***
— Ну и какого черта произошло? Когда Мэнди встала прямо над ним, скрестив руки на груди, Йен не поднял взгляда. По голосу девушка казалась взбешенной, но рыжий был слишком занят, чтобы отреагировать, запоминая определения на своих карточках. Мэнди выхватила карточки у него из рук, привлекая его внимание. — Мэнди, какого... У меня контрольная через десять минут, я еще не все повторил. — Отлично, десяти минут вполне достаточно, чтобы ты все объяснил, потому что я, блять, в растерянности, — холодно сказала Мэнди и запихнула карточки себе в лифчик. Йен закатил глаза и встал. — О чем ты? — Ты и Мик. Он в последнее время еще больший мудак, чем обычно, и это пиздец раздражает. Я знаю, это все потому, что вы оба поругались. — С чего бы его настроение должно зависеть от меня? — огрызнулся Йен. Обычно он никогда не сердился на Мэнди, даже когда она перегибала палку, но сейчас он постоянно был на пределе. — Йен, я должна была почаще тебе напоминать, что Микки чертов псих, чтобы он не смог тебя обидеть. Твою мать, прости, Йен. Что он сделал? — Ничего он не сделал, — солгал Йен. — Единственное, что мне от него нужно, это чтобы он забрал свою кошку. Теперь можно мне забрать карточки? — Йен, ты всю неделю депрессуешь. Не улыбаешься, не смеешься, и я ужасно волнуюсь. — Не надо, — тихо сказал Йен, когда Мэнди положила ладонь на его плечо. Он почувствовал, как от этого прикосновения его защита начинает рушиться, слабость вновь пробивается наружу, а оттолкнуть Мэнди он просто не мог. — Йен, послушай меня. Что бы ты ни чувствовал к моему брату, этому надо положить конец. Он не тот самый. Он не будет тебя обнимать, когда тебе плохо, и не достанет с неба звезду ради тебя. Микки не способен на стабильные отношения, ясно? Он просто не может. Йен резко выдохнул сквозь ноздри, и хоть ему и хотелось сказал девушке, что та себе навыдумывала, от слов ее у него в животе все сжалось. Она словно сказала вслух то, что он уже знал, но не хотел в это верить. — Дело не только в том, что отец его потрепал, — прошептала Мэнди. — Когда Микки был в средней школе, у него была компания друзей с Саутсайда. Они крали тачки, курили траву, толкали наркотики, а он с этими ублюдками заодно, ведь они были его друзьями. Он очень преданный, без колебаний набил бы рожу любому, кто бы им навредил. Однажды эти парни уговорили Микки впустить его в наш дом украдкой. Когда они осознали, что отца там не было, то избили Микки, плюнули на него и украли кучу вещей, а затем ушли, сказав, что он просто избалованный богатенький кретин. Мэнди достала из лифчика карточки, когда прозвенел звонок. — Микки не сможет о тебе позаботиться, Йен, потому что он не знает, как позаботиться о себе. Не забывай этого и побереги свое сердце. Я говорю тебе все это, потому что ты заслуживаешь настоящего счастья, — печально объяснила она. Девушка ушла, когда рыжий ничего ей не ответил, и бросила на него через плечо последний ласковый взгляд. Йену казалось, будто у него из груди выбили весь воздух, и ему было нечем дышать, но в конце концов он распихал карточки по карманам и, взяв рюкзак, направился в кабинет, двигаясь словно во сне.***
— О, кто явился домой, — холодно произнесла Мэнди, когда Микки вошел. Она развалилась на диване у парадного входа и отложила телефон в сторону при виде брата. Тот ее проигнорировал и пересек гостиную, направляясь к ведущей на второй этаж лестнице, но девушка резво соскочила с дивана и преградила ему дорогу. — От тебя как от ходячего алкогольного магазина несет, — поморщила нос Мэнди, оглядев брюнета с ног до головы. Губы его были пересохшими, а под глазами залегли глубокие круги. — Зубов лишиться захотела? — пригрозил он и сделал шаг в сторону, намереваясь обойти сестру, но та вытянула руку в сторону, не давая ему этого сделать. — Ты напился и с кем-то подрался, — констатировала факт Мэнди, убрав со лба Микки черные волосы, скрывающие кровавые отметины. — Ага, блять, ведь это такая редкость, — рявкнул Микки; язык у него слегка заплетался от алкоголя. Он отпихнул ее руку и вновь попытался пройти, но Мэнди была неумолима. — Мэнди, если не съебешь, то окажешься в больничной койке. — Пора бы уже понять, что со мной это дерьмо не прокатит, Мик. Бесполезно. Она подошла ближе к нему, и Микки отвел глаза. — Можешь говорить со мной как угодно, но не смей топтать Йена. Не знаю, что ты сделал, но лучше бы тебе исправить это прямо сейчас. После всего, через что он прошел, он заслуживает большего, и если ты собираешься усложнять ему жизнь, то ты хуже грязи под ногами. Микки оттолкнул ее в сторону и начал подниматься, но девушка тут же последовала за ним. — Тебе есть хоть какое-то дело до кого-нибудь кроме себя? Микки вошел в свою комнату и захлопнул за собой дверь; Мэнди распахнула ее спустя секунду, ворвавшись внутрь. — Уебывай из моей комнаты, — устало сказал Микки, споткнувшись по дороге к кровати. Стены его комнаты кружились, лишь усиливая головную боль. — Ага, мудак, отсыпайся. Притворяйся, что все отлично, и продолжай игнорировать все то, что тебе не нравится. Однажды ты очень пожалеешь, что обидел его. Она хлопнула дверью, и Микки повалился на кровать, перевернувшись. Хоть его постель была намного больше и мягче кровати Йена, сейчас она казалась ему каменной. Микки слепо протянул руку, словно надеясь нащупать кого-то или что-то около себя, но уронил ее, когда пальцы его встретили только воздух. Он застонал и потер глаза ладонями. На его пальцах было что-то теплое, и когда он открыл глаза, то увидел, что это кровь. Он вновь перевернулся и осмотрел комнату. Его гитара стояла в углу, как и всегда; все было на своих местах — компьютер, книжный шкаф, другая мебель. Тут было чисто, никакого бедлама, как в доме у Галлагеров, и Микки это не нравилось. Его комната казалась пустой и слишком идеальной; очередная ложь, чтобы скрыть настоящий хаос, который устраивал им отец. Микки еще раз перевернулся; он не осознавал, насколько близко находился к краю кровати, потому что внезапно свалился на пол и выругался, почувствовав боль в затылке. — Блять, — выдавил он, пытаясь сесть, но вновь повалился на спину. Брюнет моргнул, глядя в потолок, дыхание его участилось. — Прости, — простонал он, проводя ладонями по лицу. — Не уходи. Микки настолько потерял ощущение реальности, что сам не знал, с кем и зачем он говорит, просто наполняя тишину своим голосом. Когда он вновь дотронулся до крови у себя на лбу, то в очередной раз забормотал. — Залечи это, — промямлил он, чувствуя, как сонливость и головокружение атакуют его все настойчивее. Казалось, все его тело болело и ныло; скорее всего от того, что он с кем-то подрался, хоть и не помнил этого. — Ты залечишь меня? Голос его звучал почти отчаянно, когда он вновь протянул руку в пустоту. Порыскав ладонью по полу и ничего там не обнаружив, Микки закрыл глаза, будучи уже не в силах держать их распахнутыми, и погрузился в темноту. — Йен? — как только последний шепот слетел с его губ, Микки тут же отключился.***
Прошло еще несколько дней, а Йен все еще не мог забыть о нарушителе своего душевного спокойствия. Он думал о нем целыми днями напролет и больше ни о чем. Это было жалко. Ведь это Микки сделал ему больно и предал его, порывшись в его личных вещах. Как мог он постоянно вести себя так, словно Йен был слишком настойчивым, совершенно ему не открываясь, но при этом спокойно читать его секреты, будто это было ерундой? Он прочитал слова, которые никто и никогда не должен был увидеть, и так легко обрушил их против Йена. Как он мог так поступить? Йен встал с пола и натянул на себя куртку с ботинками, чувствуя, как кровь у него закипает. Он быстро добрался до трамвая, на котором пересек весь город до самого Нортсайда. В этот раз ему не нужно было спрашивать направления; он уверенно рассекал улицы, не обращая внимания на прохожих, которые наверняка посчитали его преступником. Его ладони, которые он держал в карманах куртки, то и дело сжимались в кулаки, и Йен несколько раз напоминал себе о том, что ему надо вести себя смирно, когда он перелезал через ворота. К тому моменту, как он подошел к дому Милковичей, дыхание его совсем сбилось, и он понятия не имел, как ему войти внутрь. Именно в этот момент через ворота на территорию проехал Эскалэйд. Йен настолько осмелел, что готов был последовать за машиной и вытащить того мудака, что сидел за рулем. Если это был Микки, то прекрасно, если его отец — еще лучше. Поток его лихорадочных мыслей оборвался, когда Йена резко дернул кто-то сзади. Его оттащили на задний двор к уже знакомому фонтану; подсветка, мягко переливающаяся в бликах воды, слегка успокоила Йена, пока взгляд его не нашел Микки, который как раз отпустил его и сделал шаг назад. Глаза брюнета были покрасневшими, а лицо покрыто царапинами. — Какого хера ты тут делаешь? — прорычал он, угрожающе сверля его голубыми глазами. — Там был мой отец. — Нахуй твоего отца и нахуй тебя, — огрызнулся Йен, но теперь, когда он стоял перед Микки, злость его поутихла. — Если бы он тебя увидел… — Так пусть увидит! — рассмеялся Йен, вскинув руки в воздух. — Что бы он со мной ни сделал, это не может быть хуже того, что сделал ты. — Йен, — вздохнул Микки, почесав шею. — Уходи скорее, пока… — Пока что? Пока ты не набил мне морду? Какой же ты мудак. — Уебывай отсюда! Твою мать! — хрипло крикнул Микки и толкнул Йена в грудь. Тот почти не сдвинулся с места. — Ты роешься в моих вещах, буквально копаешься у меня в голове, а теперь злишься? Круто, очень круто, — горько и расстроенно ответил Йен. — А ты дохуя борзый, раз пришел сюда заливать о всякой херне, — рявкнул Микки, начиная по-настоящему злиться. — Ты сам лез в мои дела при любой возможности. Спрашивал про отца, что за хуйня происходит у меня дома, пытался вытянуть из меня то, чего нет. Понятия, блять, не имею, чего ты ожидал, но заканчивай. Мне насрать на тебя, мудак, так какого хера ты вообще здесь стоишь? Вся ярость, накопившаяся в Йене за эти дни, иссохла до последней капли. Слова Микки ранили его, словно нож, наносивший удары после каждого слога. Микки развернулся, всем видом показывая, что ему тошно было здесь находиться, и, поднимаясь по ступенькам к входной двери, достал сигарету, запихнув ее между губами. За секунду до того, как пламя из зажигалки опалило пепел и бумагу, Йен бросился за ним. С трудом пытаясь восстановить дыхание, словно он находился на грани панической атаки, Йен развернул Микки к себе лицом и вжал его в дверь. Так и не зажженная сигарета выпала из пальцев Микки на землю. — Тогда почему ты говоришь так, словно пытаешься сам себя убедить? — выдохнул Йен, ладонью упершись в поверхность двери слева от головы Микки, блокируя ему пути к отступлению. — Мы договорились, что ты больше не будешь курить, — продолжил рыжий, глядя в шокированные глаза. — Помнишь, почему? Ты хотел, чтобы я перестал ебаться со всеми подряд. Ты ненавидел даже думать о том, что кто-то меня трогал, да? Теперь я знаю, что все это потому, что ты прочитал мои записи, и знал, что я чувствовал. Ты знал, что в глубине души я тоже это ненавидел. Я правда ненавижу себя за то, что делаю и что позволяю делать с собой другим. Микки смотрел куда-то между глаз Йена и не двигался. Йен несколько раз глубоко вдохнул и склонился ниже, чтобы между ними было всего лишь несколько сантиметров. — Прости, что ударил тебя. Тебе и так часто достается, вот ты и сорвался. Микки отвел глаза в сторону, тщательно разглядывая окружающие их деревья. Каждый раз, когда тема разговора сводилась к нему, он тут же закрывался. — Я важен тебе, Микки. Поздно утверждать, что это не так, — тихо сказал Йен. Микки не позволил своим глазам метнуться к лицу рыжего, держась все так же отстраненно, словно тело его было здесь, но разум где-то далеко. Он слегка дрожал, вжимаясь в дверь под взглядом Йена. — С тобой я не чувствую себя таким бесполезным, — добавил Йен, снимая тяжелый камень со своих плеч. — И ты не чувствуешь себя бесполезным со мной. Вот все, в чем я уверен. Последние слова он произнес совсем тихо, но они с Микки были так близко, что брюнет просто не мог его не услышать. Губы Микки были тесно сжаты, а тело так и кричало о том, как сильно он хотел убежать подальше, но сам Милкович оставался на месте. — Как пожелаешь, блять, — наконец ответил Микки жестким, безэмоциональным голосом. — Ты просто теряешь время. Заливаешь мне про любовь и счастье? Здесь ты этого не найдешь, так что держись от меня подальше и отъебись. Он резко отстранился и скрылся в доме, хлопнув дверью Йену в лицо. Йен уставился на то место, где несколько секунд назад находилась голова Микки, а затем, моргнув, посмотрел на деревья за своей спиной. Он медленно спустился по ступенькам и опустил кончики пальцев в воду в фонтане, но она, вопреки его ожиданиями, не была теплой, а пробирала холодом до самых костей.***
В самый глубокий час ночи Йен резко открыл глаза. Он весь вспотел; возможно, ему снился кошмар. Он потер глаза и сонно осмотрелся, чтобы убедиться, что он все еще находился в успокаивающей темноте своей комнаты. Он скучал по тем временам, когда в этой комнате были Лип, Лиам и даже Карл. По крайней мере сейчас. Теперь он был совсем один в этом крошечном, темном и удушающем пространстве. Было тихо, до Йена доносилось только мягкое и размеренное мурлыканье кошки Микки, уютно устроившейся под кроватью Карла, и звук этот хоть немного его утешал. Йен взбил подушку и вновь повалился на одеяла, пытаясь зарыться в них поглубже. Твою мать, он просто хотел спать. Это все, что ему вообще теперь хотелось. Кто-то тихо постучал в дверь, но он не ответил, не желая разбираться с Фионой прямо сейчас. Это из-за ее стука он вообще проснулся? Дверь скрипнула, приоткрывшись, а затем закрылась, и Йен открыл глаза, щурясь в темноте и пытаясь понять, какого черта вообще происходит. Блять, он просто поверить в это не мог. В его комнате стоял Микки. Лунный свет из окна отражался и поблескивал в его голубых глазах, а руки брюнета были прижаты к бокам, нервно сжимая пальцами футболку. Либо Йену снился сон, либо его разум ополчился против него. Рыжий несколько раз моргнул, но Микки никуда не исчез. — Спасибо, что разбудил, — холодно проворчал Йен, вновь закрыв глаза. Сейчас ему меньше всего хотелось разбираться еще и с этим. Микки сказал ему отъебаться, и он это сделал. Он отъебется от него раз и навсегда. — Ты всегда вот так просто входишь в чужие дома? — сонно добавил он, потерев лицо хлопковым рукавом своей пижамы. — Охуенно тебе. Просто врываешься, берешь то, что тебе вздумается, используешь и выбрасываешь. Тебе это отлично удается, блять. Йен был такой сонный, что, кажется, снова начал медленно засыпать. Он издал какой-то невнятный звук и спрятал лицо в подушку. — Твоя кошка вон там, если ты за ней пришел. Я приглядывал за ней, ведь это не ее вина, что ее бросили. Тебе, походу, очень удобно вот так просто исчезать, когда появляются трудности, и потом не думать о том, что ты оставляешь за спиной, да? Мои мать с отцом отлично в этом преуспели, так что я уже привык, — Йен хрипло выдохнул, чувствуя, как эмоции вновь начинают переполнять его. Он сделал дрожащий вдох, чтобы успокоиться. — Эй, но я больше не буду тебя беспокоить, так что нет необходимости снова просить меня отъебаться. — Ты важен мне. Ладонь Йена соскользнула с его лица, а глаза распахнулись. Шепот Микки эхом отзывался у него в ушах, пойманный в ловушку маленькой комнаты. Это не было извинением или просьбой о прощении, но голос Микки был таким честным и открытым, впервые не спрятанным за пеленой страха и ненависти к себе. Микки продолжал стоять у кровати Йена и не двигался. Взгляд его был молящим, и Йен вдруг вспомнил, что когда он впервые встретил Микки, тот сказал ему, что он никогда не умоляет. Йен вспомнил о синяках на запястьях Микки, о той истории, когда его друзья предали его, о том, как Микки старался не сидеть к нему слишком близко, об его инстинкте отталкивать от себя все то, что делало его счастливым. Неожиданно желание сказать Микки, чтобы тот убирался, заменилось жизненно важной необходимостью его утешить. Может, эти отношения и нельзя было назвать здоровыми, и может, Мэнди говорила правду о своем брате, но Йен уже слишком глубоко завяз во всем этом, чтобы думать рационально. Микки ждал от Йена знака, который сказал бы ему, что делать. В этот раз он давал Йену право выбора: разрешить Микки остаться или нет. Йен слегка приподнялся и протянул Микки руку. В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь сопением кошки, и Микки неверяще уставился на ладонь Йена; если в выражении его лица до этого и была жесткость, то теперь она полностью испарилась. Затем Микки отпустил свою футболку, и когда пальцы его легко и неуверенно дотронулись до пальцев Йена, Йен схватил его и затянул под одеяло, прямо в свои руки, ближе и ближе, потому что ему всегда будет мало.