Heartstrings

Как-то днем Йен нашел Микки на школьном дворе, где он, полностью погрузившись в себя и не обращая внимания на окружающий мир, развалился на ветке дерева. Йен решил не напрягаться и не здороваться, зная, что брюнет слишком поглощен чтением, чтобы ответить ему, и вместо этого принялся работать над своим сочинением. Так они провели где-то час, не обменявшись ни одной репликой, а потому когда Микки все же подал голос, то до чертиков испугал Йена. — Бля, чел. Ты часами пыхтишь над формулами и мусолишь их, а тут ты просто в ударе. Рука Йена замерла, и он покраснел, про себя интересуясь, как много Микки сумел прочитать со своей ветки. — Ты часто пишешь? Нормально так получается, — добавил Милкович. Эти слова были первой в жизни похвалой, которую Йен услышал не от преподавателей по английскому, и чувствуя, как радость переполняет его, рыжий не смог ничего ответить, а лишь улыбнулся и продолжил писать. Было облачно, и теплый легкий ветерок шуршал в листьях кизилового дерева. На школьном дворе больше никого не было, и Йену невольно стало любопытно, как давно Микки присвоил себе данное место. Он читал здесь еще в свой первый год обучения? Он столько хотел узнать, но слишком боялся спросить. Микки читал еще двадцать минут, а затем спрыгнул, грациозно и без каких-либо усилий приземлившись рядом с Йеном. Он уже собирался взять свою гитару, но остановился, когда Йен схватил его за запястье и чуть потянул на себя, заставляя согнуть спину, чтобы их глаза были на одном уровне. Может, после комплимента Микки он почувствовал себя намного увереннее, а может, просто перегрелся на солнце, но сейчас Йен прекрасно осознавал, что ступил на опасную территорию. Микки смотрел на него спокойно и выжидающе, словно был готов ударить за то, что тот так грубо его схватил, но одновременно с этим хотел узнать, что будет дальше. — Можешь прочесть его, если дашь послушать, как ты играешь, — смело сказал Йен и опустил взгляд на гитарный кейс. Спокойствие Микки в мгновение ока сменилось враждебностью, и он выдернул запястье из хватки Йена. — Не борзей, — огрызнулся он и тут же ушел. Несколько мгновений Йен не ощущал ничего, кроме шока, а затем почувствовал, как горячие слезы начали жечь его глаза; он понял, что та странная связь, которая только-только начала между ними формироваться, была разрушена. Он проебался и проявил жадность в своем стремлении стать ближе к Микки, в то время как должен был действовать ненавязчиво. Он отказался плакать и, закусив щеку, чтобы сдержать слезы, продолжил дописывать последний параграф своего сочинения. Именно в этот момент холодные пальцы взяли его за подбородок и слегка приподняли, а взгляд его встретился со взглядом Микки — диковатым, даже звериным, но смягчающимся при виде лица Йена. Он словно наблюдал за волком, который внезапно стал послушным; Йен моргнул, чувствуя, как по щеке его быстро скатилась слеза. — Я ни для кого не играю, Йен, — пробормотал Микки на одном дыхании и снова ушел, отпустив влажное лицо рыжего. Если подумать, то Микки реагировал слишком остро, но Йен знал, что в основе этой враждебности лежала какая-то причина. Там прятался страх, нечто глубоко в натуре Микки, что заставляло его обороняться, и Йен хотел это выяснить, но теперь он нарушил границы. Йен вытер щеку, злясь на самого себя, а затем услышал, как Микки легко дергает за струны гитары по другую сторону дерева. — Надеюсь, это хреново сочинение того стоит, — буркнул Микки и начал играть, тем самым заставляя Йена замереть. Музыка Микки была теплой и богатой оттенками, небрежной и воздушной; мягкий, необычный звук, убаюкавший Йена в состояние мечтательности. Он откинул голову на ствол дерева и, закрыв глаза, почти ощутил тепло тела Микки, вжатого в дерево с другой стороны. Он не знал, как долго он слушал игру парня, но был уверен, что еще не слышал мелодии более прекрасной и печальной.

***

— Почему мне нельзя к тебе приходить, Мэнди? Когда Йен спросил это, Мэнди вытаращилась на него, словно он только что ударил ее обухом по голове. Они стояли посреди школьного коридора, и обходившие их ученики то и дело смеривали друзей недовольными взглядами. — Ты о чем? — О твоем доме. Ты всегда приглашаешь своих парней, но я там еще не был. Все дело в том, что я с Саутсайда? Она вздохнула и взяла его за руку, игнорируя поток студентов в коридоре. — Йен, ты прекрасно знаешь, что меня это не волнует. — А твой отец? Его это волнует? — спросил Йен, сжав губы в одну тонкую линию. Девушка отпустила его руку и закатила глаза. — Просто забей на это, Йен, пожалуйста. Ты не можешь приходить, ясно? Йен слегка отшатнулся; сам факт того, что Мэнди даже не объяснила, почему не хочет видеть его в своем доме, задевал его. Она была его лучшим другом, а теперь стояла тут и признавала, что все остальные могут приходить к ней без проблем. — Какого черта вы, Милковичи, мните себя такими неприкасаемыми? Мэнди растерянно открыла рот и уже собиралась что-то сказать, но он сорвался с места и ушел, не оглядываясь.

***

Йен скрестил руки на груди, чувствуя себя абсолютно лишним в этом районе. Здесь были красивые машины, а вместо бездомных бродяг и обкуренных детей по улицам прогуливались пожилые пары вместе со своими собаками, не волнуясь о позднем времени, так как уровень преступности в этой части города был очень низок. Ворота к дому Милковичей оказались высокими и прочными, надежно окружая весь дом. Что ж, здесь Саутсайдское происхождение Йена пошло ему на пользу: бегать от полиции он привык с раннего детства. Рыжий мысленно похвалил себя, когда он успешно перебрался через забор и спрыгнул уже по другую его сторону. Хоть темнота ночи и действовала ему на руку, он все равно удивился, когда не услышал воющей сигнализации и не увидел разъяренных собак или же охранников в костюмах, спешащих к нему, чтобы поприветствовать. Для того, чтобы пройти к дому, нужно было лишь подняться и спуститься по холму, усеянному деревьями. Сам дом был великолепен и намного больше, чем Йен его себе представлял; среди кустов и вдоль каменных дорожек горели фонарики, подсвечивая их и создавая некую божественную атмосферу. Он знал, что ему не стоит просто так стучаться в дверь, а потому Йен огляделся в поисках входа, одновременно с этим исследуя взглядом святую землю. В доме почти везде горел свет; в голове Йена мелькнула завистливая мысль о том, что Милковичам, должно быть, не нужно было волноваться о счетах. Он остановился у главного дома и решил, что безопаснее будет просто написать Мэнди. Как только сообщение было отправлено, Йен почувствовал себя каким-то сталкером. Интересно, как отреагирует Мэнди? Он не то что бы ревновал ее, зная, что девушка приглашает всех, кроме него, но ему просто нужно было узнать, что она скрывает, потому что он устал быть человеком, которого прячут. За эти три года он заслужил знать правду. Ответ пришел быстро, и, как Йен и ожидал, Мэнди страшно разволновалась. Она сказала подождать ее у фонтана. Фонтана? Йен завращал головой, но так ничего и не увидел. Он решил обойти дом сзади, и именно там он его и увидел — большой и с подсветкой. Йену больше не хотелось воображать себе счета Милковичей. Он сел на гладкий край фонтана и полюбовался выточенной из камня фигурой крылатого льва, изо рта которого струилась вода. Спустя несколько минут он услышал громкие голоса, а затем тяжелая деревянная дверь, напротив которой он как раз сидел, распахнулась. Йен удивленно откинулся спиной назад, готовясь спрятаться в фонтане, если понадобится, но быстро расслабился, увидев, что это были лишь Мэнди и Микки. Брат с сестрой спускались по мраморным ступенькам, сердито толкаясь и переругиваясь. — Он пришел ко мне, Мик! Три секунды назад ты собирался валить, нет? Так вали! — Да ну? Тогда какого хуя он прячется на заднем дворе? Разве твои сучки не лезут к тебе в окно? Она замахнулась на него, но Микки увернулся; именно в этот момент Йен громко прокашлялся. Мэнди с Микки обернулись, и девушка подбежала к нему и крепко обняла, пока рыжий стоял, не зная, что сказать, особенно теперь, когда он уже пробрался сюда. — Я не ее сучка, — в итоге произнес он, обнимая Мэнди в ответ. Микки откинулся на стену дома и скрестил руки на груди. — Правда? У меня как раз открылась вакансия, если тебя интересует, — ответил он, и Йен улыбнулся, хоть на лице брюнета не было никакого намека на улыбку. — Завались, Микки. Блять, Йен, что я тебе говорила? Тебе сюда нельзя! — Я думал, что он пришел к тебе, дорогая сестренка? — Иди нахуй, Микки! — крикнула Мэнди, разрывая объятие. — Прости, Мэнди. Мне было любопытно, — признал Йен и потупил взгляд. — Йен, послушай меня. Я не хочу, чтобы ты приходил, потому что если мой отец поймает тебя, то тебе не поздоровится. — Ты о чем? — спросил Йен, подняв голову. Он видел страх в глазах Мэнди, такой же страх, что иногда заволакивал глаза Микки. Если посмотреть сейчас на них, то можно увидеть очевидное сходство. — Я приглашаю парней, да, но это другое. Мне на них все равно, Йен, но если что-то случится с тобой, то я… — голос девушки оборвался, и она покачала головой, вытирая заслезившиеся глаза. — Если он что-нибудь тебе сделает, я могу его прикончить. Йен не знал, как ответить на всю эту информацию, но Микки сделал это вместо него. — Блять, ну так давай, вперед. Сделаем это прямо сегодня. Я знаю парня, который достанет нам кислоты, и мы сможем растворить этого мудоеба, — сказал брюнет, достав из кармана джинс сигарету и поднеся к ней зажигалку. — А потом мы сожжем дом и исчезнем. Ага, бля, сделаем это прямо сейчас, — пробормотал он, сжимая сигарету губами. Йен знал, что Микки не шутит, и это чертовски его пугало. — Пиздец, ты сейчас серьезно? Куда мы пойдем? Свали в дом или к своим друзьям или на улицу, мне насрать. Просто съеби, я разговариваю с Йеном, — огрызнулась Мэнди. В эту же секунду они услышали громкий крик, раздавшийся из дома, и Микки посмотрел на сестру. — Если он поймает здесь Йена, то кто знает, что он сделает. — Блять! — выругалась Мэнди и начала толкать рыжего в сторону небольшого лесочка на холме. — Эй, что за черт? Почему я не могу остаться? — спросил Йен, пытаясь утихомирить девушку. Микки стряхнул немного пепла на ступеньки. — Мой отец думает, что я шлюха, и он убьет любого парня, которого я приведу домой, — объяснила Мэнди, и это показалось Йену настолько нелепым и простым, что он резко развернулся и остановил ее. — Окей? Ну и что? Ты не могла мне об этом сказать три года назад? Если надо прятаться, то я не возражаю. — Это не смешно, Йен. Это не обычное «мой папа тебя убьет», я говорю на полном серьезе. Он возьмет пушку, приставит к твоей шее и нажмет на курок. В тюрьму его за это не посадят, слишком много связей в полиции. — Мне все равно, — вздохнул Йен, взял подругу за плечи. — Я сталкивался с кое-чем и пострашнее. Твой отец может тебя контролировать, если хочет, но он не может остановить меня, если мне вдруг захочется повидаться с лучшим другом. — Нет, Йен не надо, — взмолила Мэнди, и из дома раздался еще один крик, только ближе. Теперь она выглядела по-настоящему напуганной. Даже Микки начал напрягаться. Он спустился по лестнице. — Иди к нему, — приказал он, встав между ними. — Я провожу Йена. Мэнди и Йен посмотрели друг на друга, а затем Мэнди направилась в дом. Микки, устремившись к холму, бросил в сторону Йена «пошли» таким серьезным тоном, что рыжему не оставалось ничего иного, как послушаться. Они ушли еще не слишом далеко, когда услышали крики. — Они просто ругаются, не волнуйcя, — пробормотал Микки, увидев, как Йен развернулся всем телом, готовый ринуться обратно. — Он ее особо не бьет, с ней все будет нормально. Йен замолчал, но когда они уже спускались с холма, не выдержал. — Особо ее не бьет? Вот так вот? У вас не отец, а тиран, вот почему вы никому не доверяете. Микки кинул окурок на землю и затоптал его ботинком, свирепо глядя на Йена. — Отъебись. — Вы хотите убить отца, он хочет убить вас. И вы ничего с этим не делаете? Сходите к копам, расскажите кому-нибудь… — Ты слышал мою сестру. Он дружит с копами, отъебись. — Нет, — ответил Йен; рыжий казался дерганым, стопы его нервно топтали листву. Он прилагал максимум усилий, чтобы не сорваться с места и не побежать обратно к дому. — Пошел, блять, — угрожающе приказал ему Микки и прошел мимо Йена, который начинал тяжело дышать. — Просто уходи отсюда. К тебе это не имеет никакого отношения. Йен уперся носками кроссовок в землю и сжал кулаки, с силой впиваясь ногтями в ладони и не ощущая боли; боль причиняло все остальное. — Твою мать, Микки, это несправедливо! Что еще он вытворяет? Он наверняка делает что-то еще, потому что каждый раз, когда ты на меня смотришь, я словно вижу зверя, который пытается выжить. Ты всегда готов защищаться и атаковать. Что, не так? Это все из-за твоего отца? Поэтому когда ты пришел ко мне домой в первый раз, ты был готов выпрыгнуть в окно в любую секунду? И постоянно сбегаешь, когда дела дома не ладятся? Что за хуйня у вас там происходит? Йен даже не осознавал, что плачет, пока не было уже слишком поздно, и теперь он знал, что последует дальше. Микки выбьет из него все дерьмо за то, что он слишком много наговорил и так упорно лез не в свои дела. В этот раз он позаботится о том, чтобы Йен вернулся домой окровавленным, но рыжему было наплевать. Он был на грани истерики и тщетно пытался успокоиться, чтобы вдохнуть хоть немного воздуха. — Ты отодвигаешься, когда кто-то сидит слишком близко, и боишься доверять. Ты поэтому читаешь и играешь на гитаре? Чтобы легче было выносить одиночество, ведь ты думаешь, что не заслуживаешь… Спина Йена резко ударила холодную грязную землю, и вскоре он весь оказался покрыт пожухлыми листьями. От болезненного удара у него из груди выбило воздух, а когда он, наконец, перестал видеть звезды, над ним навис Микки, сжав рукой его воротник; силуэт брюнета окружал ореол из устремившихся в темное небо ветвей. Микки выглядел очень уязвимым. — Заканчивай, — прошептал он. — Заканчивай с этим. Йен не был уверен, что означало «с этим», но у него не было времени на раздумья, потому что Микки склонился лишь на несколько сантиметров и прижался губами к его губам. Это был не тот поцелуй, от которого в голове взрывается фейерверк, а сердце готово выпрыгнуть из груди; он был медленным и печальным, словно Микки прощался с ним, и хоть это и помогло остановить слезы Йена, теперь он чувствовал себя еще более разбитым. А затем Микки отстранился и встал, оставив после себя ощущение прохлады на коже и постепенно удаляющийся хруст листьев под ногами. Йен еще долго лежал и не шевелился.