***
Я неотрывно смотрел на табло из-под кудрявой челки, когда Джордан залипал в телефоне. Он был так спокоен, а я то и дело подскакивал от любого объявления… Всегда боюсь опоздать куда-то, или потеряться, или что-нибудь еще… Но безмятежность голубоглазого клавишника меня выручала — кажется, он был уверен во всем, причем, всегда. Когда объявили посадку, я нервно ткнул его пальцем в плечо. — Ну слышу я, слышу… Что ж ты такой нервный, успокойся, дурачок… — он улыбнулся, потрепав меня за щеку и поднимаясь с кресла. Мы двинулись на посадку, к нашему выходу. — Давай скорее!.. — я подтрунивал над ничего не видящем кроме экрана телефона Джорданом, нарочно наводя его на какие-нибудь препятствия, типа кресел, которые встречались на нашем пути. — Посадка еще минут двадцать будет, самолет большой, людей тьма, не переживай, Оли… — он приобнял меня за плечи, продолжая медленно перебирать ногами. Мне нравилось это спокойствие, несмотря на то, что сейчас оно бесило. При этом он практически никогда не повышал меня голоса за мою постоянную паранойю. Любой бы уже рявкнул на меня, но только не он. Терпел мои докапывания, скрипел зубами, но терпел. Мы простояли в очереди на посадку минут пятнадцать. Пожалуй, он меня ненавидел за это — сегодня мы практически весь день провели на ногах, в спешке собирая вещи, и жутко устали. Но, опустившись в кресло самолета, он только мягко улыбнулся мне, убирая телефон в карман. Я устало тер веки, слушая, как в соседнем классе орут дети. Гребанные дети. Почему, куда бы я ни шел, там эти сгустки энергии? Эти орущие комки, пахнущие дерьмом и молоком, они плачут и орут, плачут и орут, и срут, и жрут, и попрошайничают, и все по кругу. Мысленно, я успокаивал себя тем, что у нас с Джорданом детей быть не может. А вот он детей любил, и очень. Всегда усюсюкал с ними, если выпадала возможность. В этом мы были совершенно разные. Я терпеть не мог детей, а они не переносили меня. Где-то очень глубоко в душе я был неимоверно счастлив тому, что в нашем отсеке детей нет, потому что 12 часов пинаний в спину и стенаний я бы не выдержал. — Эй, ну ты чего? Такой нервный… — Джордан щелкнул меня по носу, и я улыбнулся, опуская взгляд. — Просто очень устал, милый. — Постарайся заснуть… Представь, что спустя этот долгий полет, мы наконец-то отдохнем от всего и всех. Разве оно того не стоит? — Стоит. — я улыбнулся, включая на телефоне авиарежим и нацепляя наушники. Джордан же достал очередную потрепанную жизнью книжку — любимая его научная литература, и принялся за чтение.***
Упав на огромную постель, я закрыл глаза. Почувствовав завалившееся рядом со мной тело, я, устало промычав, набросил на него ногу. Тело засмеялось, проводя ладонью по моей ноге. — Ты как, солнце? — Я ничерта не выспался… Мы уезжали — был вечер, прилетели, а тут опять вечер, ну пиздец… Джордан засмеялся, обнимая меня и прижимая к себе. — Как раз выспишься за ночь, нет? — Я не усну, я хочу все тут обсмотреть, прямо сейчас… — Оли, мы же на Кубе, что ты тут будешь обсматривать посреди ночи? — Я буду смотреть на дно стакана… Мы засмеялись, и я, потянувшись, наугад поцеловал его — попал в щеку. Руки обвили меня еще крепче, перетягивая на себя. — Я же тяжелый, Джордан, ты сломаешься… — Ну да, еще скажи, раздавишь. В последнее время я удивляюсь, как тебя вообще ветром не сносит. — Зато трахаться удобно. — О, ну в кости долбиться — это определенно то, что нужно! — клавишник прыснул смехом, на что я ткнул его в бок. — То есть, тебе не нравится?! Я тебе сейчас… — я начал замахиваться, на что Джордан увернулся и, смеясь, пытался противостоять. Игривая драка закончилась быстро, когда я оказался с заломанными руками под ним. Нагнувшись, он прошептал мне на ухо: — Мне все нравится, более чем. Я люблю тебя, придурок. Он отпустил меня, крепко обнимая. От усталости мы уснули прямо так, не раздевшись и не разобрав чемоданы.***
Дни летели ужасно быстро. На Кубе действительно было чем заняться — особенно ночами. Мы обошли все передовые клубы в районе, перепробовали все, что было можно, пару раз отравились, что было неудивительно для такого жаркого, я бы сказал, тропического места. Джордан сильно сгорел, и я не уставал обмазывать его кремом с ног до головы. Периодически он залипал в телефон, и я тогда начинал беситься — мы же в сотнях миль от дома, ну что за неотложные дела? Но он ссылался на привычку, а докапываться я не желал — все равно он сразу убирал аппарат в карман. Порой его настроение менялось очень резко, я не находил этому причин, но он быстро приходил в норму, агрессивная гримаса сменялась безмятежной улыбкой, и все было по старому спокойно и хорошо. Нет, мы не ссорились, но эмоции никто не отменял. Сегодня был день икс — последний полноценный день отдыха, и мы решили дать фору нашим организмам, снова завалившись в клуб. Там была куча народу, но, несмотря на толкучку у бара и оглушительную музыку, нахлебались мы очень быстро. Вырубив у бармена пару бутылок ликера, Джордан, крепко схватив меня за руку, вытащил из толпы и повел куда-то быстрым шагом. Я едва поспевал за ним, пытаясь не разлить содержимое бутылки, которую нес, но он не сбавлял шага. В конце концов мы очутились на пляже, и он, поставив бутылку на лежак, скинул с себя все, что на нем было, быстро распорядившись и моей бутылкой и одеждой, схватил меня за ноги, перебрасывая через плечо и побежал в море, крича, словно безумный. Залившись смехом, я тут же оказался в еще теплой со дня воде, целиком. Вынырнув, я обнаружил рядом клавишника, машущего головой, с целью избавиться от воды. Волны сегодня были спокойные, и это была идеальная ночь для того, чтобы побултыхаться в море в последний раз. Подплыв, он взял меня за руку и притянул к себе, обнимая со спины. — Смотри, — он указал на огромную полную луну над горизонтом. Она была снежно-белого цвета, очень крупная, — Здорово, да? — Очень, она такая большая… — я опустил ладони на обнимавшие меня руки. Волны ласково приподнимали нас, и я расслабился, откинув голову на плечо возлюбленного. — Оли… — он шептал мне на ухо, — За все то время, что мы с тобой вместе, я ни разу не разочаровался в тебе… Словно ты — моя неотъемлемая часть, и я без тебя уже совсем не могу… Я так люблю тебя, каждое твое слово, твое движение, и даже когда ты ругаешься… Не представляю, как я до этого жил без тебя… — он поцеловал меня в плечо, осторожно опуская на него подбородок. Я открыл глаза, смотря в почти черное, звездное небо. — Я тоже… Не знаю, как ты меня перевариваешь, но я без ума от тебя… Будто ты — то, что я всегда искал, мне с тобой очень спокойно… — я обернулся, опуская ладони на его шею, — Я люблю тебя… Проведя рукой по моим мокрым волосам, он накрыл мои губы своими, увлекая в нежный поцелуй. Этот поцелуй был словно первый — дыхание перехватывало, ноги подкашивались, пальцы дрожали, в голове было что-то непонятное… Мы соприкоснулись языками, и он, вдохнув полной грудью, резко поднял меня, вынуждая обвить его ногами. Поцелуй набирал обороты, его руки блуждали по моему телу, я сжимал его волосы меж пальцев, слабо царапал по плечу… Когда я впился губами в его шею, грубо втягивая и прикусывая кожу, он рыкнул, до боли сжал мои ягодицы и вышел из воды, опрокидывая меня на влажный песок. Я обхватил его за шею, оставляя яркие засосы на нежной коже, кусая, от чего он возбуждался на лету, хрипло стонавши мне на ухо. Схватив меня за плечо, он оторвался, нависая надо мной. Наши взгляды были задурманены, совсем не алкоголем. Проведя кончиками пальцев по внутренней стороне моего бедра, он развел мои ноги. Еще секунда, и я вскрикнул от боли, чувствуя в себе его твердый член. Он сорвал крик с моих губ теплым поцелуем, одаривая меня нежностью, но она продлилась недолго. Крепко схватив меня под коленями, он начал грубо вдалбливать меня в песок, и меня накрыло возбуждением настолько, насколько это было возможно — боль мгновенно перемешалась с похотью и удовольствием, он вбивался прямо в простату, вынуждая меня дрожать всем телом. Он точно знал, что я люблю. Фрикции были резкие, грубые, быстрые, его дыхание обжигало мои губы, заставляя окончательно сойти с ума… Я дернул бедрами ему навстречу, и он рыкнул, ускоряясь. Обхватив его за шею, я с силой оттолкнулся, опрокидывая его на спину и самостоятельно насаживаясь, от чего Джордан громко застонал и обхватил меня за ягодицы, задавая темп. Поняв, что я слишком пьян, чтобы кончить, я нагнулся, целуя его горячие губы, и нарочно свел мышцы, ускоряясь. Он кончил мгновенно, громко крича и до боли сжимая мои бедра. Насадившись еще пару раз, я почувствовал, как во мне разливается горячая жидкость и улыбнулся и без моря взмокшему Джордану, увлекая его в нежный поцелуй. К отелю мы шли, еле перебирая ногами, мокрые, грязные, уставшие, но все-таки довольные. Несколько раз мы приседали у каких-то заведений покурить — мои ноги всегда дрожали и отказывались меня держать после секса. Джордан на это только посмеивался, а потом нес меня на себе, привлекая недовольные взгляды окружающих, но ему было на это наплевать, как и мне.***
— Как думаешь, мы сюда еще вернемся?.. — я опирался на перила балкона, устремляя взгляд на волны вдалеке. — А ты хочешь? Если хочешь — вернемся. — руки обвили меня сзади, и я улыбнулся, чуть обернувшись. — С тобой — хоть на край света… — я потянулся, целуя улыбающегося Джордана. Он крепче прижал меня к себе, как в номере зазвонил телефон. Прервав поцелуй, он прошептал мне в губы: — Пора… — Да, пора…- и мы, выйдя с балкона, взяли чемоданы и спустились к трансферу. Проезжая мимо маленьких домов, чьи крыши много лет съедало испепеляющее солнце, мимо темнокожих людей, плохо одетых, создававших собой эффект прошлой эпохи, я думал о том, что безумно буду скучать по этому месту, по этому времени, проведенному с ним. Да, жизнь только начинается, и это наш первый, и уж точно не последний отпуск, наш медовый месяц, но эмоций было так много, что слезы в горле стояли от той мысли, насколько все было идеально. Это он уговорил меня на Кубу, он же занялся всей этой бумажной волокитой с билетами, отелем и прочими необходимыми вещами… Он показал мне рай на земле, который без него показался бы мне адом. Да вся моя жизнь была адом, где бы я ни был, если я без него. Эта поездка была глотком свежего воздуха. Он был одним большим неограниченным глотком свежего воздуха, которого мне хватит на всю жизнь, только бы он всегда был рядом. Когда я сдался, начав встречаться с ним, меня не обуревали огненные страсти, я не был влюблен по уши, это было так обыденно… Но я ни разу не ошибся в нем. Будто все, чего бы я желал, я, по счастливому случаю, обнаружил в нем — в человеке, который около четырех лет терся со мной бок о бок в студии и на концертах, человек, которого я видел каждый день, но который ни разу не подал, до своего дня рождения, виду о том, что небезразличен ко мне. Кем бы я был, если бы я не упал, наконец, в его ладони, и не отдался бы ему окончательно? Все тем же страдающим алкоголиком и наркоманом, глубоко асоциальной личностью, которую не переносят все, включая и меня самого. Без него я бы пропал, а с ним мне хотелось жить, черт подери. Хотелось вылезать из своей раковины на свет, хотелось открывать для себя что-то новое, хотелось делать людям добро. Хотелось творить и любить, что я и делал. Мне было достаточно держать его за руку, чтобы уноситься от всех своих проблем. За эту поездку мне не приснился ни один кошмар, настолько сильно я был счастлив. Да, у каждого из нас есть и недостатки, и вещи, на которые мы смотрим по-разному, но в нем я этого не замечал, даже если это и было. Это такая любовь, какой в моей жизни никогда не было, и я уверен, что и не будет, потому что я никогда не уйду от него, а он никогда не оставит меня. Я приоткрыл веки и мельком посмотрел на Джордана — откинув голову на кресло, он тихо дремал. Аккуратно двигая пальцами, я постарался вынуть свою ладонь из его руки, но та только крепче сжалась, и я улыбнулся, счастливо опуская взгляд.