Лица и маски

— Салли!       Собственный крик, вырвавшийся изо рта в тот момент, когда по телу сидящего на стуле синеволосого парня пустили ток до сих пор пронзительным эхом звучит у нее в голове. Сама эта картина продолжает стоять у нее перед глазами, не желая забываться. Она пробовала делать все, что обычно используют люди, дабы помочь себе с горем. Алкоголь на нее не действует и противен на вкус, никто другой ее не интересует и никогда не сможет заменить ее любимого, или лучших друзей. Курение она ненавидела и считала делающих это людей глупыми. Да, люди глупы, если думают, что могут избавиться от тяжких воспоминаний и горя потери такими дурацкими способами. Психолог? Она им больше не доверяет. Не после того, как доктора Откина подменил кто-то из культа, а может какой-нибудь демон просто взял и принял его облик, обвинив во всем Сала. Не помогали и отчаянные попытки Эммы и ее разговоры, пустые глаза лежащего в больнице брата, потерявшего руку в ту ночь.И уж тем более не помогала Эмбер, щеголяющая со шрамом на своем животе, оставшимся после атаки одной из тех тварей. Ей ничто, черт возьми, не помогает!       Она громко хлопнула за собой входной дверью, игнорируя крик Эммы и начавшийся проливной дождь. Накинув на голову серый капюшон дождевика, она быстрым шагом идет в ставшую привычной для нее сторону, громко шлепая по лужам и натягивая на голову капюшон. Она ненавидит воду, так как если та на нее попадает, Эмили начинает слабеть, что неудивительно. Дитя огня как никак.       Пройдя какое-то время молча под проливным дождем и издалека увидев высокие, закрытые ворота кладбища, она сбавляет шаг и приближается к небольшой будке. Сидящий в ней охранник уже давно запомнил ее и сейчас откроет ворота, впустив ее в царство мертвых. — Снова вы, мисс? — с удивлением спросил он, выглянув из окошка, попутно доставая ключи. Перед воротами стояла высокая, закутанная в серый плащ девушка, чье лицо скрывал капюшон. Вылезающие из-под него длинные красные пряди ярко выделялись на сером фоне, контрастируя с бледным, безэмоциональным лицом и пустыми серыми глазами. — Можно спросить? Кого вы навещайте, приходя сюда каждый вечер. — Маму, — тихо ответила та, делая шаг вперед, стоило воротам скрипнуть и начать медленно отворяться. — Лучших друзей и жениха. Спасибо. — кивнула она, идя в нужную ей сторону к определенным могилам, расположенным недалеко друг от друга.       Старик молча смотрит ей вслед, вздыхает и качает головой, после чего креститься. Ему было искренне жаль эту еще совсем юную, но уже такую несчастную и одинокую девушку. Он слышал о жестоком и страшном маньяке, которого совсем недавно казнили. Говорили, что он перерезал всех, кто был в апартаментах Эддисона той ночью, включая своих друзей и семью. Говорили, что эта девушка его невеста. Она защищала его, говорила, что он невиновен. Все это списывали на стокгольмский синдром и то, что у нее психологическая травма, но он им не верил.       Она уже давно приходит сюда, навещает некоторые могилы, иногда кладет цветы, говорит с ними, плачет, а после уходит, не забыв сказать еле слышное «спасибо». У него сердце сжимается каждый раз, когда он видит ее пустые, практически мертвые, серые очи. Хочет помочь, но не знает как. Что он может сказать? Что ему жаль и он соболезнует? Что ни в чем не винит ее жениха? Все, что он может, так это каждый раз впускать ее в это место, наблюдать за тем, как она плачет, разговаривает с могилами, а затем уходит, обещая вернуться следующим вечером.

***

      Первым делом Эмили навещает могилу матери. Она совсем одна, чуть поодаль от других. На надгробии лежат красивые алые розы, совсем, как она любила, а к серому камню приклеена ее фотография. На ней она такая юная и красивая, прямо как ее дочь. Никто не поверит, если сказать, сколько ей было, когда она умерла. Оно и неудивительно. Несмотря на то, что некоторые из их рода могут превращаться в людей любого возраста или пола, в своем истинном человеческом облике они всегда выглядят юно, так как в один момент перестают стареть.       Яркие, выделяющиеся на фоне холодного серого камня огненные волосы, собранные в пышный хвост на затылке, обрамляющие красивое, бледное лицо пряди, зеленые глаза с длинными темными ресницами, растянутые в широкой, сияющей улыбке губы. Она дитя пламени, которое будет ярко, от всего сердца улыбаться даже будучи на могильном камне. На ней длинный белый плащ с капюшоном, который мог стать как шарфом, так и шалью, чтобы было удобней носить. Это делало ее еще более святой в глазах дочери.       Эмили прижимает дрожащую ладонь к камню, гладит пальцами щеку улыбающейся ей матери и горько улыбается в ответ. Где-то высоко в небе прогремел гром и дождь полил сильнее, превращая землю у нее под ногами в месиво. Деревья у нее над головой зашумели и с них упало несколько маленьких оранжевых и красных листиков, прямо на надгробную плитку. — Ты всегда любила осень. — шепчет Эмили, подбирая один из листочков и поднося к глазам, после чего наклоняется, и, загребая руками ворох упавших листов, кладет на могилу рядом с цветами. — И розы. Мы всегда дарили их на твой день рождения или день матери. Ты улыбалась, целовала нас в лоб и обнимала, а после угощала своим фирменным вкусным печеньем. Оно было горячим, но мы все равно ели. Мне оно нравилось именно таким, так как я, из-за своей природы, могла есть его прямо из печки, а вот другим было сложнее. — из ее губ вырвался тихий смешок, а затем вздох. Я очень по тебе скучаю. Ты всегда говорила, что месть — это плохо и ч      то бы ни случилось, мы не должны ей поддаваться, но я это сделала. Я убила Синдер. Мне плевать, что она одна из нас и моя бывшая подданная. Она воспользовалась твоей слабостью и нанесла подлый удар. Я никогда ее не прощу. Больше она тебя не потревожит. Никогда. Спи спокойно, мама. — она поднялась в полный рост с корточек и отряхнула коленки. — С другими все хорошо. Они приходят в норму. Папа чуть медленнее, но и он скоро очнется. Все будет хорошо. С ними все будет хорошо. — шепчет она, опустив голову и скрыв лицо челкой. Голос переходит на шепот и начинает дрожать, как и сжавшиеся в кулаки руки. — Прости, что не могу сказать больше. Меня ждут дома, я сказала, что скоро вернусь. Обещаю, что в следующий раз, когда будет хорошая погода, я проведу с тобой куда больше времени. Мне еще столько нужно сказать, рассказать, поделиться… Почему ты ушла так внезапно? Неужели в тот момент твой огонь настолько ослаб?       Перед ее глазами встает улыбающееся лицо Мэри. Может не для каждого, но почти любого ребенка его мать — это идеал, богиня, святая. Для Эмили она была еще и смелым, сильным воином, ставшим в последствии святым мучеником. Мэри тоже много страдала, как и она влюбилась в смертного человека. Выбрала именно эту судьбу, которую повторили и ее дети.       Наклонившись, она целует фотографию в лоб и выходит, закрыв за собой калитку. Ветерок тут же поднял в воздух несколько огненных листьев, что полетели за ней, после чего упали на мокрую землю, ловя на себе капли дождя. — Ты так на нее похожа! — изумленно восклицают все те, кому довелось увидеть как саму Эмили, так и семейную фотографию. Эмили единственная из их семьи, кто унаследовал род матери и ее силу, в то время как остальные, пусть и также являлись полукровками, но пошли больше в отца. Эмили смущенно улыбается, прикрыв глаза и чуть покраснев, убрав руки за спину. — Они не уродливые! — кричит девочка, оттолкнув от себя обидчика с такой силой, что он упал на спину, а затем, схватив за футболку и оказавшись нос к носу, смотря прямо в глаза. кричит ему в лицо. — Это волосы моей мамы!       Растрепавшиеся за время потасовки длинные хвостики рассыпаются по плечам от резких движений, походя на танцующие языки пламени. — Не слушай тех, кто говорит тебе столь ужасные вещи. — шепчет Мэри, проводя расческой по распущенным, длинным волосам своей маленькой дочери. Девочка сидит у нее на коленках, блаженно прикрывая глаза и вслушиваясь в мягкий, нежный, сладкий словно мед, голос любящей матери. — Будь самой собой. Однажды ты встретишь того, кому понравишься именно такой, какая ты есть. Он и будет тем, кто наполнит твой сосуд любовью. И тогда тебя не будет волновать то, кем ты являешься, ведь в его глазах ты идеальна.       Малышка хихикает, когда ее брат достает фотик и направляет его на родителей. Им нравилось наблюдать за ними и их любовью. Они вели себя словно влюбленные, не стареющие подростки, коими и являлись, иногда даже как дети.       На этой фото их отец лежит головой на укрытых длинным платьем коленках мамы, пока та проводит ладонью по его разметавшимся темно-синим волосам. На ее лице нежная улыбка, а в глазах сияет нежность.       На другой он спит, вернувшись поздно домой после неизвестной для них работы. Она укрывает его одеялом, садится рядом, и, подперев рукой голову, с улыбкой наблюдает за тем, как он ворочается и бормочет что-то себе под нос. Кажется, о сладостях, которые он так обожает.       На третьей они гуляют по парку, держась за руки и наслаждаясь прекрасной осенью. В воздухе летают сорванные с деревьев оранжевые и красные листья, которые сейчас ловит Эрик на пару с Эммой, в то время как идущая позади малышка Эмили фотографирует их до тех пор, пока на фотике не остается свободного места, чтобы затем перейти на       Школьные фото, фото с выпускного, и наконец семейные. На той, что она хранит по сей день, ее мать, одетая в свой любимый белый плащ с капюшоном, держит у себя на коленках еще совсем крошечную Эмили. Девочка тянется к ее лицу ручками и та улыбается, прижимая дочь к сердцу. — Кто самый милый малыш среди всего потустороннего мира? Кто? — сюсюкается с маленьким Эриком Мэри, держа его у себя на коленках, пока тот смеется, сверкая серебряными глазами.       Эмма издает восхищенный вздох, когда между пальцев матери начинает летать маленький огонек.       Вечно мрачная и малоэмоциональная Эмбер быстрее всех поедает только что приготовленное печенье, а затем жадничает, убирая его обеими руками к себе, ворча что-то набитым ртом. — Сейчас этого больше нет… — шепчет самой себе Эмили, подходя к следующим могилам. Несмотря на то, что тела Ларри Джонсона и Дженни Кэмпбэлл не были найдены, для них тоже сделали могилки, дабы почтить их честь.       Ее сердце наполнилось еще большей грустью, когда она заметила белые и фиолетовые цветки на могиле подруги. Значит, Эш уже был здесь и разговаривал с почившей приемной сестрой. Ей было жаль его. Он тоже потерял их всех, так еще и чувствовал вину за то, что не верил им и не смог помочь Салли избежать казни. Сколько бы Эмили не говорила ему, что это не его вина, он будет винить себя, извиняться и плакать в трубку, или в ее объятиях. Сейчас он живет у своей девушки, не желая тревожить семью и младшего брата своей депрессией. Она навещает его так часто, как может, боясь, что он может сделать что-то с собой, не выдержав всего этого стресса. — Что значит больше чем дружба? — тихо спрашивает сидящий на диване Салли, грустно опустив взгляд. — Я всего лишь обычный смертный мальчишка, а она… не человек. Будущая королева, которая однажды станет чье-то женой. Вы можете представить меня рядом с ней? — Да что ты вообще знаешь о нас?! — крикнула, подошедшая к ней вплотную Эмили, упершись рукой в один из шкафчиков с такой силой, что в нем осталась вмятина. Зажмурившаяся и все сжавшаяся Дженни осторожно приоткрыла один глаз, со страхом смотря в горящие огнем глаза подруги. — Вы, Ангелы, только и делаете, что приписывайте всех на ко злу! Значит, вы и все остальные можете уничтожать нас, делать нам больно, забирать то, что нам дорого, а мы нет?! И то, что я и моя семья уже давно не с ними, вас не колышет?! И после этого ты называешь меня монстром?! — Н-нет… Я… — Дженни останавливается на полуслове, широко распахнув сиреневые глаза, в которых отражается искаженное болью, со стекающему по нему слезами, лицо Эмили. — Прости… Я не должна была так говорить… Прости…       Девочка ангел и сама начинает плакать, обнимая нависшую над ней девушку, чьи руки рефлекторно обнимают хрупкое, маленькое, вздрагивающее от всхлипов тельце подруги. В этот момент она понимает, что как бы ни старалась, в глубине души всегда будет монстром. Той, в ком, как и во всех демонах, живет тьма.       Ларри громко смеется и ерошит ее волосы, на что та притворно обиженно надувает губы и щеки, отводя взгляд, но затем также начинает смеяться, так как длинноволосый шатен пускает в ход особое оружие — щекотку. В итоге они катаются по полу, щекоча друг друга и громко смеясь, уже давно позабыв о споре и небольшой обиде, а также о с улыбкой наблюдающем за ними Сале, у которого теперь никогда не возникнет мысли о том, что эти двое могут быть ближе, чем просто друзья.       Как и Салли, он также защищал и ее от нападок Тревиса, узнавшего правду о ней, так и от других особо умных личностей. Все же они были для него как брат и сестра, а уж после того, как их родители поженились, а Эмили начала встречаться с Салли, тем более. Они стали семьей.       Перед ее глазами стоит еще и эта картина: Салли улыбается под маской, наигрывая что-то на гитаре и краснея всякий раз, как ему улыбается сидящая рядом Эмили, в чьих серых глазах сияет неприкрытое восхищение. Ларри подшучивает над ними, заставляя обоих притворно возмущаться и сильно краснеть, обнимая за плечи смущенно улыбающуюся Дженни, чьи раскрытые перед ними крылья и нимб освещают полумрак комнаты. Тут же рядом и Эш, делающий фото одно за другим, тоже с счастливой улыбкой. Обычный вечер не менее обычной ночевки. И что теперь? — Я не умираю… а становлюсь легендой. — шепчет Ларри, упав на колени. Все его тело опутывают щупальца тьма, поглощая его тело, разум и душу. Он падает на руки Дженни, смотря на нее с улыбкой и нежностью в карих глазах, сжимая пальцами маленькие, тоже покрывающиеся тьмой, ручки. — Прекрати свои дурацкие шутки! Сейчас не время! — кричит плачущая Дженни, смотря на него со страхом и болью в лиловых глазах, закрывая своими крыльями, которые уже покрылись липкой и холодной чернотой. На его лицо спадают распущенные белые волосы, капают ее слезы. Когда он закрывает глаза, она наклоняется и целует его в первый и последний раз, после чего их окутывает фиолетово-черный кокон, который затем исчезает. И лишь прикрепленная к дереву записка и несколько лежащих на полу в домике перьев напоминают о том, что тут только что тут кто-то был.       От их компании осталось всего ничего. Могилы на тех местах, где некогда были Салли, Ларри и Дженни. Плачущий, закатывающий рукав кофты, под которой скрыта испещренная шрамами рука, Эш. И сама Эмили, стоящая сейчас перед могилами друзей и целующая в лоб фото Лизы, которая была для нее словно вторая мать.       Поняв, что и сегодня она не сможет их встретить, девушка выходит и направляется к последнему участку, рядом с которым ее сердце особенно болезненно ноет, а по щекам начинают течь слезы.       Как ни странно, Салли похоронили рядом с родителями. Она надеется, что если он попал именно туда, куда должен был, он сумел встретить родителей и хотя бы капельку счастлив.       Поклонившись, она приветствует и также целует в лоб фото родителей Салли. Немного задерживается перед могилой его матери, благодаря про себя тех, кто согласился доставить ее сюда, чтобы у сына и мужа была возможность ее навещать. Смотрит в серебряные глаза красивой улыбающейся блондинки на фото и не знает, что ей сказать. Не подозревает, что сейчас эта самая женщина, чей дух частично остался здесь, парит у нее за спиной. Смотрит на нее с материнским теплом и благодарностью в серых очах, обнимает, словно родную дочь и благодарит за всю ту любовь, какую эта девушка дарила ее милому мальчику.       Присев перед надгробием Салли, она долго смотрит в его голубые, такие яркие и живые на фото глаза, вспоминает скрытое под маской лицо. Она видела его таким, каким оно было раньше, «настоящим», в то время как другие видели «нынешнее». Привет, это я ты скажи как поживаешь в этом мире без меня это больно, но, но неизбежно. — напевает стоящий за ее спиной призрачный юноша. Ветер поднимает алые пряди волос и челку из-под капюшона, полы плаща и скрытого под ним похоронного черного платья. я покинул этот мир, но помню твои руки нежные Привет, ты меня слышишь? — поняв, что нет, он вздыхает, но продолжает говорить с сидящей к нему спиной девушкой.       Она мелко дрожит, а по ее щекам текут слезы. Обойдя, он встает перед ней, наклоняется и проводит прозрачными пальцами по бледной щеке. Они проходят сквозь нее, не в силах убрать причиняющие ему боль слезы. Она резко поднимает голову и кричит. Кричит долго, пронзительно, плача, до тех пор, пока ее столь любимый и прекрасный для него голос не превращается в хрип. Наклоняется, сжимая плечи руками. Дождь мешает выпустить эмоции в вид стихии и от этого еще больнее. Я стою перед тобою, но ты меня не видишь это больно, дыши и не надо слез, прошу, ведь я не чувствую души время лечит, ты живи, помни вместе будем мы Я буду помнить этот взгляд, когда наши сердца горят Ты прости меня за все мои грехи       Покрытые кровью собственные дрожащие руки и нож. Ту, что свободна, держит ее тоже покрытая кровью ладонь. Они крепко держат друг друга, стоя перед апартаментами и не обращая внимания на шум сирен и приближающихся к ним полицейских. Отпусти меня, моя душа летит Я буду помнить этот взгляд, когда наши сердца горят Ты прости меня за все мои грехи Отпусти меня, моя душа летит в небеса… Привет, как дела? я каждую секунду думаю лишь о тебе поверь я не вру помнишь я тебе сказал тебе тогда что за тебя умру все так быстро произошло, в моем сердце только ты       Маленькие мальчик и девочка стоят друг напротив друга и улыбаются, держась за руки. Его лицо еще не покрыто шрамами, а волосы короткие. Она носит вечно растрепанные хвостики, что цвета заката, и длинное темное платье с босоножками.       Спустя много лет, когда все началось с чистого листа. Теперь у него хвостики и скрывающая лицо маска, все еще яркие и такие живые глаза. У нее волосы синие и распущенные, а затем снова алые, одежда все также темная, состоящая из открывающего живот топа, клетчатой юбки и высоких ботинок. Их руки по прежнему сжимают друг друга.       И даже в конце, перед казнью, их пальцы крепко сжимают ладони друг друга. На нем тюремная роба и он в электрическом кресле, синие пряди разбросаны по худым,дрожащим плечам. Ее волосы собраны в хвост, за исключением прядей у висков, в потускневших серых глазах боль и слезы, что капают на воротник куртки. Второй она убирает часть волос в сторону, показывая свое, тоже в шрамах, по которым стекают дорожки слез. Они едва успевают разделить последний со вкусом слез поцелуй, прежде чем ее тянут назад, невзирая на брыкания и крики. Затем мощный разряд и его собственный предсмертный крик, заглушаемый ее воплем, в котором звучит его имя. Я буду помнить этот взгляд, когда наши сердца горят Ты прости меня за все мои грехи Отпусти меня, моя душа летит в небеса…       Он обнимает громко плачущую, дрожащую, сидящую на коленях девушку. Капюшон с ее головы упал и теперь он гладит ее по распущенным, лежащим на спине волосам. По лицу, пусть не в силах убрать с него слезы. Сжимает зубы, давя рвущийся наружу крик отчаяния и беспомощности. По его щекам также текут слезы.       Внезапно она вскочила на ноги, быстро оглядываясь по сторонам. Глаза широко раскрыты, изо рта вырвалось имя любимого. Выбежав на дорожку, она продолжает осматриваться и звать его по имени. На секунду ей удалось ощутить его прикосновение и даже услышать «Не плачь».       Стоящий перед ней юноша грустно и в тоже время нежно улыбается, наблюдая за ее попытками увидеть или ощутить его присутствие. Опустив вновь потухший взгляд, она вытирает слезы, в последний раз смотрит на его могилу, прощается, и уходит, накидывая на голову капюшон.       Он как обычно провожает ее до самого выхода, у которого ее на сей раз ждет ее старшая сестра Эмбер. Спадающие на спину мокрым каскадом темно-синие волосы и полные беспокойства зеленые глаза, быстрые движения обманчиво тонких рук, какими та обнимает сестру, заваливая кучей вопросов и говоря, как они все за нее беспокоились. — Позаботься о ней. — тихо произнес он. Она медленно поднимает голову и смотрит прямо ему в глаза. Когда шок исчезает из ее расширенных глаз, она кивает, одними губами шепча «понимаю», и, обнимая за плечи Эмили, уходит в сторону припарковавшейся неподалеку машины. За ее рулем сидит светловолосый парнишка, ее парень вроде бы. Он долго провожает их взглядом. На его губах снова улыбка.