На всю оставшуюся жизнь

Самые могучие души рождаются в страдании, сильнейшие из них покрыты шрамами.» — Хариджи Бранд

Одиночество — вот мой единственный спутник. И раньше меня это полностью устраивало. У меня всегда была цель, к которой я шёл, и я не позволял себе отвлекаться, привязываясь к людям. Нет, я всегда знал, что мое окружение будет состоять из людей, которых можно использовать. Дамблдор считал, что любовь для меня является бессмысленным и бесполезным чувством. Однако, это не так. Очень многого в жизни можно добиться, если позволять людям любить себя. Такие не предадут никогда. Проблема только в том, что даже среди моих слуг было очень мало тех, кто действительно был мне полностью предан. Тех, кто был готов ради меня на все. Да, первое время после возрождения я был в бешенстве. Те, кто ещё несколько лет назад стояли на коленях передо мной и клялись в верности, даже не пытались меня искать, спасая собственные шкуры. Но потом, успокоившись, я решил, что в первую очередь это была моя ошибка. Разве мог я рассчитывать на иной исход, будучи Темнейшим магом столетия. Скольких своих людей я неоднократно заставил страдать? Честно говоря, я уже давно сбился со счёта. Я сам не смог привязать их к себе достаточно сильно. Если раньше они меня боялись и уважали, то в последние годы рядом со мной их удерживал только страх. В таких случаях предательство далеко не редкость. Первое время меня совершенно не волновала данная ситуация. Я привык всё делать сам, ни от кого не зависеть, надеяться только на себя. Кроме того, в одиночестве лучше думается. Я очень часто размышлял о множестве вещей, на которые обычные люди даже внимания не обращают. Долгие годы я путешествовал по свету, стараясь изучить каждый его уголок. Мне незнакомо чувство голода или усталости; я давно перестал считать себя человеком. Но сейчас, когда война официально окончена, я хотел быть уверен в том, что мне не стоит ждать удара в спину от своих пожирателей. А значит, нужно было начать немного менять собственную политику. Я помнил то время, когда люди слепо шли за мной, стараясь всеми силами привлечь мое внимание, заслужить одобрение. Тогда все было относительно проще. А люди казались надежнее. Я понимал, что на одном страхе и слепом подчинении их будет очень трудно удержать. Поэтому я хотел дать своим соратникам возможность увидеть то, что они так хотят видеть, тем самым укрепив их верность. Уничтоженные крестражи были большой проблемой и, к моему глубочайшему сожалению, для ее решения мне нужна была грязнокровка. Я сумел найти один ритуал, который позволял найти и вернуть утраченную часть души. У него было несколько вариаций и в одной из них одним из необходимых условий его проведения было место. Место, на котором сосуд, хранящий крестраж изначально был уничтожен. Поэтому мне было просто необходимо проникнуть в память грязнокровки. Я был уверен, что девчонка уже оправилась после вчерашнего, но когда я заглянул в комнату, то понял, что мои надежды явно не оправдались. Грязнокровка выглядела ещё хуже чем несколько дней назад, она лежала на кровати и смотрела куда-то в угол комнаты. И, что удивило меня ещё больше, даже не отреагировала на мое появление. В такой ситуации рисковать здоровьем девчонки было нельзя, поэтому мне пришлось вызвать своего целителя. Оставив девчонку на него, я отправился к себе, ожидая ответа. Когда спустя пару часов целитель появился на пороге кабинета, мои нервы были уже на пределе. — Милорд, простите меня, но я вряд ли смогу что-то сделать. Все травмы залечены и физически девушка должна быть полностью здорова… — Тогда в чём проблема, Эдвин? — я не собирался слушать его жалкие оправдания. В данный момент меня больше волновало, что с грязнокровкой и смогу ли я сегодня достать из неё нужную мне информацию. — У неё остаётся все меньше и меньше жизненной силы. А ее магия мешает любым попыткам моего воздействия. Я бы даже сказал, что девушка сознательно сжигает себя изнутри. — Хочешь сказать, что девчонка себя убивает? — Да, милорд. Мне кажется, что она потеряла стремление к жизни. У девушки был бред и она говорила, что мечтает о том, чтобы это все наконец прекратилось и теперь магия помогает своей хозяйке в реализации ее желания. Мне стоило больших усилий заставить себя оставаться спокойным и не начать вытрясать из грязнокровки всю ту дурь, которая сидит сейчас у неё в голове. В то время, как ее «друзья» отчаянно пытаются выжить в куда худших условиях, девчонка чуть не лишила меня возможности провести ритуал своей жалкой попыткой убить себя. С другой стороны, это многое объясняло. Видимо поэтому все это время грязнокровка так последовательно пыталась вывести меня из себя. Рассчитывала на быструю смерть, а я, оставив ее в живых, нарушил ее планы. — К ней можно применять легилименцию? — я понимал, что залезать в голову к грязнокровке, когда она находится в таком состоянии не самая лучшая идея, но хотел услышать мнение Эдвина, ведь он был действительно очень хорошим специалистом. — Я сожалею, милорд, но в данный момент это попросту невозможно. Девушка явно не в себе. Возможно, лечение принесло бы больше пользы, если бы можно было устроить встречу с кем-то из тех людей, кто имеет для неё авторитет. Кого она послушает, — Эдвин испуганно замолчал, но увидев, что с моей стороны нет никакой негативной реакции, продолжил. — Я имею в виду, что для любого вмешательства, в том числе и легилименции, нужно в первую очередь нормализовать ее психическое состояние. Желательно найти кого-то кто сможет убедить девушку в том, что ей ещё есть ради чего продолжать жить. Отпустив Эдвина я начал прокуручивать все возможные варианты дальнейшего развития событий. Грязнокровка единственный живой человек, кто знает, где именно уничтожались вместилища моих крестражей. Наивно было полагать, что все из них были уничтожены именно в тайниках. В итоге я решил, что всю эту ситуацию можно обернуть в мою пользу и снова наведался в Хогвартс. Стоило признать, что мое предупреждение возымело должный эффект. Когда профессора действительно стали работать в полную силу, восстановление замка перестало казаться проблемой. Такими темпами они могли вполне управиться за месяц. Я не собирался никому ничего объяснять, поэтому просто приказал Макгонагалл идти за мной, вывел ее за пределы защитного барьера и аппарировал. Я хотел, чтобы она на примере своей «дорогой гриффиндорки» увидела, что происходит с тем, кто по собственной глупости продолжает бросать мне вызов. Разумеется, Минерва была напугана, но старалась сохранять видимость спокойствия и уверенности. Единственное, что ее выдавало — слегка трясущиеся руки. — Зачем я здесь? — Неужели у тебя нет никаких предположений? Мне было забавно видеть ее такой потерянной. Она не знала, чего от меня ожидать, не могла даже представить, зачем я привёл ее сюда и что собираюсь делать дальше. — Брось, Минерва, ты же сама совсем недавно так сильно хотела сменить обстановку. Жаловалась, что я не разрешаю тебе покидать Хогвартс, — я замолчал, внимательно наблюдая за реакцией женщины. В ее глазах было столько страха, что я рассмеялся. — Расслабься, мы ведь оба понимаем, что если бы я хотел тебя убить, то не стал бы приводить в своё поместье. Если это тебя успокоит, то здесь я обычно никого не убиваю. Я жестом приказал ей следовать за мной и направился к комнате грязнокровки. Толкнув дверь, я пропустил Минерву вперёд. Когда она зашла и увидела Грейнджер, то весь ее самоконтроль рассыпался вдребезги. — О, Мерлин… — У вас есть пара часов. Развлекайтесь. Я вышел, не забыв наложить запирающие чары. Теперь можно было пойти к себе и отдохнуть. Я надеялся, что Минерва сможет вправить девчонке мозги. Откинувшись в кресло, я направил палочку на зеркало. Еще на последних курсах своего обучения я смог создать аналог сквозных зеркал, единственное их отличие заключалось в том, что сейчас я мог видеть все, что происходит в комнате Грейнджер, в то время как они даже понятия не имели, что я наблюдаю за ними через зеркало. Изначально девчонка никак не отреагировала на появление бывшей наставницы. Поэтому, потоптавшись на пороге, Минерва решила взять инициативу в свои руки и, подойдя к кровати, села рядом с грязнокровкой. — Гермиона, пожалуйста, посмотри на меня. — Это правда вы? — у Грейнджер наконец-то стали появляться хоть какие-то эмоции. — Что произошло? Что он с тобой сделал? — в голосе Минервы слышалась неподдельная тревога. Она действительно переживала за девчонку. — Ничего. Уже совсем ничего. Он просто наказывал меня за мое поведение, — Грейнджер говорила настолько медленно, что казалось, будто каждое слово даётся ей с огромным трудом. Хотя, может быть это так и было. — Гермиона, ты же умная девочка, зачем ты его провоцировала? Ты же понимаешь, что мы проиграли и теперь любое сопротивление делает нам только хуже. Да, мы должны оставаться храбрыми, но в пределах разумного. Ты ещё молодая, у тебя вся жизнь впереди, не стоит так бессмысленно рисковать ей. — Нет! Впереди меня не ждёт ничего кроме смерти! И вы тоже это понимаете! Мы изначально были все обречены, с того самого момента, когда узнали про смерть Гарри… — Грейнджер замолчала, словно пыталась собраться с силами, а затем продолжила. — Вы сами сказали, что мы больше не можем бороться, а жить в качестве пленницы или игрушки для вечернего битья я не хочу! — Вести себя разумно и пытаться всеми силами сохранить свою жизнь не значит сдаться. Да, Гарри погиб, но он попытался сделать все возможное, чтобы мы жили в лучшем мире. Он погиб, пытаясь спасти каждого из нас и он не хотел бы, чтобы сейчас ты сидела и намеренно вредила себе, провоцируя на агрессию человека, который может уничтожить нас всех одним щелчком пальцев. Макгонагалл взяла Грейнджер за руку. Видимо от этого по ее мнению девчонке должно было стать легче. Некоторое время они продолжали сидеть молча, а затем Грейнджер заговорила. — Вы говорите, что Гарри хотел бы, чтобы мы жили, но что если я не знаю, как мне теперь жить без него? Я никогда не говорила об этом. Даже родителям, но сейчас мне нечего терять, поэтому можно рассказать это вам. Я с детства была совершено одна. Родители не в счёт, они любили меня, но вот времени на меня у них не всегда хватало. Не было друзей, не было врагов. Никого не было. Всем наплевать на меня. Я всегда была одна. Казалось бы, что такого страшного? Множество людей, живущих на земле, страдают от схожей проблемы. Но между ними и мной всегда было маленькое различие. Одиночество для них — результат ссоры или какой-либо единичной неприятности. Для меня оно со временем стало стилем жизни. Я не избегала людей, но меня избегали. Поэтому я закрылась в себе и стала жить в окружении книг. В своём мире я для всех была странной и ненормальной, а в магическом… В магическом я была раздражающей всех заучкой. Судя по тому, как вздрогнула Минерва, это прозвище не было для неё секретом. Видимо, она просто не предполагала, что для девчонки это было настолько серьёзно. — Мне безумно не хватало общения, внимания, возможности заявить о себе, показать: вот она я! Я здесь, я существую! А потом появились Гарри и Рон. Мы всегда были вместе, мы готовы были пройти через все. Рядом с ними я испытала то, что раньше никогда в жизни не испытывала. Я узнала, что такое дружба, забота, душевное тепло, поддержка, сопереживание. Я ведь читала множество книг, много раз видела, как это происходит в реальной жизни. Вечная дружба… Я мечтала об этом, а потом я на своём примере, узнала, что это и как это прекрасно! Мне казалось, что мы всегда будем вместе. И когда я узнала, что Гарри и Рона не стало, во мне словно что-то надорвалось… Грейнджер замолчала и разрыдалась, Макгонагалл принялась ее успокаивать, а я с интересом ждал, что будет дальше. То, о чем говорила грязнокровка отчасти было мне знакомо, только я цеплялся не за «дружбу», а за знания. Я никогда не понимал, почему люди так убиваются, теряя кого-то. Может быть, потому что я сам никогда не был ни к кому привязан и никого не терял? С другой стороны, я знал, что зачастую душевная драма детства настолько глубоко загнана внутрь, что человек вполне способен сохранять иллюзорные представления о своём якобы счастливом детстве, как делали многие мои слуги и как сейчас это делала Грейнджер. — Я понимаю тебя, Гермиона, — я и не думал, что Макгонагалл может говорить настолько мягко. Сейчас она словно боялась спугнуть Грейнджер. — Нам всегда тяжело терять близких, но мы не должны сдаваться. Мы должны продолжать жить и хранить память о них в своём сердце. — Тогда скажите мне как? Как можно жить дальше, когда уходит твой родной, теплый, близкий человек, которому я могла доверить все! Рядом с которым никогда не было страшно! Рядом с которым я всегда чувствовала себя нужной! — Грейнджер ненадолго замолчала, пытаясь справиться с подступившими слезами, а затем, глубоко вздохнув, продолжила. — Я так хотела верить, что он справится! Когда я поняла, что он пошёл один в лес, я продолжала верить, что он выживет! Мне казалось, что Гарри всегда будет рядом. Потому что мы были с ним настолько близки… Как будто одна душа и сердце на двоих. Но чудо не произошло… И теперь мне кажется, что это моя вина. Я не уследила, я отпустила его туда одного. Может быть, если бы он не пошёл на эту встречу, все было бы по другому! — Не надо! Ты не должна себя винить! На месте Гарри так поступил бы каждый. Он отдал свою жизнь за возможность спасти наши. Поверь, что ты в любом случае не смогла бы его остановить… — Но сейчас его нет. И Рона нет. И у меня такое чувство, что меня тоже не стало. Мне кажется, что та Гермиона, которая радовалась каждому дню, которая старалась видеть хорошее в людях, которая любила жизнь и хотела, чтобы каждый человек приносил в неё что-то хорошее, ушла вместе с Гарри. Потому что, когда ты любишь человека больше жизни, без него тебя просто нет… Я думал, что Макгонагалл что-то ответит, но она молча обняла Грейнджер. Неужели эти глупые объятия могут как-то помочь унять внутреннюю боль? То, что девчонке очень больно, было просто очевидно. Я не думал, что она настолько сильно привязана к Поттеру. — Пока Гарри был жив, у нас оставалась надежда. А теперь ее просто нет, — тихо закончила Грейнджер. Когда грязнокровка замолчала, я задумался. Надежда… Какое ёмкое слово… И смысл его глубок. Дамблдор считал, что в самые трудные мгновения жизни именно она помогает человеку найти в себе силы, чтобы жить дальше. И это единственное, в чем я был с ним согласен. Каждое существо, населяющее эту огромную планету, на что-то надеется. Даже я. Будучи бесплотным духом в Албании я надеялся, что смогу справиться с этой неожиданной ситуацией и обрести тело. Я жил мыслями о своём воскрешении и своей победе, и это действительно придавало мне сил. — Мы никогда не должны терять надежду. Кто знает, как в дальнейшем повернётся судьба и какие сюрпризы она нам преподнесёт. Нужно быть стойкими, нужно терпеть и ждать! Я знаю, что от моих слов боль потери не уйдёт и сердце кровоточить не перестанет. Я понимаю твои чувства, ведь после смерти Альбуса я чувствовала тоже самое. Но нельзя опускать руки. Они бы не хотели, чтобы мы так бессмысленно рисковали собой. — Что нам тогда делать? — Жить. Не важно сколько. Не важно, как. Просто жить! И стараться прожить как можно дольше. Ради них, ради нас, ради себя! Мы все нужны друг другу. Как думаешь, что будут чувствовать Уизли, если тебя вдруг не станет? Им будет также больно как тебе сейчас. Постарайся понять одну простую вещь: что бы ни происходило, всё не так страшно и не так радостно, как кажется. Это всего лишь результат нашего личного восприятия. Казалось, что грязнокровка была просто в ужасе. Видимо, девчонка настолько увлеклась пестованием своего горя, что не подумала о том, что ее смерть тоже станет для кого-то ударом. Решив, что Макгонагалл выполнила свою задачу, я направился к ним. Когда дверь открылась, они обе вздрогнули. — Ваше время вышло. На этот раз мне никто не стал перечить. Макгонагалл ещё раз обняла Грейнджер и первой вышла из комнаты. Я запечатал дверь и собирался отправить Минерву в Хогвартс, но ей удалось меня удивить. — Пожалуйста, можно нам поговорить? — она внимательно смотрела на меня, словно пыталась предугадать мою возможную реакцию. Я был заинтригован, поэтому согласился. — Идем в мой кабинет. Поговорим там. Когда мы зашли в кабинет, я не смог сдержать усмешки. За последние дни у Макгонагалл появилась дурная привычка стоять в дверях. — Садись, Минерва, — я удобно устроился в одном из кресел, указав рукой на второе. — О чем ты хотела со мной поговорить? — спросил я, после того как женщина села в кресло напротив. Минерва молчала. Я видел, что она хочет о чем-то попросить, но не может решиться. Когда пауза затянулась, я решил больше не тянуть время. — Посмотри на меня. Я легко проникнут в ее сознание, она даже не пыталась сопротивляться. Минерва хотела попросить за Грейнджер, но боялась, что этим может сделать девчонке хуже, не знала, как именно меня о таком попросить, боялась, что не сможет обратиться ко мне так, как обращаются остальные слуги и тем самым разозлит меня ещё больше. — Минерва, если ты не заметила, то за время всех наших встреч, я не настаивал на том, чтобы ты обращалась ко мне «милорд». И даже напротив, прощал тебе некоторую фамильярность. Если бы для меня это было важно, то поверь, что я запросто привил бы тебе нужные манеры буквально за пару дней. После моих слов женщина опустила глаза и сцепила руки в замок. Ей было страшно, противно, хотелось уйти отсюда поскорее, но она не могла. Поэтому ей приходилось сидеть и терпеливо слушать. — Однако, при моих соратниках я советую тебе обращаться ко мне именно так. Не думай, что я тебе угрожаю, просто любое оскорбление в мой адрес они воспринимают слишком лично. Поэтому, тебе в любом случае придётся привыкать, но заметь, что я тебя не тороплю. Хоть я и говорил спокойно, Макгонагалл напрягалась все сильней, ведь она понимала, что сейчас я перейду к ее невысказанной просьбе о Грейнджер. — Но мы отвлеклись. Кажется, ты собиралась меня о чем-то попросить? — я прекрасно знал, чего она хочет, но мне нужно было это услышать от неё. — Смелее Минерва, я весь во внимании. — Позволь мне навещать ее. Она уже сломлена горем, пожалуйста, не надо ломать ее ещё сильнее. Чувство вины — самое страшное чувство и боль от него сильнее любого пыточного. Она ведь ещё ребёнок и не может сама с этим справиться, — теперь Минерва старалась быть очень убедительной и говорила быстро и уверенно. — Я готова на любые условия, сделаю все, что ты скажешь. Любая клятва, непреложный обет, что угодно, только позволь мне помочь ей! — Заманчивое предложение Минерва. Неужели ты действительно готова продать себя в вечную кабалу ради какой-то девчонки? — Да, — ее ответ прозвучал очень тихо, словно она сама не до конца верила в то, что говорит. — Хорошо, дай мне левую руку. После моих слов Минерва не смогла сдержать испуганного вздоха. Я прекрасно понимал, что она не сможет. Принять метку, значит предать все свои прежние убеждения, предать память Дамблдора, которого она так боготворила. Я не собирался принуждать ее к принятию метки и тем более ее ставить. Я просто хотел показать, что она не готова выполнять те обещания, которые сейчас пыталась мне дать. — Вот видишь, Минерва. Это гораздо труднее, чем кажется, поэтому мы вернёмся к этому разговору позже. Вызвав Эйвери, я передал ему Макгонагалл и позволил себе улыбнуться. Все прошло даже лучше, чем я планировал. В ближайшее время в Хогвартсе все точно будет тихо и спокойно. Осталось только разобраться с грязнокровкой. Зайдя в комнату, я привычно захлопнул дверь, только в этот раз девчонка не вздрогнула, а просто молча посмотрела на меня. — Надеюсь больше никаких глупостей мне от тебя ждать не стоит? — Нет, милорд, — видимо Грейнджер все-таки прислушалась к словам Макгонагалл и теперь пыталась не провоцировать меня на агрессию. — Завтра ты мне понадобишься, поэтому сконцентрируйся на том, чтобы поскорее восстановиться. Сейчас к тебе снова зайдёт целитель и в твоих же интересах не мешать ему работать. — Что вы собираетесь со мной делать? — девчонка произнесла это таким спокойным тоном, словно просто спрашивала о погоде. Это было забавно. — Легилименция. — Почему именно завтра, а не сегодня? — а вот теперь Грейнджер казалась действительно заинтересованной, поэтому я решил удовлетворить ее любопытство. — Если проникнуть в твоё сознание сейчас, ты со стопроцентной гарантией станешь овощем. А поскольку есть вероятность, что одного сеанса легилимеции не хватит, я не собираюсь так рисковать. Когда девчонка стала ещё бледнее, я довольно ухмыльнулся. В следующий раз будет держать язык за зубами и не станет задавать вопросов, ответы на которые получить не готова. Вызвав Эдвина и оставив грязнокровку на него, я отправился к себе. День снова выдался насыщенным. Вспоминая о том, что Грейнджер говорила Минерве я думал, что ее привязанность и любовь к Поттеру была безграничной. И в этот момент я окончательно решил, что сделаю все для того, чтобы девчонка полностью принадлежала только мне.