***
В автобусе тот же шумный мальчишка, едва купив билет, подсел к Ушиджиме и протянул ладонь. — Мы забыли познакомиться, я Нишиноя Ю. Ушиджима почувствовал как по его телу бешеным табуном мурашек промчались все когда-либо испытанные им эмоции от страха до чувства блаженства. Ю. Нишиноя. Буквально на неделе в головах их компании отгремела новость о том что Эйта, кажется, неравнодушен к парню и что это, возможно, потому что они соулмейты, и вот сам Ушиджима встречает его, Нишиною. Парнишку ростом под метр шестьдесят с пропеллером в мягком месте и чем-то заклеенным штрих-кодом «Вакатоши Ушиджима» на шее. — Эй, Гиган-титан, ты меня слышишь? — помахав перед лицом застывшего от удивления Ушиджимы, с дружелюбной игривостью в голосе спросил Нишиноя и снова растянул губы в невероятной улыбке. Сказать или нет? Признаться или не стоит? Иена или доллар? Пан или пропал? Ушиджима разрывался в море противоречий так же искренне, как когда-то в детстве, когда между «могу» и «надо» не знал, что выбрать и чью принять сторону. Как когда-то в детстве, когда первый урок по каллиграфии едва не был сорван лишь потому, что у «юного господина» не получалось выводить кандзи нужной рукой. И всё же тогда было другое. Тоже противоречие, неодобрение, короткий скандал и надменный, почти брезгливый взгляд в его, испорченную сторону, но на кону в тот раз стояла лишь одна жизнь, а теперь — две. Ушиджима терзался с ответом. — Не хочешь — как хочешь, — убрав ладонь и расстроенно отвернувшись, пробормотал Ю, и Ушиджима понял, что сейчас, возможно, единственный в его жизни момент, когда ему придётся самому подыскать тему для разговора. Поэтому он на всякий случай оглядел парня с головы до ног и, кажется, нашёл, за что зацепиться. — Родители против моих знакомств, — уклончиво отговорился он, чтобы его следующий вопрос не звучал слишком недружелюбно: — Почему ты едешь в пригород в школьной форме? То ли Ю Нишиноя был очень отходчивым человеком, то ли Ушиджима был не таким страшным, как сам себе рисовал, но первый вновь воспрянул духом и после громогласного «ха!», сотрясшего автобус, заявил что их класс уехал в поход сегодня, но его самого пришлось оставить для переписывания контрольной работы. И вот, благополучно завершив её, он едет вдогонку всем прямиком из школы. Ответ, как заметил Ушиджима, весьма исчерпывающий, а сам Ю посмеялся на это замечание. — А куда едешь ты? — Домой, — на многих переживаниях за сегодня Ушиджима ловил себя впервые, и боязнь показаться чересчур скудным в ответах оказалась среди них. Никогда прежде не думавший говорить больше, чем требуется, Ушиджима вдруг чувствовал себя неловко, осознавая, насколько короткие ответы он даёт в сравнении с историями Ю, и решил это исправить: — Неделю живу при академии, а на выходные возвращаюсь домой. — Ты фермер? — неожиданный вопрос едва ли не выбил из-под ног почву, но Ушиджима, на самом деле давно привыкший именно к такой формулировке (просто не от этого человека), быстро взял себя в руки и качнул головой. — Не совсем. — Ю взглянул ничего не понимающим щенячьим взглядом, пробившим на новую волну мурашек, и Ушиджима вновь взялся за пояснение: — При желании мы могли бы назвать наше поместье фермой, но сам из семьи почти никто не трудится. — Вау, так ты богатенький?! — воскликнул Ю чересчур громко, чем привлёк внимание всего автобуса. Даже водитель скептично посмотрел в зеркало заднего вида. — Я успешный. Достаточно, чтобы не кричать об этом, — одновременно утверждая свой статус реально не бедствующего парня и указывая Ю на его собственное место, чуть уязвлёно заметил Ушиджима. — Ничего о тебе, кроме того, что в академии бордовая форма, не знаю, — пожал Нишиноя плечами. — Имею я право пофантазировать хотя бы? Мысль о том, что Ю может и будет о нём фантазировать, внезапно ударила в голову. Перед глазами промчался неясный образ фантазий самого Ушиджимы на тему того, как о нём может фантазировать его соулмейт. Ему даже показалось, что в салоне сделалось жарче, чем обычно. — В смысле? — Бока отвисли, — не без удовольствия съязвил Ю, о чём явно сказал его высунутый в сторону Ушиджимы язык. — Даже имени не скажешь, вредина. — Оно тебе не понравится, — чувствуя собственную важность перед так внезапно объявившимся и согревшим одной улыбкой Ю, непривычно высоко и неуверенно произнёс Ушиджима. Ему на самом деле было важно: понравится или нет? Когда-нибудь, перед кем-нибудь его правда беспокоило это? Ничуть. Однако он всё равно испытывал страх и накатившую неловкость за раскрытие собственного имени перед тем, кто и так его знает. — Разве это имя моего соулмейта, чтобы я думал о том, нравится оно мне или нет?.. Кстати, — если бы у Ушиджимы спросили, бывали ли в его жизни ситуации, когда он не дышал и был готов поклясться в этом именем своей матери, он бы ответил «сейчас» и испуганно закрыл глаза. —… как у вас, у богатеньких, вообще с этими штрих-кодами? Судя по беззаботному тону, Ю явно был настроен несерьёзно и слушать истории в духе «как и у всех» не собирался. Его срочно нужно было либо кормить байками о том, что богатые не страдают, либо переключать на другую, менее заезженную тему, которой в запасе Ушиджимы не могло быть. Но не начать с этой самой фразы навылет он не мог, а потому хотя бы попытался придать ей интриги. Кашлянул, постарался максимально успокоить сердцебиение и почувствовать собственный бархатистый голос, нарочно сощурился, смотря в никуда, и как мог размеренно произнёс: — Как у всех. Мы ищем, влюбляемся, гибнем. Этот миг Ушиджима мог считать своим дебютом рассказчика. Помимо взволнованного траурным тоном Ю к нему так же обратились несколько пассажиров с соседних сидений. Тендо наверняка бы громогласно обрадовался, испортив момент. Но друга не было, а казавшийся ещё более шумным, чем он, Нишиноя словно набрал в рот воды, ожидая какого-нибудь более ёмкого продолжения. И после короткой паузы, за которую Ушиджима обдумывал, какую именно чернь можно вынести, оно последовало: — Эти татуировки у природы не купишь, поэтому их маскируют, — Ушиджима лукавил, и за это ему было самую крупицу стыдно перед тем, из-за кого он и сам узнал об этом. Штрих-коды маскировали или прятали практически все, не желая даже случайно выдавать себя или своего соулмейта: кто-то носил пластыри, как Ю, кто-то обвязывал шею бинтами, как это делал Ширабу, кто-то прятал волосами/шарфом/воротниками или же просто замазывал плотным кремом. Всё это не возбранялось и даже считалось частью нормы, лишь бы пластырь снялся при проверке, а крем стёрся. Но какая надёжность в бинтах, если ты знаешь, насколько под ними кровоточит преступное имя? — Задорого и тайно. Ушиджима знал, о чём говорил. Все в автобусе знали, о чём он говорил. И даже Ю, встретивший фразу скептично, через мгновение просветлел и тут же сделался мрачнее тучи, потому что тоже понял, о чём говорил Ушиджима: такие, как он, перебивали элементы штрих-кода на старых машинках эпохи кризиса, чтобы сканеры сбивались с толку. Ровно такой, аккуратный и чуть более кривой, чем раньше, штрих-код, и был сейчас у самого Ушиджимы за воротником, всё ещё обрамлённый красивым «Ю Нишиноя» по низу. — Никогда так не хотел стать богатым, — произнёс удивлённо-восхищённый голос сзади, и решивший взглянуть на это с другой стороны Ю его одёрнул: — Уверен, это чертовски больно. У меня вот шея по утрам просто гудит, будто по ней молотком бьют. — Ушиджима коротко дёрнул уголком губ, ловя себя на мысли рассказать Тендо, что прикосновения к его штрих-коду другом воспринимаются как удар молотка. Ритуал, каждое утро по паре секунд, чтобы проверить, есть ли у Ушиваки сердце, реагирует ли чей-нибудь штрих-код так же бурно на какие угодно касания, как у самого Тендо. И тут оказывается, что чувствительность они наладили наоборот, просто Ю, видно, никто не бьёт по шее. — А здесь ещё и перебивать что-то поверх настоящего! — Терпимо, — одними губами всё-таки произносит Ушиджима, но Ю, кажется, не замечает.***
Их совместный рейс подошёл к концу, когда со словами: «Моя остановка» Ушиджима встал с места и протиснулся между рассевшимся Нишиноей и креслом. При этом Ушиджима закинул что-то через плечо и помахал большой непривычно пустующей ладонью, если только её можно назвать такой, налюбовавшись ей минут двадцать от силы. Дверь за ним закрылась, ладонь ещё несколько секунд виднелась из заднего окна, а затем автобус ушёл за поворот, скрывая старшеклассников друг от друга. Ю с долей непонятого сожаления бросил взгляд на то кресло, где почти только что с ним сидел его нечаянный собеседник, и возле подлокотника увидел завалившуюся небольшую книгу в твёрдой белой обложке. «Настоящий подарок», — прочёл, прикоснувшись к каждому символу, Ю и хихикнул над странным вкусом такого огромного парня. Он ухватил обложку двумя пальцами и неуверенно перелистнул, надеясь и одновременно боясь увидеть на ней, как это часто бывает с книгами, имя. Ведь не может Ю вдруг обрадовать, если собеседник окажется настолько «богатой шишкой», что за ту кучу не очень вежливых слов в его адрес его, с его-то штрих-кодом, закроют далеко и на всю жизнь. Впрочем, раньше его всегда проносило с этим, но вдруг. А имя на форзаце было. Тонким каллиграфическим почерком в верхнем левом углу было кем-то выведено «Ушиджиме Вакатоши-сану с искренними пожеланиями» и более мелкая банальная подпись «от кохая». Не веря своим глазам, Ю вновь стал очерчивать символы, читая по слогам имя того, кому принадлежала книга. Кто последние двадцать минут сидел рядом, кто слышал его собственное, Нишинои, имя, всё знал и молчал. В голове против воли замелькали флэшбеки, в которых Ушиджима говорит, что родители против его знакомств (или одного конкретного?) и в котором он же, одними губами, говорит «терпимо». Если дома ребёнка спрятать можно, то в элитной академии вряд ли не проверяют штрих-коды? А проверив, допускают ли тех, кто мог бы испортить ей имидж? Ю всё осознаёт. Ю кажется, что он всё осознаёт. Резкие короткие улыбки, старательно выдавливаемые из себя фразы, невероятная терпимость к его громкому тону и горькая отрешённость в разговоре о предначертанных. — Остановите автобус! — Малыш, да потерпи ты… до остановки-то. — Остановите автобус! — от возмущения подпрыгнув, кричит Ю и крепко прижимает книгу к груди. Вряд ли кто-нибудь ещё понимал в чём дело, но водитель всё-таки подъехал к обочине, и Ю, чуть не упав от резкой остановки, схватил рюкзак и пулей вылетел из салона.***
Что он тугодум, до Ю дошло не сразу. Лишь наконец дойдя до того самого поворота, он подумал, что идея сорваться посреди дороги и просто убежать в сторону, где он попрощался с Ушиджимой, как минимум глупая. Как максимум — идиотская хотя бы по той причине, что никто не обязан ждать его ещё полчаса на остановке, в надежде, что он найдёт книгу и захочет вернуть. Скорее даже наоборот, ясно давший понять, что чудес им не светит, Вакатоши поскорее уйдёт, на веки вечные забыв о книге. Наконец всё решить должен был поворот. Резкий, пресечённый медленно ползущим вверх склоном горы поворот, в нескольких секундах от которого должна была находиться остановка. И набравший в грудь воздуха Нишиноя решил разобраться с этим поворотом как можно скорее. Он поправил лямки на рюкзаке, прижал книгу ещё плотнее, хоть и казалось, что ближе некуда, и зажмурил глаза, выбегая на ту часть дороги, где он расстался с Ушиджимой. Открывать глаза было страшно. Даже пугающе. Хуже, наверное, было только в омут с головой, да и то не факт: у омута было дно, а у горизонта, за которым мог скрыться Ушиджима, края не было. — Будешь стоять, кто-то собьёт, — поодаль произнёс уже въевшийся в память голос, и ведомый им Ю резко и широко раскрыл глаза. С непривычки всё поплыло и зарябило яркими и чёрными пятнами вперемешку, а в уголках собрались совсем крохотные капли слёз. И счастье, наверно, собралось там же, на окраинах век и на кончиках поплывших по щекам капель. На складках, появившихся от улыбки, и в бороздках треснувших растянувшихся губ. Ушиджима стоял ровно напротив, почти в той же позе, в которой махал автобусу, и рукой теребил поехавшую лямку рюкзака, лишь этим единым жестом выдавая своё волнение. Подходить первым никто не решался, и Ю набрал воздуха в грудь, хотя бы чтобы спросить «откуда книга», но Ушиджима, будто заметивший волнение Ю, наконец сделал первый шаг, переросший сначала в пару таких, а затем и в короткую череду первых, слегка неуверенных, но широких шагов, каждый из которых был раза в два больше, чем шаг Нишинои. Сбившись с зачем-то начатого счёта, Ю мотнул головой, заставляя недавние слёзы совсем просохнуть, и со всё тем же набитым в лёгкие воздухом, от которого уже кружилась голова, громко выдохнул: — Ты мой соулмейт, Ушиджима! — и Ушиджима ускорил шаг, чтобы, наверное, как можно быстрее подойти к Ю и его заткнуть. — Не кричи об этом, — наконец добежав, догнав боявшегося куда-то идти Ю, всё ещё хмуро произнёс Ушиджима, и мельком в голове появилась мысль, что он, может быть, и вовсе не рад этой встрече. У них, богатых, наверняка есть свои причуды и кроме выжигания новых штрих-кодов. Ю понуро опусти голову, и её тут же подняла за подбородок широкая усеянная мозолями ладонь — она бросилась в глаза, потому что была похожа на отцовскую, любящую труд. Весьма странно выглядящая для богатого сынка ладонь. — Не кричи, иначе могут услышать, — и ладонь сжалась в кулак, медленно опустившийся подальше от головы. — Ты… — Проявляю внимание. Пока мы рядом, с нашими штрих-кодами всё ясно. — Даже с твоим? — рука метнулась к его собственной шее и мягко провела по штрих-коду. — Особенно с ним. — Хм, и что тогда делать?.. — Ю смерти не боялся. Не сегодня уж точно — размеренный и глубокий голос соулмейта, непринуждённая статность в его движениях и ничего не выражающее лицо наполняли ужасной уверенностью в том, что их пронесёт. А то, каким внешне большим при этом был Ушиджима, ещё больше наталкивало на мысль, что за ним если не как за каменной стеной, то точно не хуже, не страшнее. Ю смерти не боялся, поэтому скорее формально думал над тем, что ему делать с негаданным двухметровым счастьем, взглядом успевшим умчаться вглубь одной из просёлочных дорог. — Пока ничего. Приглашаю на чай. — Ч-чай? — поняв, как заманчиво и странно звучит приглашение, сиротливо уточнил Ю. — Да, пока отец дома, мы можем пить чай, а потом я провожу тебя к твоему классу, — и, не спросив ответа, Ушиджима двинулся к той самой дороге, на которую смотрел, потому что уже наверняка знал — Ю пойдёт следом. — Эй, а книжку потом подаришь? — Я не люблю книги. Эту просто подарил друг, — он дёрнул уголками губ, точно вспомнил, как было дело, и задумчиво произнёс: — Но смысл подарка я, кажется, понял.