***
В следующую пятницу Виктор стоял на льду, ожидая сообщение от Юри. Он весь промок от пота, колени дрожали, а руки тряслись, но он все еще игнорировал Якова. Что действительно было одним из немногих удовольствий фигурного катания. Ледовая арена «Мегаспорт» была лучшим комплексом для соревнований: многоуровневые сидения доходили до куполообразной крыши, состоящей из блоков, покрашенных в красный, голубой и белый. Виктор наблюдал, как рабочая команда, суетясь, двигалась по рядам, регулируя и чистя лестничные проходы. В дальнем углу шумно гудели ледовые комбайны, наблюдая за Виктором и остальными фигуристами с быстро растущим нетерпением. Команда «Россия», как их ласково называли, была единственной, кто остался практиковаться. — Виктор! Никифоров закатил глаза, выписывая новую дорожку шагов и изящно останавливаясь после оклика тренера. Весь полдень Яков твердил ему, что он слишком торопится, слишком напирает, но Виктор не мог с собой ничего поделать. Предвкушение встречи с Юри просачивалось через все, чем он занимался, уже несколько недель. — Чем ты так взбудоражен? — поддразнила Мила, оттолкнувшись от бортиков, чтобы подкатиться к Виктору и бесцельно заскользить рядом с ним. Она обвела взглядом каток, а потом посмотрела на фигуриста с широкой ухмылкой. — Решил свои проблемы с Юри? Виктор засмеялся. — Типа того. — Ты должно быть крайне оригинален. Детройт-то далеко, — сказала Мила, игриво шевеля бровями, что живо напомнило Виктору Криса. Как повезло, что эти двое неугомонных никогда не встречались. Хотя Виктор и был взрослым, как всем казалось, он ничего не сказал, удостоив девушку, как он думал, величественным молчанием. — Ох! — воскликнула Мила, хлопая в спрятанные в теплые перчатки ладоши, голубые глаза восторженно сверкнули. — Виктор! Ты покраснел! — Мила, пожалуйста! Виктор Никифоров не краснеет! — Oi! Prekrati spletnicat’ mudak! Грязные ругательства послышались со стороны быстро приближающегося Юры Плисецкого, который был ярким воплощением подростковой нетерпимости. Когда он подкатился к Виктору, зеленые глаза вытянулись в узкую линию под длинными, светлыми волосами, спадающими на лицо, а розовые губы демонстративно надулись. Прежде чем Виктор успел открыть рот, чтобы отчитать подростка, к ним сделал шаг Яков. Хриплый голос отразился эхом от стен ледовой арены. — Хэй! Вы знаете правила! Я не хочу слышать ни единого русского слова, Юра! Я не собираюсь терпеть кривой английский, с которым вы опозоритесь на завтрашних соревнованиях! — закричал он из-за ограждения. Верхние люминесцентные лампы отражались бликами от его лысой головы. Виктор наблюдал за ним, на секунду их глаза встретились, но фигурист сразу же резко отвернулся. — В любом случае мы же в Москве! — также громко крикнул в ответ Юра, его голос прозвучал еще грубее, так и не успев полностью сломаться. Виктор закатил глаза, когда подросток пнул коньком поверхность льда. — Поэтому кому какая разница?! — Delay to, chto tebe skazano! — А почему вам можно говорить нормально?! — Виктор развернулся на коньках, потеряв всякий интерес к очередной гневной тираде Плисецкого, но прежде чем он успел смыться, маленькая ладонь схватила его за плечо. — Эй! Ты сказал, что поможешь мне с комбинацией элементов сегодня! — Я так сказал? — легкомысленно ответил Виктор, совершенно не помня, чтобы что-то обещал. Юра громко цыкнул, скрещивая бледные тонкие руки на груди. — Ты бы и свою голову забыл, если бы она не была слишком большой. — Ах, Юра. Обижаешь меня, — сказал Виктор, ероша блондинистые пряди подопечного и наслаждаясь раздраженным рыком, полученным в ответ. Яков необычайно тихо наблюдал из-за ограждения, как Виктор прогонял Юру через комбинации. Подросток хотел повысить сложность, что было типично для него, но, наблюдая, Виктор понял, что техника — не та проблема, на которой Юре действительно стоит сконцентрировать свою энергию. Плисецкий закрутился в идеальном риттбергере как раз тогда, когда телефон Виктора начал пищать в кармане. Он вытащил его, увидел входящий звонок от Юри, и волна нервозности энергично прокатилась по его рецепторам. — Эй! Смотри внимательно, старик. — Ах, секундочку! — сказал Виктор, разворачиваясь, чтобы принять вызов, но Юра тотчас вырос за его спиной, выхватывая телефон прямо из рук. Его скорость действительно впечатляла. — Ты игнорируешь меня, пялясь в телефон всю неделю. И даже дольше. Кто продолжает названивать тебе? — спросил Юра, не смотря на дисплей, он осуждающе тыкнул смартфоном в Виктора. — У тебя же нет друзей. — Спасибо, — невозмутимо выдохнул Никифоров, тянясь за телефоном, пока тот не перестал трезвонить, но Юра быстро вскинул руку. — Ты не должен продолжать отвлекаться, — сказал он, так сильно напоминая в этот момент Якова, что это даже слегка пугало. Виктор закатил глаза. — Вот поэтому все говорят, что ты уходишь из спорта. — А да? Я думал, из-за серого цвета волос. А теперь отдай мне телефон, Юра. Виктор выхватил смартфон из рук подростка, окидывая того, как он надеялся, очень строгим взглядом. И неважно получилось ли у него изобразить суровость, кажется, на Юру это не произвело никакого эффекта. Он оскалился, а затем резко дернулся в раздраженном скольжении. Виктор ответил на звонок, праздно подкатываясь к бортику. — Юри! — Добрый день, Виктор, — как всегда вежливо ответил юноша, и Виктор почувствовал волнение, растущее внутри него от одного звука мягкого голоса. — Я только сажусь в такси. Мне встретить тебя в отеле? — Нет, приезжай ко мне! — сказал Виктор, прежде чем уткнуться головой в ладонь. Он прозвучал слишком нетерпеливо. Юри тихо прогудел в трубку. — М-м-м. Я не сменил одежду и все такое. — Я уверен, ты хорошо выглядишь, — сказал Виктор, стараясь прозвучать сдержаннее. — Зачем тебе переодеваться? — Просто… м-м-м, забудь. Я приеду. Где ты? — спросил Юри, благодаря кого-то за что-то на заднем фоне. Виктор слушал шарканье, наблюдая, как рабочая команда арены двигается через трибуны. — В ледовом комплексе «Мегаспорт». — Все еще? — сказал Юри, судя по звукам, он с чем-то боролся — возможно, с чемоданом. — Знаешь, я не случайно стал чемпионом мира, — поддразнил Виктор. — Пожалуйста, приезжай. Я хочу показать тебе кое-что. — Приеду, — с уверенностью ответил Юри, и Никифоров понадеялся, что юноша улыбается. Ему нравилась улыбка Юри. Его щечки мило округлялись, а глаза прищуривались. Это заставляло сердце Виктора очень приятно напрягаться. — Идеально. Не могу дождаться, когда уже увижу тебя, — сказал мужчина, кладя трубку. На секунду он уставился на дисплей, чувствуя внезапную тревогу. Заподозрит ли Юри неладное, когда приедет? Может быть, он будет слишком уставшим после полета. «Надеюсь на это», — подумал Виктор, а затем почувствовал укол совести, так как он действительно не хотел, чтобы Юри чувствовал себя плохо. Но тот грандиозный жест, который он запланировал, пройдет куда сглаженнее, если Юри побудет в неведении еще чуть-чуть. Это ведь действительно не выйдет хуже, чем Юри, делающий это первый раз? (Верно?) У Виктора не было много времени, чтобы и дальше обдумывать свои замыслы, он протащился в центр катка, чтобы наблюдать, как другой Юра его жизни выкручивает сальхов с такой силой, словно он активно пытается разрезать лед лезвиями. Им действительно нужно как-нибудь обозначить происходящие, если планы Виктора, которые он собирался разделить с Юри, каким-либо образом начнут осуществляться. — Знаешь, тебе нужно наслаждаться катанием, — сказал Виктор, когда Юра повернулся к нему лицом после очередного идеального приземления. Зеленые глаза подростка блеснули словно стекло бутылки, когда он одарил фигуриста свирепым взглядом. — Что ты имеешь в виду? — Я не чувствую твоего Агапе, — мечтательно сказал Виктор, прикладывая палец к губам и пытаясь сформулировать все замеченные недостатки катания Юры в складные фразы. — И вообще ничего. Действительно. Ну, возможно, кроме твоих амбиций. Юра обидчиво пнул харликами лед. Он вскинул голову, светлые волосы качнулись. — Да кому это важно вообще? Что ты думаешь о комбинации? — Ох, я не обращал на нее внимание, — ответил Виктор, все еще думая о проваленном артистизме Юры. Если он не может справиться с этим на тренировках, Никифоров не был уверен, что у него получится и завтра. Юра громко застонал, маленькие ладошки скрутились в кулачки. Он открыл рот (без сомнения, чтобы сказать что-нибудь грубое), но ему не дали такого шанса, когда Мила, сидевшая на бортике, громко окликнула Виктора. — Виктор! Юри здесь! Никифоров развернулся и покатился, переведя взгляд за спину Милы, где знакомая фигура неловко переминалась с ноги на ногу у входа. Когда Виктор подкатился, Юри подошел ближе к краю катка. Мила, подмигнув, отъехала, и фигурист, не сдержавшись, ярко улыбнулся ей. Лицо Юри было скрыто медицинской маской, которая смотрелась немного странно с очками, но он все равно выглядел довольно мило. Когда Виктор подкатился к бортику, юноша стянул ее. — Привет, — все, что он сказал, но Виктор ухмыльнулся в ответ, обрадованный физическим присутствием Юри перед ним. Однако улыбка дернулась, когда юноша подошел. У него было так много вопросов. Напоминает ли Ледовая арена Юри о Сочи? Будет ли он, смотря завтрашнее выступление, вспоминать свой последний визит в Россию? Почему он не сказал Виктору? Почему? Но Виктор выкинул мысли из головы. Это может подождать. Все может просто немного подождать, потому что Юри смотрит на него большими карими глазами, и Виктор тает от его взгляда. — Здравствуй, Юри, — сказал Виктор, протягивая руку через стекло, чтобы коснуться ладони юноши. Он собирался потянуть Юри вперед, возможно, поцеловать. Но что-то его останавливало. Вместо этого, он просто посмотрел на него. Юри выглядел расслабленным и непохожим на себя. Или точнее на Эроса. Его джинсы слегка плохо сидели, громоздкий коричневый бушлат завершался толстым голубым шарфом. Его волосы были спрятаны под шапочкой, плечи сутулились, устав от веса спортивной сумки и маленького ранца. Видимо это все, что он взял с собой на выходные. Виктор сжал руку Юри, встречаясь с ним взглядом. — Мне нравится твоя шапка. Кошачьи ушки милые, — поддразнил Виктор, и Юри покраснел, стягивая шапку с головы. Его пальцы были красными от холода. — Прости, я забыл, что надел ее. — Почему ты извиняешься? Я же сказал, что она милая, — продолжил Виктор, любуясь застенчивой улыбкой Юри, когда тот прижал шапку к груди, словно защищаясь. Никифоров чувствовал сверлящие его спину взгляды. Он нервничал так сильно, как никогда раньше. Внезапно расплывчатый план, придуманный, когда он слушал голос Юри по телефону, показался слегка импульсивным. — Ты почти закончил? — тихо спросил Юри, карие глаза смотрели куда-то за плечо фигуриста. Виктор видел, как они расширились, услышав убийственный звук кого-то, подкатывающегося к ним. — Кто это? — рявкнул Юра, останавливаясь рядом. Виктор вздохнул, отпуская Юри, чтобы развернуться к подростку. — Это Юри Кацуки. Он приехал, чтобы смотреть мое выступление. Если взглядом можно было убить, Виктор был уверен, что уже бы умер. — Еще один Юра? — Плисецкий очень неодобрительно посмотрел на Викторова Юри. — Что ты вообще делаешь? Коллекционируешь нас? Этот слегка толстоват, хотя не… — Юра! — рявкнул Виктор, не впечатленный словами подопечного. Подросток бросил на Виктора и Юри еще один уничтожающий взгляд. — Как угодно. Яков сказал, еще один круг, потом в душ. Мы скоро идем ужинать, — сказал Юра, топая коньком, чтобы стряхнуть ледяную крошку. — Поговоришь с поросенком позже. — Ах. В любом случае я должен отправиться в отель, — сказал Юри так смиренно, как Виктор еще никогда не слышал. Никифоров почувствовал необычную нетерпимость к отвратительным манерам Юры. Ему не нравилось, когда Юри говорил так кротко. — Делай что хочешь, — проворчал Юра, отъезжая от них. Виктор потряс головой, перегибаясь через бортик, чтобы схватить Юри за руку. Даже через перчатку ладонь казалась безумно холодной. — Нет! Пожалуйста, пойдем с нами. Я хотел, чтобы ты пришел сюда, чтобы познакомить тебя со всеми. Лицо Юри было розовым от колючего московского снега, поэтому проступившая бледнота не смогла ускользнуть от внимательных глаз мужчины. — Не думаю, что это хорошая идея. Виктор поерзал, крепче сжимая руку Юри. — Пожалуйста. Просто ужин с тренером и командой. Юри посмотрел за спину Виктора еще раз, в тот угол, где стоял Яков, без сомнений следивший за ними. — В прошлый раз твой тренер, казалось, не особо был рад мне. — Верно, но в этот раз ты одет, — пошутил Виктор, немного наслаждаясь тем, как Юри нахмурился. Никифоров сжал его ладонь. — Ты, должно быть, голоден после полета. Юри поерзал с ноги на ногу, свободной рукой стискивая свою прелестную шапочку с кошачьими ушками. Виктор действительно хотел этого. Но он не был уверен, как еще можно попросить о таком. Мысль вспыхнула в его голове, подсказывая, что Юри как бы получит плату за проведенное время, а значит, для него важно делать так, как хочет Виктор. Но высказать это вслух, даже не имея конкретно этого в виду, оставила отвратительный привкус во рту. Юри не был работником Виктора, и Виктор хотел, чтобы юноша чувствовал себя уютно, сам выбирал, что ему делать. Действительно хотел. Но он также хотел, чтобы Юри подарил его жизни шанс. — Мы поедим в ресторане отеля, — предложил Виктор, ожидая, когда Юри встретится с ним взглядом. — Тогда, если устанешь, сможешь просто пойти в кровать. — Тебе не нужно подстраиваться под меня. Вдруг твоя команда захочет поесть в другом месте? — сказал Юри, но Виктор лишь отмахнулся. — Обещаю, им абсолютно все равно, — сказал он, закусывая губу от странной тревоги, которая не давала ему покоя с приезда Юри. Он попросил еще один раз. — Пожалуйста. Юри медленно кивнул. Виктор поднес его руку к своим губам, легко целуя. — Спасибо. Юри немного открывался. Лишь чуть-чуть, но все же. И Виктор был намного больше благодарен ему, чем мог выразить вслух.***
Юрий Плисецкий полностью оправдывал все сплетни, которые наперебой рассказывал Пхичит. И даже больше. Юри сделал еще один глоток воды, отчаянно надеясь, оказаться где угодно, но только не там, где он вынужден был находиться сейчас — за столом в ресторане отеля Ренессанс, окруженный звучанием незнакомого языка и прикованный к креслу внимательным взглядом подрастающей гордости России. В этом взоре было что-то заметно нервирующее. Подросток развалился в кресле, скрестил руки, а капюшон его ярко-голубого худи был все еще натянут на светлые, блондинистые волосы. Прищуренные зеленые глаза сфокусировались на Юри, словно тот был чем-то, что Виктор притащил с улицы на подошве своих ботинок, и теперь Юре надо было разделаться с этим. Чем дольше они сидели, тем больше Юри осознавал, что оценил ситуацию правильно. Чьи-то длинные когти царапали кожу изнутри. Кипящая, давящая тревога просто от возвращения в Россию. Четыре года назад Юри, садясь на самолет обратно в Детройт, поклялся себе, что ноги его в этой стране больше не будет. Что он бросит фигурное катание, оставит Виктора Никифорова в русском снегу и никогда не повернет голову в их сторону так долго, пока будет жив. Конечно, он лишь наполовину придерживался того обещания. Но во время всего проделанного путешествия Юри чувствовал себя больным. Нервная тошнота взбалтывалась внутри него. Он понимал, что это глупо, иррационально — страна не была ответственна за его падения четырехлетней давности. Но еще когда он увидел маленький мультяшный самолет на экране сиденья во время перелета в Москву, он все сильнее и сильнее начал чувствовать беспокойство. Ему казалось, что все сидящие вокруг пялятся на него. Или, когда он получал багаж, буквы на кириллице определенно обвиняли его в том, что Юри даже не может прочитать их, чтобы защитить себя. Он понимал, что это все безумно. Юри знал это. Но эти мысли все еще стучали в его голове. Непрекращающийся, ошеломляющий ритм. Затем Виктор позвонил ему. И все стало казаться чуть менее ужасающим. Увидеть еще раз Виктора было словно возвращением домой к тому, по чему он скучал, даже до конца не осознавая этого. Это не только утихомирило боль от расставания — приятное спокойствие разлилось по его телу, когда он увидел высокую сильную фигуру Виктора, выписывающую грациозные круги на льду. Как и все годы до этого, мир Юри сузился до одного танцующего на лезвиях Виктора, заставляя шум в голове утихнуть, даже если только на мгновение. Это было прелестное мгновение. Но сейчас… Юри был на самых различных встречах и поездках за пределами города. От интимного, уединённого отдыха в Торонто до выходных в Чикаго с яркими и буйными празднествами, но происходящее сейчас было крайне далеко от всего привычного, и Юри не мог полностью определиться, на какую полочку в своей голове поставить этот вечер. Для большинства клиентов Юри был аксессуаром. На протяжении всех свиданий от него требовалось хорошо выглядеть и тихо говорить, если его спрашивали. Встречи с семьей (или с командой, как в этом случае) с теплыми руками, обвивающими его плечи, не были обыденностью. Оказаться лицом к лицу с разбушевавшимся пятнадцатилетним подростком тоже не входило в его привычное времяпрепровождение. Они просто уселись за стол и начали разговаривать практически только о предстоящих соревнованиях. Мила и Виктор болтали больше всех, казалось, их акценты смешиваются, подпитывают друг друга и мешают Юри понимать смысл произносимых слов. Виктор держал его руку на протяжении всего вечера, и Юри цеплялся за эти успокаивающие прикосновения. Он мог почувствовать боль в костяшках от напряжения, с которым он сжимал пальцы мужчины. Хотя Мила и Виктор говорили на английском, их было почти невозможно понять: узкие «w» и острые «g» окружали Юри, отдаваясь в его голове белым шумом. Когда команда проходила через зал ресторана, Яков Фельцман и Плисецкий, совершенно не беспокоясь, тихо переговаривались на русском. Казалось, они делали это специально. Каждое их слово словно впечатывалось в спину Юри, когда Виктор провожал его к их местам. Юри так сильно хотел уйти. Он обнаружил, что пялится на дверь куда чаще, чем должен был. Сейчас в углу круглой кабинки, где они осели и ждали заказанные блюда, Юри постоянно пытался занять себя, переставляя лежащие перед ним столовые приборы. Виктор выбрал еду для них обоих, уверяя Юри, что ему обязательно все понравится. И юноша просто кивнул, зная, что он все равно слишком напряжен, чтобы есть. Вместо этого Юри взял в руку вилку. Затем наклонил нож. Затем он положил оба прибора на стол. Виктор кинул быстрый взгляд, глаза поймали отблеск света, словно монеты, сразу же заставляя Юри прекратить ерзать. Виктор протянул руку через стол, беря ладонь юноши и переплетая их пальцы. Словно это был какой-то пустяк. Словно это было вполне нормальным жестом. Юри затаил дыхание, глазами обводя присутствующих, чтобы увидеть реакцию сокомандников Виктора. Толстые серые брови Якова сошлись на переносице, заставляя ком тревоги застрять в горле Юри. Глаза тренера были прикованы к их пальцам. Мила даже не заметила, или ей было все равно, она выразительно махнула рукой, продолжая рассказывать какую-то историю. А Плисецкий все еще с ярко выраженным обвинением пялился на него со своего кресла. Юри чувствовал себя голым. Он сидел в странном ресторане, за неимением лучшего слова можно сказать, что на свидании с Виктором, и Юри должен был легко управиться с этим. Он проводил время с сотнями разных клиентов сотни раз до этого. Но без шелка Эроса или его контактных линз, Юри чувствовал себя обнаженным. Рукой, которую не держал Виктор, он одернул край голубого кардигана, сжимая его пальцами. — Что ты делаешь? — внезапно рявкнул Плисецкий, перебивая историю Милы. Юри вздрогнул, сильнее вцепляясь в ладонь Виктора. Он чувствовал, как большой палец мужчины начал успокаивающе поглаживать его. Английский Плисецкого был такой же как у Никифорова — острый и высокий. — Хм. Прости, что? — сказал Юри, краснея от того, как кротко прозвучал его голос. Плисецкому пятнадцать, Юри не стоит бояться его. Но было сложно помнить об этом, когда подросток рычал через сияющие бокалы и столовое серебро. Плисецкий нетерпеливо фыркнул, игнорируя упрекающий писк Милы, и продолжил: — Типа кем ты работаешь? Ты не фигурист, ведь так? Юри быстро потряс головой. — Нет. Определенно, нет. Плисецкий на секунду прищурился, прежде чем повернуться к Якову. Он быстро что-то пробормотал на русском, рот скривился в ухмылку, и, несмотря на то, что Юри не понял ни слова, он осознал, что подросток посмеивается над ним. Яков твердо ответил так же непонятно, как и все, сказанное Юрой. — Я думал, мы ограничили русский до окончания соревнований, — холодно произнес Виктор, тон его голоса заставил Юри посмотреть на него. Виктор улыбался, но привычной теплоты не ощущалось. Его зубы сверкнули, подбородок наклонился в сторону Якова. Его успокаивающие круговые поглаживания на тыльной стороне ладони юноши прекратились. Юри встретился взглядом с Милой. Она улыбалась, но даже это не ослабило узел волнения, затянувшийся где-то глубоко внутри. Яков грубовато фыркнул, окидывая Виктора строгим взглядом, но ничего не сказал. Как бы то ни было, Плисецкий громко простонал. Он закинул голову назад, скидывая капюшон и обнажая блондинистые пряди. Они скользнули вокруг его лица, живо напоминая Юри пятнадцатилетнего Виктора. Тогда он только узнал о Никифорове и его таланте. Боже, это было так давно. Внезапно стало слишком жарко. Юри отпустил ткань кардигана и потянулся свободной рукой за водой. — В любом случае, кто он такой? — произнес Юра. Юри пришлось напрячься, чтобы понять корявые английские слова. Казалось, подросток делает это специально. — Твой бойфренд? Юри покраснел, закашлявшись водой. Виктор сжал его руку, и юноша опустил стакан, слишком поздно замечая, что трясется. Бокал пошатнулся на столе, Юри осмотрел комнату. Он не мог увидеть никого не белого, не мог услышать ничего, кроме русского. Он словно тонул. Тусклый свет затемнял комнату по углам… — У него есть имя, — сказал Виктор, беспечно уходя от ответа на вопрос. Плисецкий оскалился. — Я не буду называть его так. — Yuratch’ka, — сказал Яков, и Юри подпрыгнул от тона его голоса. Низкий и ворчливый. Яков встретился с ним взглядом. Он сильнее нахмурился, и Юри отвел глаза, нервозность вернулась в полную силу. Что бы ни сказал Фельцман на русском, это вызвало лихорадочный ответ Плисецкого. Они начали переругиваться, и Виктор еще раз раздраженно воскликнул: — Пожалуйста! Вы такие невоспитанные. Оба! Мила встряла в разговор. На вкус Юри ее русский казался ярким и писклявым. Но что он действительно мог понять? Он думал, что слышал свое имя, но не был уверен. Плисецкий покраснел, рявкая ей в ответ. Мила радостно пожала плечами, внезапно поворачиваясь и перегибаясь через Виктора, чтобы адресовать Юри широкую улыбку. Красные волосы сверкнули огнем. — Решено! — сказала она, словно Юри как-то мог понять, что сейчас вообще произошло. — Ты Юри, а этот маленький комок ужаса — Юрио! Мила подмигнула, качая головой на Плисецкого, который, казалось, готов схватить один из лежащих на столе ножей и ударить им ее в макушку. Юри зевнул, прежде чем смог удержаться. Он собирался поднять руку, сдаваясь, но Виктор отказался отпускать его ладонь, прерывая движение. — Действительно не стоит! Я могу быть Юрио… — Абсолютно точно нет, — сказал Виктор, когда Плисецкий воскликнул: «Да, ты можешь быть Юрио!» Юри перевел взгляд с одного на другого, мечтая, чтобы пол разверзнулся и поглотил его. Прежде чем успело произойти что-либо еще, Юри удивленно вздрогнул, услышав звонок сотового телефона. Он отпустил ладонь Виктора, вылавливая смартфон из сумки. Вытащив его, он увидел незнакомый номер. Хмурясь, он повернулся к Виктору и быстро извинился. Одним плавным движением Юри поднял сумку с пола и прошел через зал ресторана, направляясь в туалет. Оказавшись в безопасности, он быстро осмотрел помещение. Пусто. Он вытащил телефон, замечая, что первый звонок был пропущен, но незнакомый номер начал трезвонить еще раз. Что-то холодное скрутилось внутри него, тяжело давя на желудок. Но Юри нажал «принять» и поднес телефон к уху. — Здравствуйте? — Эрос, послушай меня, дитя… — Откуда у тебя этот номер? — прошипел Юри, паника, словно от искры, зажглась внутри него, когда в трубке раздался голос Роберта. Юри бросил сумку на край раковины, шарясь свободной рукой, чтобы найти рабочий телефон. — Дитя, у меня нет времени все объяснять, — сказал Роберт, его нормальный вежливый тон сменился чем-то, что Юри не мог распознать. — Ты должен выслушать меня, хорошо? — Я кладу трубку, — предупредил Юри, собираясь это сделать, но Роберт закричал, прося не делать этого. Юри на один момент застыл. — Я не давал тебе этот номер. Где ты его взял? — Я это и пытаюсь рассказать тебе! — приглушенно протараторил Роберт, словно он был вынужден говорить шепотом. Юри посмотрел на часы. В Детройте только десять. Что-то было не так. Юри вспомнил последний раз, когда он видел Роберта. Мужчина проявлял столько понимания, но чем дольше юноша размышлял об этом, тем больше он понимал, как много он вытрепал Роберту. Это было так глупо! Юри должен был следить за своим языком лучше. Страх холодным металлом сгустился в глотке, словно желчная роза, тяжело просачиваясь в его кровь. Сердце забилось в груди, пульс задрожал. Роберт бессвязно бормотал что-то про то, что он был в офисе, и он понимает, что это не неуместно, но Юри действительно не принимал такое. Он уставился в зеркало, тряся головой, когда увидел свое паникующее отражение. — Я не занимаюсь таким, Роберт. До свидания. — Эрос, подожди! Юри кинул трубку. Тяжело дыша, он несколько мгновений пялился на телефон. Тот загорелся сразу же — все тот же незнакомый контакт. Юри двумя руками нажал «отклонить», в груди потяжелело, когда паника разлилась по его телу огромной ужасающей волной. Юри уронил телефон на угол раковины с громким треском. Он уставился на него, наблюдая, как дисплей опять загорелся. И опять. Кацуки схватил телефон и заблокировал номер. Он также вытащил свою рабочую трубку из сумки, края смартфона выглядывали из кармашка, где Юри пытался его найти несколько секунд назад. Он разблокировал блэкберри, пролистывая диалог с Робертом за несколько последних недель. В них не было ничего такого. Ни одного промаха, ни одной случайно включенной геолокации. Юри не знал ни одного способа, как Роберт смог найти его личный номер. Он должен был копать под Юри. Или еще хуже. Но что могло быть хуже? Юри должен позвонить Софи. В скором времени. Ему нужно, чтобы она еще раз проверила Роберта. Стал ли он слишком зависим? Узнала ли о происходящем его жена? Юри не мог думать ни о чем другом, кроме причин, по которым Роберт зашел так далеко, чтобы раздобыть его контакты. Особенно зная, что Юри в другой стране. Боже, он был таким глупцом, что вообще рассказал мужчине об этом! — Чем ты тут занимаешься, лузер? Юри удивленно ахнул. Он оторвал взгляд от телефона, чтобы увидеть в зеркале Юру Плисецкого, хмуро наблюдающего за ним, стоя на пороге туалета. Юри повернулся к нему лицом и прижал оба телефона к груди, защищаясь. — Н-ничего. Просто по работе, — заикаясь, тихо сказал он. Плисецкий рывком вздернул голову, явно пытаясь казаться выше. Это не совсем работало, но Юри осознал, что прижался спиной к раковине, когда Плисецкий полностью зашел в помещение. Тяжелая дверь, качнувшись, захлопнулась. Плисецкий засунул обе руки в карманы худи, голубой цвет почти светился неоном под лампами. Юри хрипло сглотнул, тревога смешивалась с латентной паникой от того, что только что произошло. Нервозность завязывала все кости в узлы, не давая ему и пальцем пошевелить. Он ничего не мог сделать, когда Плисецкий подошел к нему. Панк приблизился, пронзая его глазами цвета кислоты с горящими огоньками внутри. — Ты знаешь, очень давно Виктор пообещал мне кое-что, — сказал он. Английский звучал так остро, словно пытаясь лезвиями разрезать Юри на части. Плисецкий наклонил голову, движение навеяло мысли о диких котах, а Юри оказался мышкой, которую вот-вот схватит когтистая лапа. — Но он довольно забывчив. Так что не питай пустых надежд, он забудет тебя. Это только вопрос времени. Юри не знал, что ему ответить на такое, ошеломленный грубостью и жестокостью услышанного. Он только встретил Юру Плисецкого, это был их первый разговор, и подросток уже решил угрожать ему? Юри не был полностью уверен, что правильно понимает происходящее, нервы раскачивали его мозг, словно перекатывая камни. — Прости, кажется, я не понял? — Виктор пообещал мне, что станет моим тренером, когда бросит катание в следующем сезоне, — сказал Юра, подло ухмыляясь. Юри почувствовал, как его желудок упал. Бросит? — Поэтому я просто предупреждаю тебя, вот и все. Он не позволит какому-то милому мальчишке из Америки отвлекать его. Или, как минимум, я не позволю. Юри попытался немного выпрямиться, расправить плечи, чтобы выглядеть шире и не казаться испуганным. Кем Плисецкий себя возомнил? Но Юри не мог выбросить голос Роберта из головы, страх и нервы заставили его резко щелкнуть, отвечая Плисецкому. — Что происходит между мной и Виктором не твоего ума дело, — холодно сказал Юри, нахмуриваясь и надеясь, что подросток не заметит, что он все еще трясется. — Ты просто дите. — Хэй, не разговаривай со мной, как с ребенком! — яростно возразил Плисецкий, немного громче, чем это было необходимо, учитывая место, в котором они находились. Юри бросил беглый взгляд на дверь, наполовину ожидая, что кто-нибудь, услышав шум, зайдет проверить. Плисецкий, подпрыгнув, рыкнул, возвращая внимание Юри к себе. — Так или иначе, что ты вообще здесь забыл? Переезжаешь в Россию? Юри почувствовал, как его шею обдало жаром. — Ах, нет? — Я так не думаю, — ухмыльнулся Плисецкий, осматривая Юри. — Лучше не привыкай к присутствию Виктора. Нет ни единого шанса, что я позволю сбежать ему в Америку, просто потому что он заскучал по твоему члену. — Хэй! — рявкнул Юри, возмущенный прямотой и руганью Плисецкого. Готовясь отругать мальчишку, он поднял руку, пальцы все еще крепко сжимали сотовый. Но Плисецкий просто посмотрел на смартфон и, прищурившись, перевел взгляд на вторую руку. — Почему у тебя два телефона? — спросил он, любопытство сочилось через его несдержанный тон. Юри опять прижал смартфоны к груди. Повисла тишина. Развернувшись на пятках, он бросил оба девайса обратно в сумку. — Один с русской симкой, — соврал Юри, умышленно не смотря на Плисецкого и подходя к выходу. — А теперь извини меня. Юри выскользнул из туалета, направляясь обратно к диванчикам. Виктор опять разговаривал с Милой. Юри лишь отрешенно заметил, что фигурист, кажется, полностью игнорирует Якова. Заказ принесли в его отсутствие, но Юри не мог придумать ничего хуже, чем начать есть. Его желудок словно был наполнен чем-то расплавленным и ядовитым. Одна лишь мысль о еде заставляла его горло судорожно сжиматься. Юри, подойдя, положил сумку вниз и скользнул обратно на край дивана. Виктор сразу же посмотрел на него. Его голубые глаза внезапно потемнели, беспокойство вспыхивало в них, словно ток. Юри отвел взгляд, тянясь за водой и поднимая бокал, но не поднося его к губам. — Юри? — спросил Виктор, опуская вилку на стол и кладя руку на бедро юноши. Юри, не сдержавшись, вздохнул от прикосновения. Будто его паника была молнией, разбушевавшейся в ужасающий шторм, а Виктор был заземляющим устройством. Напряжение растаяло, вытекая из места, где рука Виктора касалась его. — Все хорошо, miliy? Юри кивнул, встретившись взглядом с Виктором, и попытался улыбнуться. — Я в порядке. Джетлаг. Думаю, мне не стоит много есть. Виктор несколько секунд рассматривал его лицо, красивые щеки бледнели в тусклом свете, а глаза ярко пылали. Затем Виктор двинулся, медленно поднимая Юри первым с места, чтобы последовать за ним. — Виктор? Что ты… Виктор развернулся к столу, бросив что-то Миле и Якову на русском. Юри просто стоял, когда Никифоров обошел его, поднял его сумку и перебросил ее через свое широкое плечо. Кацуки казалось, что он во сне, настолько он был ошеломлен происходящем. Виктор, повернувшись к нему, мягко взял его за подбородок двумя пальцами. Юри таял от прикосновения, прикрывая глаза. — Давай поднимемся наверх. Ванна и, наверное, ляжем спать, да? Юри кивнул. Сейчас это предложение звучало невероятно правильно. Особенно, если Виктор будет с ним. Не сумев сдержаться, он поднялся на носочки, чтобы поцеловать его. Их губы мягко встретились, Юри вдохнул запах пряностей и легкий аромат соленого пота. Он прижался чуть сильнее, просто для того, чтобы оставить легкий укус, прежде чем отпрянуть, наблюдая, как розовый расплывается на скулах мужчины. Это был прием, который Юри часто использовал на работе. Но в этот раз все казалось другим. Это должно было быть отточенным, знакомым и легким, но, смотря сейчас на Виктора, он чувствовал обнаженное волнение. — Ты чудесный, — сказал Юри, успокаиваясь, когда Виктор взял его за руку. Никифоров улыбнулся, сжав ладонь, прежде чем вывести его из ресторана в коридор. Когда они шли, Юри чувствовал, как тревога отпускает его. Что бы не произошло с Робертом — это было дома, в Америке. Слишком далеко от него сейчас. Юри справится с этим (что бы это ни было) когда вернется. А сейчас рядом с ним Виктор. И это единственное, что имело значение.***
Юра точно знал один факт о парне, которого Виктор перетащил через океан, чтобы навязать им — он не стоил кого-то настоль талантливого, как Виктор. Даже если Никифоров был самым ужасным человеком в мире. Юра не был идиотом. Он видел, как Виктор смотрит на этого Кацуки, словно подсолнух тянется к солнцу. Юра не мог понять сам себя. Он допускает, что Кацуки не выглядит ужасно. Но он и в подметки не годился тем, кто их обычно окружает — как бы у поросенка были слегка округлые бедра, пухлые щеки. Если бы Виктор не прошел бы через кучу проблем ради этого парня, Юра бы подумал, что Виктор решил остепениться. Причем серьезно. Юра натянул капюшон на голову, когда он, Мила и Яков вышли на улицу. Падал снег. Был еще только ранний вечер — лишь половина шестого, и Яков собирался подвезти его к дедушке. У Юры не так часто, как хотелось бы, появлялась возможность навестить дедушку, так как он жил в Санкт-Петербурге в общежитии для фигуристов, поэтому он с радостью фантазировал, как окажется в своей собственной постели. Он не заметил, как с ним поравнялась Мила. — Хорошо, Юри очаровательный, — сказала Мила. Английский раздражал итак потерявшего за весь вечер терпение Юру. — Виктор действительно нашел себе возлюбленного. — Он мне не нравится, — честно сказал Юра. Что-то в этом парне было такое, что натягивало его нервы, словно струны. Он был слишком беспокойным, глаза вечно моргали, придавая ему сходство с испуганным животным. Это не нормально. Он вспомнил о двух сотовых телефонах, которые этот Кацуки сжимал так, словно они были драгоценнее, чем все золото мира. Юра пнул кусок затвердевшего снега, хмурясь. — Ах, но тебе никто не нравится! — поддразнила его Мила, тыкая в плечо Плисецкого, что заставило его рявкнуть на девушку на русском. Мила, проигнорировав его, перевела глупые глаза олененка на Якова, который шагал слегка впереди них. — Тренер, а что вы думаете? Он ведь хорошенький, не так ли? Яков уклончиво хрюкнул в туго завязанный шарф, смотря перед собой через снежный дождь. Проезжающая машина светом фар осветила мужчину. Он выглядел старым. Юра ждал, что Яков согласится с ним. Он видел лицо тренера за ужином и понял — Яков не больше счастлив от присутствия этого американского Юри, чем сам Юра. — Я думаю, нам нужно сконцентрироваться на кубке Ростелекома, а не на глупых дурачествах Виктора, — проворчал Яков, и Юра триумфально ухмыльнулся Миле. Гримаса разочарования лишь на секунду появилась на лице девушки, прежде чем она продолжила говорить, так как Яков замолчал. — Вы оба ужасны! — посетовала она, поднимая ладони в перчатках, словно показывая, что она в этом участие не принимает. — Мы должны быть счастливы за Виктора. Юри чудесный. — Нет, не чудесный! — рявкнул Юра, думая о круглощеком мужчине и его очках с толстыми стеклами. Очевидно, он не был спортсменом. На ужине, когда они обсуждали фигурное катание, он был явно не в своей тарелке, а когда Юра спросил его, что он думает о скобке, выполненной Виктором на тренировке, в карих глазах отразилась паника. Так что смог этот парень предложить Виктору такого, что не предлагали друзья? Юра вздрогнул от своих мыслей. На секунду он подумал, что у него есть некое предположение, однако он решил не продолжать такие размышления. Представлять Виктора, занимающегося таким было просто — угх, слишком ебано, чтобы даже предполагать. Честно говоря, Виктор ухитрялся смущать его такими вещами, с которыми Юра надеялся никогда не столкнуться. — Чудесный или нет, но, кажется, это не имеет никакого значения, — серьезно сказал Яков, вылавливая ключи из кармана, когда они подошли к машине. Юра нахмурился, когда Мила лишь кивнула сама себе. Он перевел взгляд с одного на другую, закусывая щеку изнутри. Что она уловила такого, что не понял он? — Что это значит? — спросил он, когда Яков открыл машину, а затем ойкнул, когда Мила прогнала его с переднего сиденья. Яков не ответил, пока они все не уселись. Юра развалился позади Милы (спасибо карге), горько пиная ногами спинку ее сиденья. Мила, как всегда пискляво фукнула, заставляя Юру усмехнуться. Он опять сделал это. — Виктору двадцать семь, Юра. — И? — хрипло выдохнул Плисецкий, показывая язык, когда Мила кинула на него мерзкий взгляд с подголовника. — И он думает о своем будущем, — продолжил Яков, повернув ключи и воззвав машину к жизни. Двигатель зашумел, фары моргнули. — Мужчинам в его возрасте… нормально хотеть остепениться. Желудок Юры перевернулся. Остепениться? Судя по тому, как именно сказал это Яков, речь не идет о фигурном катании. Юра щелкнул языком. Виктор достоин лучшего. Способен на лучшее. Плисецкий, надувшись, еще глубже зарылся в кресло, тыкая пятками обуви в спину Милы и не получая от ее скулежа ни капли привычного удовольствия. — У него не будет на это времени, если он хочет справиться со своей дурью к Чемпионату мира. Он едва-едва взял себя в руки на Гран-при, — мрачно сказал Юра, вспоминая пошатывание Виктора, когда тот приземлил свой коронный четвертной флип на Небелхорн Трофи. Юра едва не прокусил губу, когда колено Виктора чуть-чуть просело, а стойка вышла тяжелее, чем обычно. Почти незаметно, но Юра видел. Не похоже на Виктора, чтобы он не обратил на это внимание. Это все еще беспокоило Юру, хотя на Skate America Виктор, очевидно, собрался. Яков посмотрел на него, выезжая с парковочного места. Тень федоры падала на его окруженные морщинами глаза. — Думаю, приоритеты Виктора поменялись, — тихо сказал он, опять отворачиваясь и давя на газ. — Полагаю, это хорошо. Виктор годами был несчастен, — глубокомысленно произнесла Мила, словно у нее зародилась какая-то идея. Юра цыкнул, пиная сиденье еще раз и заставляя девушку протестующе пискнуть. Мила ничего не знает. Юра — ученик Виктора, Никифоров ставит ему хореографию. Никто не знает его лучше, чем Юра. — Он не был несчастен. Просто драматизирует, — сказал Плисецкий, пусть и не был уверен, насколько сам верит в это. Он вспоминал долгие утренние часы, которые они проводили вместе с Виктором на катке, когда тот еще даже не был открыт. Он думал о длине рук Виктора, когда фигурист выписывал дорожки шагов, скрипя коньками. Движения всегда были технически идеальны. Технически. — Ты не можешь просто порадоваться тому, что Виктор нашел кого-то? Он никогда не любил никого так сильно! — Виктор — идиот, — проворчал Юра, смотря в окно. Снег суматошно падал, огни Москвы расплывались и вспыхивали золотыми и голубыми полосами. — Кроме того, с этим парнем что-то не так. Вам не кажется, что он… — Юра остановился, неуверенный в правильности подобранных слов. Он перебирал эпитеты, но не мог найти ничего лучше, кроме как: — zhalkiy? — Ах, Юрио! — воскликнула Мила, и кровь Юры вскипела от дурацкой клички. — Не будь таким злым. — Если тебе так кажется, то лучше оставь свое мнение при себе, — сказал Яков, пресекая гневный ответ Юры слишком довольной собой Миле, прежде чем тот успел его высказать. Юра прочистил горло, но Яков встретился с ним взглядом через зеркало заднего вида. — Виктор взрослый мужчина. Он может сам принимать решения. — Его решения глупые, — проворчал Юра, отворачиваясь к окну. — Даже если так, мы ничего не можем с этим поделать, — сказал Яков, его голос звучал странно отрешенно. Юра посмотрел на него, но тренер полностью сфокусировался на дороге. Откинувшись на сиденье, Юра думал о Кацуки. О его тонких руках, и в особенности о том, как они постоянно двигались. Все тело мужчины дергалось, нервное напряжение выливалось в запинающихся предложениях. Юра опять вспомнил о двух телефонах. Что-то в этом было не правильное, хотя он не мог точно сказать, что именно его так сильно беспокоило. Что бы это ни было — это проблемы Виктора. Юра потряс головой, отгоняя мысли и вместо этого пытаясь сфокусироваться на предстоящей встрече с дедушкой. Он надеялся, что деда приготовил что-нибудь. Предпочтительно пирожки. Ужин в отеле был изрядно неудовлетворяющим. По многим причинам. Но что-то все еще глодало Юру, его мысли постоянно возвращались к глазам Кацуки, широко распахнутым и панически блестящим, когда они встретились в туалете. Это было жалко и действительно неловко. Честно говоря, что вообще Виктор ухитрился найти в таком парне?***
Юри очнулся ото сна. Ему снился онсен. Запах соли для ванн, которую купил для него Виктор, пронизывал дремоту, словно некая странная лягушка. Юри казалось, что он тонет, погружается под поверхность воды. А больше он ничего и не помнил. Медленно глаза сконцентрировались на номере отеля. Он лежал лицом к окну, голубой свет пробивался через так нормально и не задёрнутую занавеску. Он мог разобрать шум машины, иногда — голоса. Но что важнее — он слышал дыхание Виктора за спиной. Фоновая тревожность, беспокоящая его после кошмара, начала утихать. Юри развернулся на кровати, поворачиваясь лицом к Виктору и закрывая глаза от тяжелой усталости, которая до сих пор не прошла после полета. Он колебался на грани бодрствования и сна, мог чувствовать, как дремота пробирается в его кости, а тело тяжелеет, когда он подвинулся чуть ближе к теплоте мужчины. Юри не смог сдержать удовлетворенный вздох, когда почувствовал, как рука Виктора опустилась на его плечо, поглаживая кожу пальцами. Почти щекотно. — Ты пялишься. — Твои глаза даже не открыты, — сказал Виктор, но Юри слышал улыбку в его голосе. Он положил две руки под подушку, устраиваясь поудобнее и пододвигаясь ближе. — А им и не надо, — сказал Юри с ухмылкой. Приоткрыв глаза, он несколько раз моргнул, чтобы привыкнуть к темноте. Виктор выплыл из сумрака, его светлые волосы ловили уличный свет, закрадывающийся в комнату через окно. Наполовину освещенный, с бледной кожей и яркими глазами, он выглядел словно существо из другого мира. — Я могу почувствовать это. — Самоуверенный. — Посмотрите, кто бы говорил. — А еще забавный, — поддразнил Виктор, рука скользнула по плечу Юри к шее. Пальцы мужчины зарылись в его волосы за ушами. Мягкими движениями он убрал темные пряди, и Юри поддался прикосновениям. — Ты бормотал во сне. Кровь Юри застыла. — О-ох? И что я сказал? — Я не знаю, это не был английский, — с легким смешком ответил Виктор. Юри моментально расслабился. Виктор замолчал. — Вот как? — спросил Юри после длительной тишины, наблюдая за лицом Виктора, застывшим в задумчивом выражении. — О чем размышляешь? — Ни о чем, — тихо сказал Никифоров, будто специально для Юри понижая голос. Его акцент заставил букву «и» прозвенеть, словно стекло. Услышав это, Юри переполнился нежностью, спешащей раскрыться во всю мощь. Но он не мог выкинуть из головы задумчивую морщинку на лбу Виктора. — Неправильно не давать тебе спать так поздно. Но у меня есть оправдание — джетлаг, — сказал Юри, вытаскивая руку из-под подушки и дотрагиваясь до подбородка Виктора. Подушечки пальцев поглаживали легкую, почти незаметную щетину. Глаза фигуриста трепетно прикрылись от прикосновения, и сердце Юри забилось, словно часовой механизм. — Могу… — начал Виктор, но сразу же замолчал. Он наклонил голову, целуя пальцы Юри. Затем он поднял взгляд, открыв глаза и с нежностью смотря на юношу. Юри покраснел, мысленно благодаря темноту, скрывающую румянец. — Могу я спросить кое-что? — Ты можешь спрашивать все, что угодно, — ответил Юри, слишком очевидно затаив дыхание, чтобы беспокоиться о том, насколько честно прозвучали его слова. Виктор промолчал, казалось, прокручивая в голове свой вопрос еще немного. Юри наблюдал, позволяя руке упасть в очень маленькое пространство между ними. — Почему это? Почему эскорт? — наконец спросил Виктор, кладя ладонь на руку Юри. Он опустил взгляд голубых глаз, отдающих металлическим отблеском в слабом свете, ниспадающим из окна, и уставился на место их соприкосновения. В его голосе не было осуждения, мягкий акцент сочился в шепоте, и Юри длинно низко выдохнул от ощущения кончиков пальцев Виктора, гладящих его кожу. Казалось, Виктор рисует на нем карту. Словно Юри был льдом, на котором Виктор с таким изяществом катался. Пальцы мужчины выводили петли и вращения на мурашках, и Юри раздумывал, схоже ли это невесомое ощущение, пронизывающее его насквозь, на те чувства, которые испытывает Виктор, приземляясь с четвертного флипа. Юри долго тешил свои амбиции, надеясь справиться с этим прыжком. Если это действительно было чем-то схожим, то Юри ни разу не винил Виктора за то, что тот желает ощутить это так часто, как вообще возможно. — Почему фигурное катание? — затаив дыхание, парировал Юри, когда рука Виктора скользнула выше, проводя длинными пальцами по коже, чтобы остановиться, вырисовывая круги, на плече Юри. Разведя указательный и средний, он заключил нижнюю часть шеи юноши в мягкий плен, так и не отрывая взгляда от своей ладони, но Юри заметил, как светлые брови сошлись на переносице. — Я хорош в этом, — тихо ответил Виктор, слегка качая головой, чтобы отбросить мешающие пряди с лица. Сердце Юри затрепетало от этого зрелища, эмоции сменяли друг друга так быстро, как ветер перелистывает страницы старой книги. Слишком быстро, чтобы прочитать, ведь выведенные буквы прячутся где-то глубоко внутри. Юри мягко засмеялся, наконец заставляя Виктора посмотреть на него. — И это все? Виктор промычал, немного хмурясь. Он перекатился на спину, подушка скрипнула. Юри посмотрел на его профиль — белая кожа сияла в лунном свете, словно очерченная мелом. Юри хотел касаться его, хотел, чтобы и на его коже оставались следы существования Виктора. Хотел запечатлеть свои отпечатки пальцев на каждой части чужой жизни, как уже сделал это Виктор. — А что еще? — Разве ты не любишь это? — спросил Юри, стараясь сдерживать нотки разочарования, которое чувствовала какая-то маленькая, старая часть его. Неужели Виктор действительно так непритязательно относился к катанию? Юри действительно надеялся, что нет. Это сломает ту часть Юри Кацуки, о присутствии которой он уже успел позабыть. Юри нахмурился, осознав, насколько сильно переживает. В голове всплыли слова Плисецкого об очевидном уходе Виктора. Юноша потянулся, проводя рукой по плечу фигуриста, растопыривая пальцы, когда ладонь скользнула ниже по светлой коже к области сердца. — Я должен, — протянул Виктор, опять уставившись в потолок. — В последнее время я не до конца уверен, что думаю обо всем этом. — Но ты же Виктор Никифоров, — сказал Юри, потому что это единственное, что пришло ему в голову. Виктор засмеялся, переводя взгляд на юношу. Юри закусил губу: Виктор был таким красивым. — Я отлично осведомлен, — сказал Виктор, протягивая руку к ладони Юри, лежащей на его груди. От прикосновений кожу опалило огнем, и Виктор пробежался пальчиками вниз между костяшек, а потом вернулся обратно. Медленными движениями вверх и вниз. Юри прикрыл глаза, вздыхая от прикосновений. — И ты не ответил на мой вопрос. — На какой? — О тебе. О работе, — сказал Виктор, и Юри, распахнув глаза, посмотрел на него. Виктор отвечал ему прямым взглядом, зрачки мерцали от уличного света, а кожа расплывалась в белых бликах. Он поднял руку, и тыльная сторона ладони легла на щеку юноши. Прикосновение ощущалось чем-то очень мягким, хрупким. Юри поддался, принимая ласку, как и все, что Виктор давал ему. Словно вращающаяся Земля, он притягивал его силой притяжения. Юри всегда хотел оказаться на орбите Виктора. — Ты… — Виктор замер, облизывая губы. — Я уверен, что ты умеешь делать все. Так почему это? Сначала Юри ничего не ответил. Он смотрел за спину Виктора, на стену за его плечом. Достаточно странно, но он вспомнил Ледовый дворец — его старый-добрый каток в Хасецу. Вспомнил металлический запах льда ранним утром, вид цветущей сакуры, чьи лепестки оседали на ветках подобно снегу, в начале лета за большим окном. Он думал о лице Юко-чан, порозовевшем от холода. Перчатки, которая она подарила на его тринадцатилетие. Это не казалось даже другой жизнью. Это ощущалось, словно он был кем-то абсолютно иным. Юри раздумывал, какую именно часть Юри Кацуки он оставил в прошлом, но не помнил, чтобы делал это специально. — Ладно, думаю, как и ты, — наконец тихо произнес Юри, посмотрев опять на Виктора и улыбнувшись, — я хорош в этом. Виктор издал тихий смешок, не достаточно продолжительный, чтобы перерасти в смех. — И это все? — бросил он в ответ, поднимая бровь. — Что? Разве я не хорош в этом? — поддразнил Юри, усмехаясь. Но Виктор не смеялся. Вместо этого он сел, опираясь на руки так, что практически навис над юношей. Юри повернулся на спину, смотря на фигуриста. Виктор весь состоял из линий, очерчивающих грудь и выделяющих сильные мышцы. Юри, потянувшись, коснулся обнаженной кожи, праздно раздумывая, как Виктор ухаживает за собой, чтобы быть настолько гладким. — Ты красивый, Юри, — честно сказал Виктор. Его голос прозвучал чуть громче, чем до этого. Юри почувствовал предательский румянец, припекающий шею. Он, прижав руки к себе, отвернулся. — Знаешь, тебе не стоит продолжать говорить такое. Привлекательный внешний вид входит в мои профессиональные обязанности, — тихо сказал он, слова едва вырывались из горла, словно то стало уже и опухло. Он затрудненно сглотнул — слишком громко для тишины их отельного номера. Посмотрев на Виктора, Юри внезапно смутился, думая, что он, возможно, прозвучал слишком грубо. — Не то чтобы это не было милым. Я просто имею в виду… — Нет, Юри. Ты не понял, — сказал Виктор, наклоняясь вниз так, что он практически лег на юношу. Их обнаженные тела были теплыми, отогревшись в постели, нога Виктора легко скользнула по колену Юри. Каждая точка их соприкосновения казалась линией, соединяющей две звезды. Только Виктор был солнцем, а Юри был бесконечно чем-то меньшим и расположившимся куда дальше, и пробуждение Виктора угрожало поглотить его полностью, сжигая дотла. Никифоров убрал волосы Юри с лица, пробегаясь взглядом по его виску, носу, щекам… — Ты очень привлекательный. И, конечно, хорош в том, чем занимаешься, — сказал Виктор, гладя Юри по голове. Голубые глаза сфокусировались на макушке юноши, голос звучал отрешенно. Словно он больше разговаривал с собой, чем с Юри, и Кацуки поймал себя на мысли, что чувствует себя странно уютно и менее смущенно. Он прикрыл глаза и позволил словам, иностранным, но все еще знакомым, разливаться по его телу теплыми волнами. — Ты чувственный, можно сказать, в тебе живет душа Эроса. И как ты понимаешь, мы оба немного знаем об Эросе. Юри, не сдержавшись, засмеялся от шутки. Виктор тоже усмехнулся. Глубокий рокот в груди Юри пробегал по его телу дрожью, словно ветер играет на колокольчиках. — Но не это причина, по которой я продолжаю желать наших встреч, — продолжил Виктор, его рука выпуталась из волос и скользнула вниз по щеке юноши. Юри не мог заставить себя открыть глаза, боясь не вынести взгляд, которым Виктор, должно быть, пронзает его. — Помнишь нашу первую ночь, когда мы танцевали вместе? Юри слепо кивнул, пальцы Виктора разжигали огонь на его коже. — Меня тянуло к тебе из-за того, как ты двигался под музыку. Словно песня выжидала, прячась внутри тебя, и ты отдавал ей свое тело, выпуская мелодию каждым своим изгибом и движением. Это было непохоже на все, что я видел раньше, — сказал Виктор, понижая голос так, что он зазвучал глубоко и хрипло, акцент сплетал слова вместе, будто мужчина писал их на душе Юри. — И когда ты был на льду, ты показал ту же красоту. Может быть, никто не видел ее до этого, но я распознал ее. Юри задержал дыхание. Воспоминания из танца на катке закружились в его голове воображаемыми вращениями и петлями, которые никогда не были исполнены до этого. Он помнил, как Виктор откатывал «О любви: Эрос» в полной тишине и только для него. Словно все, что нужно было Виктору, чтобы рассказать свою историю — дыхание Юри и скрип коньков. — Ты красивее всего, когда ты — это ты, — прошептал Виктор, пальцы спустились ко рту Юри. Он пробежался подушечкой по нижней губе, слегка оттягивая. Юри потянулся, все еще не открывая глаза — не существовало ничего, кроме голоса Виктора, его прикосновений. — Это не Эрос или то шоу, которое ты предоставляешь. Твой танец пленит, но музыка внутри тебя украла мое сердце. Юри ахнул, открывая глаза, чтобы встретиться с Виктором взглядом. Лицо мужчины словно раскалывалось. Мрамор треснул. Он выглядел уязвимо, щеки мягче, чем когда-либо до этого, а рот приоткрыт в полуслове. Брови опущены чуть ли не печально, и Юри наблюдал, как Виктор моргнул, бледные ресницы затрепетали. Украл его сердце? Виктор Никифоров действительно думал, что Юри — тот, кому стоит подарить такую красивую вещь? Юри покраснел, рот открывался и закрывался, когда он судорожно пытался придумать, что сказать. «Украл» — правильное слово, Юри чувствовал себя вором. Сердце Виктора было тем, что он никогда не сможет заслужить в любой своей ипостаси. Особенно в этой. Виктор даже не знал Юри. Он и не представлял, каким большим провалом был Кацуки. Если бы Виктор помнил хоть что-то из того, что случилось, когда они в последний раз были вместе в России, он бы понял, как много времени он просто спустил в унитаз. Но, несмотря на это, Юри поддавался прикосновениям Виктора, отчаянно желая близости. Так как-то, что предлагал Виктор, было настоящим. Юри никогда не хотел ничего сильнее. Но он не мог вымолвить ни слова. Затем Виктор пусто и нервно рассмеялся. Это выражение лица, натянувшееся на выразительные черты, было больше знакомо Юри — отрепетированная улыбка и сдержанный взгляд. Он убрал руку, легко ложась обратно на свою сторону кровати. Между ними словно закрылись жалюзи. Юри чувствовал, как судорожно бьется его сердце от взгляда на мужчину, сжимаясь от напряженных эмоций, которые струились вниз по его телу. — Я… — Виктор потряс головой, челка колыхнулась, мерцая серебром. — Прости. Я не должен был говорить так много. Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя неуютно… — Нет, нет! — перебил Юри, хватая ладонями лицо Виктора, чтобы заставить его смотреть на себя. Юри нуждался в его взгляде, желал видеть выражение на его лице, проверить, нет ли хотя бы единого намека на ложь. Потому что Юри так сильно хотел этого. Слишком сильно. Но Виктор? Он не понимает. Не может понять. — То, что ты сказал, было… идеально. — Ты, должно быть, каждый раз это слышишь, — произнес Виктор с улыбкой, которая не затронула его глаза. Юри начал поглаживать большим пальцем его бледную щеку, желая, чтобы Виктор впустил его еще раз. Так отчаянно мечтая получить то, что Виктор может предложить. — Или что-то похожее. — Нет, — серьезно ответил Юри, быстро качая головой. — Другие кли… люди, с которыми я был… Они никогда не выражали особый интерес ко мне. В любом случае, не так, как ты. Юри, подражая Виктору, скользнул рукой к лицу мужчины, чтобы погладить большим пальцем его губы. Юри думал о том, каково это — целовать Виктора. Быть поцелованным Виктором. Раскрывать свое тело для врывающегося внутрь Виктора, словно тот был силой, которая могла с легкостью изменить его первоначальную форму, подстраивая под себя. Юри знал, что это нереально. Действительно нет, не со всем тем, что Виктор о нем еще не знает. Но прямо сейчас он был просто Юри, лежащим в кровати с Виктором Никифоровым, и между ними не было ни единой монетки. Пока не было. — Ты особенный, — сказал Юри, наблюдая, как кончик его пальца скользит по краю губ Виктора. — Больше чем это. То, что ты говоришь нечто подобное мне, это просто… Я имею в виду, — Юри замолчал, смотря на Виктора, на цвет его глаз, переливающийся, словно времена года. — Спасибо, Виктор. Юри двинулся, обхватывая фигуриста за шею, и притягивая вниз. Он не мог вынести еще каких-либо слов, не мог позволить Виктору пообещать то, что, Юри знал, он не выполнит. Он поцеловал мягкие и податливые губы Виктора, когда тот издал довольный звук согласия. Никифоров наклонился, целуя Юри с нежностью, которая буквально раскалывала сердце юноши. Было больно, но это была хорошая боль. Знакомая. Словно синяк, который остался у него после того, как Юри оступился на сальхове. И когда Юри позволил рукам Виктора бродить по его телу, он не смог сдержать низкий стон. Виктор красиво скользнул языком к нему в рот, и Юри разрешил боли от происходящего волнами оглаживать его. С каждым прикосновением, каждым поцелуем Юри пытался напоминать себе, что это всего лишь позаимствованное время. И сердце тоже позаимствованное. В любом случае Юри не мог доверять таким вещам.***
Следующим утром Виктор принес им завтрак, поражающий своим разнообразием: от выпечки до фруктов. Юри пробовал все, что ему предлагали, и вежливо отказывался от предложения заказать в номер что-нибудь еще. Они ели прямо в постели. Юри лежал все еще раздетый, пока Виктор порхал по комнате, собирая сумку для короткой программы. Он надел тренировочную форму команды России, красный цвет ярко сиял в утренним свете, и Юри безмятежно пил кофе, пока Виктор вслух зачитывал список необходимых вещей — некоторые пункты он произносил на английском, некоторые — нет. Видеть Виктора таким было несправедливо чудесно. Близкий, слегка неуклюжий, нахмуренный, когда осознал, что он где-то оставил свою ID карту. (Как выяснилось, внутри кармана его дорогого пальто). Юри вспоминал сказанное Виктором ночью. Если бы только Никифоров знал, как много Юри еще украл, пока они проводили время вместе. — Мне нужно идти, miliy, — наконец сказал Виктор, застегивая ветровку и читая что-то на телефоне. Он поднял взгляд на Юри, подмигивая. — Не хочу, чтобы Яков пришел за мной, как в прошлый раз. Юри покраснел, делая глоток кофе, приготовленный для него Виктором в той безумной кофемашине, установленной в номере. — Ты уверен, что не хочешь ждать меня в уголке слез и поцелуев? — спросил Виктор, садясь на кровать и протягивая руку, чтобы дотронуться до колена Юри через одеяло. Юри проглотил обжигающую жидкость, тряся головой. — Нет. Не думаю, что это хорошая идея, — сказал он, поправляя очки, когда Виктор, надув губы, посмотрел на него из-под идеально уложенной челки. — Так жестоко, Юри, — посетовал Виктор, драматично дергая плечами. — Я хочу, чтобы у тебя был лучший обзор. — На трибунах будет хорошо, — нежно ответил Юри, беря Виктора за руку. — Кроме того, неважно, где я буду находиться, ты получишь все мое внимание. Виктор почти самодовольно улыбнулся. Юри едва сдержался, чтобы не закатить глаза; веселье и любовь переплетались вместе, словно лоскуты, внутри него. — Обещаешь? — Иди, ты опоздаешь, — сказал Юри, пискнув, когда Виктор внезапно наклонился к нему, чтобы запечатлеть жесткий поцелуй на розовых губах. Виктор все еще пах мятной зубной пастой, а его подбородок был идеально гладким после бритья. Все это заставляло Юри рассеяно размышлять только о том факте, что, черт возьми, Виктор целует его и это просто ужасно, ведь своими ласками он полностью разрушает Юри. Виктор оставил еще один быстрый поцелуй на его щеке, затем, отступив, исчез красно-серебристой вспышкой за порогом белой двери отельного номера. Долгое время Юри просто сидел в постели и смотрел на падающий снег за стеклом огромного окна. Он чувствовал одновременно сильную боль и нереальность всего происходящего, поэтому раздумывал, становится ли комната меньше только от его присутствия. Боль внутри него походила на черную дыру, засасывающую все внутрь, и стоило Виктору только уйти, как она раскрыла свою пасть, словно огромная рана. Юри знал, что он очень сблизился с Виктором. Границы были неясными, и все, что Юри делал — потакал своим прожорливым желаниям. Но никогда за примерно двенадцать лет с того, как он узнал о существовании Виктора Никифорова, он не представлял себя в такой ситуации. И сейчас у Юри было все: внимание Виктора, его близость, тихое похрапывание, которое он издает во сне. И Юри крайне не желал отдавать это обратно. Конечно, у него не было выбора. Виктор непременно заскучает, переметнется к чему-то другому, к кому-то другому. Эта мысль тисками крепко сжимала его сердце, переполненное растущими чувствами к мужчине. «Пхичит был прав, — несчастно думал Юри. — Мне не нужно было никогда соглашаться на это». Но сейчас, только сейчас Юри собирался идти и смотреть выступление Виктора. Кацуки владел чем-то столь драгоценным, что он чувствовал себя куда богаче, зная, что сейчас достиг того, что было недоступно ему всю его жизнь. Воспоминания о прошлой ночи, о Викторе, о его горячем теле и движении его члена внутри Юри, о длинных пальцах, прижимающих его ближе. Это было опасно. Глупо. Даже только хотеть чего-то такого было безумно. Юри хотел только одного другого так сильно, что это буквально разрывало его сердце. После душа Юри натянул джинсы и бледный розовый свитер, который, он был уверен, купил для него Пхичит ради забавы, думая, что Юри никогда не наденет его. Кацуки пытался перестать думать о Чуланонте, быстро расчесывая волосы и не утруждая себя укладкой. Он осмотрел ванную, поворачивая все бутылечки ярлыками к нему, чтобы отвлечься от мыслей о Пхичите и доме. Но таец был упертым даже в его памяти. «Типично», — подумал Юри, еще раз быстро осматривая себя в зеркале, после чего надевая коричневую куртку и шапочку с кошачьими ушами. Он помнил, что вчера Виктор сказал, что его шапочка очень милая. Он выглядел как… ладно, реально как настоящий он. Это безумно. Это хорошо. Пхичит будет счастлив. Юри схватил сотовый телефон, медицинская маска легко скользнула по коже, когда он натянул ее и вышел из отеля, чтобы отправиться в Ледовую арену. Никаких пропущенных звонков. Ни от кого — ни от знакомых, ни с неизвестных номеров. Юри облегченно выдохнул клубок пара в холодный московский воздух. Кажется, Роберт уловил намек. Возможно Юри не придется втягивать в это Софию. Комплекс «Мегаспорт» был полон суетливыми людьми, вспышками камер и громогласным голосом диктора, заполняющим все пространство между жесткими, гулкими русскими фразами, слышащимися отовсюду. Юри чувствовал странную отрешенность, двигаясь сквозь широкий коридор, а потом поднимаясь по цементированным ступенькам к своему месту на трибуне. Он сидел довольно близко, все было предусмотрено. Высота позволяла смотреть на лед поверх людских макушек, но, если понадобится, он даже встанет на свое сиденье. Ничего не имело больше значения, чем увидеть выступление Виктора. Никифоров выходит первым, и Юри был благодарен этому, так как предвкушение кипело в нем, угрожая переполнить. Прошло достаточно времени, пока трибуны заполнились людьми. Юри проводил минуты, читая рандомные новости на экране смартфона. Никто не отвлекал его сообщениями. Они с Пхичитом так до конца и не помирились. Юри не был уверен, что он хотел бы разговаривать с другом, даже если бы тот написал ему. Огни ламп потускнели, и женский русский голос заполонил арену. Толпа заулюлюкала, радуясь чему-то, что объявляли, и Юри внезапно опять почувствовал смущение, прекрасно зная, что за этим может последовать паника. Он сдвинул хирургическую маску, жалея, что снял куртку, в которую мог бы сейчас закутаться. Это Россия. Родная страна Виктора. И у всех окружающих было больше прав на восторг, чем у Юри. Но Кацуки сразу же забыл обо всем, когда увидел Виктора, выходящего на лед. Юри нравился костюм фигуриста для программы «О любви: Эрос». Чувственные складки, почти приглушенно сияющие блестки, что делало Виктора еще более впечатляющим, если бы кто-нибудь спросил мнения Юри. Пхичит перестал говорить об этом, когда понял, что Юри никогда и ни за что не устанет объяснять причины, по которым он считал костюм Виктора таким вдохновляющим. Рукава-колокольчики вспорхнули, когда Виктор с изящной легкостью подъехал к центру льда, лукавая улыбка сияла прямо в камеру, транслируемая всему стадиону в красивом HD на панелях. Ладони Юри сжались в кулаки, надавливая на колени, когда он выпрямился, не сводя взгляда с фигуриста. «Виктор Никифоров выступает в родной России первый раз в этом сезоне с программой „О любви: Эрос“. Ходили слухи, что Виктор рассматривает возможность ухода из фигурного катания после этого сезона, но, судя по интервью, которое он дал этим утром, недавно Виктор нашел свое вдохновение. Он изменил техническую сложность для этого соревнования, заменив одну комбинацию прыжков новой последовательностью шагов. Интересный выбор, который фактически понижает его возможные очки. Но, как всегда, мы ожидаем лучшего от Виктора Никифорова!» Юри лишь вполуха слушал английского комментатора, но улыбнулся, услышав, что Виктор меняет прыжки. Это было так по Викторовски — сделать нечто подобное, заставив всех удивиться. Лампы погасли, оставляя только единственный яркий луч, освещающий почти монохромный силуэт Виктора в центре льда. Юри почувствовал, как его сердце дергается, ловя ритм мелодии, которая еще даже не началась. А затем музыка заиграла. Звуки испанской гитары заполонили комплекс, и Виктор двинулся, соблазнительно изгибая руки. И Юри был соблазнен. Виктор скользнул в первой дорожке шагов. Юри наблюдал, завороженный каждым поворотом, каждой скобкой, вздыхая, когда Виктор без особых усилий отталкивался ото льда. Словно он ничего не весил. Больше чем скольжение — почти полет. Сердце Юри заболело, обожание прокатилось по нему волнами, заставляя полностью сфокусироваться на Викторе, танцующим на льду поразительным черным силуэтом. Катание было идеальным, в зале повисла почти тишина: крики поддержки и аплодисменты стихли, подавленные немым восхищением аудитории. Но для Юри было очевидно, что Виктор едва замечал зрителей. Его лицо было безмятежно, глаза закрыты — дерзость, которую только Виктор мог себе позволить. Юри никогда не был таким храбрым, он всегда смотрел на свои шаги. Виктор оттолкнулся от льда в одном плавном движении, закручиваясь в четвертном флипе на половине программы. Обычно он оставлял прыжки или комбинации на вторую часть, но в этот раз, когда он приземлился и вышел в грациозный выкрюк, Виктор еще раз развернулся на коньках, начиная новую дорожку шагов. Сначала Юри не понял, что было не так. Но нечто подсознательно беспокоило его, когда колени Виктора согнулись в чоктау, закрывая и раскрывая ногу, словно в балетном барре. Когда Виктор продолжил, поворачивая тело из одной стороны в другую в серпантине и сделав спираль назад, Юри выдохнул, осознание с силой ударило его под дых. Это не была просто дорожка шагов. Это была дорожка шагов Юри. Гран-при четыре года назад. Комбинация, которую Юри месяцами ставил и доводил до идеала, вдохновленный дебютом Виктора во взрослой номинации. Первые соревнования, ради которых Юри продержался всю ночь, смотря прямую трансляцию. Он проводил множество часов тщательно разучивая дорожку, меняя движения от диагонали к серпантину, вставляя твизл, чтобы разделить последовательность. И вот теперь то, что придумал Юри, выполнялось так, как он даже не смел мечтать. Виктор откатывал его рутину. Юри никогда не забудет это, не сможет забыть. В голове проносились знакомые элементы, всплыл его каток в Детройте. И вот Виктор выполнял ее так, как делал бы это сам Юри. Но как он…? Когда музыка подошла к конечной части, Виктор отверг воображаемого любовника, приглашающе расставив ноги, прежде чем застыть в финальной позе. Последние ноты «О любви: Эрос» прошлись по комплексу громким эхом. Толпа взревела, казалось, весь стадион сотрясается, когда люди повставали. Юри сидел, руки дрожали, а дыхание спирало. Шум притупился вокруг него, реальность произошедшего душила. Она глубоко вонзила клыки в старые раны и ненасытно упивалась кровью. Больше нечего отрицать. После такого Юри и не смог бы. Не теперь. Он уткнулся руками в ладони, в горле встал ком, и паника разрывала его изнутри молниями и громом, словно шторм. Виктор знал.***
Стоило Виктору покинуть уголок слез и поцелуев, как он сразу же потребовал у Якова свой сотовый телефон. Ему необходимо поговорить с Юри прямо сейчас. Немедленно. Ему нужно узнать, что думает юноша, если он все видел и понял то, что Виктор спрашивал у него. Виктору казалось, что он плывет. Тело трясло от адреналина, сердце все еще быстро билось от напряжения, и все, о чем Виктор мог думать — Юри-Юри-Юри. Понравилось ли ему? Понял ли он? Виктору нужно узнать. Необходимо обнять его, трогать и напоминать самому себе, что Юри здесь. Ничего и никогда не ощущалось таким хрупким, и Виктор хотел обхватить его руками, обезопасить и защитить так скоро, как это было вообще возможно. Яков разочарованно фыркнул, бормоча что-то о том, что Виктор должен поговорить с прессой до того, как посмеет сбежать по своим личным делам. Виктор сделал то, что он успехом проворачивал последние несколько недель — полностью проигнорировал тренера. Он прошел в ближайшую раздевалку за уголком слез и поцелуев, где удачно скинул спортивную сумку, расшнуровал коньки и надел вместо них кроссовки. Когда Виктор шел через коридор в комнату ожидания, он нервно теребил телефон. Нет новых сообщений. Желудок похолодел от страха, болезненные мысли начали суетливо крутиться в его голове. Может, Юри сбежал, чтобы быстрее купить билет до Детройта, вероятно напуганный вторжением в свою личную жизнь. Или он даже и не заметил, забыв за столько лет свою прошлую комбинацию. Или может… Виктор, оторвавшись от телефона, не успел додумать мысль, так как увидел Юри. Юри стоял дальше по коридору за ограждениями для прессы. Он выглядел восхитительно: безразмерный розовый джемпер, в котором он казался еще меньше, темные облегающие джинсы, объемистая куртка, переброшенная через руку. Женственный — как и в их первую встречу. Одежда Эроса. Теперь Виктор с легкостью подмечал разницу. Черная хирургическая маска закрывала его подбородок, доходя до носа, а карие глаза блуждали по помещению, пока не встретились с взглядом Виктора. Никифоров, подходя, пытался прочитать выражение лица, пытался догадаться, что собирается сказать ему Юри. Но он так многого еще не мог распознать. Холл был почти пустой, все представители прессы крутились в уголке слез и поцелуев, беря у фигуристов интервью. Но Юри, казалось, не замечал ничего, быстро осмотрев помещение, он перелез через ограждение и направился к Виктору. — Юри, я… Юри стащил маску вниз, перебивая Виктора решительным поцелуем, который отозвался мурашками на спине мужчины. Юноша поднял руки и обнял фигуриста за шею, с силой притягивая его вниз и проводя языком по нежным губам. Его куртка упала на пол, но никто не обратил на это внимания. Виктор застонал, возбуждение ярко вспыхнуло, смешанное с адреналином, циркулирующим по его телу. Юри, используя возможность, скользнул языком в его рот, заставляя сильнее приоткрыть губы. Виктор схватил юношу за талию, закрутил его и толкнул назад, пока Юри не встретился спиной со стеной. Юноша тихо захныкал, руки цеплялись за шею Виктора, словно Юри не был уверен, что хочет сделать с ними. Но Виктор-то точно знал, что делать руками, пробегаясь ими по талии ниже и пробираясь под джемпер. — Виктор, — вздохнул Юри, отстраняясь только для того, чтобы опять податься вперед и еще раз поцеловать мужчину. Он запрокинул голову, прерывая поцелуй, и уставился на фигуриста. Темные карие глаза были такими глубокими, что Виктор мог с легкостью утонуть в них. — Ты был… То, что ты делал… Виктор ждал, сердце сжалось, сдерживая дыхание. Ему нужно знать. Нужно услышать, как Юри скажет это. Пожалуйста, Юри. Просто скажи мне. Впусти меня. Но Юри промолчал. Вместо этого он зажал пальцами ткань костюма Виктора, притягивая его вперед и опять целуя. Страсть, стонущее безрассудство на вкус были такими сладкими, что Виктор, казалось, пьянел от них. Он качнулся на пятках, гладя ладонями обнаженную кожу юноши и наслаждаясь его тяжелым дыханием. Никифоров подался вперед, прижимая Юри к стене, а тот выставил ногу, прижимаясь ею к бедру мужчины. Их могут поймать. В любую секунду репортер или какие-нибудь счастливые работники арены с камерами могут выйти из-за угла, сделать фотографию, которая с легкостью разрушит жизни их обоих. Виктор знал это, слышал отдаленный шепот разума, напоминающий об этом. Но было так тяжело беспокоиться о таком, когда Юри выгибает свою спину и настойчиво прижимается своим языком к его. Виктор повел рукой ниже, сжимая изгиб талии юноши. Он отступил, оставляя еще один поцелуй на сладких губах. — Мы не должны делать это здесь, — сказал он, отчаянно желая, чтобы его голос звучал более твердо. Юри издал скулящий звук, который прошелся дрожью прямо по члену Виктора. Юноша дернул его за рубашку, ткань натянулась. — Виктор, пожалуйста. Мне нужно… Я не могу, — едва дыша, запинался Юри, темные ресницы трепетали. Виктор наклонился вперед, прижимаясь лбом ко лбу юноши. Разделяя с ним один воздух. — Ты мне нужен. Прямо сейчас. Боже, как Виктор мог сказать нет, когда Юри так просит? Он освободил юношу, вместо этого хватая его за руку и таща по коридору подальше от комнаты ожидания — к противоположному углу. Юри бесшумно следовал, крепко сжимая ладонь Виктора. Почти болезненно. Что-то происходило в голове Юри. Нечто пылкое, возможно, опасное и определенно то, что Виктор собирается узнать. О чем бы юноша не думал, Виктор хотел услышать это. Хотел почувствовать то, что чувствует Юри, затем вернуть ему обратно и показать, что Виктор Никифоров стоит доверия. Заметив, что искал, мужчина подошел к двери, неуклюже открывая ее и проскальзывая внутрь, затягивая Юри за собой. Это был чулан завхоза. Маленькое, ограниченное пространство и практически полная темнота, освещенное лишь светом, пробирающимся через толстое матовое окно в двери. Виктор повернул замок и, не теряя времени, опять схватил Юри, подходя к нему, пока юноша не впечатался спиной в полки. Тихий стук от падения странных баллончиков спреев нарушил тишину, но Виктор не мог заставить себя задуматься об этом. Юри еще раз поцеловал его, приоткрывая рот в непристойном стоне, когда фигурист скользнул языком меж его губ. Юри обхватил его за шею, пальцы жестко вцепились в мягкую кожу, и Виктор подался бедрами вперед. Он мог почувствовать твердое сопротивление джинсов юноши, выпуклую линию члена, прижатого к его бедру. Виктор, не сдержавшись, застонал и настойчиво начал толкаться языком в рот Юри, широко раскрывая его губы и подаваясь вперед волнообразными движениями. Юри издал глубокий гортанный звук, и Виктор напрягся. Его член набух, прижатый к жесткой ткани пояса, и Виктор запрокинул голову, пытаясь еще сильнее проникнуть в рот юноши. Где бы Юри не трогал его, кожа начинала пылать. Словно Юри был всепоглощающей и ужасающей катастрофой, которая пришла, чтобы сжечь королевство Никифорова дотла. И Виктор позволит ему. Даже попросит. Все что угодно ради того, чтобы узнать, о чем Юри думает. Что он действительно чувствует. Юри поднял ногу и обвил ее вокруг Виктора, удивляя мужчину растяжкой. Он крепко прижался, пятка уткнулась фигуристу в поясницу. Его короткие ботинки казались якорем, который давил на Виктора, заставляя его подаваться вперед. Их бедра встретились, и напряженная эрекция Юри убедительно прижалась к члену Виктора, потерявшего дыхание от прикосновений. Они оба вздохнули, жар между ними угрожал воспламенить воздух, когда Юри начал легко подаваться вперед. — Господи, Юри. Здесь? — спросил Виктор, уже зная, что ему скажут «да». Глаза Юри были прикрыты, голова откинута. Выставленная для взгляда шея буквально светилась в рассеянном свете, кожа переливалась молочными оттенками. От взгляда на это Виктор облизал губы и, наклонившись, скользнул носом по обнаженному рельефу, втягивая воздух. Юри пах снегом и Никифоровским кремом для тела. Виктор заскулил, возбужденный тем фактом, что Юри пахнет им. Юноша отчаянно реагировал на ласки, руки неуклюже закопошились на шее Виктора, пытаясь притянуть его еще ближе, чтобы поцеловать. Виктор поддался лишь на мгновение, прежде чем отступить и продолжить покрывать поцелуями шею. Виктор так сильно хотел Юри. Хотел, чтобы Юри предлагал себя, прямо вот так, как сейчас. Всего, что юноша готов разделить с ним, абсолютно всего, будет достаточно. Виктор провел рукой по разгоряченному телу, блуждая ладонью по талии, оглаживая спину и кладя ее на ягодицы. Он сжал их, чувствуя через грубую джинсовую ткань сильные мышцы. Юри, ослабив руки на его шее, вместо этого начал с еще большим нетерпением тереться прямо о Виктора. Мужчина мог почувствовать изгиб его члена, напряженно натянутую ткань джинсов. Виктор ущипнул бедра Юри, частично надеясь, что останутся следы. Когда Виктор еще раз утянул его в глубокий поцелуй, Юри протиснул руку меж их телами, скребя пальцами по мягкой ткани костюма и разочарованно постанывая. Он прижал ладонь к члену Виктора, надавливая чуть сильнее, чем требовалось. Никифоров, наслаждаясь, невольно толкнулся бедрами, поддаваясь прикосновениям. — Снимай. Сейчас же, — пропыхтел Юри, спускаясь поцелуями с краешек губ Виктора к его челюсти, а дальше — лаская место, где подбородок сливался с шеей. Юри впился зубами в кожу, и Виктор застонал, закусывая губу в попытки заглушить слишком громкие звуки. Юри опять дернул за ткань, заставляя Никифорова удушливо рассмеяться. — Они не так расстегиваются. — Тогда без разницы как, сними их, — нетерпеливо выдохнул Юри ему прямо в кожу, погружая зубы в мышечную шею. Виктор закусил губы, стараясь сдерживать стон. Он с неохотой отстранился, чтобы отцепить штаны от белой рубашки, спуская ремень для выступлений немного вниз — достаточно для того, чтобы высвободить член. Приспущенная одежда заставляла его держать ноги слишком близко, и он слегка потянул ее в сторону. Взяв член в руку, Виктор сквозь зубы выдохнул от облегчения. Он даже не осознавал, как сильно желал этого. Когда Никифоров опять посмотрел на юношу, глаза Юри были полностью сфокусированы на его члене. Блестящие губы приоткрылись, а глаза потемнели от похоти. Он выглядел голодным. Виктор почувствовал жар, пробегающий по его телу от щек к напряженному низу живота. Он толкнулся в руку, наслаждаясь тем, как рот наблюдающего за движением Юри приоткрылся шире. Это все, что успел сделать Виктор, прежде чем Юри прильнул к нему, прижимая губы в мокром поцелуе, проводя языком по краю рта мужчины и оставляя липкую слюну. Самое грязное и эротичное, что когда-либо случалось с Виктором, и все это сошлось в единый прекрасный момент, когда Юри потянулся, заменяя его руку своей. Он сжал член в маленький кулачок, двигая им вверх-вниз так, что крайняя плоть проскальзывала в восхитительных фрикциях. Виктор застонал в поцелуй, посасывая язык юноши с такой горячностью, которая, кажется, могла сжечь их. Но Никифоров едва осознавал это. Он хотел больше. Ему нужно больше. Прямо сейчас. Рыча, Виктор двумя руками стянул с Юри джемпер через голову и бросил его где-то за ними. Он вытеснил руку юноши, обхватывая его за бедра и разворачивая. Толкнув его вперед, Виктор довольно наблюдал, как Юри хватается белеющими пальцами за края полок. Что-то опять упало, удивляя их громкостью треска, но Виктор наклонился к юноше, прижимаясь грудью к спине, и теперь единственное, что было между ними — V-образный вырез его рубашки. Член Виктора потерся о грубую ткань джинсов и, о нет, определенно, так не пойдет. — Виктор, пожалуйста. — Что угодно, Юри, — ответил Виктор, вкладывая смысл в каждое слово. Он поцеловал спину юноши, пробегаясь рукой вниз и вверх по обнаженной коже, оглаживая выступающие косточки ребер и пухлые ягодицы. Потянувшись вниз, он заерзал одной рукой на поясе джинсов, выискивая и расстёгивая пуговицу и молнию. Наконец справившись с этим, он стянул штаны вместе с боксерами вниз и взял красивый член Юри. На секунду тишину в комнате не прерывало ничего, кроме тяжелого дыхания юноши. Юри выгнул спину, заводя мотор, скрытый где-то внутри Виктора, медленно приставившего член к его ягодицам, головка, слегка подразнивая, скользнула в расщелину. Виктор мог чувствовать выступившее пресемя, скользкие капли становились липкими на прохладной коже бедер. Склизкие ниточки повисали на члене Виктора, и он застонал от воспоминаний того, что именно он чувствовал, трахая Юри. Сильнее сжав член юноши, Виктор медленно начал двигать кулаком. Другая рука направила его собственное возбуждение вниз, утыкая его ровно меж красивых ягодиц. Виктор согнул колени, подаваясь вперед, чтобы еще сильнее изогнуть юношу. Юри оперся на полки, развратно откидывая голову назад. Даже со спины зрелище было превосходным. У них не было ничего. Ни смазки, ни презервативов. Виктор знал, что он вероятно должен остановиться, поднять Юри и спросить, уверен ли он. Но Никифоров просто не мог заставить себя сделать это. Не тогда, когда Юри так изгибается, когда он так нетерпеливо шипит «двигайся, потрогай меня, пожалуйста». Виктор не мог отказать Юри ни в чем. Лаская член юноши, Виктор обхватил свободной рукой узкие плечи. Его пальцы скользнули по лицу, пока он не почувствовал под подушечками губы Юри, открывшиеся, чтобы вместить его. Сразу же два пальца Виктора окунулись в бархатный жар рта. Юри скользнул языком между ними в невероятно мокром движении, и Виктор начал двигать пальцами туда-обратно. Он едва сдержал стон, когда Юри всхлипнул ему в пальцы так, словно ничего не могло доставить ему больше удовольствия, чем Виктор внутри него. Любая часть Виктора. Никифоров, возможно, глупо, но до безумия хотел, чтобы это отчаянное желание юноши распространялось и на самого Виктора в его жизни. Надежда завитками распространялась, оборачиваясь вокруг возбуждения мужчины и крепко сжимая. Он поудобнее перехватил Юри, оттягивая крайнюю плоть с головки и наслаждаясь вырвавшимися с губ юноши звуками. Мягкими и безрассудными. Интересно, сможет ли Виктор когда-нибудь ласкать себя, не прокручивая эти стоны в своей голове. Внезапно раздался совершенно иной звук, не принадлежавший ни одному из них. Виктор прижался грудью к спине Юри, его костюм сбился, нейлон горел. За дверью были люди, обсуждающие на русском прошедшие соревнования. До Виктора доносились обрывки фраз, и, судя по ним, это были журналисты или кто-то вроде них. Они обсуждали возможные результаты и даже самого Никифорова. Но ничего из этого не имело значения, так как, когда они приблизились, член Юри дернулся в руке мужчины, а губы сильнее всосали пальцы. Ох. Ох. — Ш-ш-ш, — прошептал Виктор, хотя Юри и так благосклонно молчал. Но его просьба возымела правильный эффект — Юри сильнее вдавился бедрами в член, скользнувший между ягодиц и уткнувшийся головкой прямо в промежность. Виктор, экспериментируя, мелко толкнулся вперед. Тихий, но высокий всхлип вырывался из рта юноши. Виктор ухмыльнулся в шею Юри, волна горячего возбуждения прокатилась по нему. Журналисты прошли мимо их укрытия, тени скользнули сквозь окно. Юри толкнулся назад, и оба непристойно прижались друг к другу, липкое пресемя потекло по члену юноши, позволяя ладони Виктора свободно двигаться. Никифоров вытащил пальцы из рта Юри, размазывая слюну. Слегка отстранившись, он смочил член жаром рта юноши и проглотил рык, едва не вырвавшийся из него. Кто знает, как далеко ушли журналисты? Если бы они обнаружили их, если бы поймали… — Виктор… Боже, Юри произнес его имя. Едва громче, чем шепотом, но и этого было достаточно. Виктор отпустил член юноши, наслаждаясь мягким разочарованным вздохом. Он сдвинул ноги Юри вместе, сильнее сжимая ягодицы, а затем подался вперед, слегка толкаясь, чтобы подобрать правильный угол. Член скользнул в узкое пространство меж бедер довольно легко из-за слюны и пресемени. Виктору понадобилось мгновение, чтобы насладиться ощущениями, он прикрыл глаза и просто слушал короткие, удушливые вздохи Юри. Затем Виктор начал двигаться. Предэякулят покрывал внутреннюю часть бедер Юри липкими каплями, которые размазывались по коже так, как не делала этого обычная смазка. Лубрикант не высыхал или, как минимум, не так сильно. Виктор сжимал ягодицы Юри, поддерживая его ровно и трахая между ног. Юри почти не издавал звуков, кроме тихого обрывистого дыхания и крошечных вырывающихся ахов. Но когда Виктор нашел ритм и начал сильнее толкаться вперед, потираясь головкой о мошонку юноши, Юри потерял самообладание. — У-у-м, Вик… ах, Виктор, — слишком громко стонал Юри, и Никифоров опять прижался к его спине, зажимая ладонью рот. Юри, казалось, воспринял это, как приглашение быть еще громче, судя по удушливым всхлипам. Виктор скользнул второй рукой вниз, опять сжимая член юноши. Юри был мокрым, покрытым крупными склизкими каплями. Они размазывались меж пальцев мужчины, распространяя влагу по всей длине, когда Виктор провел ладонью вверх-вниз. Юри мокро пыхтел, его костяшки пальцев, сжимающие края полок, побелели от напряжения. Виктор качнулся, член, смазанный предэякулятом и потом, быстрее заходил между бедер юноши. Юри всхлипнул, прижимаясь сильнее. Капельки пота выступили на спине Виктора. Ему было слишком жарко в костюме, слишком горячо от распространяющегося адреналина. От Юри, извивающегося под ним, буквально разрывающегося меж рукой мужчины, ласкающей его, и членом, скользящим между ног. Виктор знал, это закончится быстро. Он отпустил рот Юри, вместо этого сжимая оголенное плечо, чтобы держать юношу ровно, когда его бедра поршневыми движениями неустойчиво двигались вперед. Освободившись, Юри начал говорить. Искаженные полустоны срывались с его губ, но смысл сказанного, заставил Виктора запнуться. — Ты был великолепен, — пропыхтел Юри, голос едва превзошел шепот. — Абсолютно ах -великолепен. Не останавливайся, я так близко! Виктор продолжил ласкать член юноши, чувствуя расплывчатые горячие грани собственного оргазма, готовые извергнуться. Внезапно Юри наклонился сильнее, позволяя Виктору скользнуть вперед под более приятным углом, но в то же время безумно толкаясь в его руку. Юноша еще обо что-то стукнулся, с треском скидывая бутылку или что-то другое на пол. Он откинул голову назад, глаза, казалось, сейчас закатятся. — Это было для тебя, — сказал Виктор, мурлыча слова в нежную шею. Юри мягко всхлипнул, член внезапно запульсировал в ладони мужчины, когда юноша кончил, содрогаясь всем телом. Виктор почувствовал сперму, стекающую сквозь его пальцы. Это было все, что ему необходимо. Виктор кончил, впиваясь зубами в кожу юноши. Не так глубоко, чтобы оставить след, но достаточно, чтобы подавить рык, который угрожал выплеснуться из него. Он чувствовал свой горячий и мокрый член, двигающийся меж бедер Юри. Потребовалось некоторое время, чтобы он перестал толкаться, так как тело все еще страстно желало той теплоты и тугости, которую ему предлагали. Они оба выдохнули. Если задуматься об этом, то, вероятно, слишком громко. Неохотно Виктор отстранился от тела юноши и осмотрелся, замечая пакет с нераспакованными полотенцами, которые ухитрились стойко пережить нападения Юри на полки. Потянувшись, Виктор трясущими руками стянул пакет. Юри стоял на дрожащих ногах, позволяя Виктору вытереть сначала самого себя, прежде чем поухаживать за ним. После того, как Никифоров поправил пояс и штаны, он подошел к юноше. Юри мягко протестующе выдохнул, когда мужчина присел на корточки, но тот лишь нежно и тихо фыркнул. Виктор пытался игнорировать молчание Юри, но все это съедало его. Тишина ощущалась практически физически. Виктор вытер устроенный на коже юноши беспорядок, пытаясь не тереть жесткой тканью слишком грубо. Когда Никифоров удовлетворился результатом, он выкинул тряпку в ближайшее ведро, поднимая с пола джемпер. Юри, опустив взгляд, натянул джинсы. Виктор протянул ему кофту, и юноша все так же молча взял ее, стараясь не касаться руки мужчины. Виктор нахмурился, поддаваясь омывающему его страху. Что-то было не так. — Помочь? — предложил он, но Юри только потряс головой, натягивая кофту. Даже в практически полной темноте Виктор видел раскрасневшееся лицо юноши. Его опухшие губы. Не было и шанса, что кто угодно посмотрит на него и не поймет, что происходило. Виктор почувствовал странную гордость, но она была слабой, так как нервозность от того, что Юри избегал его, никуда не исчезла. — Спасибо, — сказал Юри, когда полностью поправил одежду. Протянув руку, он аккуратно выпрямил воротник рубашки Виктора. Прикосновение было приятным, но Юри все еще не смотрел на него, вместо этого пялясь на свои руки. Виктору было не по себе. — Итак, моя короткая программа… — осторожно начал Виктор, замечая, как Юри напрягся. Он взял руки юноши в свои, стараясь не сжимать слишком сильно. Что-то непонятное было в том, как Юри дернул плечами, как изогнул руки. Словно он пытался стать меньше. Виктор не хотел, чтобы юноша смущался или чувствовал себя неловко, поэтому с опаской продолжил попытку: — Что ты думаешь? Юри сначала ничего не сказал, все еще смотря вниз. Но затем он поднял карие глаза, блестящие от приглушенного света, и посмотрел на Виктора через стекла очков. Он моргнул и улыбнулся. Маленькая, колеблющаяся, раскрасневшаяся от поцелуев улыбка была всем, о чем Виктор смел просить. — Ты, катающийся вот так для меня… — медленно сказал Юри, поднимая руку, чтобы дотронуться до щеки Виктора. Никифоров поддался прикосновению, сердце забилось на бритвенном лезвии в ожидании продолжения. Пожалуйста, Юри, просто скажи это. Юноша провел пальцем по лицу под подбородок. — Никто не может желать чего-то большего. Юри опять встретился с ним взглядом, оттенки древесины полосками расчерчивали его радужку. — После того, как я увидел тебя, — замер он, закусывая нижнюю губу зубами. Виктор проследил за движением. Он давно заметил, что Юри делает так, когда чувствует себя неуютно или пытается не сказать что-нибудь. Виктор старался не чувствовать разочарование, сдержать боль. Скажи это! Юри опять мягко улыбнулся. — Я знаю, это слегка перебор. Но я хочу тебя. Я просто… Нуждаюсь в тебе. Виктор ждал. — Надеюсь, это нормально, — наконец сказал Юри, и Виктор сконфуженно нахмурился. — Чт… Конечно, нормально, — шатко ответил он, пытаясь выровнять дыхание. Возможно, он не выразился до конца ясно. Возможно, Юри не помнит ту дорожку шагов. Виктор не был уверен. Он ненавидел неуверенность. Сглотнув, он рефлексивно крепче сжал Юри, который также усилил хватку в ответ. Это успокоило боль, которая начала расти в мужчине. Виктор надеялся… Он потряс головой. Он был дураком. Глупо думать, что Юри все честно вывалит ему только потому, что он спросил. Юри, вероятно, работал с сотнями клиентов, которые пытались узнать его, спросить его. Но после прошлой ночи Виктор действительно думал, что у него есть шанс. Юри звучал так искренне, чувствовался таким настоящим под кончиками длинных пальцев. Они делали это опять всего лишь несколько минут назад. «Нет, — думал Виктор, когда Юри выглянул из чулана, осматривая холл, прежде чем полностью выйти и потянуть его за собой. — Я другой. Знаю, я другой». Если Юри не собирается признавать правду сейчас, то Виктор спросит его еще раз. И спросит в следующий раз абсолютно все. Никаких больше ожиданий. Если Юри захочет, то Виктор даст ему все, что в его силах. Включая опцию «не до конца выбирать Виктора», если это то, чего юноша действительно желает. Никифоров был довольно уверен, что-то, что между ними, стоило того, чтобы сделать выбор, но, возможно, Юри думает по-другому. И это заставляло Виктора чувствовать безумную тяжесть. Он посмотрел на Юри. На растрепанные черные волосы, узкую шею. Он вспоминал звуки, которые издавал Юри, как юноша нуждался в его прикосновениях, в его поцелуях. Виктор надеялся, что это было настоящим. Он так сильно хотел, чтобы это было настоящим. «Еще один раз, — подумал Виктор, когда Юри поймал его взгляд. Юноша улыбнулся, глаза сияли, словно солнце. — Я спрошу тебя еще один раз».