногда накатывающей огненными волнами боли, заставляющей тело судорожно выгибаться почти что до хруста под неестественным углом, а потом еще долго отходить, бездумно вслушиваясь в многоголосое дыхание не спящего города и мерный ход старенького будильника. И от осознания этого становится по-настоящему страшно.       Но все начинает меняться с ее приходом, со всего лишь одной простой фразы, сказанной в минуты его самого глубокого отчаяния.       «Тебе не обязательно справляться со всем в одиночку, Джеймс».       Джеймс. Как же он не любил это имя, напоминающее о некогда улыбчивом парнишке из Бруклина, которым когда-то был и которого теперь уже точно не будет никогда, ведь нельзя повернуть время вспять, но то, как она его произносила, мягко и бархатно, было, наверное, лучшим, что он когда-либо слышал в своей жизни.       Ее появление в его жизни было каким-то совершенно бесшумным, словно она крадучись ступала по земле мягкими кошачьими лапками, по собственной неосторожности или волею судьбы забрела к нему и решила остаться. Просто остаться, без всяких там высоких слов о желании сделать доброе дело почти что незнакомому человеку и обещаний, что все непременно будет хорошо. И без всей этой никому ненужной мишуры выстроенная стена, надежно отгораживающая его от всего мира и людей, уже давно бросивших попытки достучаться, чтобы хоть как-то помочь, пошла сеточкой мелких трещин, в крохотных просветах которых несмело мелькала его душа.       - До сих пор не понимаю, почему ты выбрала именно меня, - произносит он как-то тихим летним вечером, когда они вместе возвращались из кинотеатра, - Я ведь не самый хороший человек, да и героем меня не назовешь…       - Ты меня любишь? – вдруг перебивает она и неожиданно останавливается прямо посередине дороги, внимательно всматриваясь ему в глаза, будто заново изучает.       Он судорожно сглатывает, аккуратно перебирая ее теплые пальцы в своих от непонятно откуда взявшегося волнения, и кивает, на что она ласково улыбается и уверенно сжимает его ладонь в своей.       - Тогда этого более чем достаточно.