The Boyfriend Experience

На 48 часов ранее…

Юра собирался убить Виктора. Или, как минимум, ударить его со всей силы. Он крепче натянул на себя ветровку, остывая после первой разминки еще без коньков. И его разочарование по поводу Виктора прекрасно помогало справиться с этой проблемой. Кто сбегает еще до объявления результатов? И кому сходит с рук исчезновение из уголка слез и поцелуев до оглашения промежуточных баллов? Юра фыркнул себе под нос, вечно раздраженный тем, с какой легкостью Виктор пренебрегал правилами. А Юру, как обычно, отправляли разгребать все за него. Яков позволил Виктору свалить с убийцей. Было бы логично Юре тоже расслабиться и забить. Подумаешь, что жертвой станет всеми любимое мудачье. — Глупый Виктор, — не в первый раз за Кубок Ростелекома пробормотал Юра. Или даже за этот же день. Виктор всегда был довольно-таки раздражающим. Даже когда Юра восхищался им, Никифоров вечно сочился самодовольством, которое, по всей видимости, никто, кроме Плисецкого, не замечал, хотя подросток мог поклясться, что так все и было. Но с того времени, как у Виктора появился парень — его долбанный бойфренд — он превзошел свои обычные стандарты, превращаясь из полного и абсолютного идиота в полного и абсолютного идиота, ухитрившегося влюбиться. Что почему-то было еще хуже. Юра пытался перестать беспокоиться по этому поводу. Действительно пытался. Это так непохоже на него — волноваться, что Виктор наконец-то нашел себе кого-то, кто добровольно решил связаться с этим сумасшедшим (судя по тому, какой уровень безумия Виктор проявлял в общении с Юрой, вне льда он еще хуже), но с начала этих отношений Никифоров стал еще более легкомысленным, чем обычно. И, черт, именно тогда, когда он был нужен Юре больше всего. И разве Виктору не следовало помогать ему? Юра не боялся сезона. Он просто немного нервничал, вот и все. Это его первые соревнования во взрослой категории и, несмотря на его победу на Кубке Китая, подниматься по турнирной таблице все еще не было легче простого. Не то чтобы он собирался признаваться в этом Якову. Виктор сказал, что его короткая программа «Агапе» все еще не доработана. Все еще не идеальна. И не важно, как часто Юра просил Виктора объяснить, что он делает не так, ему все еще не удавалось поймать Никифорова в удобное время. Он либо всегда «ой, я уже ухожу», либо болтал по телефону со своим парнем. Или расслаблялся в ебанном Детройте. (Еб твою мать, Детройт). И вот сейчас у Юры была последняя возможность окончательно подтвердить прохождение на Гран-при, а Виктор опять где-то пропадал. Юра вытащил телефон, смотря на часы. У него все еще было достаточно времени до выхода. В любом случае он не собирался смотреть выступления других фигуристов. Виктор был самым лучшим соперником, и он уже откатал. Юра решительно настраивался побить его очки, но только одна лишь эта мысль заставляла его закусывать губу. Не от беспокойства, конечно. Просто… Он просто думал об этом. Яков сказал, что он больше, чем способен сделать это. По мнению Милы, даже просто попытка обойти чемпиона — уже очень мило. А Виктор? Виктор ничего не сказал. В лучшем случае Виктор просто забыл, хотя, скорее всего, он развлекался со своим столь желанным отвлекающим фактором. Юра сдул прядь волос с лица, пытаясь не сильно трястись на коньках, проходя по коридору к уголку слез и поцелуев. Зная Виктора, он, вероятно, сбежал, чтобы проверить, как там его новый парень. Юра никогда не видел фигуриста настолько взбудораженным чем-то… Ладно, может быть, не видел в те два года, что они знакомы. Это отвлекало. Или беспокоило. Звуки голосов были достаточно назойливыми, чтобы Юра перевел взгляд, наблюдая, как две женщины появляются в конце коридора. Он сразу же распознал пропуска прессы. Типично. — Эй! — рявкнул Юра, заставляя их подпрыгнуть. Глаза женщин расширились, когда они заметили спортсмена, а руки быстро спрятались в карманах пальто. Без сомнений — пытаются достать телефоны. Ненастные журналисты. — Вам нельзя пересекать ограждения! — Ты же Юра Плисецкий! — произнесла одна из женщин. В ее речи был славянский акцент, но Юра не смог распознать его принадлежность. Он равнодушно растянул губы, оголяя зубы. — Беспокоишься по поводу своей короткой программы? Выступление Виктора было действительно чем-то… — Отвали! — рявкнул Юра, вытягивая руку с зажатым телефоном в сторону ограждений. — И вернитесь за барьеры, прежде чем я позову охрану. Женщины замерли, по всей видимости, раздумывая над возможными вариантами действий. Юра размышлял, как много у него возникнет проблем, если он кинет в них пластиковую защиту для коньков. В конце концов они засунули смартфоны в карманы и, опустив взгляд, прошли за ограду. Юра ждал, пока они исчезнут за поворотом, прежде чем пожать плечами и повернуться на коньках, направляясь в уголок слез и поцелуев. До его выступления осталось всего два участника. Если Виктору и плевать на свои промежуточные очки, то это его проблемы. Юра еще раз посмотрел на скинутую ветровку, валяющуюся на полу (просто на всякий случай, ибо кто вообще раскидывает свои вещи в общем коридоре?), прежде чем пойти в сторону катка. Он только выходил из-за угла, когда его день автоматически стал хуже. — Люблю тебя тоже! — весело бросил трубку Джей-Джей-мозги-покрылись-льдом-Леруа, его голос звучал с преувеличенной радостью, в которой явно не было необходимости. Он прислонился к стене прямо на угол, улыбаясь той самой улыбкой с фотографий в сетях, от которой Юру уже тошнило. Как и обычно, в своем противном красном костюме. (Как минимум, комплект Виктора был с олимпийской символикой). Канадец явно искал тихое место, чтобы поговорить по телефону, но Юра воспринял как личное оскорбление тот факт, что они оказались в одном глупом коридоре. Юра закатил глаза, вопрошая Бога и кого-нибудь, блять, еще, кто там ответственный за то, что Леруа появился на его пути, но, по всей видимости, они не услышали его, ибо Джей-Джей засунул телефон в карман, встречаясь с Плисецким взглядом. Юра оскалился, крепче зажимая смартфон в руке. — Это ты! — воскликнул Джей-Джей, и Юра поморщился. — «Русская Фея»! — Завали хлебало, — парировал Юра, пряча телефон обратно в ветровку. Джей-Джей наклонил голову, белоснежные зубы сверкнули. Он был высоким. Не таким, как Виктор, но канадец предпринимал неплохие попытки казаться еще выше, выпячивая грудь. Он засунул ладони в карманы, смотря на Юру с очевидным удовольствием. — Не очень-то вежливо, — ухмыльнулся Джей-Джей, указывая пальцем на его лицо. — Тинкер Белл определенно закопает тебя за такие словечки. Возможно, не позволит тебе вернутся в Нетландию. — Я сейчас покажу тебе Нетландию, — прорычал Юра, с раздраженным прищуром рассматривая глупое квадратное лицо канадца. — Что ты вообще делаешь здесь? Уже испугался и решил сбежать? — От тебя, маленькая феечка? Не, думаю, я слишком хорош для этого, — подшутил Джей-Джей, Юра вскипел. Он обнажил зубы, пытаясь выпрямиться, чтобы казаться немножечко выше. В любом случае, как бы он ни старался, сложно было сохранять уверенность. Внезапно он вспомнил о серебристых блестках и мягких перьях его костюма для короткой программы, на который была накинута ветровка команды. Он едва сопротивился желанию застегнуться. Конечно, под кофтой Джей-Джея скрывался комплектик не лучше. — Отъебись, засранец, — рявкнул Юра, пряча руки в карманы и сжимая кулаки, чтобы не сорваться и не стереть прицельным ударом эту придурочную улыбку с лица канадца. Джей-Джей рассмеялся, совершенно не впечатленный ворчанием Плисецкого. — Над чем ты смеешься? Виктор обошел тебя, и ты ему и в подметки не годишься. — А ты? — ответил Джей-Джей, и Юра покраснел, с ненавистью осознавая, что этот ебучий румянец определенно слишком заметен на бледной коже. Леруа ухмыльнулся, и Плисецкий почувствовал еще больший жар, приливающий к лицу. Он глубоко вдохнул через нос, пытаясь успокоиться. — Я собираюсь выкинуть со льда и тебя, и Виктора, — сказал Юра, стараясь всячески показать, что сам верит в свои слова. Он попытался втоптать все сомнения по поводу своего Агапе вниз под самые острия его коньков. Будто бы он сможет с легкостью раздавить их, наступив со всей силы. — Ты даже не сможешь рассмотреть меня со дна пьедестала. — Знаешь, это мило, — сказал Джей-Джей, кивая головой так, что его отвратительная челка качнулась. — Откатывать программу, придуманную для тебя Виктором, словно послушный маленький протеже. Ты действительно думаешь, что сможешь выйти и обойти его с ней? Юра почувствовал странный укол боли внутри. Он понимал, что Джей-Джей не мог узнать, какие мысли его одолевают в самые тяжелые моменты, которые он проводит, листая профиль Виктора в Инстаграме, пялясь на эстетичные фотографии медалей спортсмена, снимки с тренировок. Юра поджал губы. Он, безусловно, не собирался показывать свои слабости. Но старая боль давала о себе знать, сдавливала его желудок, словно тяжелая гиря. Виктор сглупил, поменяв дорожку шагов, но фактически это только сильнее склонило благосклонность судей на его сторону. Потому что: а как по-другому. Виктор неуклонно возвращался в форму с чемпионата мира. Юра не боялся его. Он был уверен, что сможет обойти Виктора, что обойдет Виктора. Но оружие, с которым он это сделает, было подарком самого Никифорова. И, несмотря на все, это до сих пор раздражало его, словно старый долг. И Юра, возможно, не боялся проиграть Виктору — он страшился, что Виктор потребует оплату долга с процентами. «Если бы я катал ее, то это была бы выигрышная программа», — сказал Никифоров, первый раз показывая Юре Агапе. Плисецкий отказался давать ему шанс воплотить слова в жизнь. — Послушай сюда, bliad, — сказал Юра, так громко щелкая зубами, как вообще мог, назло произнося последнее слово на русском. Он откинул волосы, скидывая их с глаз, и уставился на Джей-Джея. — Даже не пытайся залезть мне в голову. Твое мнение нихуя не значит для меня. Ты можешь называть себя Королем, но я не из тех симпатичных принцессок, которым ты можешь запудрить мозги. — Однако выглядишь, как одна из них, — бросил в ответ Джей-Джей, и глубоко оскорбленный Юра зарычал: — Ты ебанный… Юра не смог продолжить, так как их обоих прервали голоса людей, идущих по коридору. Болтовня и, кажется, смех. Плисецкий разочарованно запрокинул голову. — Боже, журналисты, — прошипел он, поворачиваясь, чтобы подойти и в очередной раз рявкнуть на женщин, попытавшихся вернуться в помещения только для фигуристов. Он, черт побери, не хотел, чтоб кто-то застукал его, разговаривающим с Джей-Джеем. Но все подготовленные слова так и не сорвались с губ, когда он увидел Виктора и его чертового бойфренда. Виктор лапал Кацуки за руки, за талию, а раскрасневшийся японец осторожно пытался уклониться. Юра наблюдал, как они прошли дальше, подбирая ветровку, валяющуюся на полу. Челюсть поползла вниз, когда до Плисецкого дошло. Ох, ради Бога… Они прошли к концу коридора и Юра точно знал, чем именно они занимались до этого. Он не был глупцом, да и Кацуки выглядел слишком потрепанно. Смятый джемпер, прилипшие ко лбу пряди, да и, как мог видеть Юра, не все пуговицы костюма Виктора были застегнуты правильно. Даже одна из штанин Кацуки была неаккуратно засунута в ботинок. Юра скорчился, подавляя желание выкрикнуть что-нибудь остроумное, так как он не хотел, чтобы их застал Джей-Джей. Потому что, если даже Виктор и был позором — он был позором команды России. — На что ты смотришь? — сказал Джей-Джей, и Юра, нахмурившись, развернулся к нему. — Ни на что, забудь, — ответил он, но Леруа уже сдвинулся с места, нежно перегибаясь через подростка, чтобы высунуть голову из-за угла. Он уже почти собрался попросить Плисецкого улыбнуться камерам, когда Юра, потянувшись, попытался остановить его, но было слишком поздно. Лицо Джей-Джея побледнело. Юра почувствовал нотку удовлетворения от одного взгляда на это зрелище. Как оказалось, возмутительные привычки Виктора могут быть полезны. — Ебанный в рот, — прошептал Джей-Джей, и Юра разинул рот, изумленный ругательствами, сорвавшимися с губ не кого-то там, а драгоценного Короля Джей-Джея. — Это Эрос. Юра недоуменно замер, забывая кинуть колкость в ответ. Он посмотрел на флиртующих Виктора и Кацуки, все еще полностью поглощенных друг другом, и перевел взгляд на канадца, на чьем лице все еще красовалось дебильное удивление. Юра опять глянул на Виктора, одетого в черный и красный шифон. — Что? Конечно, Эрос. А что еще ты ожидал на нем увидеть? Он же только что со льда. — Нет, в смысле… — начал Джей-Джей, затихая. Несколько мгновений он просто открывал и закрывал рот, и Юра поерзал на коньках. Джей-Джей бормотал что-то на приглушенном английском, и Плисецкий напрягся, пытаясь разобрать его речь. — Что он делает здесь? Он не должен здесь быть. — Кто? — спросил Юра, и Джей-Джей вздрогнул, переводя взгляд расширившихся голубых глаз на него. Словно он вообще забыл, что Плисецкий все еще стоит рядом. Юра опять посмотрел на Виктора и Кацуки, наблюдая, как японец отбрасывает пряди с лица Никифорова, и краешком глаза заметил, как Леруа поежился. — Ты знаешь этого парня? — Что? — сказал Джей-Джей, очевидно даже не слушая его, так как его взгляд все еще был прикован к обжимающейся парочке. — Нет. Не особо. — Не особо? — повторил Юра, и Джей-Джей, внезапно подпрыгнув, спрятался за его спину и быстро направился в сторону уголка слез и поцелуев. Плисецкий резко развернулся на лезвиях, стараясь схватить канадца. — Хэй! Я вообще-то спросил тебя! — Прости, парень, — сказал Джей-Джей, отталкивая руку юноши, прежде чем тот смог схватить его за плечо. Юра нахмурился, почуяв добычу. — Но, думаю, мне пора вернуться… — Ты знаешь Кацуки? — спросил Юра. Сейчас Джей-Джей был единственным, кто выглядел смущенно. Он чуть дольше зевнул, испытывая терпение юноши. — Эй, я с тобой разговариваю! — Кого? Юри? — спросил Джей-Джей, и теперь настала очередь Плисецкого потерять дар речи. Несмотря на то, что он частично ожидал услышать это, он все еще был изумлен тем, что канадец знает имя Кацуки. Юра жестом показал на коридор, где все еще находились Виктор и японец. Леруа проследил за направлением его руки, брови исчезли под уложенной челкой. — Ох… Нет, я не знаю его. Нет… нет. — Ты только что сказал, что знаешь, — рискнул продолжить Юра, надеясь, что прозвучал куда жестче, чем можно было ожидать. Он жопой чувствовал: что-то было не так. Интуиция его никогда не подводила — ни в случае с бывшим парнем Милы, ни, как он считал, сейчас. — Что? Нет, я такого не говорил, — запинаясь, пробормотал Джей-Джей, но Юра шагнул вперед, радуясь, что коньки делают его выше. Он приближался к канадцу, гипнотизируя того взглядом, пока Жан не уткнулся спиной в стену. Сейчас Леруа живо напомнил Юре Кацуки и его поведение прошлым вечером. Это заставило юношу занервничать и скрутить руки в кулаки. Он выставил один в сторону Джей-Джея, который посмотрел на его жест, а затем поднял глаза обратно на Юру. Канадец улыбнулся, но выглядело это фальшиво. — Он… он просто похож на одного моего знакомого. — Как ты тогда узнал, что его зовут Юри? — сказал Юра, ни на секунду не покупаясь на очевидную ложь. Джей-Джей поморщился, плотно зажмуриваясь и скрежеща зубами. Юра удовлетворенно улыбнулся, поняв, что оказался прав. — Выкладывай, Леруа. — Мне не нужны проблемы, — сказал Джей-Джей, открывая глаза. Юра замер. Тяжелое ощущение в животе стало только хуже, и юноша вспомнил Кацуки — его нервные повадки, два телефона. Два телефона. Именно это по какой-то неведомой причине постоянно крутилось в голове Юры, не давая ему покоя. Он видел такое только по телику, и это всегда было связано с чем-то плохим. — Как думаешь, в какие проблемы ты попал? — спросил Юра, уже примерно прикидывая происходящее. Он знал, что Джей-Джей был обручен. Но Юра также знал, что бывший Милы был, вероятно, хорошим парнем. Леруа избегал его взгляда, пожимая плечами, словно пытаясь просто так отделаться от Плисецкого. Ладненько, Юра не собирается его отпускать. Канадец что-то знал. И что бы это ни было, это как-то связано с Кацуки. А Кацуки встречается с Виктором. Так что это официально дела Юры. — Скажи мне, Джей-Джей. Ничего. Только еще больше заерзал. Юра потряс кулаком, выпячивая грудь. — Говори сейчас же. — Окей, окей! — воскликнул Джей-Джей и поднял руки, демонстрируя поражение. Юра уставился на них. Бледная кожа его кулаков и мягкий загар запястий фигуриста. Цвета контрастировали, как и все, что они делали. — Мы встретились в Детройте. Вот и все. Я не ожидал его увидеть в Москве. — Он парень Виктора, что тут странного? — недоуменно спросил Юра, чувствуя, что какая-то догадка ловко ускользает от него — размытая по краям, но плотно обернутая в обоснованные подозрения. Юра боялся этого, но был довольно-таки уверен в своей правоте. (И не впервые). Он поднял брови, бросая насмешливый взгляд на Джей-Джея. — По видимому, он не сказал тебе этого, когда вы впервые встретились. — Виктор встречается с Эросом?! — Джей-Джей бешено посмотрел на Юру, глаза расширились от паники, а щеки вконец утратили краски. Плисецкий отклонился — происходящая путаница сбивала. Джей-Джей, казалось, пытался поймать вырвавшиеся слова, проводя рукой по лицу. Он дернул веки глаз и потер переносицу. — Забей. Это не имеет значения. — Ты… ты назвал Юри Эросом? — медленно спросил Юра, не уверенный, что он полностью осознает происходящее. — Он… он сказал тебе, что этого его имя? Это безумие… — Я не говорил такого, — внезапно рявкнул Джей-Джей, резко перебивая юношу. Юра вздрогнул от его тона — он должен быть единственным, чей голос звучит угрожающе в этой ситуации. Но сейчас Джей-Джей выпрямился, поправил ветровку и пошел к уголку слез и поцелуев. — Увидимся позже, панк. — Хэй! — окликнул его Юра, тянясь к канадцу, но тот резко отмахнулся. Плисецкий поднял руку, указывая ею на отдаляющуюся спину Леруа. — Ты не можешь просто так съебаться! — Хочешь узнать об этом — спроси Никифорова! — бросил Джей-Джей, прежде чем уйти, оставив ворчащего Юру позади. Плисецкий замер прямо на углу, пытаясь разобраться в произошедшем. Что за хуйня? Юра все еще стоял, наблюдая за фигурой Леруа, исчезающей по направлению к катку. Он опять прокрутил разговор в голове, но только еще сильнее запутался. Итак, Джей-Джей знал Юри. У Плисецкого были догадки по этому поводу, но ни одна из них не казалась ему близкой к правде. Но что это было, когда Джей-Джей назвал Юри Эросом? Что за ебанутая ситуация? Кто вообще врет по поводу имени? Может быть, Кацуки был большим сталкером, чем Юра подозревал изначально. У Виктора всегда были больные фанаты. Но что-то было неправильно. Происходящее не чувствовалось адекватным. И это было явно необычно, так как Джей-Джей всегда был довольно эксцентричным, судя по тому, что Юра узнал о нем. (Кто вообще сочинял песни о себе любимом?) Юра подпрыгнул, когда большая ладонь опустилась на его плечо. Он вырвался из хватки, поворачиваясь, чтобы покраснеть, увидев Виктора, каким-то образом незаметно появившимся за его спиной. Никифоров с любопытством посмотрел на Юру, голубые глаза блестели под флуоресцентными лампами. — Юра, а что ты здесь делаешь? — спросил Виктор. Его английский прозвучал естественно — вот что значит долгие годы практики. Юра пожевал его слова на секунду, подавляя смущение. — Ищу тебя, starik, — проворчал он, для пущей убедительности толкая Виктора. Мужчина с абсолютно невозмутимой улыбкой выпрямился. Он пробежался пальцами по волосам, отблескивающим серебром в свете ламп. Юра закатил глаза. — Закончил со своим бойфрендом? — Что? — сказал Виктор с неподдельным удивлением. — Мой… ох. Ты имеешь в виду Юри? — Нет, я имею в виду твою занозу в заднице, американского мальчика-игрушку, — сказал Юра, даже не пытаясь спрятать разочарование. Виктор посмотрел на него. Его глупые черты лица демонстрировали очевидную обиду. Дебильный рот, вытянувшийся в тихим «ох», определенно заслуживал оскорбления. — Юра, как ты можешь такое говорить… — Твой ремень криво застегнут, — равнодушно сказал Юра, тыкая Виктора в оголенную полоску торса и в маленькую складку ткани между рубашкой и застежками штанов. Никифоров взвизгнул от холодных пальцев, и, если быть честным, Юра почувствовал удовлетворение от этого звука. Что-то приятное было в том, чтобы заставлять Виктора визжать как девчонку. Мужчина покраснел, поправляя одежду, и Юра, убедившись, что его голос прозвучит с наиболее возможным в этой ситуации неодобрением, приправленным драматическим стоном и закатанными глазами, сказал: — Ты действительно позор. Еще больший, чем Георгий. — Ох, а это уже просто низко, — беззаботно ответил Виктор, выпрямляясь и отбрасывая челку. Он вытянул руки, позволяя Юре осмотреть его, что Плисецкий и сделал. К слову сказать — без особой охоты. Отвлекшись на Виктора, который был сущим отвлекающим фактором, Юра забыл спросить о Джей-Джее. Да и вообще ему надо беспокоиться о собственном выступлении, так что Кацуки и его вероятная распущенность опустились на дно списка приоритетов.

***

Виктор все еще лидировал, но Юра не так далеко отстал от него и был настроен на победу. Но сейчас Юра был… Хорошо, он не обижался. Не важно, что сказала Мила, Юра определенно не обижался. Он просто не был в настроении идти играть с девушкой в друзей, и неважно, какой бы она лохушкой ни была и как ни пыталась утащить его силком гулять с ней по ночной Москве. Юра решил остаться в отеле, даже пропуская ужин с дедушкой, чтобы сосредоточиться на завтрашних соревнованиях. (Дедушка поймет, он всегда понимал). После того, как Яков запретил ему еще несколько раз прогнать прокат, Юра, как хороший фигурист, заперся в комнате и начал просчитывать очки. В отличие от Милы он определенно хотел большего, чем просто попасть на пьедестал на любую из ступеней. Юра хотел золото. И он собирался взять его. Эта мысль вдохновила его открыть сообщения и написать Виктору. Юра знал, что было уже довольно поздно, что скорее всего Виктор супер занят, развлекаясь со своим глупым бойфрендом, но мысли надоедливым роем крутились в его голове, не давая покоя. Он взял только 98.09 балла. Не так далеко от 102.56 Джей-Джея, но куда дальше от 109.7 Виктора. Вероятно, слишком далеко. Юра пытался успокоить себя, что третье место не так уж и плохо. Бронза небезнадежна. Но он в любом случае уже напечатал сообщение, растягиваясь на спине. 20:31. Агапе? Ошибки? Юра писал просто, односложно. Он не хотел, чтобы Виктор подумал, что он слишком сильно увлекся. Потому что это было не так. Он просто хотел быть уверен перед завтрашним произвольным прокатом, что не совершает одних и тех же ошибок. Юра бы еще переварил проигрыш Виктору, но Джей-Джею? Точно нет. Подросток нахмурился, довольно внезапно вспоминая странную беседу с канадцем в коридоре. Напряжение, преследующее его ранее, вернулось, проползая под кожу, и Юра поерзал на жесткой поверхности кровати. Он лег на бок, оглядывая полный хаос, в который Мила ухитрилась превратить свою постель всего за один день. Юра просчитывал возможные варианты действий, когда телефон пиликнул, заставляя его рухнуть обратно на спину. 1 Новое сообщение — Старик Виктор. 20:14. Прости, Юра. Я на ужине. Поговорим позже. Юра уставился на английские слова, на секунду запутавшись в них, прежде чем громко застонать, обхватывая себя руками и уставляясь на белый потолок номера. Виктор поменял клавиатуру, чтобы разговаривать с Кацуки. Это было чертовски в его стиле, если не сказать больше — жалко. Разве не мог Кацуки не лениться и переводить, как и положено порядочному бойфренду? Это не то, что делают влюбленные? Юра поймал себя на мысли, что опять думает о Джей-Джее. В желудке скрутило, и юноша перевернулся, опять уставляясь на кровать Милы и кучу разбросанной одежды. Внезапно он уронил телефон на кровать. Эрос. Джей-Джей точно назвал Кацуки так. Это было безумно и даже больше. Сначала Юра решил, что Кацуки — фанат Виктора, но даже если так, называть себя названием короткой программы было довольно дико. Юра был уверен, что его фанаты до такого уровня еще не докатились. (Но, возможно, уже близки к этому). Плисецкий не мог выбросить из памяти два телефона, то, как Кацуки запинался и трясся, когда он спросил о них. Юра был жесток, но Кацуки был старым. Таким же, как Виктор. Разве он должен бояться ребенка? Конечно, Юра пытался напугать его, но все же, он просто не мог отделаться от ощущения неправильности — холодное и тяжелое, оно поселилось прямо в желудке. Юра рассеянно дернул за застежку ветровки, накинутой на его пижамную рубашку, и посмотрел на сотовый телефон, упавший поперек простыни в полосочку. Он мог бы выяснить. Может, Кацуки блоггер или кто-то типа такого. Блогеры постоянно используют дерьмовые ники, и, если окажется, что Кацуки действительно засветился на ютюбе, то это, как минимум, объяснит его внезапное появление в жизни Виктора. Потому что Никифоров действительно был слишком известным, чтобы начать тусить с каким-то рандомным парнем. И, как выяснилось, Джей-Джей тоже знал японца. Возможно, Кацуки брал у него интервью. Или… Окей, Юра не хотел думать об этом «или». Юра поднял телефон, открыл Safari и набрал «Эрос» и «Детройт». Несколько верхних результатов были посвящены спортивным достижениям Виктора. Юра нетерпеливо цыкнул и прокрутил их, ища ссылку на профиль Инстаграма или Тамблера. Или хотя бы личный блог на WordPress, но этого тоже не было достаточно. В отчаянье Юра перешел на вторую страницу и увидел первый высветившийся результат. Эрос. Элитное Сопровождение. Детройт. //erosdetroit.com Юра нахмурился. Несмотря на то, что он знал английские слова, смысл все равно ускользал от него. Однако он перешел по ссылке, внимательно рассматривая современный вебсайт. «Эрос: Элитное Сопровождение и Люксовый Эскорт» — гласил заголовок страницы, и Юра прокрутил вниз. Сервис выглядел почти так же, как все шаблонные сайты — с белым фоном и гладким, витиеватым шрифтом. И фотографии словно сделанные для модных журналов: черно-белый снимок с узкой мужской талией, раскинувшейся на диване или на чем-то типа такого. Плисецкий перелистнул дальше и удивленно разинул рот. Замерев, он уставился на дисплей телефона. Это было… Плисецкий знал, что это было. Понимание сошлось в его голове, словно швы костюма — оно было выписано для него в черно-белых тонах фотографий. На снимках не было глаз, но Юра не был глупым. Он видел это в изгибе рук парня и шеи. Он медленно лег обратно на кровать, все мысли о блоггинге или Джей-Джее выветрились из его головы, пока он пытался совместить все, что только что увидел, с тем, что уже знал… О Викторе. О Кацуки. Они встречались. Это было серьезно. Юра понял это, стоило ему только увидеть выражение лица Виктора. Но этот парень, по всей видимости, был… — Блядь, — сначала тихо выдохнул Юра, но затем картина в его голове сложилась в единое целое. — Ебать. Не может быть. Кацуки был проституткой. Ебанной проституткой. Юра подскочил с кровати, пробегаясь рукой по волосам. Пальцы застревали в колтунах, так и не распутанных после душа. Он повернулся на носочках, балансируя на плюшевом ковре номера. Рука все еще сжимала телефон так крепко, что было практически больно. Знал ли Виктор? Нет, не мог. Это же Виктор. Юрин Виктор. И он звал Кацуки по имени, а не по глупому псевдониму. Виктор думал, что встречается с этим парнем, думал, что японец был кем-то, на кого стоило тратить драгоценные минуты внимания, а все это время Кацуки врал. Спал с другими людьми, получал за это деньги. А Виктор позволял обвести себя вокруг пальца, словно полный идиот. Юра покраснел от злости и со всей силы ударил по кровати, чтоб хоть как-то выпустить пар. И Джей-Джей… — Блять! — закричал Юра на всю комнату, когда осознание толкнуло его в спину. Джей-Джей знал. Блять. Юра сел на кровать и потянулся к обуви. Ему нужно рассказать Виктору. Он должен сказать ему прямо сейчас. Но у него нет ни единого шанса, чтобы Кацуки не начал оправдываться: они сейчас с Виктором вместе на ужине. Виктор никогда не послушает Юру. — Ухг, Виктор. Остался только один вариант. Юра, зашнуровавшись, встал и накинул капюшон ветровки. Ему нужно поговорить с Яковом. Это единственный выход. Он схватил ключ от номера и заблокировал телефон, не закрывая сайт Кацуки. Плисецкий вышел из комнаты и пошел дальше к номеру Якова. Юра помнил, что тренер восхвалялся, что у него наконец отдельный уголок, так как Виктор захотел жить с японцем. Плисецкий, благодаря этим тирадам, и запомнил номер комнаты. Юра постучал в дверь. Когда ему никто не ответил, он решил попинать ее. — Nu vse, tebe pizda, — послышалось ворчание Якова с той стороны. Очевидно, Юра не был единственным, кто этим вечером пытался достучаться до тренера. Хорошо, в любом случае у него слишком важный вопрос, чтоб всерьез тревожиться о спокойствии Якова. Яков открыл дверь и перевел взгляд ниже на Юру, очевидно ожидая увидеть кого-то другого. Тренер еще раз осмотрел подопечного, задерживаясь на пижаме и ветровке. Казалось, Фельцман колеблется между легким неудовольствием к еще большему неудовольствию. Он вздохнул, прежде чем спросить по-английски: — Юра, что ты забыл здесь? — Мне нужно поговорить с тобой, — ответил Плисецкий, заходя в комнату тренера. Яков был куда опрятнее Милы: все его вещи были аккуратно сложены в чемодане. Юра прошел по комнате, ожидая, пока мужчина прикроет дверь. — Что случилось? Что-то не так? — спросил Фельцман, хлопая дверью. Он подошел, скрещивая руки на груди и одаривая Плисецкого проницательным взглядом. В освещении ламп он выглядел действительно старым, но морщины разгладились в облегчении. — Это касается Юри, — ответил Юра, вытаскивая телефон из кармана. — Я нашел кое-что о нем. Секунду Яков молчал, сверяя подопечного строгим взглядом. Юра отвечал ему прямо, ожидая, когда тренер спросит хоть что-то. Потому что, несмотря на все происходящее, Плисецкий боялся произнести это вслух. Яков не будет счастлив, он направится прямо к Виктору, где бы тот не находился, и забьет Кацуки камнями, когда поймет что тот натворил с его подопечным. Сейчас у Юры было ружье, но он все еще боялся нажать на курок. Затем Яков тяжело вздохнул, надувая внушительную грудную клетку. Он бесшумно двинулся, садясь на край кровати. Зажав руки коленями, он посмотрел на Юру с очень усталым выражением лица. — Итак, ты знаешь правду. Юра подавился. — Что?! — рявкнул он, маниакально размахивая рукой. — Ты знаешь? — Да, выяснил вчера, — грубым голосом произнес Яков, кладя ладони на колени. Хорошо, как минимум, он не был счастлив… Но Юра не совсем понимал, как Яков может быть настолько спокоен, когда Виктор встречается с проституткой, которая определенно разобьет ему сердце. — Мила тоже знает. — Ahueyet?! — выругался Юра, и Яков кашлянул. — За языком следи! — рявкнул он, но подросток лишь отмахнулся. — Мила знает, что Виктор гуляет с лжецом и молчит? И ты тоже? — воскликнул Юра. Голос, сочившийся недоверием, вырос практически до крика. Он повернулся на носках, раздражение и злость, словно петлей, обхватили его за шею. Юноша обвиняюще выставил палец на Якова, изливая свой гнев на него, за то, что он позволял Виктору оставаться слепцом. — Ты его тренер. Ты должен поступать лучше, чем просто позволять ему… — Виктор — взрослый мужчина, — строго перебил Яков, поднимая руку, словно он мог сдержать гнев подопечного. Юра и не собирался сдаваться. — Он может сам принимать решения. Даже если я не одобряю их. — Он даже не знает, — прошипел Юра, и Яков красноречиво нахмурился. Плисецкий оскалился, практически рыча. — И ты просто сидишь здесь и позволяешь ебанной проститутке окучивать его. — Юра! — рявкнул Яков, внезапно вскакивая на ноги. Он подошел, возвысился над подопечным и злобно посмотрел на него. — Я понимаю, что ты сейчас не в восторге от него, но я не позволю тебе так плохо отзываться о Кацуки. — Плохо отзываться? — выплюнул Юра. Его практически тошнило от того что Яков встал на защиту этого лицемера. — Я не говорю ничего, кроме правды. И Виктор собирается еще сильнее закопать себя по уши в это дерьмо только потому, что ты боишься рассказать ему. Юра открыл телефон, раздумывая, стоит ли сделать скриншот и просто послать его Виктору. Позволить Кацуки пытаться объясниться. Юра не был Яковом. Или Милой. Он не собирался позволять кому бы то ни было так играться с Никифоровым. — Юра, что ты делаешь? — спросил Яков, звуча еще раздраженнее, чем до этого. Юра ощетинился. Словно они опять были на тренировке, и у Плисецкого что-то не получалось. Словно это не было о Викторе и о дуле пистолета, приставленного прямо к его виску. — Я пошлю Виктору страницу с веб-сайта этого парня. Мне плевать, если он меня возненавидит, но он заслужил, чтобы знать, — сказал Юра, разблокируя телефон, который сразу же выдернули из его рук. Его вскрик тотчас оборвался, стоило ему только посмотреть на Якова, на лице которого отражалось явное непонимание. Толстые брови сошлись на переносице, а рот приоткрылся, словно он хотел что-то сказать. — Какой сайт? — спросил он, и Юра разочарованно сморщился. — Что значит, «какой сайт»? — спросил он, дергая плечами. — Сайт проститутки Кацуки. — Проститутки? — тупо повторил Яков, и Юра закатил глаза. — Ладно, хорошо. Эскорт или как он там это называет, — решительно произнес Плисецкий, указывая руками на телефон в ладони Якова. — Но от терминологии смысл не меняется. И Виктор заслуживает знать правду. Яков уставился на телефон, глаза пробежались по открытой вкладке Safari. Юра наблюдал, как лицо тренера бледнеет, челюсть шокировано ползет вниз, а морщины на щеках разглаживаются. Желудок юноши упал, холод распространился по всему нутру. — Что… А о чем ты думал, я говорил? — тихо спросил Юра, когда Яков сел обратно на диван. Он уже понял, что, что бы Яков с Милой не знали о Кацуки, то явно не такое. Фельцман положил телефон на кровать, пробегаясь руками по лицу и выругиваясь. Юра пытался унять дрожь, но заметил, что его руки все равно мелко трясутся. Он засунул их в карманы ветровки. - Den’gi v Amerike… — пробормотал Яков, прежде чем положить локти на колени и уткнуться лицом в ладони. Юра наблюдал, не находя слов, когда реальность ситуации утихомирила его злость. — Ya durak. Плисецкий молчаливо ждал, пока Яков сидел, кажется, потерявшись в своих мыслях. Он пытался не ерзать, не переминаться с ноги на ногу, но это было трудно, трудно просто сидеть и ждать, когда Яков, без сомнений, впадет в ту же ступень ярости, с которой Юра только-только справился. Наконец Фельцман выпрямился. Его щеки покраснели, глаза загорелись. Юра встал, приготовившись доказывать, что он взрослый и справиться с происходящим кошмаром. — Как ты узнал об этом? — спросил Яков, жестом показывая на телефон. Юра сглотнул, устаканивая волнение и пытаясь говорить жестко. — Джей-Джей Леруа, — сказал он, и Яков удивленно моргнул. Юра быстро продолжил: — Он знает Кацуки. Назвал его по имени. Они встречались в Детройте. Когда Яков промолчал, словно осознавая услышанное, Юра, не сдержавшись, рявкнул: — И я очень сомневаюсь, что они просто ужинали. — Юра, достаточно. Плисецкий закрыл рот. Яков встал, взял на секунду смартфон подопечного, и буквально через мгновение его собственный телефон запиликал, оповещая о новом сообщении. Юра понял, что наверняка тренер отправил себе ссылку. Яков медленно подошел к подростку и отдал смартфон. Плисецкий порадовался, что его руки перестали трястись. Он уставился на Якова, фокусируясь на тусклых голубых глазах тренера. Затем Фельцман схватил его за плечи и крепко сжал. — Юра, мне нужно, чтобы ты послушал меня сейчас очень внимательно, — сказал Яков на очень медленном английском. Юра выпрямился. — Ты не можешь сказать Виктору об этом. Обо всем этом, — Юра открыл рот, чтобы запротестовать, но Яков поднял ладонь, останавливая его. — Я все понимаю. И знаю, что ты заботишься о Вите, но мы должны защитить его. И так мы это и сделаем. Быть мужчиной — значит хранить секреты, о которых хотелось бы никогда и не знать. Прости, что говорю тебе это, но пришла и твоя очередь. Юра промолчал, не зная, что ответить. Яков еще раз вздохнул, отпуская плечи подростка, чтобы растрепать грубыми пальцами его светлые волосы — Я разберусь с этим, — печально сказал он, и Юра поверил. — Но Виктор не должен знать об этом. Ты понял? Юра кивнул, прижимая телефон к груди.

***

Яков спокойно постучал в номер Леруа. Фигурист открыл дверь. Он был одет в свой привычный костюм канадской сборной и стоило ему только увидеть пришедшего, его лицо сразу же расслабилось. Он приоткрыл рот, словно рыба из супермаркета Санкт-Петербурга, и Яков повел плечами, чувствуя себя неуютно из-за широкого тела и невысокого роста. Он ждал, когда Леруа что-нибудь скажет, желая проверить, насколько юноша смышленый. — Мистер Фельцман, — прошептал Леруа, выходя из ступора. Он растянул губы в пластмассовой улыбке. Яков тренировал Виктора Никифорова почти двадцать лет и умел с первого взгляда распознавать неискренность. — Боюсь, отца здесь нет. Думаю, все тренеры на ужине… Не настолько смышленый. — Я пришел не к твоему отцу, — сказал Яков, перебивая болтовню мальчишки. Леруа затих. Его глаза пугливо расширились, а губы дернулись. Выражение лица канадца сказало все само за себя. — Ты знаешь, почему я здесь. — Я… Нет, действительно нет, — запинаясь, ответил Леруа, но Яков просто вздохнул, протягивая руку. — Позволь мне войти, — сказал он, и фигурист удивленно распахнул мерцающие голубые глаза. На секунду казалось, что он скажет нет, но затем Леруа сделал шаг назад, впуская Якова. Фельцман, заходя в комнату, повернулся лицом к Жану, ожидая, когда тот закроет дверь. — Не буду тянуть. Юри Кацуки. Ты знаешь, кто он? Леруа закусил губу, складывая руки вместе. Все в нем выдавало того самого ребенка, которого видел в нем Яков. Ребенка, которого Виктор отказался замечать. Если бы Никифоров только знал, насколько был неправ. Но это уже не первый раз, когда его осознанная слепота втягивает его в проблемы — Да, — наконец сказал Леруа, и Яков кивнул, по достоинству оценивая его честность. — Еще кто-нибудь знает? — спросил он, и фигурист посмотрел на стол. Яков проследил за его взглядом, замечая телефон юноши, и опять уставился на Леруа. — Ты кому-нибудь еще рассказал? — Нет, — сказал Леруа, но его голос прозвучал чуть менее уверенным, чем до этого. Яков сделал шаг к нему, но юноша отступил. Фельцман нахмурился. — Послушай, мальчик, — тихо сказал он, встречаясь с взглядом Леруа. — Если у тебя проблемы, я помогу тебе. Но если ты втащишь в это Виктора, то я узнаю, и ты никогда не вернешься на лед. И не только в рамках ИСУ — вообще. Поэтому, если тебе нужны ноги, чтобы откатывать ими программы, тебе лучше выложить мне все. Какое-то время Леруа молчал, и Яков терпеливо ждал, обдумывая варианты. Канадец, Американец… Для Якова не было особой разницы. Они все из одного теста, как и их вязкие песенки, с легкостью распространяющиеся по всему миру. Яков наблюдал, как красный костюм Леруа вздрогнул, ладони затряслись. Дети такие мягкие — никогда не знают, как держать себя в руках, так легко отвлекаются. — У меня нет проблем, — наконец сказал Леруа, вздыхая — тяжесть, с которой воздух вышел из его легких, явно не обещала ничего хорошего. — Но Виктор, возможно, общается с кем-то, кто… Леруа подошел к чемодану, копаясь в сложенной одежде. Яков удивленно ждал, наблюдая за его действиями. Фигурист выпрямился, держа в руках маленькую согнутую визитку. Он подошел к Якову, протягивая ему находку. — Бойфренд Виктора вляпался во что-то, — сказал он, кивнув на визитку. — Эти люди ищут его. Яков посмотрел на клочок картона, большим пальцем оглаживая тисненные буквы. Мередит Тортон.

***

Настоящее

***

Юри сел на кресло, стоящее у выбранного ими столика. Они расположились с краю, поодаль от шумного бара. Люди, снующие мимо их мест, смазывались в одно цветное пятно, и их суетливое движение дарило Юри странное пугающее чувство, словно он был посереди ужасной реки. Будто бы его затягивало течением. Руки юноши все еще тряслись, когда Яков сел напротив него и наградил Юри тяжелым взглядом — глаза словно камни. Кацуки наклонил голову, нервы скреблись под кожей в отчаянном желании сбежать. — Итак, — сказал Яков, очень осторожно кладя шляпу на стол, прежде чем положить руки и сцепить их в замок. Юри проследил за его жестом — тыльная сторона ладоней была вся исчерчена глубокими морщинами, кожа трескалась, словно сухая краска. Юноша не мог заставить себя отвести взгляд. — Вот мы и встретились. Юри сглотнул, впиваясь пальцами в бедра, вонзая их, словно кончики лезвий. Перед глазами внезапно всплыла картина окровавленной кожи, и его затошнило. Он пялился на руки Якова, на покрасневшие костяшки. Когда Юри сумел наконец заговорить, его голос был едва громче шепота: — Как много вы знаете? — спросил он, закрывая глаза. — Я знаю, кто ты. Более важно то, что я знаю, что ты, — хрипло ответил Яков, и Юри вздрогнул — непрошеный стыд окатил его с головой. Он неосознанно ослабил руки, складывая их у живота, словно так он мог защититься. — На самом деле, я знаю о тебе больше, чем, думаю, должен знать. Юри нахмурился, встречаясь взглядом с мужчиной. Яков все еще рассматривал его, прищурившись в очевидном подозрении. Его широкие плечи окаменели, словно стены. Юри сжался, но замешательство выплеснуло слова из его рта, прежде чем он смог остановиться. — Что вы имеете в виду? — Кацуки, — сказал Яков, произнося его фамилию с резким акцентом — словно обрубил. Юри закусил губу, желудок скрутился в нервный узел, когда настороженность проплыла по венам, словно корабль, возвращающийся в родной порт. Она разбухла внутри него, погружаясь под поверхность. Яков коротко рассмеялся. — Знаешь, а мне понадобилось время, чтобы понять. В последний раз ты представлялся мне очень давно. Улыбка Якова моментально растаяла, и он строго посмотрел на Юри с обвиняюще поджатыми уголками губ. — Но я вижу тебя сегодняшнего, — торжественно продолжил он. Яков нахмурился, толстые брови сошлись на переносице, и Юри почувствовал, как стены тревоги смыкаются вокруг него, запирая в узком пространстве. — Сколько лет прошло? Четыре года с того момента, как я видел тебя в последний раз? — Яков бросил на него взгляд, внимательно рассматривая. Словно Юри был вещью, которую Фельцману нужно оценить. Кацуки сильнее сжал руки. — И посмотри на себя теперь. Юри судорожно выдохнул, пытаясь осознать услышанное. — Значит, вы знаете… — Все. Да, — отрывисто сказал Яков, легко перебивая Юри. Ему даже не пришлось повышать голос. Но глубина его слов, эмоции, сквозящие в острых гранях акцента, заставили юношу замолчать. Юри наблюдал, замерев от страха, пробудившегося в нем. Ужас бил и царапал его остриями лезвий, разрывал нутро. Кацуки так сильно сжал себя, что тело начало гореть. Яркие воспоминания о руках Виктора, обнимающих его, взрывались фейверками в голове Юри. Он открыл рот в безмолвной боли, реальность происходящего окутала его разум туманом, словно все, что было до этого — лишь сон. Юри прикрыл глаза. Может быть, так оно и было — Виктор никогда не казался таким далеким, как сейчас. Кацуки был таким дураком, что позволил себе поверить в это. Сейчас он по уши вляпался, и никто ему уже не поможет. — Как? — шепотом спросил Юри. Яков нахмурился, и юноша повторил. — Как? Губы мужчины скривились. — Это не важно. — Для меня важно, — ответил Юри. Внезапная мысль, что, вероятно, Виктор признался Якову без разрешения юноши, обжигала. Предательство ужалило, словно пламя, и сожгло все воспоминания, которые еще хранились в голове Юри: мягкие по краям — привязанность Юри окутывала Виктора и все, что было с ним связано, будто бы большое одеяло. Уют и тепло от мыслей о Викторе превратились в холод. — Виктор рассказал вам? — Насколько бы облегчилась моя жизнь, если бы это было так, — ответил Яков. Ситуация обязывала расстраиваться, но Юри почувствовал глупую, трепещущую надежду, возвращающуюся к жизни. Он аккуратно облизал губы. — Тогда как? — Вероятно, ты не настолько осторожен, как должен быть. Учитывая, что ты, — злобно сказал Яков, и Юри покраснел. Искра гнева забилась внутри него, заставляя юношу сесть прямее. То, как Яков разговаривал с ним, выводило из себя. Это его «что» вместо «кто». Юри оскалился, выплевывая: — И что конкретно я из себя представляю? — сказал он. Яков поднял бровь, оглядывая кофейню. — Ты хочешь, чтоб я сказал это здесь? Не на публике, конечно, — многозначительно ответил Фельцман, и Юри почувствовал себя дураком. Его щеки начали гореть, но он не собирался разрывать зрительный контакт. Даже если его сердце бьется в грудной клетке как никогда раньше, сбивая привычный ритм. Биение отдавалось во всем его теле, дрожащие пальцы впивались в ткань куртки. Юри все еще молчал, и Яков с издевкой протянул: — Думаю, ты и сам этого не хочешь. Юри горько отвел взгляд, тяжело вдыхая через нос, когда трепещущая паника в его желудке смешалась с булькающей злостью, закипающей внутри. Глаза зацепились за обувь проходящих мимо людей. Юри попытался не позволить голосу дрожать: — Что вы хотите? — спросил он, будучи не таким дураком, чтобы подумать, что Яков просто пришел сообщить, что знает правду. Глубоко внутри что-то, что стыдно было назвать облегчением, щелкнуло. Все эти годы Юри качался на краю пропасти своих секретов. И такая удача должна была когда-нибудь закончиться. Какой-то искривленный темный голос в голове юноши напоминал ему об этом, пока Юри пытался не позволить тревоге вылиться в предательских слезах. — Чем бы ты ни занимался с Виктором, это заканчивается сегодня, — медленно и осторожно произнес Яков. Словно Юри был ребенком, которого ругали за очередную проделку. Юри ощетинился, страх распространился по телу, смешанный с острыми лезвиями возмущения от слов мужчины. — Я ничем не занимаюсь, — рявкнул Юри, и Яков еще раз рассмеялся. Горький пустой звук заставил кости юноши покрыться изморозью. — Хочешь сказать мне, что это была судьба? — сказал Яков, в голосе появились нотки гулкого веселья. Юри неуютно поерзал, не понимая, к чему ведет их беседа, но уверенный, что это направление ему не нравится. — Твоя карьера разбита на куски. Все мы давно забыли тебя. И теперь тебе просто посчастливилось встретиться с Виктором, с моим Витей, — Яков остановился, кажется, собираясь с мыслями, и Юри почувствовал, как его грудная клетка сжалась от тревоги. Мужчина медленно выдохнул, прежде чем продолжить: — Я не дурак, господин Кацуки. Юри судорожно вдохнул, а затем поднял взгляд на собеседника: — Не знаю, к чему вы клоните, но надеюсь, это не то, о чем я думаю. Яков вздохнул, застигая Юри врасплох. Юноша моргнул, переполненный эмоциями. Он молчал, боясь сказануть лишнего. Он сидел, прикованный ужасом к креслу, словно кандалами, и ждал, наблюдая, как Яков ерзает на стуле. Глубокие, словно омут, глаза мужчины полыхали штормовыми облаками, и Юри ждал, когда небо над ним расколется грозой. Юноша судорожно выдохнул, когда Яков опять посмотрел на него. — Я видел разное. Много лет работал с фигуристами, — наконец произнес Фельцман, отводя взгляд от юноши, чтобы посмотреть на суетливо снующих прохожих. — Видел пустоту, которая возникает, когда они уходят из спорта. Ты не первый, кто зашел так далеко в попытке заполнить ее хоть чем-то. И лишь несколько вещей способны предложить тот же прилив адреналина, тот жар в крови, который дает тебе такая работа. Юри молчал, слишком испуганный, чтобы даже дышать. Вместо этого он задержал воздух в легких, молчаливо готовясь к продолжению, когда Яков посмотрел на него. Губы Фельцмана напряженно изогнулись, словно металл, подчеркивая жесткие черты. — Думаю, я понимаю тебя, — сказал Яков, и Юри усмехнулся, не сумев сдержаться, когда паника воспламенилась недоверием. — Вы ничего не понимаете, — мрачно ответил он, вкладывая смысл в каждое произнесенное слово. Яков поджал губы, морщинистые щеки дернулись. На секунду Юри подумал, что он ничего не скажет, но Яков отклонился на спинку кресла, кладя руки на колени. Он наблюдал за юношей с тем же суровым выражением лица, и Юри прямо отвечал на взгляд, пытаясь не поддаваться гневу, который быстро заполонял все его существо, не оставляя живого места. Юри всегда учили быть любезным. Яков глубоко вздохнул, оббегая темными глазами аэропорт. Поседевшие волоски его бровей поймали луч света, просочившийся через сводчатый потолок здания. — Виктор всегда упорно работал. Даже ребенком. Не сомневаюсь, что ты и так знаешь его историю. Как и многие. Юри знал. Или думал, что знает, прежде чем встретиться с Виктором. Сейчас Юри понимал, что ему доступна информация и воспоминания, которые не мелькали ни в одном из выпущенных журналов. Кацуки думал о Викторе, лежащем в постели их номера — лунный свет играл на его щеках, а длинные пальцы ласково перебирали волосы Юри. — Я должен, — ответил Виктор, когда Юри спросил, любит ли он фигурное катание. Юноша не мог выкинуть эту мысль из головы. — Всегда тренировки, — мягко повторил Яков. Его акцент обрезал звук «р», словно чьи-то крылья. В ушах Юри звякнула пустота. Фельцман повернулся к нему. — Он посвятил всю свою жизнь фигурному катанию. Не просто катанию — искусству. Чтобы стать лучшим. И он стал. Стал лучшим. Юри знал это. Его сердце заныло от правдивости услышанного. — Когда у тебя такое призвание… очень сложно найти время на что-либо еще, — продолжил Яков, когда юноша промолчал, опустив взгляд на руки. Он еще крепче обхватил себя, поддаваясь импульсивному желанию уменьшиться. — И одиночество становится твоим лучшим другом. Поэтому так легко быстро поверить любому, кто сможет пообещать тебе правильные вещи, желая воспользоваться преимуществами. Юри секунду обдумывал услышанное, прежде чем скрытый подтекст дошел до него. Ужаснувшись прозвучавшим намекам, он подался вперед, хватаясь пальцами за край стола, когда ответ вырвался из его груди, словно пуля: — Я не вру Виктору, — тихо прошипел Юри, гнев и обида размывали слова, оставляя разводы. Он с силой сжал стол, костяшки побелели. — Как…как вы посмели? — Деньги. Статус, — беспечно продолжил Яков, словно то, что он говорил, и наполовину не было таким грубым. — Для кого-то вроде тебя, я думаю, Виктор — идеальный трамплин. — Что вы имеете ввиду под «для кого-то вроде тебя»? — спросил Юри, хотя был уверен, что уже знает ответ. Яков одарил его взглядом, полным сожаления. — Я имею в виду, что ты либо ищешь деньги, либо возможность вернуться на лед. И оба эти варианта тебе может обеспечить Виктор, — пылко ответил Яков. Впервые за весь разговор его голос задрожал, и Юри удивился такой резкой потере самообладания. Фельцман глубоко вдохнул, раздувая ноздри, а затем с таким презрением посмотрел на юношу, что Кацуки почувствовал себя униженным. — И я не допущу этого. — Это неправда, — прошептал Юри, тряся головой. Из глотки Якова вырвался резкий насмешливый звук. — Нет? Ты вынужден говорить так, — сказал он. Несмотря на толстую куртку и шерстяную шапку, Юри чувствовал себя обнаженным под взглядом Якова Фельцмана. Словно на нем было клеймо. — Полагаю, мы перешли к той части, в которой ты начнешь убеждать меня, что Виктор другой. Что-то, что творится между вами, настоящее. Da? Юри ничего не ответил, отказываясь попадаться на приманку, которую бросил ему Яков. Но сказанное ужалило его. Юри думал о Викторе и их прошлой ночи. О том, как мужчина целовал внутреннюю часть его запястья — прямо там, где проходит пульс. О том, как сердце Юри так быстро колотилось, когда Виктор стащил с него пижамную рубашку, пробегаясь рукой по обнаженной коже. Об улыбке на лице Никифорова, когда он всего лишь час назад целовал его. — Это другое, — ответил Юри. Прозвучало слабо даже для него самого. Яков подозрительно изогнул бровь. — Это ты так говоришь. Но я так не думаю. — Я не использую Виктора, — сказал Юри, пытаясь прозвучать строже. Он заставил себя встретиться с взглядом Фельцмана, пытаясь игнорировать закручивающуюся тревогу, переполняющую его изнутри, камнем давящую на грудь. — Имеет значение то, что Виктор заставил бы меня поверить в это, — ответил Яков, и Юри снова обхватил себя руками, пытаясь сдержать прокатывающее через него отвращение. Фельцман бросил на него задумчивый взгляд. — Что ты хочешь, чтобы я поверил. Но после того, как ты уйдешь и все это закончится, я расскажу ему правду. Юри почувствовал, как кровь застывает в жилах, а желудок тонет под свинцовой тяжестью. Руки вздернулись, не находя себе места. — Что вы имеете в виду под «расскажу ему правду»? Какую правду? — О том, что ты на самом деле из себя представляешь, — строго сказал Яков, и Юри потряс головой. — И что ты пытаешься сделать. Юри слишком поздно осознал, что имеет в виду Яков. Он несколько секунд слепо рассматривал мужчину, и когда он наконец понял услышанное, Юри почувствовал, словно весь воздух выбили из него одним прицельным ударом. Будто бы легкие горели от недостатка кислорода, а он не мог восстановить дыхание. Он слишком ярко представлял, как Яков оттянет Виктора в сторону, прошепчет ему что-то на русском — так, чтобы не понял Юри. Голубизна глаз Виктора потемнеет, словно дикая волна. — Виктор не поверит вам, — возможно, слишком отчаянно ответил Юри. Он так сильно затряс головой, что очки скользнули вниз по носу. — Он знает… он знает, что это не правда. — Виктор ничего не знает. — Я скажу ему, — слова прозвучали колокольчиками, звенящими на ветру. Юри сглотнул, встречаясь взглядом с Яковом. — Я скажу ему, что это не правда. — Ты ничего не сделаешь! — рявкнул Яков, и Юри подпрыгнул. Он видел, как люди на мгновение повернулись к ним — секундная тишина заполнилась суетливым шепотом. Яков опять вздохнул, потирая ладонью лоб, прежде чем наклониться вперед, кладя локти на стол. Он указал на юношу пальцем. — Виктор возможно покупает то, что ты продаешь, но я этого не потерплю. Я знаю, особенности твоего рода деятельности. И знаю обещания, которые ты не сможешь сдержать. Слова поразили, словно удар. Юри отклонился на спинку стула, не пытаясь прикрыть открытую рану. Обжигающие слезы слишком легко скопились в уголках глаз. Юри быстро моргнул, отказываясь плакать на усладу Якова. Юноша сжал ладони в кулаки, выставляя их вперед, словно собираясь драться. Яков посмотрел на него и поднял бровь, замечая этот жест. — Я полагаю, это неплохо — быть таким, чтобы все хотели тебя, — медленно и лениво продолжил Фельцман. Словно они обсуждали погоду. Юри глубоко вдохнул через ноздри, горячие эмоции бурлили под поверхностью его кожи, раскрашивая щеки и увлажняя нос. — Понимаешь, это относится к таким ребятам, как ты. Вы даже не осознаете, что сжигаете все, что касается вас. Юри не знал, что ответить. Правда задела его куда глубже, чем он готов был признать. Вина клубилась в его голове холодной туманной пеленой, оседала неприятным привкусом на языке. Странно, но он подумал о Роберте. Об их последнем вечере. О том, как сильно удивился мужчина, узнав, что Юри решил связать свою жизнь с кем-то за пределами работы. Юри раздумывал, было ли его сердце настолько прозрачным, что люди могли смотреть через него, словно сквозь стекло. — Вы не напугаете меня, — тихо соврал Юри, слова вырвались едва громче шепота. Губы Якова вытянулись в тонкую полоску, и он медленно покачал головой. Юри почувствовал тошноту — он с первого взгляда мог распознать жалость. — Учитывая все, через что ты прошел, я могу понять, почему Виктор привлек тебя. Юри вскипел. — Вы ничего не знаете о… — Тогда позвони ему, — перебил Яков. Юри подавился, удивленный услышанным. Мужчина одарил его холодным взглядом. — Ты же так уверен, что он поймет? Примет твою сторону? Яков засунул руку в карман пальто и вытащил телефон. Старенькая модель с потускневшими кнопками. Он положил мобильник на стол между ними, и Юри уставился на его. В горле стало туго. Он поднял глаза на Якова, надеясь, что тот не заметит мелко трясущиеся руки, которые юноша поспешил положить на колени, надеясь, что это не выглядело, как поражение. — Я могу сам позвонить ему, — ответил Юри, но Яков просто махнул в сторону телефона. — Тогда звони. Но Юри не мог. Страх подкрался незаметно, пока он был отвлечен оскорбительными разговорами Якова. Но сейчас Юри сидел в кресле, окруженный белым шумом аэропорта, и думал, что, возможно, его позиция не так сильна, как он надеялся. Яков был тренером Виктора. И даже больше — Юри знал это. Он не только помогал Виктору с катанием. Как и сказал Яков, Юри знал историю Виктора. Как и весь мир. И даже если пятьдесят процентов этого правда, то сколько шансов, что Виктор примет его сторону, а не Якова? Юри уже врал ему один раз…или два — он не считал. — Уже не так уверен? — сказал Яков, и Юри вздрогнул. Фыркнув, Фельцман сел прямо, распахивая пальто, чтобы достать что-то изнури. — Итак, сколько нужно, чтобы мы закрыли этот вопрос, и ты спокойно сел на самолет и улетел в Штаты? Юри яростно расправил плечи. — Мне не нужны деньги, — рявкнул юноша; гнев пульсировал, разрывая его изнутри. Яков злорадно рассмеялся. — Хочешь сказать, что ты просто так забудешь об этом? Не самый лучший способ ведения бизнеса, — подло ответил мужчина, и Юри вспыхнул. — У вас нет никакого права, — сказал он, беспомощно наблюдая, как Яков вытаскивает чековую книжку. Юноша почувствовал приступ тошноты, словно и его тело отвергало предложение Фельцмана. — Нет? И кто ты такой, чтоб так говорить мне? — сказал Яков, опуская глаза в книжку. Словно Юри не стоил даже взгляда. Кацуки как никогда до этого почувствовал себя дешевкой. Слезы, с которыми он раньше еще пытался сражаться, прыснули из глаз. Две длинные мокрые дорожки потекли по щекам, когда он уставился на черную обложку молескина. Яков сидел, не шелохнувшись, руки замерли на краях чековой книжки. Юри поднял взгляд, рассматривая мужчину через стекла очков — брови Фельцмана недоуменно сошлись на переносице, острый взгляд скользил по лицу юноши. Юри шмыгнул носом, поднимая руку, чтобы стереть слезы. Яков еще сильнее нахмурился. Щеки Кацуки налились теплом, когда он вытер нос. — Оставьте при себе свои деньги, — хрипло сказал он, оглядывая кофейню. Один или два человека пялились на них, и для юноши это имело значение. Смущение прошлось по его телу, смешиваясь с тревогой, которая тошнотой засела в его желудке. — Мне они не нужны. Юри собирался встать, но был быстро остановлен Яковом, поймавшим его за запястье. Сильная хватка угрожала оставить синяки, и Юри выдохнул сквозь зубы, когда Яков выпрямился. Медленно юноша сел обратно в кресло, и мужчина отпустил его. — Если не деньги, то что? — тихо спросил Яков, смотря на него. Юри не ответил, не желая уступать еще сильнее. Мужчина наблюдал за ним, и Юри мечтал хотя бы на секунду успокоить текущие слезы. — Фигурное катание? — Ничего, — незамедлительно ответил Юри. Боль вспыхнула внутри него ярким огнем. — Я уже сказал, что мне не нужно ничего от вас. Или от Виктора. Яков следил, как юноша потянул рукава куртки, используя их как импровизированный носовой платок. Мужчина уселся поудобнее в кресле, молчаливо нависая над Юри. Кацуки пытался игнорировать его, пытался успокоиться. Возможно, Яков отпустит его, как только он сможет остановить слезы. Затем Фельцман опять подался вперед, кладя руки на стол, и Юри попытался не подпрыгнуть от движения, прижимая ладони к лицу, словно скрывая его маской. — Я собираюсь спросить у тебя кое-что, — медленно сказал Яков, в его глазах бушевал шторм. — А ты собираешься сказать мне правду. Юри кивнул, опуская руки. Слезы, размазанные по костяшкам, холодили кожу. — Ты любишь его? Честно говоря, Юри ожидал именно этого. Несмотря на страх, этот вопрос уже давно лежал на столе между ними, и Юри почувствовал, как его сердце слишком сильно изогнулось от услышанного. Словно оно могло сломаться от напряжения. Он вспоминал лицо Виктора, раскрасневшееся после вчерашнего выступления, после поцелуя. В тишине коридора Юри спиной чувствовал холод стены, а Виктор сказал, что любит его. Юри также помнил, что первое, что он почувствовал, услышав эти слова — вина. Вина засела в его голове, потому что в ответ он не мог сказать: «Я тоже люблю тебя» — лишь «Я не знаю». Потому что, несмотря на чувство, столь похожее на любовь, которое скручивало его сердце и горящими бутонами расцветало внутри, он все еще был не уверен. Он никогда не любил до этого. У него никогда никого не было, кроме Пхичита и семьи, которые замещали пустоту в его сердце. Слова казались слишком огромными, словно чувства Юри не могли дотянуться и объять их. Что, если он был не прав? Что если он поверил в странную болезненную привязанность, и это лишь запутало их обоих? Что тогда на сердце у Виктора? Виктор заслуживал целый мир. Юри едва мог предложить ему правду. — Я, — выдохнул Юри, прежде чем проглотить остальные слова. Он не мог сделать этого. Не мог сказать это Виктору, потому что это было бы неправдой. И не мог сказать это сейчас Якову. Тишина проросла между ними, словно сорняк, пуская корни в грудь Юри и стягивая его ребра вместе, чтобы он не мог дышать. — Интересно, — наконец сказал Яков. Слова прозвучали странно легко. Юри отвел взгляд, не в силах больше сидеть с мужчиной лицом к лицу. В глотке горело, нос едва дышал из-за вновь накатившихся слез. Юри опять обхватил себя руками, закапываясь пальцами в кожу, пока она не начала болеть. Он хотел, чтобы было больно. — То, что ты сказал о деньгах, это правда, не так ли? Юри не утрудил себя ответом на вопрос, вместо этого осматривая аэропорт. Он наблюдал, как люди суетливо толпились у книжного магазина, стоящего рядом с кофейней. Парочка, держась за руки, легко целовалась. Юри пытался не думать о Викторе, но сразу же провалился с этой задачей. Мысль о Викторе застряла, словно заноза — так глубоко, что Юри не мог сам вытащить ее. — Ты не врал. Юри горько усмехнулся, кидая на Якова самый мрачный взгляд, на который был способен. — Что? Теперь вы мне верите? — Я верю в то, что если это было действительно твоей целью, то ты бы соврал и сказал, что любишь его, — прямо сказал Яков, и Юри замолчал. Обида и жалость сплелись, словно веревки, из которых его сестра дома делала фонари. Юри представлял их сейчас, следовал за горящими красными бумажными фонариками, словно плыл по звездам через море. Он опять подумал о красивом лице Виктора. Стало больно, словно старые синяки ныли от прикосновений. — Не думаю, что вы — плохой человек, господин Кацуки, — сказал Яков, и Юри едва сдержался, чтобы не рявкнуть что-нибудь в обратку. Закусывать язык входило в привычку. — Но вы — проблема. — Я позабочусь о нем, — выпалил Юри, наблюдая, как пара, поймав его взгляд, двинулась в сторону отправлений. Он повернулся к Якову, пытаясь не сжиматься слишком сильно в кресле. — Честно. Клянусь. Яков несколько секунд молча рассматривал его. — Я верю тебе. Облегчение было настолько ощутимо, словно физические прикосновения. Тяжесть спала со спины Юри, когда узел в желудке неуверенно расслабился. Он глупо вздохнул, раздумывая, свет ли это в конце туннеля. Яков опять поднял чековую книжку, кладя ее в карман пальто. Юри опустил руки, сжимая подлокотники кресла, и отрешенно подумал, что ему нужно купить бутылку воды, а потом пойти умыться в ванную комнату. — Но это не имеет значения, — внезапно сказал Яков, и Юри почувствовал, словно пол уходит у него прямо из-под ног. Он поднял голову, рот открылся в невысказанных словах. — Заботиться недостаточно. Не для того, чем вы занимаетесь. И то, что ты делаешь — глупости. — Ч-что вы имеете в виду? — запинаясь спросил Юри, наблюдая, как мужчина поправляет пальто. Равнодушно, словно Фельцман легко стряхивал с одежды эмоции Юри, будто те были обычным снегом, прилипшим к шерстяной ткани. — Я имею в виду, что вы беспечные, беззаботные дети, — злобно сказал Яков, слова сплющивались, заставляя юношу напрягаться, чтобы разобрать акцент. — Ты не можешь позаботиться о себе, а уж о Викторе — и подавно. Юри тряс головой, но истинность услышанного дребезжала где-то в глубине его нутра. Он опять почувствовал себя прозрачным, и Юри задумался, признался ли он в большем, чем собирался, когда отказался отвечать на вопрос Якова о чувствах к Виктору. Он вспоминал, как Никифоров отреагировал, когда узнал, что Юри врал. Как он открывался еще больше, впуская только Юри. Будет ли так всегда? Юри опять представил фонарики со свечками внутри — чем больше воска пожирает пламя, тем ярче они горят. Юри не хотел брать, не отдавая ничего взамен. Он слишком боялся просить, и Яков так ясно видел это, словно это было написано у него на лбу. Стыд вернулся, расползаясь по тем темным углам, куда не могли дотянуться чувства Юри к Виктору. — Я нашел тебя, даже не делая это специально, — продолжил Яков, и Юри вздрогнул. — Что произойдет, если еще кто-нибудь решит узнать о тебе? Я не позволю твоим преследователям добраться до Виктора. — Я защищу его, — не задумываясь, ответил Юри. Он знал, что говорит искренне. Яков поднял бровь. — Как? Ты едва можешь защитить сам себя. — От чего? От тебя? — грубо бросил в ответ Юри. Настолько грубо, насколько вообще был способен. Лицо Якова покраснело от прилившего жара, но Юри даже не обратил на это внимания. Внутренняя злость вспыхнула от одной мысли, что Виктору могут угрожать. Особенно Яков. Фельцман ведь должен быть на стороне своего подопечного. «Вместе, — пообещал ему Виктор перед произвольной программой. — Мы справимся со всем вместе». Это все, о чем Виктор просил Юри. Юри, может, не в силах дать Виктору все, возможно, он потерялся в обещаниях, которые не сможет исполнить. Но основное, что просил у него Виктор, и так было спрятано глубоко в его сердце. Они попытаются справиться со всем вместе. Юри проглотил страх, лелея эту мысль, когда он опять уставился на Якова с едва сдерживаемым презрением. Если Виктор протягивал ему руку, то это все должно остаться только между ними. Яков не имеет никакого права держать Юри, словно топор над головой Виктора. Это несправедливо. — Как далеко, думаешь, ты готов зайти? — с сомнением спросил Яков. Он сжал ладонь в кулак, ударяя стол, и Юри подпрыгнул от вспышки гнева. — Как много ты готов подвергнуть риску ради этого? — Больше, чем вы, — парировал Юри, и Яков оскалился. На секунду юноша думал, что вот оно — он попал. Но затем Яков сел глубже в кресло, приглаживая рукой волосы, откидывая тонкие пряди назад. Он сверил замолчавшего Юри холодным взглядом. Суетливо снующие туда-сюда люди слились в единый шум. — Виктор влиятельный, — медленно сказал Яков, и Юри нахмурился, недоуменный таким поворотом разговора. — Талантливый, состоятельный. Известный, конечно. Скандал будет огромным. Но Витя сильный, он переживет. Юри почувствовал страх, скрутившийся внутри него. Ужасная холодная тревога навалилась всем весом, когда Яков пригвоздил юношу к месту злобно скривленными губами. Не совсем улыбка, недалеко от усмешки, но само лицо явно выражало что-то недоброе. — И мне интересно, переживешь ли ты? Когда Юри понял о чем речь, он почувствовал, как низ живота скручивает. — Вы… — едва слышно выдохнул он. Злость приглушала слова. — Вы угрожаете мне? — Если не я, то это сделает кто-нибудь другой, — ответил Яков, но Юри потряс головой, беря себя в руки. — Хорошо, — с напускной уверенностью сказал он. Он подумал о доме, о семье. Если они узнают… Он никогда не сможет вернуться. Стыд будет слишком силен, он опозорит семью. Они никогда не отделаются от грязи. Он не сможет втянуть их в это. Но даже если он едва может думать о таком, может ли Яков позволить себе нечто подобное? Фельцман просто давит, пытается испугать его. Ладно, это не сработает. Юри распознал блеф. — Тогда пусть это будет кто-нибудь другой. Яков нахмурился, сведя толстые брови вместе. — И ты позволишь этому случиться? Позволишь узнать всем, что ты… Яков остановился — впервые за весь разговор он замешкался. Юри резко вдохнул, злость скрутилась в горле. — Что я «что»? — с очевидным гневом выплюнул он. Краем глаза он заметил, что люди опять пялятся на них — слова вышли слишком громкими. Впервые за долго время Юри не ощутил страха по этому поводу. Вместо этого он полностью сфокусировался на Якове — на том, как он облизывает губы, как теперь он прячет взгляд. Юри цыкнул с легким смешком, вырвавшимся через плотно сжатые зубы. — Ты даже не можешь сказать это. — Но это не меняет правды. — Я не боюсь правды. — Думаю, я точно знаю, чего ты боишься, — сказал Яков. Эти слова заставили Юри заткнуться. Он хотел закусить губу, но сдержался, не желая показывать волнения. Не этому мужчине, сидящему перед ним и держащему в руках его жизнь, словно та не весила ничего. Обида ядом разливалась по крови. — Ты едва перестал быть ребенком и думаешь, что можешь сидеть и разговаривать со мной вот так? Я тебе не Виктор или не один из тех мужчин, с которыми ты так беспечно играешь. — Не смейте, — предупредил Юри, но Яков продолжил. — Ты так мало заботишься о себе? — спросил Яков, и Юри почувствовал, как жар со щек переползает на шею. — Ты в этом пытаешься убедить меня? Все что ты сделал — это показал мне, как плохо ты осознаешь возможные последствия. — Это моя жизнь. И мои решения, — осторожно сказал Юри, но Яков даже не нахмурился. Вместо этого он выглядел почти расстроенно. Но Юри не верил ему — очередная пустышка, маска. Кацуки неуютно поерзал, рассматривая черты лица мужчины. — Вот как ты думаешь, — сказал Яков, засовывая руку в пальто. На секунду Юри подумал, что он опять вытащит чековую книжку. Возражения уже закрутились на его языке, но вместо этого Яков вытащил кусок бумаги. Небрежно сложенный, мятый. Яков развернул его, кладя на стол. — И это лишь показывает, насколько ты опасен. Ты можешь защитить Виктора. Отлично. Но он не единственный. Юри потянулся к бумажке, прежде чем посмотреть на нее, наполовину переживая, что если он отведет взгляд от мужчины, то продемонстрирует ему свою слабость. Он взял лист в руку, опуская глаза. Это был черно-белый список утвержденных участников Финала Гран-при, очевидно распечатанный с сайта ИСУ. Но взгляд Юри зацепился на том имени, которое Яков подчеркнул черной жирной линией. Пхичит Чуланонт. — Что это? — прошептал Юри. Внутри все замерзло. Яков глубоко выдохнул, отпуская смиренность вместе с воздухом. Она закрутилась между ними, беря Юри в заложники. — Ты думаешь, что если правда всплывет, то ты сможешь сдержать ее? Взять удар на себя, если можно так выразиться, — сказал Яков, но Юри не смотрел на него. Он все также сверлил взглядом заостренные буквы имени Пхичита, черную подчеркивающую полосу. — Но ты не такой огромный щит, как думаешь. Юри поднял глаза, все еще пытаясь найти слова. Он чувствовал, что смысл сказанного ускользает от него, а он не может поймать его за хвост. Страх, заполонивший все его нутро, был настолько силен, что, казалось, утягивал его во что-то столь тяжелое, с чем он не смог бы справиться. — Я уже сказал, Виктор будет в порядке. И, судя по твоим словам, ты справишься с последствиями, — медленно продолжил Яков, подтверждая свои слова кивком головы. — Ну, а как твой друг? Сможешь ли ты защитить его? — Пожалуйста, — впервые за разговор сказал Юри, слово утонуло в шуме. Он прижал бумажку к груди, словно так он мог спрятать Пхичита. Меж ребрами, где никто не сможет навредить ему. — Оставьте его. Он никак не связан с этим. — Они заведут расследование, — равнодушно сказал Яков, игнорируя слова Юри. — Даже если ты сможешь вытравить себя из его жизни, это будет уже неважно. Скандал будет ужасен. Ты знаешь, как восточные страны относятся к такому. Юри знал. Они все знали. Пхичит был тайцем, и он так долго сражался, чтобы сломать людские стереотипы. Юри помнил шутки одноклассников, сказанные пусть и с благими намерениями, но от этого не становящиеся менее болезненными. Пхичит хотел стать первым фигуристом из Таиланда, который выиграет Гран-при, хотел очистить, проложить путь к чему-то, что мир никогда не ожидал от простого тайского парня. Расследование по статье проституции… Это не просто разрушит его мечту, это… — Он не заслуживает такого, — взмолился Юри. — Это касается только меня, не… — Не имеет значения, — сказал Яков, и Юри понимал, что это правда. — Даже если они признают его невиновным, ИСУ не будет столь благосклонна. Не так, как к Вите. Юри долгое время молчал. Он откинулся на спинку кресла, признавая поражение. Это была правда. Виктор был белым, был знаменитым. Они будут всегда на его стороне, но с Пхичитом это так не сработает. Как и с Юри. Он не выпустит бумажку, не вернет список с подчеркнутым именем Пхичита обратно, словно это было ничем не примечательным козырем. Юри сильнее прижал его к себе. Он наблюдал, как Яков поднимает телефон со стола, как поправляет пальто. Юри почувствовал слезы, но смог сморгнуть их. Он не будет больше плакать. — Что вы хотите? — спросил он, прекрасно зная ответ. — Ты садишься на самолет. Улетаешь домой, где бы он не находился, и оставляешь Виктора, — легко повторил Яков, словно он бегло зачитывал прогноз погоды. Юри задрожал в кресле, ярость вспыхнула в нем, словно пламя. — Я храню твой секрет. Твой друг остается в безопасности. Яков наблюдал за ним, не сводя стальных глаз с лица юноши. Юри кивнул — медленно и демонстративно, показывая, что он понял. Но юноша не мог остановить злость, вгрызающуюся ему в нутро, вырывающую куски плоти зубами. — Вы злой человек, — сказал он, не утруждаясь понизить голос. Яков сначала ничего не ответил, глаза блестели в белом свете аэропорта. Но затем он двинулся, отодвигая стул от стола и вставая. Мужчина поправил пуговицы пальто. — Такова родительская ноша, — напыщенно сказал он. Яков посмотрел на Юри, Кацуки прямо ответил на его взгляд, прикусывая язык. — Я злой, чтобы защитить своих детей. Витя может думать, что он одинок, но у него все еще есть я. — Ты ему не отец, — сказал Юри, злость пробудила что-то смелое внутри него. Юноша оскалился. — А ты не его парень, — парировал Яков, встречаясь с ним взглядом и заставляя Юри замолчать. — Теперь нет. Яков потянулся, схватил шляпу со стола, отряхнул ее, словно высказанные слова могли осесть на ней пылью. Юри горел. От боли, от злости. Страх, свернувшийся тугим клубком в его желудке, готовился к удару. Хотел вонзить зубы во что-то, что Юри не сможет спасти. Кацуки скомкал бумажку и крепко сжал ее пальцами. Он думал о Викторе, об их обещании, данном где-то час назад. Сейчас Виктор бродит по станции, раздумывая, куда запропастился Яков. Знал ли он.? Юри внезапно осознал, что их прощальный поцелуй был действительно…. Прощальным. Последним. — Что я скажу ему? — выдохнул Юри, голос дрогнул, и он сглотнул слезы. Яков строго надел шляпу, Юри слепо уставился на стол. — Придумай что-нибудь, — просто ответил Фельцман, и Юри на мгновение прикрыл глаза, чувствуя, как слезы стекают по щекам. Затем он снова посмотрел на Якова. Тело все еще тряслось — внутри все распадалось на части. Мужчина уставился на него в ответ, не обращая внимания на злость юноши. — Разве люди тебе не за это платят? С этими словами Яков кивнул Юри, прежде чем развернуться и слиться с толпой, направляющейся к выходу. Оставляя юношу с тающим будущем, которое было так близко еще этим утром. Юри гулко выдохнул. Это вернуло его в реальность. Он вздрогнул, скривил губы, прикрыл глаза, пытаясь восстановить дыхание. Позволить шуму омывать его. Утопить его. Словно так он мог ускользнуть из этого всего.

***

Пхичит проснулся от хлопка входной двери. Первой инстинктивной реакцией была паника: желудок упал, сердце разрывалось неустойчивым ритмом, когда он быстро сел в кровати, пытаясь привыкнуть к сумраку, освещенному лишь едва пробивающимся сквозь шторы светом. Через несколько секунд прислушивания к шарканью в коридоре, Пхичит понял, что это Юри. Должен быть Юри. Чуланонт схватил телефон с прикроватной тумбочки — 4:32АМ. Пхичит застонал, от внезапного пробуждения голова начала болезненно пульсировать. Он прикрыл глаза и откинулся обратно в кровать, закапываясь в одеяло. С Юри они смогут поговорить и утром. Пхичит пытался поддаться дремоте, со всей силой навалившейся на его веки, но не мог прекратить прислушиваться к Юри — к приглушенному звуку, когда юноша, без сомнений, снял обувь, к стуку, с которым сумка друга упала на пол. Пхичит лежал в темноте с закрытыми глазами и пытался сделать вид, что сможет спать, зная, что Юри наконец вернулся домой. Он даже слышал, как его хомячки начали носиться по клетке — без сомнений взбудораженные шумом, доносящемся с коридора. На несколько коротких мгновений наступила тишина, и Пхичит уже подумал, что Юри отправился в кровать, но затем раздался тихий стук в дверь спальни. Пхичит перевернулся на бок, чтобы достать телефон, моргая от яркости подсветки. 4:44АМ. Постучали еще раз. — Иди в кровать, — пробормотал Пхичит Юри, который, может, и вовсе не услышал его. Прерванный сон дал силу капризному негодованию, и Пхичит отвернулся лицом к стене. Сначала было тихо, и он уже почти уснул, когда дверь открылась. — Пхичит? — тихо спросил Юри. — Я сплю, — в подушку ответил Чуланонт. Юри ничего не ответил, но Пхичит не слышал, чтобы он выходил. Маленькая его часть ворчала из-за того, что ей не дают опять уснуть. Однако остальные части внезапно почувствовали прилив темноты от столь многообещающего начала — возможно, Юри простил его. Пхичит завел руку за спину, схватил одеяло и откинул его, оставляя идеально подходящее для друга пространство в качестве приглашения. Он услышал щелчок, с которым выключился свет в коридоре, затем дверь закрылась, и через несколько секунд Юри уже был с ним в кровати. Пхичит перевернулся, разворачиваясь лицом к юноше и открывая глаза. Несколько мгновений понадобилось, чтобы привыкнуть в темноте, но как только он справился с этой задачей, он увидел, что Юри пялится на него со второй стороны подушки. Очки оставлены на тумбочке, темные волосы растрепаны. Пхичит моргнул, рискуя улыбнуться. — Все хорошо, чувак? Юри придвинулся, прикрывая глаза. — Сейчас лучше. Пхичит слегка развернулся, позволяя Юри поудобнее устроиться рядом. Нога друга прикоснулась к его бедру- оба были в боксерах — и Пхичит пискнул от холода. — Ты ледяной, и я ненавижу тебя. — Справедливо, — тихо ответил Юри. Что-то было не так. Юри обычно так легко не сдается, соглашаясь с его подшучиванием. Не исключено, что сегодня друг либо особенно чувствительный, либо, что еще хуже, сегодня Плохой День. Страх и беспокойство осели в груди Пхичита, но он лишь наблюдал, как Юри поудобнее устраивается, поправляя перекрутившуюся рубашку. Кацуки лег на спину, поворачивая голову к Пхичиту. Чуланонт мог рассмотреть глаза друга даже в темноте — сияющие словно жемчуг. Пхичит знал, что можно дождаться утра. Вероятно, так было даже лучше. Но тогда Юри, возможно, пройдет через все ментальные петли, в которые он сам себя загоняет, пытаясь взять ситуацию под контроль. Поэтому Пхичит, пока ждет, может также… — Как Москва? — спросил он, сердце упало, когда Юри сразу же отвернулся от него. Это никогда не было хорошим знаком. Юри никогда не мог держать приятные новости в себе. Он так долго молчал, что Пхичит думал, что юноша вообще не собирается ничего отвечать. Возможно, даже заснул. Но когда Юри наконец заговорил, он звучал отрешенно и почти сонливо. — Не сработало, — тихо сказал Юри. Слова — тонкие ниточки. Кацуки на секунду поднял взгляд в потолок, глубоко вздыхая. Затем он опять посмотрел на Пхичита, растягивая губы в печальной улыбке. Чуланонт сочувствующе улыбнулся в ответ, пытаясь игнорировать разочарование, которое заставило его взбодриться. Что-то острое было сокрыто в этом чувстве, что-то, что он не мог назвать просто страхом. Но это было чем-то очень схожим. — Что случилось? — нежно попробовал настоять он. Юри тихо шмыгнул, прежде чем развернуться, опрокинуть Пхичита на спину и зарыться под его руку. Пхичит с легкостью поддался, позволяя Юри обхватить его и положить голову на плечо. — Просто не сработало. Пхичит выдохнул нервный смех в темную макушку. — Все, что собираешься сказать? Юри издал еще один жалостливый звук в ночнушку друга, и Пхичит не мог определить: чувствует ли он прилив тепла от нежности или от нервозности. Хорошо, что Юри вернулся, особенно, если они опять на короткой ноге… Но что-то было не так. Пхичит пытался сложить вместе разрозненные, уставшие мысли. Он праздно вспомнил, как Виктор смеялся, когда Юри шутил (хотя шутка не была действительно смешной), вспомнил, как Юри выглядел в струящейся ткани джемпера фигуриста… — Что-то случилось? — спросил Пхичит. Тяжесть тревоги вернулась в полную меру, придавая словам серьезность, с которой, юноша чувствовал, они, уставшие, оба не смогут справиться. — Нет. Да. Я не хочу говорить об этом. — Окей, — сказал Пхичит, на секунду прижимая друга к себе и чувствуя горячее дыхание на шее — дурашка начал успокаиваться. — Но я отстаю от тебя сейчас только потому, что устал. Понял? Юри ничего не сказал, и Пхичит сжал его еще раз. — Хэй, ты понял? — Я сплю, — кинул в ответ Юри, и Пхичит надул губы, обижаясь на то, что его слова были использованы против него самого. Друг, конечно, увидеть его недовольство не мог, поэтому все старания прошли зря, но Пхичит все равно продолжал. Когда он попытался потыкать Юри, чтобы тот пододвинулся (Кацуки каким-то образом ухитрился развалиться на всю кровать), тот только сильнее прижался, втискивая ногу между бедер Пхичита, чтобы окончательно сплестись с ним. — Оу, — хрюкнул Пхичит, когда колено Юри уперлось в промежность. Юноша явно пытался инстинктивно заползти ему под пижаму. И он все еще был холодным (как типично). Чуланонт положил ладонь на плечо друга, но без особых успехов. — Тебе нужно убрать ногу с моего члена, пока ты не отдавил его. Ты милашка, но не в моем вкусе. — Я во вкусе всех, — раздраженно пробормотал Юри в шею Пхичита. Чуланонт, не сдержавшись, рассмеялся от приглушенного ворчания друга. — Как бы то ни было. Положи свою верхнюю голову на свою часть подушки, — подшутил Пхичит, немного сдвигаясь, пытаясь выбраться из-под веса Юри и лечь на бок к стене. Юри повернулся позади него, обхватывая руками свою талию и утыкаясь лбом в пространство меж лопаток тайца. Чуланонт позволил им расслабиться, утонуть в кровати и натянул повыше одеяло, защищая пространство, созданное ими для самих себя. «Утро», — подумал Пхичит, чувствуя слабость и дремоту, навалившуюся на него после того, как он был так грубо вырван из сна и напуган окружающей темнотой. Если что-то не так, как и подозревал Пхичит, то они поговорят об этом утром. Чуланонт не собирался позволять Юри утаивать что-либо еще, даже если ему придется бороться со стенами, которые юноша тщательно выстраивал вокруг себя. Пхичит лежал в кровати, слушал тихое дыхание друга и мог практически почувствовать, как шевелятся шестеренки в мозгу Юри. Вероятно, он уже продумывает, как избежать разговора. Пхичит попытался посмотреть на юношу через плечо, но Юри лежал слишком низко, а в комнате было слишком темно. Хорошо, Пхичит не позволит ему улизнуть. Не в этот раз. В этот раз они разберутся со всем как следует.

***

Что-то было не так. Пхичит понял это сразу же, как только зашел на кухню. Его будильник прозвенел в семь утра, но недовольные стоны Юри звучали куда громче. Кацуки перекатился на свою сторону кровати, засовывая голову под подушку, пока Пхичит неуклюже тянулся к тумбочке, чтобы схватить телефон. Юри так и остался валяться под одеялом, пока Чуланонт перелез через него, чтобы собираться на пробежку. — Хочешь со мной? — предложил Пхичит. На его скромность не покушались: пока он переодевался, Юри принялся за исполнение миссии «закопаться так глубоко под одеяло, как это вообще возможно». В ответ прозвучало лишь столь ожидаемое ворчание — Юри действительно не был жаворонком. Пхичит пробежал привычную дистанцию и повернул обратно, останавливаясь в Старбаксе на углу, чтобы купить себе высокий стаканчик холодного чая (чтобы не нарушить режим) и большой мокко с белым шоколадом и взбитыми сливками для соседа (определенно, чтобы свести на нет все старания Юри). И все же Пхичит подготавливал себя к разговору — в этот раз он собирался вытащить из Юри правду вне зависимости от того, понравится ли это другу или нет. И кофе послужит неплохой взяткой, чтобы переманить Кацуки на свою сторону. Но сейчас, когда Пхичит поставил напитки на стойку их кухни, он почувствовал необычайное волнение, накрывающее его с головой. Юри все еще не проснулся, и это хорошо. Вероятно, у него джетлаг. Пхичит покрутил трубочку кофе и заметил оставленный на кухне телефон друга. Это… не особо хорошо. Несмотря на то, что Юри проявлял нулевой интерес к социальным сетям (и как потом выяснилось — у него были на это действительно важные причины), он всегда был привязан к своему телефону. Пхичит даже подшучивал над ним, что еще немного, и друг в этой мании обойдет даже его. Юри никогда не выпускал телефон из рук — неважно, профессиональный или личный. Никогда не ложился без них в кровать. И Пхичит знал, что Юри так и не достал свой профессиональный девайс. Так что… Это было достаточным подтверждением теории Чуланонта, что что-то было не так. Несколько секунд он взвешивал все за и против. Он может пойти и разбудить Юри, как и собирался, когда покупал холодный кофе. Но вместо этого, Пхичит потянулся и взял оставленный телефон. От наклона экран загорелся, и желудок юноши скрутился. Victor (3) — 不在着信 5 新しいメッセージ — Victor Юри игнорировал Виктора. Должно быть. Юри не мог оставить свой телефон в другой комнате, кроме как если он действительно, действительно не хотел смотреть на него. Пхичит и не собирался подглядывать… честно! Не его вина, что дисплей загорелся. Но все эти пропущенные звонки и еще больше — пропущенные смс… Пхичит пытался не думать об этом. В свое время он отправлял Юри куда больше сообщений, но что-то в целом было не так. Что-то раскалывалась, оставляя после себя лишь очень узкий, тонкий осколок. Кажется, вчера ночью Юри сразу же забрался в кровать Пхичита. Чуланонт понял это по оставленным у дивана сумкам, по лежащему на столе кухни телефону. Звонили несколько часов назад — еще до того, как Юри пришел домой. Кацуки сознательно не поднимал трубку. Вместо того, чтобы поговорить с Виктором, он решил забраться в кровать Пхичита и заснуть. Все хорошо, Пхичит ничего не имел против того, что они спали в его кровати, но Юри делал так очень редко. Чуланонт чувствовал, что у него есть все детальки пазла, и он отчаянно пытался сложить их в единую картинку, которая бы имела хоть какой-нибудь смысл. Просто не сработало. Это все, что сказал Юри, когда Пхичит спросил о Москве. Но он остался там на все три дня, значит, что-то здесь не чисто, ведь так? Если бы что-то пошло неправильно, Юри бы сразу вернулся домой. Пхичит задумчиво скользнул пальцем вниз и вверх по дисплею телефона, скрывая уведомления. Лед в его чае практически полностью растаял. Юри ведь всегда мог вернуться домой, если бы захотел, верно? Пхичит опять посмотрел на телефон. Три звонка это много? Он не был уверен. Он бы сказал нет, если бы Виктор и Юри встречались. Но насколько ему известно, так далеко они не зашли, хотя Юри и упомянул в сообщении, что Пхичит был довольно близок, когда назвал Виктора бойфрендом. Но после этого они эту тему не поднимали. Чуланонт списал это на эйфорию от соревнований, на волнение, связанное с обществом Виктора. Он пытался не беспокоиться. Пхичит раздумывал, правильно ли в такой ситуации сохранять спокойствие. Юри перешел со стадии «практически называю Виктора бойфрендом» к стадии «игнорирую его звонки». Явно что-то произошло. Пхичиту нравился Виктор, хотя иногда он казался немного чокнутым — это было сложно отрицать. Но не чокнутым в плохом смысле. Или, как минимум, Пхичит не думал о нем плохо. Чуланонт опять посмотрел на телефон. Пять сообщений. Довольно много, особенно учитывая, что все они остались без ответа. После Skate America Виктор пришел на вечеринку в их квартиру. Это не было нормально, если Пхичит правильно все понял о Юри и его работе. Пхичит предполагал, что Кацуки сам его позвал, по крайней мере, создавалось такое впечатление. Чуланонт положил телефон на стол. Желудок скрутило от нервов. «Для Юри ничего не стоит слегка переврать правду», — горько подумал Пхичит. Он позвонил Челестино и сообщил, что не придет сегодня на тренировки. Тренер даже не отчитал подопечного, сказав, что он и так накануне слишком перестарался и выглядел до ужаса уставшим. День отдыха пойдет ему на пользу. После звонка Пхичит сходил в душ и вымыл голову безумным новомодным шампунем Юри. Он стащил с крючка на двери ванной толстовку «Университет Уэйна», принадлежащую Юри — хотя сейчас она уже даже не пахла им. В конце концов Пхичит решил не будить Кацуки. Вероятно, он страдает от джетлага, а таец хотел, чтобы друг был как можно более адекватным — он не желал предоставлять ему какие-либо отговорки или оправдания. Пхичит поставил напиток Юри в холодильник, надеясь что сливки сохранят форму, и сел на диван. Он включил Нетфликс и хмуро пролистал ленту Инстаграма, не замечая ничего. Вместо этого он прокручивал в голове предстоящий разговор. Юри очнулся около двух часов полудня. Поздно даже по его меркам. Пхичит, услышав шум дальше по коридору, отвлеченно подумал, не специально ли Юри так долго прятался в его комнате. Кацуки вплыл в гостиную, все еще одетый в помявшуюся серую рубашку и черные трусы. Пхичит улыбнулся, и Юри надел очки. — Наконец решил вернуться на землю, да? — Разве ты не должен быть на трени-а-а-ах-ровке? — ответил Юри, зевок разделил последнее слово на две части. Он закинул руки за голову, прикрыв веки. Пхичит сморщил нос. Щеки Юри выглядели красными. Ему не показалось? Он плакал? — День отдыха, — сказал Пхичит, когда Юри прошел мимо него на кухню. — Твой Старбакс в холодильнике. Юри замер, кидая на друга взгляд через плечо, прежде чем подойти к холодильнику. Он открыл дверцу, понимающе кивнул и потянулся за стаканчиком. Кажется, сливки все еще держали форму. Пхичит мысленно сделал пометку на будущее. — Ты же знаешь, что мне нельзя такое, — сказал Юри, уже засунув трубочку в рот. Пхичит ухмыльнулся, пытаясь игнорировать, как быстро забилось его сердце, когда Юри обошел кухню, вышагивая голыми ступнями по кафельной плитке. Пхичит оставил телефон друга на столе, но Юри даже не посмотрел на него. Вместо этого Кацуки прошел мимо обратно в гостиную и сел на другой край дивана. Он подтянул колени к себе, чтобы не нарушать личное пространство Пхичита, и сонно прикрыл глаза, потягивая напиток. Пхичит несколько минут наблюдал за ним, давая другу шанс прийти в себя. А также пытаясь сообразить, как начать разговор. Когда он обнаружил, что так и не определился, как заговорить о происходящем, он решил просто брать и делать. Пхичит отключил телефон от зарядки, зная, что Юри наблюдает за ним. — Расскажи мне о Москве, — твердо сказал он, замечая, как напряглись плечи друга. Пхичит положил телефон на кофейный столик дисплеем вниз, давая Юри понять, насколько серьезен этот разговор. — Что именно? — мягко ответил Юри, не сводя глаз со стекающих капель конденсата. Его пальцы немного тряслись. Вероятно, для ледяного кофе слегка прохладно, но Пхичиту было очень жарко после пробежки. Он раздумывал, стоит ли ему включить обогреватель, чтобы помочь Юри согреться, но так и не двинулся, сфокусировавшись на черных ресницах Кацуки, который определенно избегал встречаться с ним взглядом. — Попробуй все, — сказал Пхичит, и Юри занял себя попытками снять сливки с напитка трубочкой, неловко тыкая их. — Твой телефон звонил. Это не была полная ложь. Он звонил. Один раз. Когда Пхичит был на середине повторного просмотра Ковбоя Бибоп. Юри сразу же замер, все его тело напряглось, и Пхичит поерзал на диване, тоже подтягивая ноги и поворачиваясь к другу лицом. Юри смотрел на него, слегка отодвигаясь, словно он мог попытаться сжаться и спрятаться за колени. Пхичит решительно теребил края толстовки. — Ох? — все что ответил Юри. — Почему ты игнорируешь звонки? — прямо спросил Пхичит, и Юри отвел взгляд, каряя радужка поймала полуденный свет. Пхичиту всегда нравились глаза друга — они были такими выразительными, но на самом деле ничего не выдавали. Несмотря на то, что иногда в домашней обстановке на них было тяжело смотреть, на льду они выглядели великолепно. — Я не игнорирую. — Игнорируешь, — надавил Пхичит, не желая Юри позволять отрицать все, как он обычно это делает. — Что случилось в Москве? С Виктором? — Я уже сказал тебе, — резко произнес Юри, встречаясь упрямым взглядом с другом. Пхичит пытался сдержаться и не рявкнуть на Кацуки за предсказуемую попытку уйти в защиту. — Просто не сработало. — Что это вообще значит? — спросил Пхичит, разминая запястья с очевидным разочарованием. Юри нахмурился, наклонился через подлокотник дивана и поставил наполовину выпитый фраппучино на кофейный столик. Пхичит наблюдал за его движениями, за тем, как пальцы Юри блестят от непрошеных капелек конденсата. — Это значит, что просто не сработало, — ответил Юри, и Пхичит расстроенно застонал вслух. — Даже не начинай это дерьмо, — кратко выплюнул он, и Юри уставился на друга, его плечи дернулись, а глаза удивленно расширились. Пхичит ответил ему прямым взглядом, отказываясь сдаваться. — Виктор звонил. А ты игнорируешь его. Почему? Юри ничего не ответил. Он просто смотрел на Пхичита глупыми глазами лани, его щеки стремительно бледнели. Этот невинный взгляд мог сразить прошлого Пхичита, но теперь он знал друга куда лучше. Он знал, на что Юри действительно способен. Но его сердце все еще болезненно кольнуло, когда Кацуки скрестил руки на груди, впиваясь пальцами в бицепсы. Пхичит видел эту позу сотни раз. Он наклонился вперед, подбирая ноги под себя, чтобы взгромоздиться на колени Юри и потянуться за его руками. Он мягко сжал ладони юноши, отказываясь позволять ему замыкаться в себе. — Расскажи мне, — тихо сказал Пхичит. Юри отвел взгляд. Чуланонт переплел их пальцы на обоих руках, чувствуя легкое облегчение от того, что друг позволил ему сделать это. Даже после всех прошедших лет с таким Юри было все еще тяжело справиться. Теперь Пхичит знал его хорошо, знал, что первый инстинкт друга, возникающий при стрессовых ситуациях — попытка спрятаться. Задеть нападающего в ответ. Но в этот раз Пхичит не позволит ему. — Что-то случилось? — Нет, я… я просто… — слова Юри оборвались, глаза все еще смотрели куда-то вниз, и Пхичит с ужасающей ясностью осознал, что Юри плакал в его спальне. Чуланонт был плохим другом, он должен был зайти к юноше раньше. Пхичит сжал ладони Юри, пытаясь не упасть всем весом на его колени. — Я не уверен, как объяснить все. — Может, начнешь с самого начала? — предложил Пхичит, но Юри просто покачал головой. Чуланонт не знал, что это значило. — Окей. Почему ты игнорируешь Виктора? Он пытался дозвониться до тебя. — Я не хочу разговаривать с ним, — мягко признался Юри, но Пхичит и так догадывался об этом. — Почему? — нежно спросил он, отклоняясь, чтобы лучше рассмотреть друга, но не отпуская ладони юноши. Пхичит глухо сглотнул, страх смешался с тяжелой уверенностью. — Виктор что-то сделал? Юри посмотрел на друга из-под темных ресниц. Его тело напряглось, и Пхичит был наполовину уверен, что если он отпустил Юри просто так, то тот обязательно сбежит. — Например? Пхичит знал эти выкрутасы. Любимая стратегия Юри. Не признаваться ни в чем только по той причине, что Пхичит не предположил, что именно случилось, словно он каким-то образом мог прочитать расплывчатые размышления друга. Чуланонт нервно облизал губы, сжимая чужие ладони. Вот уже несколько часов один и тот же вопрос крутился в его голове. Вопрос, который Пхичит действительно не хотел спрашивать, не хотел тревожить Юри, не хотел говорить о Викторе, но если Кацуки нужна помощь, то Пхичит собирается предоставить ее ему. — Сначала, — начал Пхичит, пытаясь выровнять голос. — Ты практически называешь Виктора бойфрендом. Ты летишь в Москву, чтобы попытаться решить все с ним, я ведь знаю. А теперь ты даже не смотришь на телефон. Игнорируешь его звонки. Так что, полагаю, определенно что-то случилось. Пхичит ждал. Он нервно сглотнул, когда Юри продолжил смотреть вниз, чуть ли не утыкаясь подбородком в грудь — как обычно пытаясь съежиться. Пхичит потянул руки друга, кладя их переплетенные пальцы на колени Юри. — Итак, что случилось? — спросил он, успокаивающе вырисовывая большим пальцем круги на костяшках друга. Юри прикрыл глаза, сжал губы. Пхичит почувствовал, как его нутро заполняется страхом. Тысячи сценариев, каждый из которых был хуже предыдущего, прокручивались в его голове, подкармливаемые всеми теми вещами, которые он знал о работе Юри и о которых Юри сказал ему не волноваться. — Юри, если Виктор сделал что-то, тебе нужно лишь сказать мне. — Все не так, — после раздумий коротко ответил юноша, и Пхичит пытался сдержать стон разочарования, когда понял, что друг не собирается продолжать. — Тогда как? — надавил он, но Юри лишь отвел глаза. Расфокусированный взгляд остановился на сменяющихся картинках экрана телевизора. Пхичит наклонил голову, колени начали неметь под его весом, пока он пытался привлечь внимание Юри. На улице взревела сирена, машины загудели. — Юри, если Виктор обидел тебя… — Я же сказал, это не так! — внезапно рявкнул Юри, выдергивая руки из ладоней Пхичита. Теперь он поднял взгляд на друга. Его глаза расширились, темнея от негодования. Пхичит прикусил язык, сглатывая сарказм. Вместо этого, он глубоко вздохнул, успокаивая себя. — Я знаю, что он нравится тебе, — медленно сказал Пхичит, наблюдая за Юри, чтобы сразу же заметить первые сигналы побега или отрицания. Чуланонт осторожно убрал руки, стараясь лишний раз не прикасаться к другу. Он пытался сохранять голос нейтральным, несмотря на все волнение, бурлящее внутри него. — И, кажется, он хороший парень. Но я знаю, что ты что-то скрываешь от меня. И это связано с Виктором. Юри опять обхватил себя руками и, несмотря на все желание остановить это, Пхичит не стал его беспокоить, наблюдая, как друг с силой вцепляется пальцами в мышцы. — Я не смогу помочь тебе, если ты не позволишь мне, Юри, — сказал Пхичит, надеясь, что слова не прозвучали так отчаянно громко, как они отзывались в его голове. Юри посмотрел на него, очки наклонились. — Поэтому, пожалуйста, просто скажи мне, что не так. Какое-то время Юри наблюдал за Пхичитом со своего края дивана, прикусив светлыми зубами нижнюю губу. Затем он остановился. Казалось, он даже замер на мгновение, прежде чем отвести плечи назад, отпустить себя. Его взгляд опустился, когда он глубоко вдохнул, сдергивая ноги, чтобы сесть на диван как полагается. Юри уставился прямо перед собой, вцепляясь руками в край дивана. — Я думал, — начал он, прежде чем замолчать. Он опять закусил губу, втянул щеку, казалось, раздумывая над чем-то. Пхичит ждал. — Я думал, что что-то получится, но ошибался. Я хотел, чтобы это сработало, но не вышло. Пхичит промолчал, несмотря на пожирающее его желание сказать что-нибудь. Слова Юри никак не успокоили страх, бушующий внутри него, тревога скрутилась в желудке, когда он пытался не представлять последствия услышанного. Но ничего из сказанного в действительности не прояснило ситуацию. Наоборот, лишь заставило Пхичита еще больше беспокоиться. — Что получится? Что-то вышло не так, как ты ожидал? — попытался он, ходя вокруг да около вопроса, который он действительно хотел задать. Юри продолжил блуждать взглядом по гостиной, словно теряясь в мыслях. — Мы просто не так подходим друг другу, как я надеялся, — тихо сказал он, переходя почти на шепот. — Я думал… Глупости. Я был дураком. Я думал, что это будет легко, что я смогу быть чем-то, чем на самом деле не являюсь, — Юри гулко рассмеялся. — Так глупо. — Значит, все кончено? Между тобой и Виктором? — спросил Пхичит, не до конца понимая, что Юри имеет в виду. Кацуки натянуто кивнул, челюсть напряглась, когда он сжал губы. Пхичит посмотрел на свой телефон, лежащий на столике экраном вниз. Он вспоминал о фотографиях, все еще хранящихся в галерее, о лучистой улыбке на лице Юри, о том, как друг тонул в объятьях Виктора, словно это было все, о чем он всю жизнь мечтал. Думал о джемпере фигуриста, который все еще хранился у них. Вспоминал, как пьяный и спотыкающийся Юри держался за футболку Виктора, когда они возвращались с вечеринки после Skate America. Как Виктор сжимал ладони юноши, пытаясь объяснить, что лучше ему сейчас сразу же отправиться в кровать. В его глазах плескалось неподдельное беспокойство. Пхичит помнил тот вопросительный взгляд, которым его одарил Виктор, когда Юри отказался идти в кровать без мужчины. Пхичит тогда подумал, что Никифоров хороший и, что удивительно, даже добрый. Тревога внутри него не расслабилась ни на йоту. — Почему Виктор звонил тебе? — осторожно спросил он, смотря на друга так, словно пытался понять, о чем он думает. Он пытался провернуть этот трюк вот уже пять лет, но, как и всегда, у него ничего не получилось. Мысли Юри были скрыты где-то глубоко внутри. — Если вы порвали, то он не должен звонить тебе. — Это сложно объяснить. Сердце Пхичита дернулось. — Ты не сказал ему, — понял он, и щеки Юри покраснели, глаза прикрылись, и Пхичит сразу же распознал стыд. Он так долго жил с ним, чтобы уметь распознавать, как минимум, ту эмоцию, которую он наблюдал сотни раз во время похмелья. — Ты порвал с ним и даже не сказал ему об этом. — Я не рвал с ним. Мы никогда не были вместе, — слишком торопливо ответил Юри. Пхичит насмешливо цыкнул, прежде чем смог сдержаться. Нервозность сожрала последний кусочек его терпения. — Но почему? Я знаю, что он нравился тебе. Действительно нравился, — сказал он, но Юри лишь медленно покачал головой. Пхичит поерзал, зеркально отражая позу юноши и придвигаясь ближе. Он едва сдерживался, чтобы не потянуться к другу. — Юри, я не хочу давить на тебя. Но есть что-то, что ты не рассказываешь мне. Не более недели назад ты был без ума от Виктора. Я точно знаю эти чувства, не надо отмазываться. Должно было случиться что-то очень серьезное, чтобы заставить тебя передумать. — Виктор выяснил! — внезапно выпалил Юри, удивляя Пхичита. Он повернулся лицом к Чуланонту с необычайно пустым взглядом. Кацуки опустил глаза в пол, барабаня пальцами по краю дивана. — Виктор выяснил про Сочи. Узнал всю правду. Обо мне. И как только это произошло… стало очевидно, что быть вместе — не для нас. — Что ты имеешь в виду? — недоуменно спросил Пхичит. Юри закусил губу, прежде чем продолжить. — Он не был счастлив, что я врал ему. И он решил… он, — Юри отвел взгляд, голос перешел в едва слышный шепот. Пхичит заметил, что глаза друга блестят. — Все кончено. После произошедшего я не смогу работать с ним. Здесь больше не о чем говорить. Юри пожал плечами, словно ничего особенного и не случилось. Будто бы его сердце не разбили на кучу осколков. Но теперь Пхичит видел все: слезы, которые Юри со всех сил пытался сдержать, дрожащие губы — не важно, как старательно Юри пытался успокоить их, закусывая зубами. Пхичит потянулся, обхватил друга руками за плечи и прижал к себе. Кацуки слегка покачал головой, стараясь не разрыдаться (хотя сейчас именно это было так отчаянно необходимо ему). Пхичит поцеловал юношу в макушку. Так вот в чем дело. Виктор выяснил правду, как Пхичит и предсказывал. Только вот реакция оказалась совершенно неожиданной. Чуланонт надеялся, вероятно, наивно, что Виктор примет эту часть Юри так же, как и уже знакомые ему. Те части, которые стоили куда больше, чем цифры на зеленых купюрах. Наблюдая за Юри сейчас, Пхичит примерно представлял, что сделал Виктор, узнав правду. Ярость вспыхнула, обжигая тело, и Чуланонт крепче сжал юношу. Виктор Никифоров может быть и чемпион мира, но, по мнению Пхичита, он был мудаком мирового уровня. — Он придурок, Юри, — сказал Пхичит, прекрасно понимая, что это, вероятно, не особо поможет, но, когда эта мысль наконец была озвучена, он почувствовал себя куда лучше. — Если он не смог рассмотреть, насколько ты великолепен под всеми этими… дизайнерскими рубашками и остальной фигней, то он не заслуживает тебя. Настоящий Юри — лучший Юри, и если Виктор ебанный Никифоров не видит этого, то и поебать на него. Пхичит не привык ругаться. Он не возводил это в табу, как Юри, но всегда думал, что английский и так звучит намного вульгарнее, чем все остальные языки. Юри, услышав это, казалось, перестал сопротивляться слезам. Вероятно, Пхичит немного перестарался с руганью, но Юри, всхлипывая, обхватил его за талию. Его щеки обжигали плечи друга даже через плотную ткань толстовки. — Я убью его, — сказал Пхичит, вздрагивая, когда Юри влажно рассмеялся, икая сквозь слезы. — Нет, не убьешь, — пробормотал он в шею Чуланонта, и Пхичит лишь демонстративно надул губы. — Убью-убью, — сказал он, изображая самый серьезный вид, на который был вообще способен. Он прижал Юри теснее. — Я выбью из него все дерьмо. — Он Виктор Никифоров. — Мне поеб… потискать хомячков, кто он, — продекламировал Пхичит, едва останавливая себя от дальнейшего сгущения красок, когда Юри издал громкий всхлип. Пхичит чувствовал лютую злость, хотя понимал, что это все должен испытывать Юри. Он поцеловал друга еще раз, кладя щеку на его макушку. — В следующую нашу встречу я ударю его. Или, как минимум, кину коньком. Или что-нибудь вроде этого. — Он практически на два фута выше тебя, — сказал Юри, отстраняясь, чтобы вытереть мокрый нос и щеки. Пхичит усмехнулся. — Я использую табуретку, — предложил он, и Юри опять рассмеялся. Пхичит наблюдал, как юноша пытается снова взять себя в руки, как он с такой силой вытирает лицо, словно пытается стереть с него любой намек на расстройство. Это так в стиле Юри — никогда не позволить чему-либо долго занимать его голову. Пхичит потянулся и нежно похлопал его по плечу. Юри прикрыл глаза, грустно улыбаясь. Они оба подпрыгнули, когда телефон Юри начал быстро вибрировать и трезвонить. Юноша замер, бешено открывая глаза и прижимая руки к груди. Пхичит тоже не сдвинулся с места, просто слушая, как телефон Юри дрожит на столе. Звонок остался без ответа. Когда смартфон разразился трелью еще раз, Пхичит нахмурился. Забудем о табуретке, он долбанет Никифорова по коленям и ударит туда, докуда дотянутся его руки. — Почему он названивает тебе, если он сам все порвал? — безрассудно сказал Пхичит, морщась, когда понял, что сказал. — Прости, я не имел в виду… — Нет, все в порядке, — тихо ответил Юри, не сводя глаз с кухни. Его голос прозвучал отрешенно. Он опять замыкался в себе, прячась там, где Пхичит не сможет достать его. — Я не знаю. — И тебе неинтересно? — сказал Пхичит, когда Юри грациозно встал с дивана. Чуланонт наблюдал, как юноша проходит на кухню и поднимает только что замолчавший телефон. Возможно, он сам сбросил вызов. Юри вздохнул, проводя большим пальцем по экрану. Слезы на щеках высохли. — Нет, — твердо сказал он, подсветка телефона отразилась в стеклах его очков. — Я принял решение и должен придерживаться его. — Окей, — сказал Пхичит, не до конца уверенный, с чем соглашается. Конечно, он не считал, что Виктор достоин Юри, потому что очевидно он не стоит и его мизинца, но Пхичит не мог остановить любопытство. (Какая-то до ужаса добрая часть его, которую Пхичит упорно игнорировал, думала, что Виктор, возможно, звонит, чтобы извиниться. Как и должно было быть). — Но он не должен продолжать вот так названивать тебе. В крайнем случае, ты должен сказать ему, чтоб отвалил. — В таких ситуациях лучше не обращать на это внимание, — с серьезным лицом ответил Юри, кладя телефон на стол. — Просто вычеркнуть его из клиентской базы. Если понадобится — заблокировать. Поверь мне, так проще. Пхичит нахмурился, поднимаясь на ноги и скрещивая руки на груди. Рукава толстовки собрались на локтях, серая ткань смялась. Это все было слишком тяжело для Юри и определенно — для Пхичита. Сейчас, с одной стороны, ему казалось, что он полностью поглощен присутствием друга, а с другой — что их отделяет какая-то завеса. Он отдаленно помнил, что Юри что-то подобное упоминал, прежде чем улететь в Москву. Пхичит переступил с ноги на ногу, вздрагивая от стыда, накатившего на него из-за их последней ссоры. Но память все равно услужливо подкидывала ему зацепки. «Он не первый клиент, кто просто запутался», — сказал тогда Юри. — Такое случалось и раньше, — сказал Пхичит, утверждая, а не спрашивая. Юри повернулся к нему спиной, подходя к чайнику, стоящему на углу кухни. Пхичит пошел за ним. — Игнорировал кого-то. Ты блокировал клиентов и до этого. — Да, — отрывисто сказал Юри, поднимая чайник и подходя к раковине, чтобы набрать воды. Пхичит облокотился на край стойки, смотря на телефон Юри. Он лежал дисплеем вниз, голубые пудели подозрительно сверлили черными глазками-пуговками Пхичита. Юри повернул кран, включая воду. — Что тогда произошло? — Это было много лет назад, — сказал Юри, и Пхичит уже начал беспокоиться, что это все, что ему расскажут, но затем юноша выключил кран, закрыл крышку и повернулся к другу. Он остановился у стола, внимательно рассматривая Пхичита и сжимая чайник двумя руками. — Ты действительно хочешь узнать об этом? Пхичит понимал, почему Юри спрашивает, знал, что сам заслужил такое недоверие. Но все еще было обидно, что Юри думал, что ему нужно уточнять, прежде чем делиться с ним личными историями. Чуланонт решительно кивнул и даже попытался улыбнуться. — Да, хочу, чтобы ты рассказал мне. Несколько секунд Юри молча наблюдал за ним, прежде чем поставить чайник на подставку и включить. Он остановил взгляд на нем и скрестил руки, словно защищаясь. Пхичит едва сдержал порыв приблизиться, вместо этого давая Юри пространство, чтобы тот чувствовал себя уютно. Кухня наполнилась шумом нагревающегося чайника. — Я все еще работал с агентством, когда познакомился с ним, — тихим голосом произнес Юри, словно пытаясь спрятать слова за шипением чайника. Пхичит сделал шаг вперед, Кацуки неловко прочистил горло. — Его звали Марк Тортон. Какой-то бухгалтер. Не местный. Он был довольно нормальным парнем, но… Юри остановился, сильнее обхватывая себя руками, когда чайник щелкнул — вода вскипела. Пхичит предположил, что Юри собирается заварить чай, как он обычно это делает, когда расстроен. Но Юри не двигался, даже не смотрел никуда, кроме стены, которая уже начинала расплываться перед его глазами. Пхичит одернул рукава толстовки, просто чтобы сделать хоть что-то, пока ждал. — У него были проблемы с оплатой, — наконец сказал Юри, скривив губы. Пхичит понял, почему Юри молчал. Он беспокоился, что друг осудит его. Стыд и сочувствие сплелись вместе в тугую веревку, которая обмотала его сердце, когда он наблюдал, как Юри нервно переминался с ноги на ногу. — Поэтому агентство отказало ему. И мы прекратили видеться. Я не особо думал об этом, такое случается, понимаешь? Но он не переставал звонить мне, и я отвечал, пытался объяснить, что мы больше не можем встречаться. Старался нормально к этому относиться… Юри пробежался пальцами по волосам, нервозно потирая шею. Пхичит сжал кулаки, желание защищать грозно рыкнуло где-то в груди. Он хотел обнять Юри, сказать ему, что, что бы там ни случилось, это не его вина. Но он не смог, зная, что ему следует позволить Юри сначала все обдумать и рассказать. — Он просто не мог смириться с этим, — прошептал Юри в тишине их кухни, качаясь с носочка на пятку. Как и всегда: изящество человека, ни один год посвятившего балету. Юри нервно рассмеялся. От наигранного смеха Пхичит лишь сильнее сжал кулаки. — Он хотел уйти от жены. Это было… безумно. Он так сильно был уверен, что все, что между нами происходило, было реальным… Он не воспринимал то, что я ему говорил. Мне пришлось сменить номер. — Что случилось? — спросил Пхичит, не до конца уверенный, какого ответа он ожидает. Всем своим нутром он хотел найти этого парня и запереть его где-нибудь, но улыбка Юри подсказывала, что Кацуки предугадывал мысли друга. Хотя это и не был ответ на вопрос. — Я просто игнорировал его, — сказал Юри, дергая плечами, словно то, что он говорил, было совершенно обычным делом. Пхичит нахмурился. — Это все, что я мог делать. Вряд ли бы мне удалось написать на него заявление. — И он просто оставил тебя в покое? — с сомнением надавил Пхичит. На лице Юри мелькнула тень. — Ах, нет. Во всяком случае, не с начала, — на выдохе пробормотал признание юноша. И Пхичит не мог представить никого, кого он бы хотел ударить больше, чем Виктора Никифорова, но Марк Тортон, где бы он, блять, не был, быстро обошел фигуриста даже в этом. Юри опять скрестил руки на груди. — Помнишь тот случай на втором году обучения? Я опоздал в госпиталь. Это потому что мне позвонила Ханна, она попросила срочно подменить ее. Юри внезапно замолчал, закусывая губу. Он вздохнул и продолжил: — И это был Марк, — сказал он, цыкая языком и закатывая глаза к потолку. — Он добрался до нее, попросил, чтобы она поменялась со мной. А Ханна и не знала… не могла знать, я никому не говорил, кроме нашей главной. Но когда я пришел, он попытался уговорить меня остаться. Говорил, что он не понимает, как я так быстро изменил свое мнение: сначала брал трубку, а потом начал полностью игнорировать его… И это было просто действительно отвратительно. Затем мне позвонили сообщить о твоем состоянии и… Это был последний раз, когда мы с ним виделись. Он пытался заставить меня остаться, но я ушел. Вот так все было. Юри сделал неопределенный жест руками, будто придавая форму этой ужасной истории, словно Пхичит мог бы взять ее в свои ладони. Чуланонт мечтал, это сделать. Он хотел взять все эти ужасные вещи и выкинуть их так далеко, как это вообще возможно, словно так он бы уменьшил причиненный вред. Пхичит сделал еще один шаг к Юри, но юноша похлопал себя по бедрам и покачал головой. — Я был так зол на нее, — сказал он, как казалось, больше самому себе, но Пхичит все равно подошел к нему. Он облокотился на стол перед Юри и обхватил руками его за плечи, крепко сжимая, а потом потянул к себе и прижал. Какое-то время они молчали, и тишину нарушали только звуки машин, доносящиеся с улицы, и обрывистое дыхание Юри. Затем Кацуки, как и ожидалось, медленно начал выпутываться из объятий. Его плечи тряслись, слезы опять полились по щекам, несмотря на попытки остановить их. Пхичит ничего не сказал. Он просто придерживал друга, пока тот опять не прижался к нему, крепко обнимая. В такие моменты было очевидно, что Юри выше его, но Пхичит поднялся на носочки, пытаясь обхватить так много Юри, как это было возможно. — Виктор был… — Юри остановился, голос прозвучал хрипло от эмоций и слез. Пхичит погладил его по спине, сминая ткань рубашки. — Он мне действительно нравился. — Я знаю, знаю, — прошептал Пхичит, когда Юри запустил свои руки под толстовку, притягивая его еще ближе. Кацуки тихо выругался на японском, но Пхичит лишь нежно шикнул, позволяя чужим рукам крепко обхватить его талию. — Мне нужно было принять решение, — всхлипнул Юри, и Пхичит прижался к его щеке своей. Кожа была мокрой и горячей, дужка очков впивалась в висок. — Должен был. Это был единственный способ… все решить. — Все хорошо, Юри, — сказал Пхичит, отстраняясь, чтобы окинуть его взглядом. Он посмотрел в глаза юноши, в утопающую в слезах шоколадную радужку. Пхичит улыбнулся, обнимая друга. — Что бы ты ни решил, ты сделал правильный выбор. Несколько секунд Юри просто моргал. Обкусанные губы пульсировали красным, а влажные щеки пунцовели. Он, не отводя глаз, смотрел на Пхичита, который лишь ждал. Ждал, пока Юри найдет то, что искал. — Я знаю это, — прошептал Кацуки, и Пхичит улыбнулся, медленно отстраняясь и протягивая руку, чтобы вытереть щеку Юри рукавом толстовки. Ткань потемнела от слез. Весь остаток дня телефон больше не звонил. И Юри к нему не прикасался. Вместо этого он сидел, свернувшись калачиком, на диване рядом с Пхичитом и пил чай. Они не особо разговаривали, но Чуланонт понимал, что так сейчас и надо. Он был так зол на Никифорова, что едва сдерживался, заставляя себя молчать, когда он чувствовал, что недовольство вот-вот прорвется. Но это подождет. Сначала надо присмотреть за Юри. Пхичит открыл Инстаграм и пролистал список подписчиков. Найдя Никифорова, он быстро удалил его, боясь передумать. Вероятно, ему никогда и не следовало добавлять его. Они провели день, смотря Нетфликс. Пхичит рассказывал Юри все последние слухи, переданные ему их университетскими друзьями и ребятами с катка. Юри не был особо разговорчив, но кивал на все истории друга, что было больше, чем Пхичит ожидал. Относительно честности Юри выполнил план на целую неделю, если не на месяц. После тех долгих лет лжи, на протяжении которых Юри думал, что защищает друга, было приятно, что он наконец начал доверять ему. — Пхичит, — произнес Юри примерно после десяти вечера за пять минут до следующего эпизода «Форс-Мажоров» и куска пиццы. Пхичит посмотрел на него, продолжая сжимать в руке Натала, который пытался ерзанием проделать себе путь на свободу. Юри по-совиному наблюдал за ним и меланхолично улыбался. — Ты же знаешь, что ты — мой лучший друг? Да? — Да, — усмехнулся Пхичит, перекладывая хомяка в другую руку в попытке хоть как-то контролировать этого пушистого монстра. — Да, знаю.