Принцесса в личном пользовании

Под ярким солнцем среди оживленного аванпоста Джейсон чувствует себя обличенным, пойманным и не имеющим возможности скрыться, в то время как даже ночами джунгли принимали его с большим радушием. Штанина, пропитанная кровью, прилипла к внутренней стороне бедра, а зад то и дело простреливает болью при каждом шаге, поэтому идет парень, прихрамывая и сжимая правой рукой оттопыренный карман. Он напрягает челюсти не только для того, чтобы не кряхтеть, но и для того, чтобы игнорировать оглядывающихся на него пиратов. На него смотрят то с отвращением, то с презрением, то с ненавистью, то со страшной смесью всех этих чувств. А потому Джейсон пытается повернуться боком, чтобы ненароком не явить пиратам свидетельство надругательства над ним. Сейчас Джейсону больше всего хочется поскорее скрыться в полуразвалившемся, по описанию, бараке (где защиты он должной вряд ли получит) и избавиться от необходимости проходить этот, казалось бы, недолгий путь, как самый опасный квест в его жизни. Он до сих пор не может избавиться от навязчивого ощущения, будто Ваас все еще в нем. Не может избавиться от покалывания, от гнетущего грудь холода, от побаливающих после слез глаз. У него до сих пор дрожит нижняя губа, и даже в эту самую секунду чувствуется тяжелое тело, придавливающее его к столешнице. Какой-то пират, оказавшийся к Джейсону ближе остальных, сплевывает на землю при его приближении. Джейсон замирает, ожидая стычки, но чернокожий незнакомец только зыркает на него до чертиков самодовольно и идет дальше. А Броди продолжает свой путь. Когда он замечает позади громоздкого строения небольшую хижину с проломленной стеной (хотя выглядит она не так плохо, как ожидал сам Джейсон, там просто было выломано несколько досок), он сглатывает от облегчения и позволяет себе неровный выдох, прежде чем преодолеть последний десяток метров и скрыться внутри. В нос ударяет стойкий запах травки и кокса — видимо, здесь пираты собираются для культурного досуга. А потом Джейсон ненадолго даже пугается, что кучка накуренных пиратов рядом со спящим воином ракьят — к беде. Но он тут же успокаивает себя мыслью о том, что Ваас наверняка разобрался с этим, ему явно пока нет никакой выгоды в смерти Броди. Он все же делает несколько шагов вглубь помещения и останавливается, разглядывая интерьер. Горы мусора, заляпанные в чем-то матрасы, несколько коробок, используемых, видимо, в роли стола, где лежат пустые консервные банки с кучей окурков, заготовки для косяков и бутылки из-под алкоголя. В свете луча, падающего из дырки в стене, Джейсон замечает жидкость в зеленоватой бутылке и думает, что это будет для него подарком судьбы. Он обхватывает горлышко, запрокидывает и, немного помедлив, нюхает для начала. Убедившись, что это не моча, а добротный по запаху коньяк, он делает несколько больших глотков, опустошая бутылку. Откидывает ее куда-то в сторону и, решив, что пришло самое время для того, чтобы свернуться клубочком и жалеть о своей горькой судьбе, почти с размаху валится на один более-менее чистый, по сравнению с другими, матрас. И тут же шикает, когда задницу простреливает жуткой болью. Он уже намного аккуратнее пытается улечься, и несмотря на раннее время (солнце только-только начинало потихоньку садиться) засыпает. Слишком быстро для человека, над которым полчаса назад надругались. Слишком быстро для человека, который перестал считать себя достойным сна еще задолго до этого — с его первым убийством. Его будят пинком в грудь. И не таким, каким обычно одаряют недвижное животное, чтобы проверить, живо ли оно. Нет. Его пнули смачно, так, что не проснуться мог только мертвый. Резко распахнув глаза, он делает несколько громких шипящих вдохов и машинально прикрывает голову рукой — не то чтобы его часто избивали, но этот урок он запомнил еще со старшей школы. Кто-то громко хохочет, видимо, довольный такой реакцией, и громогласно объявляет: — Солнышко вышло, птички проснулись, просыпайся нахуй, — голос чересчур молодой, так что сразу кажется, будто над ним решили приколоться местные подростки, но, когда Джейсон поднимает взгляд, он видит молодого пирата с еще не угасшим задором в глазах, которому с трудом можно дать двадцать. Стоит Джейсону опереться о локти, как он получает еще один удар. Кряхтит и уже выкрикивает: — Я же уже встаю! — «Я же уже встаю!» — передразнивают его, чтобы затем с ноткой злорадства добавить: — Это за все хорошее. Ваас ждал тебя еще почти час назад. Он терпеть не может, когда опаздывают. Тебе пизда, короче, — почти хрюкающий смешок гармонично заканчивает этот короткий монолог. И только сейчас, после неестественно крепкого сна, Джейсон вспоминает все, что произошло вчера. Вспоминает, что он в плену у Вааса. И он скорее машинально делает заметочку о том, что мог бы вырубить пацаненка и с легкостью сбежать, но теперь он не сбежит, даже если Ваас собственноручно выстелет ему красную дорожку к выходу с аванпоста. А потому остается только судорожным анализом подогревать волнение перед тем, что может ждать его после этого. Матрас оказался чертовски удобным для такого помещения. Так удобно он не спал, даже будучи свободным. Как ведь смешно звучит даже для самого Джейсона то, что он вспоминает то, что было до вчерашнего кошмара, как нечто уже канувшее в далекое прошлое. На третий раз Броди удается встать без инцидентов, но ему все равно некомфортно быть ведомым малолетним убийцей и работорговцем. Возможно, тем, кому Ваас сломал всю жизнь, но он просто этого пока еще не осознает. Джейсон думает, что на месте этого паренька мог оказаться, кто угодно, в том числе и он сам. У него уже не будет крутых выпускных посиделок, колледжа, института, работы для души, счастливой семьи. Не будет даже шанса на получение канона Американской Мечты. — Че ты вылупился? У меня хрен на лбу, что ли? Шагай, блять, я тебе не нянька, — говорит паренек, а затем просто выходит, последний раз усмехнувшись жалкому виду Броди. Джейсон бросает взгляд на улицу (само собой, через стену) и успевает удивиться тому, что солнце уже довольно высоко, а сам он проспал наверняка больше двенадцати часов. Боль не прошла, но перетекла в пульсирующую, а не колющую. А потому он может хотя бы притворяться, что все хорошо и идти ровной походкой. Что он и делает. На этот раз он выбирает другой путь, обходя за постройками, чтобы снизить шанс столкновения с пиратами. Конечно, полностью этого избежать не удастся, но проблем точно не должно возникнуть. Оказавшись перед жилищем Вааса, он еще несколько секунд медлит. Затем протягивает руку и… слышит громкие шаги, прежде чем дверь распахивается и перед ним оказывается главарь пиратов собственной персоной. Ваас на несколько секунд замирает, чуть не сбив Джейсона, а затем злобно проговаривает: — Я уже собирался пойти и отстрелить тебе яйца. Заваливайся внутрь. Этим утром Джейсону казалось, что вчерашнее тошнотворное чувство, вставшее где-то от груди до горла, уже не вернется и это, возможно, просто наваждение воина. Но теперь оно снова глушило прочие его эмоции и заставляло чувствовать себя максимально некомфортно, если избегать слова «унизительно». Когда Джейсон оказывается внутри, он решает не повторять своих ошибок и сразу на полном серьезе просит прощения. У Вааса это вызывает удивление. И хотя тихое «извини» не звучало слишком громко и пафосно, он был удовлетворен хотя бы инициативностью. И как бы не корил себя пират этой ночью, по всей видимости, вчерашний урок все же был успешным. — На первый раз прощаю. Запомни, Джейсон, пунктуальность — важнейшее качество Великого Воина. Цитра этому тебя не учила? Ваас видит, что попадает в самое сердце. Это можно понять по вмиг опустившейся голове калифорнийца. По-видимому, этим жестом он выказывает все свое негодование, стыд или слабость. Что, конечно, устраивает Вааса. — Садись, — деловито проговаривает он и сам усаживается на один из стульев. Но сталкивается с замешательством Джейсона. — Я... я постою, — Джейсон уже жалеет об этом. Лучше бы он потерпел, лучше бы терпел боль и вертелся, чтобы найти хотя бы более-менее безболезненное положение, но теперь он только напомнил Ваасу о том, кто кого тут действительно трахает. «А не наоборот». Ваас не сразу понимает, откуда ноги растут у этого вопроса, а затем выпускает смешок. Первые несколько секунд он и правда хочет исполнить эту просьбу, но затем, понимая, что это все та же ебаная жалость, затыкает внутренний голос и, чуть наклоняясь вперед, угрожающе тихо выдает: — Я сказал, сядь, блять. Ты не на курорт приехал, уебок. И то, что я тебя выебал, не дает тебе особых привилегий. Джейсон еле удерживается от злого оскала, но вовремя себя останавливает и заклинает хоть наизнанку вывернуться, но не показать Ваасу, как ему больно и стыдно. «Успокойся, блять, не смертельно», — приказывает себе Джейсон и уставляется в пол, сжимая ладонями колени. — Тебе удобно? Принести подушечку? — с завидным артистизмом интересуется Ваас. — Спасибо, не нужно. Джейсону страшно. Страшно хотя бы потому, что Ваас может проделать это снова, а он не станет сопротивляться. Он не станет сопротивляться, ведь пока он… — Короче, амиго… Я не хочу, чтобы между нами возникало напряжение, — Джейсон про себя хочет усмехнуться, но ему совсем не весело. — Ты все еще блядский товар с материка, но вчерашнее… было разово. Много чести для тебя, если понимаешь, о чем я. Ваас — псих, думает Броди, и верить ему на слово — глупая затея, но ему почему-то очень этого хочется. Ведь если это был последний раз, то он, возможно, даже сможет позабыть то, что с ним произошло. Когда-нибудь. Или хотя бы вновь осознать себя человеком, а не чьей-то марионеткой. Ему вдруг подумалось, что им с Китом явно будет, о чем поговорить. — Но лучше не начинай выебываться, братец, — говорит Ваас, заметив огонь надежды в лице парня. Ваасу кажется, что извинения помогли бы. Даже не Джейсону, а самому пирату. Но он уверен, что скорее вновь выебет калифорнийца, чем позволит себе извиниться перед ним. — Сколько ему? — спрашивает Джейсон по воле мгновенно нахлынувшего наития. Будто странный поток эмоций вытолкнул этот вопрос из него. — Кому? — Этому… шкету, — Джейсон несмело жестикулирует (а точнее, вяло приподнимает правую руку), продолжая разглядывать свои стертые грязные джинсы. — Который привел меня. Он ведь еще даже не совершеннолетний, да? — в прохладе деревянной хижины слова звучат странным хриплым шепотом и до странного меланхолично. Несколько секунд Ваас хранит интригу, а затем спрашивает, тоже так, по-простецки: — "Жалко встало" на него, да? А на других моих парней тебе поебать было, да? Джейсон хочет возразить, мол, они убивали невинных людей, здесь все иначе, да и он не стал бы убивать подростка, даже если он пират. Наверное. Но… сейчас он почему-то, как никогда, понимает, что на это должен ответить Ваас. Что сам Джейсон не лучше их, потому что он никогда не сможет знать всей истории убитых им людей. — В глаза смотри, блять, — Джейсон поднимает взгляд с таким выражением лица, каким смотрит на судью признавший свою вину преступник. — Парнишку этого сюда привезли пленником. Этот сучонок неплохо так разбросал моих ребят, а потом и на меня кинулся. Джейсон сам не понимает, что сейчас с ним происходит, но откуда-то из глубины души поднимается странная волна, отчего дыхание усиливается и горло странно холодит. — Думаешь, он знатно тогда получил? Может, мы его выебали, м? — Ваас с улыбкой наблюдает, как сужаются зрачки Джейсона от жуткой догадки. — Расслабься. Так могло бы случиться, если б он был каким-нибудь мажористым мудаком на новенькой яхте, думающим, что ему все с рук сходит. Его лично Хойт привез с еще парочкой объебков. Остальных похитили и нам на продажу сбагрили, а этот… Ваас, до этого опирающийся локтями о колени и рассказывающий Джейсону все это, откидывается на спинку стула и заканчивает: — Этого папаша продал. У него проблемы были, с наркотой. А бабла не было. Сейчас я думаю, что Хойт хотел пошутить, но... Ему предложили альтернативу. Джейсон уже почти не замечает боли, он только открывает рот, чтобы, наконец, выдохнуть. — А знаешь, что самое интересное? — и вновь усмешка. — Финн до сих пор не знает, что его продали, а не просто поймали. Думал, я ему в башку вбил, что большинство людей вокруг него - куски дерьма? Думаешь, спекулировал его уебком-папашей, чтоб вызвать доверие? Ты, как всегда, предсказуем, Джесси. Броди жутко раздражается и одновременно восхищается способностью Вааса вести диалог без реплик собеседника — он чувствует Джейсона настолько, что сам выстраивает логические цепочки, которые возникают в его голове и с почти дословной точностью может угадать, о чем сейчас думает Броди. — Я ему просто дал свободу. Просто, блять, отпустил, а он… — Ваас смеется своим жутким хриплым смехом, — а он остался, прикинь? Ему на этом блядском острове, где ты можешь сдохнуть если не от пули, так от какого-нибудь ебучего вируса, или провести неудачную свиданку с тигром… Ему здесь понравилось больше, чем с его отцом-наркошей. Даже если не брать в расчет то, что тот его самолично продал. А я ведь говорил… близкие предают. Джейсон пытается осмыслить все сказанное и ему впервые за долгое время нечего возразить. Какие-то мысли вертятся, но он тут же голосом Вааса оспаривает их, а потому предпочитает просто продолжать смотреть на него тем самым взглядом. — В общем… Поговорить я хотел о другом, но ты со своими ебучими соплями опять… Завтра мы поебем в Аманаки. Устроим небольшое представление. — Ваас выуживает из кармана зеленую таблетку и закидывает ее себе в рот ловким заученным движением. — Ты в главной роли, Белоснежка.