Мне не нравится Крис

      «Мне не нравится Крис», — впервые в субботу говорит Эва, стоя перед зеркалом, когда решает разорвать эту странную, ненормальную связь между ней и Шистадом.       С тех пор прошло три недели, и каждое утро начинается одинаково — с этих слов, сказанных не самым уверенным голосом. Особенно иронично это звучит, когда на теле все еще горят пятна от его поцелуев, и на коже виднеются следы от жадных пальцев. Ну и черт с ним, процедура стала ритуалом, фраза превратилась в самое настоящее заклинание, и Мун искренне надеется, что однажды оно подействует, выветрив Криса из ее глупой головы без следа.       Что вообще всем может нравиться в этом засранце?       Ну руки его сильные, властные, с чертовыми венами, проступающими, когда Шистад сжимает кулаки. Ну челка его дурацкая, та, что в глаза обоим постоянно лезет при особенно резких движениях. Спасибо, что отрезал ее, так же легко ты однажды пропадешь из жизни Эвы.       Ну глаза его зеленые, блядские, от одного взгляда которых хочется из трусов выпрыгнуть. Улыбка… Да не улыбается Крис никогда, скалится, так, что видно коренные зубы, и хочется съездить по этой самодовольной физиономии, когда он клеит очередную глупо хихикающую первокурсницу, готовую раздвинуть ноги перед Шистадом прямо при всех.       Что в нем такого, если все готовы прыгать вокруг, будто он центр вселенной?       «Мне не нравится Крис», — аккуратно выводит Эва в своем блокноте, на полях тетрадей на уроках каждый день, а перед глазами лицо его чертово, и не видно сочувственного взгляда Нуры, понимающей, каково это — вляпаться, влюбиться в легендарного бабника школы. Вот только Шистад не Вильям. Шистад — это диагноз, болезнь, которая надолго сразила Мун.       Что в нем такого, чего нет у других?       Ну язык его наглый, острый, что на слово, что на дело. И Эва тает, когда Крис проводит им по ее шее и спускается к груди. Целует, ласкает, прикусывает, довольно хмыкая, когда слышит рваные выдохи Мун. Шистад ведет влажную дорожку к промежности, и Эва предсказуемо теряет остатки разума. «Ни один норвежский парень не делает это», — всегда утверждали в школе, но Крису плевать на правила, он всегда делает то, что ему нравится. А когда Мун может лишь всхлипывать от наслаждения, ему пиздец как нравится.       «Крис… Крис…» — стонет Эва и тонет в нем целиком. Океан Крис Шистад давит многотонной толщей воды на грудь, и дышать невозможно. И не нужно, кажется.       «Му-у-ун», — тянет он, когда кончает, и голос низкий, хриплый, и хочется мурлыкать от счастья, как кошка, потому что Шистад помнит, с кем он сейчас в постели. А потом Крис одевается и уходит, оставляя ленивый поцелуй где-то у ее губ и не оглядываясь на растерянно глядящую в потолок девушку, лежащую среди смятых простыней. Каждую пятницу одно и то же, а Эва все никак не привыкнет, каждый раз надеется на что-то, каждый раз ненавидит себя за то, что в очередной раз не устояла перед Кристофером, мать его, Шистадом, и, как только приступ самобичевания проходит, Мун натягивает на себя одежду и выскальзывает из спальни, где ее только что в очередной раз использовали. Ничего нового.       Вечеринка продолжается, веселье снова хлещет вокруг фонтанами алкоголя, а Эве хочется домой, в собственную ванную, к зеркалу, которое однажды спасет ее из этого сжигающего дотла плена. Точно спасет, убеждает она себя. Поэтому девушка опять напивается, чтобы забыться, чтобы не видеть красивое смеющееся лицо, нашептывающее очередную пошлость на ухо очередной размалеванной девице.       «Мне не нравится Крис», — перед зеркалом говорит Эва на утро, и все начинается заново.       Опять. Чертов замкнутый круг.