Принцесса в личном пользовании

— Скажи мне, Белоснежка… — Ваас зажимает меж перебинтованных пальцев сигарету, пока говорит. — Мне стоит позаботиться о том, чтобы ты не выебывался? Джейсон заспанный и жутко вымотанный событиями последних двух суток. Его разбудили без лишних нежностей, дали переодеться и тут же потащили к машине Вааса. Легкая паника из-за резкого пробуждения сменилась апатичной безысходностью при виде развязно опершегося о капот предводителя пиратов. Тот даже не взглянул на него, пока он неловко поднимался с земли и отряхивал колени. И лишь когда калифорниец оказался в положении прямо-но-не-совсем, пират соизволил начать беседу. — Что ты собираешься сделать? — с плохо скрываемым трепетом спрашивает Джейсон, всматриваясь в эмоции Вааса. Он в его сторону до сих пор не смотрит, а курит так, словно эта сигарета ему опостылела, и он ее третьи сутки не может закончить. Выглядит она, впрочем, подходяще — вся мятая и запачканная, тлеющая, будто на последнем издыхании. — Я… я, блять, задал вопрос, Джейсон… — Ваас раздраженно мотает головой, после чего затягивается и тут же становится более расслабленным. Будто сам себя только что успокоил. А Броди чувствовал себя напряженно и потому что слышать свое имя (не прозвище, не оскорбление) из уст пирата до чертиков странно, и потому что ощущал, будто это идет по натянутому канату, стараясь сохранить главаря пиратов в относительном спокойствии. И как бы Джейсону не хотелось вначале понять, что ему придется терпеть в тошнотворной покорности, он выдавливает из себя «нет, не стоит». И глупо дергается, когда Ваас отрывает зад от капота, чтобы приблизиться к нему. Первое, что замечает Джейсон (то, что так бросается в глаза) — Ваас в адеквате. Зрачки нормального размера, удивительно разумный взгляд, без этого налета маниакальности, которая не позволяет воспринимать его образ без демонизации. Сейчас же лицо его выражает безграничную усталость и какое-то иррациональное понимание. Вмиг очеловеченный, пират пугал Броди еще больше, но у этого страха была совсем иная суть — непредсказуемый в своем безумстве Ваас был непонятным, но точно врагом. Последние же минуты общения с ним заставляли Джейсона сомневаться в том, настолько ли карикатурный он — Монтенегро — злодей? — Ты ничтожен, Джейсон… Нет, нет, смотри на меня. — Ваас наконец берет себя в руки, устанавливая доминирующую позицию, а Джейсон, напротив, вновь поникает, наваждение ускользает, уступая место прежней безысходности и боли. — Ты ничтожен. Из-за своих друзей. Из-за своего мажористого пидорка и этой Лизы, на которую ты дрочишь по ночам. — Броди сглатывает. Сглатывает, чувствует, как по затылку пробегает холодок, но покорно молчит, зная, что не хочет рисковать довести Вааса снова. — У тебя нижняя губа дрожит. Я серьезно, чувак, ты эмоционально нестабилен. И все из-за них. — Ваас не глуп, напоминает себе Джейсон. Он не глуп, но из них двоих проблемы с эмоциями точно не у калифорнийца, о чем тот, конечно же, благоразумно молчит. — А если я скажу, что собираюсь разложить тебя на десяток моих ребят, ты заревешь? — Ваас хрипло и с нежеланием смеется, когда замечает перемену в лице Броди. — И вот, где ты оказался, Джейсон. — И вновь полное имя, врезающееся в слух. Ваас тычет пальцем в часто вздымающуюся грудь парня и почти чеканит хриплым полушепотом: — Подстилка своего величайшего врага. Врага, который, может, был предназначен тебе судьбой. А ты все проебал. И теперь мы вернулись к самому началу. Ты товар. Который можно попользовать и выкинуть за ненадобностью. — Этот монолог совсем не похож на все предыдущие. Джейсон смотрит в направлении Вааса, но куда-то сквозь него, через пелену влаги перед глазами. — И это… это твой шанс, блять, Джейсон, сука, Броди! — кричит Ваас, но тоже как-то лениво, будто без наркотиков ему приходится играть самого себя. — Я даю тебе шанс оставить после себя хоть что-то стоящее, пока я не раздавил тебя, как сучью улитку. — О чем ты говоришь? — бесцветно интересуется Джейсон. — Если сегодня все пройдет как надо, оба эти уебка, испоганивших твою жизнь, отправятся домой, под юбку к мамочке, завтра же. Я сам выстелю им красную дорожку до самого берега. Сам дам им гребаную яхту. Все условия, принцесса, будь уверен… — Ваас разводит руками, с мечтательностью смотря в только начавшее светлеть небо, а затем вновь становится серьезным, взгляд его словно темнеет: — Но если мне не понравится хоть что-то… любая хуйня, Джейсон… Если ты моргнешь без моего приказа, блять… У них, может, и будет шанс. Но ты... — цепкие пальцы сжимают подбородок. — Видишь тех ребят? — Ваас насильно поворачивает его голову в сторону сомнительной группы пиратов, которые с бесстыдным интересом взирают на их разговор. — Каждый готов положить руку на отсечение, чтобы я дал им время отыграться. За мертвых друзей, к примеру. Не думал об этом, х? Ты будешь главной дыркой моего острова, не сомневайся, — Ваас всматривается в глаза Джейсона еще несколько секунд, ища признаки понимания, и жестом приказывает садиться в машину. Всю дорогу Джейсон смотрит только в окно, и в какой-то момент у него жутко устают глаза, поэтому он откидывается на сидении и прикрывает глаза. Ваас иногда переговаривается по рации со своими ребятами, а Джейсона будто не замечает, так что после получаса полной молчания дороги он уже и не ожидает разговора. — Через пару минут Аманаки. Я буду говорить, а ты кивать и выполнять приказы. — Я хочу знать… что я должен буду сделать. — А я хочу въебать тебе и выкинуть из машины на полной скорости, но не всем нашим мечтам суждено сбыться, — говорит Ваас, поворачивая голову, однако через пару минут уже по-настоящему неловкого молчания он все же делится своими планами: — Покиваешь после моих фраз. — Резкий поворот, заставивший Джейсона ухватиться рукой за край сидения Вааса, чтобы не грохнуться на пирата. — Преклонишься. Скажешь, КТО тут главный. И я подумаю над тем, чтобы все это было не зря. — Ты подумаешь? — с прежней апатичностью спрашивает Джейсон. Ваас жмет на тормоза, и в первые секунды Броди охватывает легкая паника — вдруг он что-то сказал не так и теперь опять должен будет претерпеть боль и унижения? Но когда он сосредотачивается на обстановке, понимает, что еще километр назад мог спокойно понять, по какому пути к Аманаки едет Ваас, и быть готовым к въезду в деревню. За несколько дней ставший физически и морально слабым, зависимым от чужой воли и подавленным, он потерял прежнюю рациональность и погружался в трясину собственной безысходности. — Не расстраивай меня, Принцесса. Ты пожалеешь об этом. Вот это я, блять, тебе гарантирую. Взгляд Джейсона наполнен лишенным энтузиазма пониманием, что настораживает пирата, но не настолько, чтобы вновь устраивать персональный спектакль. Доверенный парень Монтенегро, которому было поручено провести короткие переговоры за полчаса до прибытия (чтобы основные силы Цитры не перебили всех его людей, еще до него, для чего он так же приказал ехать разными путями по одной-две машины), сработал, по-видимому, на «ура». Куча жителей уже собралась на открытом пространстве. Лица их выражают если не чистую ненависть, то максимальную настороженность и недоброжелательность. В то время как Ваас уже делает несколько шагов от машины, Джейсон все еще сидит в ней. У него расфокусированный взгляд, а правой рукой он сжимает татау на левой. Несколько прибывших ранее пиратов с насмешкой смотрят на то, как их предводитель, открыв дверцу машины, сжимает ворот рубашки Белоснежки и что-то очень зло ему говорит. Лицо Вааса непозволительно близко. Джейсон бледен, натянувшийся ворот сдавливает его кожу и увлекает за потянувшей его рукой, так что парень вынужден схватиться руками за грязную ступеньку, чтобы не упасть. — Мы только приехали, но ты уже выебываешься! Да! Да, Джейсон — ты, блять выебываешься! Ты хочешь, чтобы тебя всей толпой трахнули на глазах у Цитры и ее овечек ракьят? М? Ты хочешь этого, Джейсон? Детишки Аманаки надолго запомнят это зрелище, м? Как Великого Воина Ракьят, надежду всего острова, натянут в несколько хуев, верещащего, как свинья на убое? М? Я даю тебе последний шанс, уебок. Последний шанс! Ты меня услышал? Заткнись! Просто кивни! Молодец. Молодчина, принцесса. А теперь иди и работай на свою сохранность так хорошо, как только можешь! С желанием, с самоотдачей! Ваас выдергивает Джейсона из машины окончательно. Тот плюхается на землю и еще несколько унизительных минут пытается подняться под тяжелым взглядом пирата. Десятки наполнившихся удивлением глаз тут же направляются в сторону Джейсона. И глаза эти становятся лишь более удивленными с каждым его шагом. Ваас идет впереди. Броди плетется сзади, смотря лишь себе под ноги, сжимаясь от внимания жителей и воинов. Он чуть не влетает в спину Вааса, когда тот останавливается в неком подобии круга с огромным радиусом (никто не желает приближаться к «лобному месту» и палачу в лице пирата). — Друзья! — говорит он, и его широкие скулы преображаются выразительной улыбкой. — Мне жаль, что пришлось совсем неожиданно оторвать вас от всяких важных дел… Если они у вас есть, конечно! — едкая насмешка сквозит в каждом слове, в каждом жесте и мимическом проявлении на лице. — А где эта сука… О, простите, простите, это совсем невежливо. Где ваша королева, правительница… диктаторша? Где Цитра? — и тут этот спектакль прерывается резкой сменой настроения актера. Напускное добродушие сменяется яростью и откровенным вызовом: — Где блядская Цитра? Все, чего я просил от этой встречи — это привести ее сюда! И никто бы не пострадал! — он понижает голос: — Я держу свое слово. Я. Всегда. Держу. Свое. Слово. Уебки! А я говорил, что будет, если Цитры здесь не будет… Я ведь… я ведь предупреждал. А вы опять проебались… — Ваас держится за лоб, глубоко дышит, словно не может справиться с гневом, а затем совсем буднично, словно мимоходом, знаком приказывает одному из своих пиратов сделать задуманное. Но тот не успевает сделать и пару шагов в направлении напрягшихся ракьятовцев, которые вопреки всякой логике не двигались с места. «Конечно… — думает Ваас, — конечно, она здесь. Она знает, что я держу слово. Она знает меня». — Смерти невинных людей затянули твою душу во тьму, откуда пути назад нет, но я здесь и готова выслушать тебя, несмотря ни на что. Брат. — Цитра кажется видением. Слишком красивая, слишком грациозная, слишком обожествленная на фоне истертых бытом людей Аманаки и закаленных боями воинов. Бронзовая кожа, словно блестящая в солнечных лучах, хищный всезнающий взгляд и басовитый гипнотизирующий голос с ярким акцентом. — Ты привел… — Заткнись, сестрица. Со всей любовью, ЗАТКНИСЬ НАХУЙ! ЗАТКНИСЬ! — и эту бархатную и вместе с тем затаенно опасную музыку ее речи прерывает яростный, рвущий горло крик. Эмоции на лице Цитры дают понять, что она знает переменчивость брата, знает, что значит этот крик, а потому с обманчивой покорностью замолкает: — Хэй, Джесси, милая, выйди сюда. Скромница, прячется у меня за спиной. Джейсон хочет проигнорировать его просьбу, послать все к черту и умереть в чертовски нечестном бою, но вместо этого показывается Цитре. На ее лице не дергается ни один нерв, словно оно и правда сделано из металла, а сама Цитра — ожившая статуя, но секундное замешательство, во время которого прежняя расслабленность исчезает, выдает ее. — Это он… он твой Великий Воин, да? — невзначай интересуется Ваас, приобнимая Джейсона. Пират смотрит на него с полуулыбкой, а затем вновь буравит взглядом сестру: — Так вот, он здесь не просто так светит мордашкой. Джесси хотел нам что-то сказать, да, принцесса? Ваас не дожидается реакции. Он сжимает у него на макушке волосы и имитирует кивок. — «Да, Ваас, сейчас самое время встать на колени и сказать то, что у меня с языка уже несколько месяцев рвется», да? Джейсон? Броди чувствует сердцебиение в висках, а все прочие звуки заглушены. Он весь вспотел, мертвенно бледен, а язык кажется онемевшим, отчего он не в силах что-либо проговорить. Цитра — та, кто верила в него, когда все прочие не воспринимали всерьез — теперь не отрывает взгляда от ее истерзанного, потерявшего честь и волю Великого Воина. Из оцепенения его выводит резкая боль под правым коленом. Не удержав равновесия, Джейсон с неловким «ох»-ом падает навзничь. Пират все еще удерживает в кулаке его волосы — он увлекает его голову назад, заставляя запрокинуть ее, и с громким сиплым придыханием скрежещет ему в ухо: — Тебе пиздец. Тебе просто пиздец, если ты сейчас же не начнешь говорить. У Джейсона перед глазами — влажная пелена, а в груди — свербящий болезненный зуд. Он на несколько секунд медлит, фокусируясь на облаках, а затем полумертвым тоном выдавливает из себя: — Ваас — главный на этом острове, — и ничего другого в голову не лезет, но раздраженный толчок коленом в спину заставляет продолжить: — и все на этом острове принадлежит ему. — Включая тебя, Джейсон Броди, — тихо подсказывает Ваас. — Включая меня… — так же тихо вторит Джейсон. — Включая… меня. Когда они с пиратом оказывают в лагере, Джейсона совсем не по-джентельменски вышвыривают из машины, хватают за шкирку и тащат за собой. Ваас груб и быстр, и Джейсон еле успевает перебирать ногами (и руками, что в два раза унизительнее), чтобы не прокатиться лицом по песку. Монтенегро с ноги открывает дверь и толкает Джейсона вовнутрь, а затем за волосы приподнимает с пола и говорит: — Я предупреждал тебя. Я, БЛЯТЬ, ТЕБЯ ПРЕДУПРЕЖДАЛ. — Я не хотел… Не надо. Я ведь сказал все, что ты хотел… Наваждение прошло, и теперь Джейсон руководствовался здравым смыслом и инстинктом самосохранения. Он его и правда предупреждал. — Хорошо, принцесса… Я спокоен. Все хорошо… Хорошо. — Он медленно разжимает пальцы, и Джейсон вновь валится на пол. — Но… понимаешь, в чем дело, hermano… — пират присаживается перед ним на корточки. — Если мы хотим хорошо провести эти две недели, то ты должен понять, что… за все нужно отвечать. Что ты скажешь Баку, м? Ваш уговор был очень прост, не так ли? Не нужно меня расстраивать, Джейсон. Ты облажался сегодня… ты об-ла-жался… — Ваас встает, отходит к стене, потирая сцепленными ладонями затылок, а затем резко обмякает, будто только что принял долго мучившее его решение. Поворачиваясь, он расстегивает ширинку.