***
После этого Юри не выбирался с кровати три дня. Он отменил две или несколько запланированных встреч, затем выключил Блэкберри, прежде чем кто-нибудь успел поныть ему в трубку. Телефон был закинут в глубь верхнего ящика прикроватной тумбочки, и Юри провел несколько следующих дней в коконе одеял, не находя в себя желания даже настроить обогреватель — ноябрьский холод начал окучивать Детройт заморозками. Даже с выключенным телефоном Юри все равно чувствовал отвращение, которое он никогда до этого не испытывал к работе. Мысль о том, чтобы быть с кем-либо еще, внезапно не казалась такой привлекательной, как всегда была, а обязанность улыбаться и быть желанным — еще хуже. Возможно, это было тем, о чем говорил Яков, высмеивая его. Но правда была в том, что-то, что заставляло желудок Юри сворачиваться, что заставляло его плакать в подушку даже от одной мысли о работе, было осознание того факта, что он уже желанен. Красивый, добрый и талантливый мужчина хотел Юри, а Юри не было позволено хотеть в ответ. Эти чувства угрожали вырасти до такой степени, что ему ничего не останется, кроме как плакать от этих болезненных мыслей. Несчастье ручьями выливалось из него, пока он не забывался беспокойным сном. Его сны были горячими и расплывчатыми — дымящимися по краям, поэтому он не мог вспомнить, были прикосновения Виктора в этих полузабытых темных дремах поцелуями или ожогами. Он резко просыпался в своей постели с призраком тела Виктора, прижимающегося к нему, и с болью в сердце, снимающей огонь возбуждения, прежде чем тот успевал растопить холодные льды его страха. В первый день, когда Юри притворялся спящим, Пхичит, постучав в его дверь, зашел. Оказавшись в комнате, Чуланонт нерешительно застыл, пока Юри продолжал игнорировать его. Таец осторожно протянул руку и на секунду прикоснулся к волосам друга, и Юри почти сломался, почти перекатился по кровати, как самолет, заходящий в штопор, почти выложил Пхичиту все как на духу. Но эта секунда прошла, Пхичит ушел на тренировки, а Юри остался сидеть в сумраке комнаты в компании одной лишь печали. На третий день Пхичит просто постучал в его дверь, чтобы оповестить о своем уходе на тренировку. Вернувшись, он не стал заходить. Юри спал в туманном забытье, окручивающим неровными волнами его сны и запускающим в его голову тревожные картинки. Просыпаясь, он сразу смотрел на телефон, устроившийся на тумбочке, словно в могиле — Юри ждал сообщения от Виктора. И Виктор писал. Часто, пусть и не так много, как в первый день. Юри все еще не мог заставить себя ответить. Он сразу же читал каждое входящее — он эгоистично жаждал внимания Виктора, не в силах игнорировать уведомления. Они были разными: от бесцельного «доброе утро» к очевидному прорывающемуся разочарованию. И в каждом из них Юри мог слышать голос Виктора, мог помнить острые зубы Виктора, сжимающие его губы. Иногда он практически отвечал на них, излагая возможное сообщение в голове. Но затем страх, холодный и переполняющий, сжимал его, заставляя представлять, что будет, если Яков каким-либо образом увидит сообщения. Посмотрит в телефон Виктора, узнает, что Юри все еще не выполнил свою часть договора. «Я знаю ты здесь, — прислал Виктор на третий день. — Скажи, что не так. Позволь мне помочь!» «Я трус?» — думал Юри, пролистывая сообщения Виктора. Сердце и разум закручивались, туго сплетались вокруг друг друга, словно шнурки. Юри знал ответ, но это его не останавливало. Ответ внес бы ясность, с которой Юри был еще не готов столкнуться. Когда он думал, что ему придется сделать это, вялый страх, поселившийся глубоко внутри, сжимался, начинал биться, словно часы. Но он не мог постоянно откладывать это. На четвертый день Юри ждал. Виктор не писал. Но телефон зазвонил. Юри не узнал номер. Сев, он хриплым голосом ответил: — Добрый день? — Ладненько, посмотрите на это. Он живой! — прозвучал женский голос на линии, и мозг Юри разочарованно заскрипел шестеренками, слишком поздно распознавая голос Софии. — И где, блять, ты был? — София? — недоуменно спросил Юри. — Что тебе нужно? Женщина фыркнула в трубку. — Ладно, хорошо. Как насчет «привет» или «как поживаешь?». Знаю, английский — твой второй язык, дите, но тебе придется постараться лучше, чем просто пренебрегать этим. — Ах, — все, что смог вымолвить Юри, прикрывая глаза и потирая переносицу. — Верно. Прости. Я просто имел в виду. Я просто… Прости, но почему ты звонишь? Ты используешь этот номер только в экстренных случаях. — Я рассматривала тот факт, что ты исчез с радара на почти что две недели, как до жути экстренный случай, — ворчливо ответила София, и Юри вздохнул. Он не был в настроении, чтобы терпеть фирменный американский нрав. — Я пыталась дозвониться на рабочий номер, но ты не поднимал трубку. Или у тебя опять какие-то проблемы с телефоном? — Он выключен, — глухо ответил Юри, бросая взгляд на прикроватную тумбочку, словно та каким-то образом предала его. — Пожалуйста, прости меня, София. Но я действительно не могу сейчас разговаривать о работе. София молчала, и Юри уже начал рассматривать это как конец разговора, раздумывая, может ли он просто положить трубку. Но затем София опять заговорила, понизив голос, и с осторожностью произнося слова. — Милый, что-то случилось? Знаю, ты уезжал на тот большой заказ… — Юри вздрогнул от напоминания. — Но, честно говоря, мне кажется, ты не в порядке. Если нужно, чтобы я что-то сделала или кого-то просмотрела, то только скажи. — Нет, ничего такого. Я просто, ладно, это… — Юри остановил себя, внезапно понимая, что он действительно не знает, что и сказать. Он думал о Пхичите, об Эросе. И о Викторе. Все мысли всегда сводились к Виктору. — Я кое с чем разбираюсь сейчас. — Разбираешься с чем-то? — повторила София, ее голос поднялся на волнах гнусавого скептицизма. — Эрос, крошка, прости меня, но от тебя это звучит как прощальная записка самоубийцы. Юри поморщился от грубости. — Это не предсмертная записка. — И это, блять, все равно не успокаивает. — Я не работаю, — прямо признался Юри, обессиленный нетерпением. — Не сейчас, ни… — Юри лишь остановил себя, прежде чем успеть сказать «никогда». Осознание заставило его замереть. Никогда не работать. Юри потрепал края одеяла, зажимая ткань меж пальцев. А такой вариант возможен? Грудь Юри сжалась к центру, не давая ему вздохнуть. — Я взял перерыв, — выдохнул Юри. — Перерыв? — судя по голосу, с очевидным сомнением повторила София. — Эрос, ты — это ты, ты не берешь перерывы. Именно это обычно говорила его первая преподавательница балета там, в утешительном тепле Японии. Он до сих пор мог ярко представить Минако-сенсея: ее длинные волосы и угловатые бедра с идеальным наклоном, красиво отражающиеся в зеркале. — Пожалуйста, не звони мне больше, — сказал Юри, кладя трубку, прежде чем придумать ответ получше. Как он и думал, телефон больше не зазвонил. София не была Виктором, и от Юри ей нужно было другое. Он не был мертвым и не находился при смерти, а значит, Юри был уверен, ее совесть нашла успокоение. Он вцепился в свой телефон, пытаясь восстановить дыхание, что внезапно оказалось слишком тяжело. Что-то сломалось. Юри не мог сказать, что именно, но он скинул одеяло с себя и прошел прямо к шкафу, стягивая по пути ночнушку и боксеры. Под горячими струями воды он пытался замедлиться. Он прислонился к плитке душа, обхватив себя руками, впился кончиками пальцев в мышцы рук, зарываясь ногтями, пока вода обращала его кожу в красный. Юри уставился в потолок — затуманенный и белый. Что-то бродило вокруг него, медленно, но твердо и уверенно шагало к нему, но Юри был слишком испуган, чтобы посмотреть в глаза надвигающемуся. Он осел на пол душа, прижав колени к груди, и сидел там, пока кипяток не сменился ледяными струями. В тот день Виктор не написал.***
На кухне Юри обнаружил Пхичита. Пхичит стоял, прислонившись к шкафчику, пока что-то в кастрюле закипало на медленном огне. Глаза юноши были прикованы к телефону, и Юри неловко застыл между кухней и гостиной, ожидая, когда друг заметит его присутствие. Кацуки тихо сглотнул, поправил очки и уже приготовился заговорить, как внезапно заметил, что запястье Пхичита перемотано белоснежным бинтом. — Что с тобой случилось? — резко спросил он, и Пхичит подпрыгнул — телефон почти выпал из его рук. — Господи, блять! — выдохнул Чуланонт, дергаясь, чтобы покрепче схватить телефон, пока тот не встретился экраном с полом. Юри не сводил с друга глаз, медленно проходя на кухню. Пхичит драматично вздохнул, прижимая смартфон к груди, как мать ребенка. — Не делай больше так! Ты действительно хочешь убить меня? Юри, замешкавшись, покраснел, Пхичит выпрямился и пригладил ладонью темные волосы. — Прости, я не хотел подкрадываться. — Ладно-ладно, поздравляю. Кажется, ты прокачал скилл и готов поселиться в замок к ниндзя, — подшутил Пхичит, но его улыбка вышла натянутой. Юри стало неуютно. Он опять посмотрел на запястье друга, но тот, опустив глаза, быстро дернул рукой в сторону кастрюли. — Я варю себе яйцо на завтрак. Не думал, что ты встанешь, так что, извини, не рассчитывал на тебя. Юри открыл рот, прежде чем сомкнуть губы. Он поднял руку, не зная, что и делать-то с ней. Плечи Пхичита были напряжены, а глаза сфокусировались на кипящем яйце в кастрюле с подпрыгивающей деревянной ложкой в ней. Юри чувствовал, что что-то не так, но не знал, с чего начать. Он отмахнулся от извинений друга, предлагая сварить им обоим кофе. Для них довольно необычно находиться вместе в одной комнате и молчать. Юри чувствовал на себе взгляд Пхичита, пока двигался по кухне, вытаскивая кружки и растворимый кофе. Чуланонт был одет в спортивную форму, полностью готовый к тренировке, и Юри ощущал себя непривычно обнаженным, прикрытым лишь единой пижамой — он слишком поздно осознал, что стоило бы переодеться. Возможно, Пхичит подождал бы его, и Юри смог бы присоединиться к его тренировке… — Итак, — наконец сказал Пхичит, растягивая слово — он умело выловил яйцо из кастрюли и положил его на тарелочку. — Как себя чувствуешь? — Я в порядке, — соврал Юри, наливая горячий кофе в кружки. — Молоко нужно? — Уверен? — надавил Пхичит, подавая ему пачку из холодильника. — Ты выглядишь заплаканным. Юри застыл с молоком в руках, наблюдая, как жидкость вихрями крутится в темном напитке. — Ты же знаешь меня. По этой причине все и думают, что я большая плакса. — Никто так не думает, — твердо сказал Пхичит, и Юри, удивленный тоном, посмотрел на него, но затем быстро моргнул и осторожно закрутил крышку на пачке. — М-м-м, спасибо, — неловко протянул Юри, раздумывая, почему поддерживать беседу внезапно стало так тяжело. Вина навалилась на него, и он, поддаваясь страху и неприятным ноткам эгоизма, подумал, мог ли Пхичит как-нибудь узнать о его лжи. Напишет ли Виктор еще раз? Знает ли Пхичит что-то, что не знает Юри? Они сели за стойку, Пхичит поедал приготовленный завтрак, а Юри молча пил кофе, наблюдая за другом — и все его внимание вернулось к мягкому бинту на запястье. — Твоя рука, — начал Юри, кивая головой. Пхичит застыл, откусив кусочек яйца, и бросил на юношу быстрый взгляд. — Что случилось? — Просто упал на тренировке, — ответил Чуланонт, уныло улыбаясь и доедая яйцо. — Ты же знаешь, каково это. Каток — полное говно, особенно после тренировки хоккейной команды. Запястье не растянуто или типа того, просто Чао-Чао подумал, что неплохо будет перебинтовать на всякий случай. — Ты упал? — нахмурился Юри, ставя кружку на стол. Пхичит выпрямился, ухмыляясь. — Ну кому-то нужно же, пока тебя нет, — ответил он, поднимая бровь. И на Юри с привычной легкостью накатил прилив нежности. Он фыркнул, уязвленный подшучиванием, и друг рассмеялся. Кацуки, надувшись, продолжил пить кофе. — Я просто споткнулся. Сам виноват, не уделил должного внимания. Юри поднял взгляд. — Опять та девушка с фехтования пришла на каток, чтобы поглазеть на хоккеистов? — Я такого не говорил, — ухмыльнулся в тарелку Пхичит, поднимая палец в эффектном жесте, чтобы акцентировать внимание. — Но если бы она была там, она определенно смотрела бы не на хоккейную команду. Юри рассмеялся. Звук был настолько чуждым, что буквально поразил его. Пхичит внимательно посмотрел на друга — серые глаза пронзительно сверкнули, когда Юри попытался скрыть собственное удивление. — Хорошо, как минимум, тебе не нужно беспокоиться, что она будет наблюдать за тобой в Барселоне, — сказал Юри, пожимая плечами, и Пхичит громко промычал, доедая завтрак. — Но тебе действительно стоит быть осторожнее. Гран-При не за горами. — На самом деле она говорит по-испански, или, как минимум, если судить по ее Инстаграму. Думаю, я могу уговорить Лео научить меня паре фраз? — наспех пробормотал Пхичит, полностью игнорируя сказанное другом. Юри нервно закусил губу. — Пхичит… — Потому что типа английский хорош, но, думаю, я бы определенно мог заработать еще несколько очков с испанским, понимаешь? — Пхичит! — сказал Юри, размахивая рукой, чтобы заткнуть друга. — Забудь на секунду о фехтовальщице. Тебе нужно серьезнее относиться к падениям. Пхичит усмехнулся. — Фигуристы всегда падают, Юри! Тебе ли не знать. Нет, честно, ничего серьезного. — Раз тебе нужен бандаж, значит, ты довольно неудачно упал, — заметил Юри, кивая на руку Пхичита. Таец демонстративно отмахнулся от него. — Это не бандаж! — бесцельно ответил Пхичит. Юри сидел и ждал, зажав кружку в ладонях. Чуланонт пригладил волосы, другой рукой гоняя телефон по столешнице. — Я должен был приземлиться удачнее. И я отлично знаю это, окей? Чао-Чао уже отчитал меня, я не хочу выслушивать еще и от тебя. — Я не отчитываю тебя, — мягко сказал Юри, когда Пхичит поднял телефон, пролистывая что-то. Выглядело так, словно он больше не хотел смотреть на Юри, и на практике это оказалось куда больнее, чем должно было. — Я просто волнуюсь. — Как и я, — грустно ответил Пхичит, глубоко вздыхая, прежде чем спрятать телефон в карман. Скрестив руки, он положил их на столешницу, все также не поднимая глаз. — Гран-при так близко, Юри. И мои баллы по элементам едва-едва дотягивают до уровня остальных. — Твои очки более, чем соответствующие, — нежно сказал Юри, но Пхичит лишь мрачно зыркнул на него. — Ты вообще смотрел мои соревнования в этом сезоне? — спросил он, и Юри никогда не видел друга таким серьезным. Это было… нервирующе. — Джей-Джей действительно силен, Юри. А Плисецкий, кажется, нереальный. Он почти так же хорош, как Виктор Никифоров, и я вынужден соревноваться с ними всеми! Чувства, вспыхнувшие в Юри от упоминания имени Виктора, должно быть, отразились на его лице, так как когда Пхичит посмотрел на него — его щеки сразу же побледнели. Он на секунду изумленно уставился на Юри, прежде чем выпрямиться и потянуться, кладя руку на плечо друга. — Юри, прости! — сказал Чуланонт, сжимая его плечо. — Я не хотел говорить о нем. — Нет, нет, — слабо ответил Юри, тряся головой. — Не нужно, я просто… Трус. Слабак. Безумец. Слова повторялись в голове Юри тоном, напоминающим голос Якова Фельцмана. — Глупый, — решился Юри, пытаясь улыбнуться. Пхичит сморщился в ответ, вставая со стула, чтобы обнять друга. — Пошли со мной на каток, — сказал он, и Юри не нашел в себе сил сказать «нет». Побросав спортивную одежду в сумку, он уставился на безмолвный телефон, лежащий на пустой тумбочке. Юри, подойдя, поднял его, разблокировал и открыл сообщения. Ничего от Виктора. Впервые за все эти дни. Юри неуверенно замешкался. Нечто смелое искрой прожгло его грудь. Возможно, эта неизбежность притягивала, словно гравитация, заставляла его вращаться вокруг предстоящего. Или, может, он просто терял рассудок, оставаясь больше не в силах ни на минуту сдерживать бурлящие эмоции, так бережно припасенные для Виктора. Будто бомба, которую Юри смог бы сдержать после того, как таймер безжалостно оттикает отведенное ему время. Хотя что бы это ни было, оно заставило Юри написать прежде, чем он успел передумать. 11:44АМ Прости, что пропал. Кое-над чем работал. Обещаю, мы скоро поговорим. Удачи на тренировке. Юри нажал «отправить». Сердце налилось такой тяжестью, что угрожало вот-вот провалиться сквозь него. Юри, как мог, пытался сдержать его, обезопасить, но тревога, не жалея, подкидывала картинки с Яковым, зачем-то взявшим телефон Виктора и увидевшим сообщение. Но что сделано, то сделано. Юри наконец начал приводить в действие задуманное. Он почти уже положил телефон обратно на прикроватную тумбочку, но, передумав, засунул его в карман толстовки и перекинул спортивную сумку через плечо. Нет больше возможности бегать от этого. Юри не сможет защищать Виктора и дальше. Имеет значение только Пхичит, и Юри знал это. И после тренировки он позвонит Виктору и покончит со всем. А затем… Пхичиту ничего не будет угрожать.***
— Ладно, как минимум, в этот раз ты не упал, — произнес Юри, пытаясь звучать оптимистично. Вышло не очень, и они с Пхичитом подкатились к бортикам. — Это потому что никто не отвлекал меня, — пропыхтел Пхичит, перегибаясь через ограждение. — Ты милый, но не настолько, как та девочка с фехтования. Юри попытался улыбнуться, но сердце было не на месте. — Верно. Но ты не целовался с той девочкой, так что, вообще-то, я больше заслуживаю внимания. — Я действительно ненавижу тебя, — с ухмылкой вздохнул Пхичит, одной рукой цепляясь за стекло, чтобы выпрямиться. Юри облокотился на бортик, ягодицы горели от незапланированной тренировки, но ничего не могло сравниться с Пхичитом, который носился по льду так, словно пытался покончить с собой. — Это не очень честно, — отрешенно ответил Юри, задумываясь о чем-то своем. Пхичит пнул коньком лед, чтобы сбить налипшую крошку. — Не моя вина, что Чао-Чао пытается убить тебя. — Да ты и не особо меня защищаешь. Дыхание перехватило. Мозг Юри сразу же уловил скрытый смысл, и по телу прошла дрожь — словно в ледяную реку окунули. Юри посмотрел на Пхичита, внезапно осознавая, что так и не ответил. Он тяжело сглотнул, во рту было сухо. — Буду стараться лучше. Пхичит усмехнулся, по лицу стекали соленые капли пота. — Надеюсь на это. Давай, мне нужно попить воды, прежде чем я все-таки умру… Они подкатились к выходу. Челестино сидел неподалеку, сведя толстые коричневые брови на переносице, и задумчиво пялился в записную книжку. «Разбирает элементы программы Пхичита», — подумал Юри. Он слышал, как они разговаривали об этом, когда шнуровались. Челестино одарил их беглой улыбкой, прежде чем уткнуться обратно в блокнот. Ручка отрывисто заскользила по бумаге, лежащей на коленях мужчины. Юри и Пхичит сели на скамью к своим сумкам. Таец выловил бутылку воды, и Юри, пользуясь возможностью, достал телефон. Новых сообщений нет. Тревога дала о себе знать — тугое свинцовое чувство застряло в его глотке, и Юри закусил губу, дергая потрескавшуюся кожу и бесцельно блокируя и разблокируя экран смартфона. — Как думаешь, это неспортивное поведение — надеяться на то, что Джей-Джей сбежит до финала? — сказал Пхичит с легким покашливанием — вода попала не в то горло. Он стянул перчатки, худые руки мелко тряслись. — Он женится, только если выиграет золото, — ответил Юри, отвлеченный перечитыванием старых сообщений Виктора. Пхичит фыркнул. — Он женится на своей девушке, если выиграет золото. Уверен, я с большей легкостью смогу уговорить его жениться на самом себе. — Хм-м-м, — все, что сказал Юри, прежде чем подпрыгнуть от шока, ударившись затылком о бетонную стену. — Kuso! — Что? — спросил Пхичит, уставляясь на Юри, который с ужасом пялился в телефон. — Что такое? Юри ничего не ответил. Он просто смотрел на мигающее уведомление о звонке Виктора, полностью сосредоточив на нем все свое внимание. Пхичит заглянул через его плечо и, увидев, что происходит, ахнул. — Не отвечай, — строго сказал он, почти дотягиваясь до телефона Юри, прежде чем очевидно передумать. Вместо этого он положил ладонь на плечо друга и крепко сжал его. И только тогда Юри заметил, что дрожит — его тело мелко тряслось, прижавшись к разгоряченному после проката Пхичиту. Перед глазами поплыло, в груди стало туго. — Тебе не нужно. — Я… я не знаю, — честно сказал Юри. Он не думал, что Виктор позвонит. Ладно, думал, но не предполагал, что это случится так скоро. Юри необходимо побыть одному, ему нужно время, чтобы собраться, чтобы обдумать все возможности, чтобы хотя бы попытаться убедить Виктора. Дыхание Юри оборвалось, когда телефон замолк, только чтобы сразу начать трезвонить еще раз. — Юри. Юри! Дыши, — сказал Пхичит, и голова Кацуки начала подпрыгивать от панических резких вдохов, телефон бешено трясся в его руках. Пхичит потянулся, забрал смартфон и скинул входящий. — Игнорируй его. — Я не могу, — сказал Юри, понимая, что это правда, но не зная, как донести это до друга. Думать было тяжело. Сознание Юри помутнело, словно он внезапно упал под поверхность тяжелых вод. Он не мог дышать — холодный воздух катка превращался в его легких в тысячи раскаленных игл. — Мне нужно ответить. — Нет, Юри. Ты не должен, — прямо сказал Пхичит, когда телефон зазвонил еще раз. Чуланонт бросил на девайс яростный взгляд. — Он действительно не понимает, как нужно уходить, ведь так? «Нет», — хотел сказать Юри. Виктор не знал, как уходить. И никогда, и за тысячу бы лет Юри бы не подумал, что такая целеустремленность, решимость и все внимание Виктора Никифорова шквалом обрушится на него. Юри было плохо. Тревога закручивалась тошнотными позывами в его желудке и поднималась жжением по горлу. Он подавился вдохом, не зная, куда деть свои руки. Ему нужно больше времени. Но время закончилось: Виктор звонит ему сейчас, и Юри уже все решил, ведь так? — Д-дай, мне телефон, Пхичит, — сказал Юри, голос охрип от волнения. Пхичит замешкался. — Юри, я не позволю этому мудаку вызвать у тебя паническую атаку только по той причине, что он думает, что имеет право отбирать у тебя время, — сказал Пхичит с такой очевидной злостью, что Юри, вздрогнув, выплыл из одолевающих его мыслей и посмотрел на друга. В темных глазах скручивались яростные вихри, словно штормовые облака. Рот Пхичита был плотно сжат, недовольство уютно устроилось меж его вытянутыми в тонкую ниточку губами. — Если ты хочешь поговорить с Виктором позже, то сколько угодно. Но ты не в том состоянии, чтобы делать это прямо сейчас. «Слабый», — рявкнул голос в голове Юри, и внезапно вся тревога преломилась во что-то горячее и злое. Пхичит думал, что он слабый, думал, что Юри не справится с собственной головой. Но Пхичит ничего не знал. Как мог он? Юри вырвал телефон из рук друга, поднимаясь. — Я знаю, что делаю, Пхичит, — ровным голосом сказал Юри. Чуланонт щелкнул языком. — Я не говорю, что не знаешь, но, Юри, посмотри на себя! Ты с ума сходишь! — Мне нужно идти, — ответил Юри, поворачиваясь на лезвиях коньков и проходя вперед к раздевалкам. Пхичит звал его, но Кацуки попросту игнорировал друга, продолжая идти до тех пор, пока не остался полностью в одиночестве. Дверь, качнувшись, захлопнулась за спиной. Юри уставился на дисплей, где высвечивалось имя Виктора, а затем… — Привет, — сказал Юри, убирая волосы с лица. Откидывая их, словно одеваясь на работу. На том конце провода повисла тишина, и Юри быстро проверил, не положил ли он случайно трубку. — Виктор? Затем Юри услышал это. Голос Виктора. И весь воздух в комнате исчез. — Ты ебанный мудак, — рявкнул Виктор. Слова так сильно смазывались, что Юри понадобилась секунда, чтобы осознать, что Виктор говорит не на русском. Он, застигнутый врасплох, неуверенно покачался на коньках. — Что? — спросил Юри ошеломленно. — Ты… ты только что назвал меня мудаком? — Ты исчез! Исчез ведь, Юри? — злобно ответил Виктор, и юноша покраснел, не в силах восстановить дыхание. Он ожидал, что Виктор будет злиться, и все же это было слишком сильно и резко. Юри не знал, что делать. Он никогда не мог нормально реагировать, когда на него кричали. — Ты не мог просто сделать этого. Это нехорошо. — Нехорошо? — изумленно повторил Юри, тряся головой. Комната начала плыть перед глазами. Он подумал о Пхичите, ждущем снаружи, о том, как друг беспокоился, что у Юри случится паническая атака. Кацуки сглотнул нервозность, решительно намереваясь переварить ее. — Да, — продолжил Виктор. Его голос звучал словно откуда-то издалека. Возможно, он отодвинул телефон, возможно, Юри просто сходил с ума. — Нормальные люди просто так не исчезают и не игнорируют своих парней неделю. Юри, мелко выдохнув, пискнул. Ему нужно сесть. — Ты вообще знаешь, как быть хотя бы похожим на нормального человека? — злобно сказал Виктор, и Юри сразу же подумал: «Нет». Он поморщился, прислонился прямой спиной к шкафчикам, буквально утопая в них, и подтянул колени к груди. Юри нужно сделать это. Он должен. Но даже несмотря на то, что Виктор был в ярости, даже несмотря на то, что Юри знал, что он ничего не может поделать с этим, что-то заставляло его держать язык за зубами. Если Виктор мог бы дать ему хотя бы секунду, хотя бы секунду, чтобы сделать шаг назад, абстрагироваться, напомнить себе, что одного голоса Виктора недостаточно, ничего из этого недостаточно… — Виктор, я думаю… — Потому что если нет, то нам нужно над этим поработать, — продолжил Виктор, его акцент опять стал грубее, словно прилипая к динамику телефона, и Юри пришлось напрячься, чтобы разобрать слова. В трубке послышался очевидный звон стекла, и мысли Юри, запнувшись, остановились, когда до него дошло. Виктор вздохнул. — Юри? Ты опять исчез? Слишком быстро даже для тебя. Юри проигнорировал колкость, облизывая губы. — Ты пил? — неверяще спросил он. Виктор поерзал, и Юри откинул голову назад, уставляясь в желтый потолок. — Почему ты такой ты? — с особым раздражением ответил Виктор, и Юри застонал от кипящего разочарования. — Ты пьян, — рявкнул Юри. Он не хотел прозвучать так разъяренно, поэтому сначала даже удивился своему тону, но стоило словам сорваться с губ — обратно их уже не вернуть. Юри провел рукой по лицу, зажмуриваясь. Он не мог сделать это, пока Виктор пьян. Так будет нечестно. (Маленькая темная часть его разума предложила, что зато так будет легче. Но Юри, почувствовав вину от таких мыслей, замолк). — Возможно! И что? — Виктор практически кричал в телефон, и Юри слегка отодвинул трубку от уха, пока фигурист не успокоился. — Я не собираюсь говорить с тобой, пока ты пьян, — устало сказал Юри. Виктор нетерпеливо фыркнул. — Ты вообще не говоришь со мной. Что меняет тот факт, что я пьян? — Виктор, пожалуйста, — раздраженно сказал Юри, раздираемый на две части: одна хотела положить трубку, а вторая — позволить мужчине орать на него часами просто, чтобы слушать его голос. — Мы не должны делать этого сейчас. — Делать что? Почему ты игнорируешь меня? Что происходит? — бормотал Виктор. Слова сплетались вместе, подкрепляемые акцентом, и звучали точно так, как Юри и представлял все эти годы. Буквы «ч» оборачивались острыми краями и застревали в его ушах. — Ты не имеешь права игнорировать меня. Определенно это нарушает несколько «правил бойфренда». — Знаю, — тихо сказал Юри. Щеки налились жаром, когда он понял, что практически плачет. Всего это было просто слишком много. Слишком много голоса Виктора, слишком много всех этих чувств, которым Юри так сильно боялся дать название. Было слишком жестоко давать им имя, а потом распрощаться навсегда. — Поговори со мной, — надавил Виктор мягким, словно объятья, голосом. Словно он все знал. Знал, как больно Юри, знал, как сильно Юри тосковал. — Пожалуйста, поговори со мной. Что Юри должен был сказать? Если Пхичит был мечом, а Юри щитом, кем был Виктор в этом рассказе? Все, что Юри точно знал, в чем был уверен на все сто процентов: Яков исполнит свои угрозы, если почувствует, что должен это сделать. И Юри не хотел обязывать Фельцмана. Услышав Виктора сейчас, услышав его беспокойство и разочарование, омывающие Юри, словно огромными волнами, Кацуки с внезапной уверенностью осознал, что если бы он сказал Виктору правду, тот обязательно помог бы ему. Но Юри также был уверен, что, несмотря на все желание, Виктора не хватит, чтобы остановить Якова. Будет ли Юри так рисковать? Может ли? — Я не могу, Виктор, — прошептал Юри, прикрывая глаза, когда слезы заструились горячими дорожками. Он должен покончить с этим сейчас, прежде чем Виктор, ничего не зная о произошедшем, попытается переубедить его. Юри нужно сделать это на своих условиях. — Мы не можем разговаривать, пока ты в таком состоянии. — Ты собираешься бросить меня, — бесцветно сказал Виктор, и Юри подавился вдохом, удивленный проницательностью фигуриста. — Собираешься. Ведь так? Юри закусил нижнюю губу, живот скрутило, словно от сильного пинка. — Козел, — выругался Виктор, и Юри застонал, зная, что заслужил это. Он наклонился вперед, утыкаясь лбом в колени, и так крепко сжал телефон, что пальцы начали дрожать. Виктор все еще говорил, но Юри не мог слушать. В ушах болезненно звенело, а раздевалка начала сжиматься — стены приближались, темные углы, угрожая колючками, тянули к нему свои лапы. — Иди в кровать, Виктор, — сквозь зубы сказал Юри. Соленые слезы стекали по носу. — Не клади трубку! — громко ответил Виктор, удивляя Юри, практически полностью потерявшего реальность. Кацуки поднял голову, вытирая нос. — Ты ответил мне. В конце концов. Значит, то, что случилось в Москве, и для тебя тоже что-то значило. — Конечно, значило. — Тогда прекрати поддаваться страху! Ты сказал, что разбираешься с чем-то. Юри стер слезы. — Это сложно. — Так и должно быть, Юри, — пробормотал Виктор с таким сильным акцентом, явно демонстрирующим кровоточащее нетерпение. Юри знал, что заслужил это, но что-то очень хрупкое внутри него болезненно сжималось от разочарованного тона Виктора. — Кроме того, не похоже, что что-то, связанное с тобой, было хоть немного легче. — Тогда почему ты так возишься со мной? — спросил Юри, отрешенно размышляя, насколько по-другому сложилась бы его жизнь, если бы он тогда не принял предложение Криса. Если бы Юри увидел Виктора и, вместо того, чтобы подойти, слепо поддаваясь фантазиям, принял бы здравое решение и ушел. Чем был бы Юри, если б Виктор никогда не случился с ним? Смотрел бы до сих пор стримы соревнований, страстно желая всем сердцем что-то недостижимое? Проводил ночи, месяца, никогда не зная, что мог бы иметь, как всегда, теряя себя в работе и анонимности, дарованной ей. Был бы с ним в конечном счете кто-нибудь другой? Кто-нибудь, кто смог бы забраться под его кожу, как Виктор, смог бы раскинуть его мысли по разные стороны, а затем вновь собрать воедино. Нежность и решимость петлей затягивались вокруг шеи Юри, словно медали, которые он так долго стремился достичь. Юри не хотел, чтобы с ним был кто-то другой. Ни в конечном итоге, ни вообще когда-либо. — Даже не знаю, как после Москвы мне выразиться еще яснее, — признался Виктор. Его голос дрогнул, и Юри слушал, как фигурист вошкается на том конце трубки. Юри ярко мог представить его, отлично зная, как Виктор вытягивается и разваливается поудобнее. — Ты только что назвал меня козлом, — заострил внимание Юри, необычное спокойствие разливалось теплыми волнами по его телу. Виктор рассмеялся, и сердце Юри вспыхнуло. — Я могу назвать тебя козлом и в то же время все еще любить тебя, — ответил Виктор, и ничего не могло подготовить Юри к тому, что он опять скажет это. Дальнейшие слова мужчины Юри пропустил — сердце оглушительно стучало в ушах. Его ноги начали болеть от неудобной позиции, тяжелые коньки оттягивали лодыжки, но он сел, замерев, и раз за разом прокручивал в голове единственную правду — тот факт, что Виктор любит его. Виктор любит его. Можно ли считать его неблагодарным по отношению к любви, которую дарил ему Пхичит, только потому что он так сильно, так безумно желал то, что предлагал ему Виктор? Юри где-то глубоко внутри чувствовал, что, возможно, да, но вина не спешила вцепляться в него острыми клыками. Пхичит не был его любовником: они легко и привычно выстраивали свое существование вокруг друг друга, но это балансировало в пределах четких границ собственных жизней. Собственных интересов. Виктор и его любовь была другой. Юри никогда не думал, что что-то подобное может быть настолько привлекательным, но, смотря на протянутую руку, он ничего не хотел сильнее, чем принять ее. — Почему ты позвонил мне, Виктор? — прошептал Юри, эгоистично надеясь, что Виктор произнесет те слова еще раз, так как сам он слишком боялся просить об этом. — А мне нужна причина на это? — сказал Виктор. Голос качался то вверх, то вниз, поддаваясь волнам опьянения. — Вот так у тебя это работает? Поэтому ты не звонил мне? Потому что у тебя не было причины? — Что-то типа того, — расстроенно сказал Юри. Виктор притих — впервые за весь разговор. Юри должен положить трубку. Должен положить. Он должен… — Я скучаю по тебе, — наконец сказал Виктор, и свободная рука Юри сжалась в такой тугой кулак, что ногти практически прокололи кожу. «Я люблю тебя», — хотел сказать Юри, но услышанное выбило из легких весь воздух. Юри тоже скучал по Виктору. Несколько последних дней он скучал так сильно, как ему не было позволено. Но теперь из открывшейся раны безудержным потоком хлынула нежность, и Юри позволил себе утонуть в ней. Скучать по Виктору, обожать его, слушать его, знать, что Виктор любит его, было так чертовски хорошо. Лучшее, что Юри когда-либо испытывал. — Я тоже скучаю по тебе, — честно сказал он. Слезы утяжеляли хриплые слова. Виктор промычал, раскатистый звук гремел, сотрясая кости Юри. Сердце юноши изогнулось, грудь расширилась, и он принял решение, которое казалось неизбежным. Пожевав слова несколько секунд, он продолжил: — Но мы не должны делать этого. Не сейчас. Мне надо над кое-чем поработать. — Например? — спросил Виктор, и Юри почти ответил ему, почти рассказал — на какой-то момент правда показалась слишком тяжелой, чтобы сдерживать ее. Но Юри не сказал, несмотря на решимость, кипевшую в нем — что до этого казалось просто невозможным. Он был ответственен за Пхичита. Угроза, которую, словно нож, Яков представил к его горлу — результат лишь его ошибок. И Юри не был слабым, неважно, как часто он сам забывал об этом. Он мог справиться, мог спасти всех и сделать это один. Он уже не тот нервозный девятнадцатилетний ребенок, выплакивающий сердце в туалете с такой болью, что практически теряя его. Теперь Юри стал кем-то другим. Кем-то старше, сильнее, кем-то, кто не позволит любви Виктора пропадать зря ни секунды дольше. — Позже, — пообещал Юри. Решительность заставляла его держаться. Ему нужно идти, нужно начать действовать. Он встал, коньки неприятно прилипали к покрытию пола. Стукнувшись о ящик, он вытер слезы с лица рукой. — Подожди! Не уходи еще, — сказал Виктор, и Юри с эгоистичным нетерпением вздохнул. — Мне нужно идти, Виктор. — Тогда сделай вид, что не нужно! — легкомысленно попытался Виктор, и Юри мог так ярко представить, как он машет рукой. Но Кацуки покачал головой, дергая края рубашки. — Виктор, прекрати, — строго сказал Юри, пытаясь успокоить Виктора настолько, чтобы тот позволил ему положить трубку. Никифоров проворчал в телефон, и Юри сморщил нос. — Ты не должен был звонить. Это была правда, но Юри лишь частично сказал то, что хотел. Голос Виктора звучал в ушах так близко, словно они все еще были вместе. — Должен. — Почему? — спросил Юри, уже зная ответ, но желая услышать его от Виктора. — Я просто… просто хотел услышать звук твоего голоса, — смущенно ответил Виктор на корявом английском, и рот Юри приоткрылся. Ладно, возможно он знал не все. Впервые после тренировки Юри улыбнулся. Он даже почти засмеялся. Виктор Никифоров удивляет его. Опять. — Обещаю, мы скоро поговорим, Виктор, — искренне сказал Юри, но Виктор саркастично рассмеялся. Несмотря на то, что его нельзя было винить за это, сердце Юри все равно уязвленно кольнуло. Он хотел попросить Виктора верить в него, попытаться верить даже сильнее, чем сам Юри верит. — Но есть вещи, с которыми мне нужно разобраться. Пожалуйста, пойми меня. План по кусочкам медленно собирался в единую картину. Слабый, едва-едва имеющий право на существование, но достаточный, чтобы Юри мог продумать и запланировать следующие действия. Виктор щелкнул языком — звук раздался в ушах Юри, словно падающий камень встретился с поверхностью. Когда мужчина заговорил, его голос прозвучал до боли уставшим. — Думаю, я понимаю. Юри ждал, но Виктор не спешил продолжать. Кацуки замешкался, качаясь на лезвиях коньков и путаясь пальцами в полах рубашки. Он представлял, как выглядит Виктор, когда находится дома. Раз-другой он уже было открыл рот, чтобы заговорить, но стушевывался. Вздохнув, он сделал еще одну попытку. — С тобой будет все в порядке? — спросил Юри, не желая оставлять Виктора пьяным и разбитым. Но не то чтобы у него был особый выбор. — Вероятно, нет, — ответил Виктор. Юри так сильно захотелось коснуться его, что желание отдавалось в теле физической болью. — Виктор, — выдохнул Юри, ошеломленный эмоциями, которые фигурист вызывал в нем. Юри, чувствуя себя последним эгоистом, оперся спиной на шкафчики. — Мой Виктор. Обещаю, все будет хорошо. Стоило ему произнести это вслух, как решимость внутри него окрепла, в полный голос заявляя о своих правах. — Обещаю, — еще раз произнес он, кладя трубку, прежде чем Виктор успел сказать что-либо еще. Тишину раздевалки прерывало тихое жужжание кондиционера, прерываемое лишь тяжелым дыханием Юри. Он ненадолго застыл, размышляя, что ему нужно сделать — звонки, которые нужно совершить, работа, которую нужно проделать сразу же, как только он окажется дома. Это был единственный способ. Должен был быть. Яков переиграл Юри в первом акте, но теперь и Юри нужно вытащить из рукава припасенный козырь. — Пхичит! — крикнул Юри, как только почувствовал себя достаточно успокоившимся, чтобы вернуться на лед. Пхичит разговаривал с Челестино у бортиков, но оба прервались от, казалось, разгоряченной дискуссии, чтобы посмотреть на машущего Юри. Пхичит бросил быстрый взгляд на тренера, прежде чем подкатиться к другу. — Хэй, — сказал он, улыбаясь, но улыбка сразу же погасла, стоило ему подъехать ближе. Он вытянул руку и потрепал Юри по волосам. — У тебя красные глаза. Юри проигнорировал замечание, чтобы задать действительно важный вопрос. — Я в порядке, но, думаю, я пойду домой. Хорошо? — Да, конечно, — сказал Пхичит, кладя руки на бортик. Он кивнул в сторону Челестино. — Честно говоря, Челестино так бы и предпочел, ведь я должен сконцентрироваться, понимаешь? — Конечно, — сказал Юри, чувствуя укол стыда за то, что отвлекал Пхичита от тренировки. Он наклонился через бортик и обхватил руками тело Пхичита, сжимая его в неловких объятьях. Чуланонт прижался к нему с мягким «у-у-уф». — Ты будешь великолепен. Просто делай все так же, как и обычно. Юри задумчиво замолк. — На самом деле, проследи за скоростью на тройных. Ты почему-то замедляешься, и, думаю, поэтому не докручиваешь. — Ох, — приглушенно сказал Пхичит, утыкаясь в плечо Юри. — Спасибо, прослежу! — Я приготовлю ужин. — Ты не должен… — начал Пхичит, но Юри шикнул на него, отстраняясь. — Я хочу, — сказал он, улыбаясь недоумению друга, отразившемуся на лице. — Но сначала мне нужно кое-что сделать.***
Следующая неделя прошла в странном туманном мареве. Пхичит уходил на тренировку рано, и Юри часто не заставал его по утрам. Но когда таец приходил вечерами домой, Кацуки пытался приготовить одобренный диетами ужин в качестве извинений за то, что он не присоединяется к Пхичиту на катке и не оказывает ему должной моральной поддержки. Но даже в выходные Юри был слишком занят собой, чтобы проводить с другом много времени. В тот день, когда они поговорили с Виктором, Юри пришел домой и сразу же сел за ноутбук. Он временно приостановил работу своего вебсайта и набрал Софию. — Думала, ты сказал, не звонить тебе больше, — сострила она, но трубку не кинула. — У меня не сложилось впечатление, что это значит, что ты мне позвонишь. — София, — решительно сказал Юри. — Ты сказала, что если мне нужна помощь — то стоит только попросить. И вот, я прошу. — Звучит серьезно. — Так и есть, — согласился Юри, наблюдая, как снег за окном, кружась, падает. Становилось холодно. — Мне нужна твоя помощь, чтобы ликвидировать мою личность и затем также стереть домен. После этих слов повисло долгое молчание, но затем София буквально взорвалась вопросами. Юри, как мог, отвечал на них, ходя вокруг да около очевидностей вроде «попал ли он в беду», и умело отмахивался, что ничего, связанного с законом, не нависло над ним. Несмотря на это София продолжила давить, согласившись замолкнуть лишь после того, как Юри увеличил свою обычную плату на двадцать процентов, если она пообещает больше не задавать вопросов. — Ладно, но я хочу спросить лишь еще одну вещь, — сказала она, и Юри закатил глаза, поддаваясь искушению понизить дополнительную ставку до пятнадцати процентов, но не имея наглости, чтобы заикнуться об этом. — Ты заканчиваешь с этим — это вполне очевидно. И я совершенно не собираюсь спрашивать почему, ведь ты всегда был маленьким скрытным засранцем, и я знаю, что ты ничего не расскажешь мне. Юри оскорбленно ощетинился, а София продолжила, очевидно, совершенно не заботясь, что говорит грубости. — Но я должна сказать это, или в противном случае оно сожрет меня живьем, — выдохнула София, и Юри скрестил ноги на кровати. За окном падал снег. — Не все люди могут отойти от такой работы. Это тяжело. Некоторые пускаются по той же дорожке, но уже без обуви, если ты понимаешь, о чем я. Но даже на таком уровне это сложно, знаешь? А ведь ты всегда демонстрировал бесспорный талант в этом, и какое-то время я думала, что ты даже получаешь удовольствие от этого. — Получал, — признал Юри, и София почти что музыкально промычала в знак согласия. — Да, я так и думала, — осторожно сказала она. — Просто будь уверен, что то… то, что ты делаешь… заканчиваешь ведь? Так вот, будь уверен, что ты делаешь это для себя. Не потому что этого хочет кто-то другой. Юри подумал, что, возможно, София знает больше, чем говорит, но она не продолжила свои полуобвинительные речи. — Это не так, — честно сказал Юри. — Полагаю, я просто пытаюсь выяснить, каким человеком мне нужно быть. И я не могу делать это, пока притворяюсь кем-то другим. Долгое время София молчала, прежде чем рассмеяться — пронзительно и знакомо. — С этим не поспоришь. Процесс обещал быть долгим. И трудным. Много посещений почтового отделения и различных банков, где Юри открывал счета, сбор и очередные подписи на бланках с данными, которые София будет использовать в ликвидации его теневой компании… Закрывать назначенные свидания, просматривать базы с другими сервисами эскортов, которые могут взять его клиентов. Когда они были единым, Юри никогда не замечал, как много его жизни на самом деле принадлежит Эросу. Но сейчас, когда все это крушилось вокруг него, словно карточный домик, Юри понял, как сильно он потерялся в двойной жизни. Иногда ночами Юри не мог спать, страх надвигающегося слишком пугал, заставляя организм бодрствовать. Речь не о деньгах — у него достаточно средств, и большую часть из них он безопасно отправит в Японию. И все же Юри перекатывался по кровати и впивался взглядом в гардероб, представляя одежду, висящую внутри. Когда он только завершил карьеру фигуриста, даже смотреть на блестки его старых костюмов было подобно смерти. В целом сейчас было что-то схожее, может быть, просто другая сторона одной монеты. Но что-то все-таки заставляло Юри держаться на ногах — и это был Виктор. Если Юри сделает это, если он сможет стереть Эроса, словно изморозь со стекла, то нечем будет угрожать Пхичиту. Нечем, с чем Юри не сможет справиться, во всяком случае, с помощью Виктора. И Виктор поможет, стоит только попросить его. Юри был уверен. Одна эта мысль горела, словно свеча, освещая ему путь по темному туннелю беспробудной тревоги. Двадцать девятого ноября Юри проснулся от того, что его кровать спружинила от веса Пхичита. — Окей, твоя депрессия наконец официально закончена! — продекламировал Пхичит, и Юри подпрыгнул на простынях, паникуя от резкого пробуждения, прежде чем медленно начать приходить в себя. — Что? — все, что он успел вымолвить, прежде чем перед глазами из расплывчатой дымки выплыло смуглое тело Пхичита. Он залез на кровать с ногами, пытаясь устроиться поудобнее, и между делом уселся на ногу Юри. — Ох, это ты. Пхичит, наконец соорудивший себе насест на краю кровати, одарил друга знакомым испепеляющим взглядом, осуждающе сверкая в своей ярко-красной рубашке. Юри почувствовал, что этот вырвиглазный цвет слишком яркий для него сейчас — так рано после пробуждения — и он опять прикрыл глаза, кладя голову на подушку. — Очаровательно, — ответил Пхичит, слишком жизнерадостно для, без сомнения, неприлично раннего утра. Юри пошевелился, вытягивая ногу из-под Пхичита, и положил руку на подушку в нерешительной попытке найти сотовый телефон. — Даже не подаришь мне утренний поцелуй? И ты еще зовешь себя профессионалом. Юри проигнорировал подколку, нетерпеливо нашаривая рукой край простыни и вытаскивая из-под нее телефон. Он нажал кнопку «Домой» и уставился на время. Просто полдвенадцатого… возможно, не такое уж и неприлично раннее утро. — Kuso. Поздно. — А это имеет значение? Ты всегда спишь допоздна! Хотя знаешь, это действительно плохая привычка. — Ты просто завидуешь, — проворчал Юри, потирая глаза. Благо, Пхичит не открыл занавески, и комната все еще утопала в милосердном сумраке, достаточном, чтобы Юри чувствовал зудящий вес затяжного сна. Пхичит промычал, очевидно, не обращая на язвительное замечание особого внимания. Когда Юри посмотрел на него еще раз, положив руку на лоб, друг уже листал ленту обновлений. — Для всего этого есть причина? Юри подозревал, что знает ответ на свой вопрос, но надеялся, что сегодня они обойдутся без церемоний. Пхичит оторвал взгляд от дисплея и внимательно посмотрел на друга. Юри поерзал на простынях, извиваясь от неуверенности. — Что? Что такое? — Ты голый? — беспечно спросил Пхичит, словно такие вещи обычно и спрашивают у соседей утром. Юри покраснел, пытаясь сильнее натянуть одеяло и прикрыть обнаженную грудь. Но покрывало застряло под, без сомнения, костлявой задницей Пхичита. — Нет, — сказал он, пытаясь сохранить достоинство, пока Пхичит еще не попытался стянуть с него одеяло. Юри не соврал — он, как порядочный молодой человек, спал в уютных фланелевых штанах. — Какая жалость, — ответил Пхичит, подмигивая, и Юри бросил на него самый недовольный взгляд, на какой он был способен, лишь наполовину проснувшись. — Тогда я ничего не получу в ответ на то, что приготовил для тебя. Юри замер, прекращая возиться, и опять уставился на Пхичита. Он понял, что тот лишь притворяется самой невинностью, хотя этот вывод напрашивался скорее из личного опыта, так как комната все еще была скрыта в полумраке, а Юри не стал напрягать себя поиском очков. — Я же сказал не дарить мне ничего. — И плевать, все равно уже все готово, — сказал Пхичит, указывая телефоном на тумбочку. Юри со смутным подозрением проследил за его жестом, натыкаясь взглядом на странный непропорциональный сверток. Принимая во внимание тот факт, что его сон, каким бы продолжительным он ни был, очевидно подошел к концу, Юри пошарил рукой вокруг себя, ища очки, которые, как выяснилось, лежали на бугристой упаковке, надел их и шлепнулся обратно на подушку. Пхичит пролистывал ленту телефона, не собираясь пускаться в объяснения. — Что это? — спросил Юри, все-таки поддаваясь любопытству и проглатывая наживку. Пхичит бросил на него быстрый взгляд. Пакет был приблизительно формы прямоугольника и был обернут во что-то, выглядящее, как новое кухонное полотенце. Юри видел, как губы друга растягиваются в насмешливой ухмылке — белоснежные зубы идеально блестели в приглушенном свете. — Банановый хлеб, — счастливо ответил Пхичит, словно это было очевидно. Юри нахмурился, приоткрыл рот, а затем закрыл его. — Ухм, — все, что он смог выдавить из себя. Потянувшись, он раскрыл аккуратно завернутое полотенце, чтобы действительно обнаружить буханку чего-то, пахнущего как банановый хлеб. — Я не знаю, что и сказать. Пхичит оторвал взгляд от телефона, распахивая губы в демонстративном ужасе. — Ты не помнишь? О Боже. Мой лучший друг, мой платонический соулмейт и в случае моей гибели приемный папа моих хомячков не помнит знакомство с банановым хлебом. Юри сел, все еще сжимая банановый хлеб и уже начиная беспокоиться о крошках, безжалостно сыпавшихся на простынь. Буханка просто ужасно крошилась — так и должно было быть? Юри размышлял об этом, когда внезапно услышал клик камеры. Нахмурившись, он посмотрел на друга, который задумчиво проводил пальцем по экрану — без сомнений, выбирал фильтр снэпчата, чтобы выложить фотографию смущенного Юри. — Ты собираешься объяснить прикол про банановый хлеб? — Нет. Слишком занят, лелея свое разбитое сердечко — по твоей вине, кстати. Ведь это ты не помнишь значение бананового хлеба. — Верно, — проворчал Юри, пихая ногой Пхичита, чтобы оттолкнуть его на достаточное расстояние и встать. — Хорошо. Проходи со своим разбитым сердечком на кухню. Я хочу завтрак. — Обед, — счастливо поправил Пхичит, и Юри с тихой ненавистью поднял рубашку с пола. Упомянутый обед начался и закончился банановым хлебом, который Пхичит, по всей видимости, приготовил сам. Они сели на диван и включили музыку из айфона Чуланонта, выводя ее на колонки через bluetooth. По большей части они болтали о фигурном катании, Юри отвечал на сообщения с праздничными пожеланиями от семьи, а Пхичит в это время говорил Юри, что тот был прав насчет скорости на комбинации прыжков в конце его произвольной программы — «Неизвестная земля». — Чао-Чао сказал, что купит тебе выпить в Барселоне, — сказал Пхичит, подкидывая фиолетовую виноградинку, чтобы попытаться поймать ее ртом. Казалось, он пользовался всеми преимуществами того, что его рука наконец не была забинтована. Но в любом случае ягоду он упустил, и та исчезла, закатившись под диван. — Когда мы разобрались с этим, он, честно говоря, впервые за весь месяц выглядел настолько счастливым. — Я не особо-то и помог, — рассеянно сказал Юри, уставившись в сотовый телефон. Он набирал сообщение сестре и внезапно забыл, как будет «банан» по-японски. Чтобы вспомнить, ему потребовалась всего секунда. — Это ты исполняешь ее. Так что ты сам разобрался и со всем справился. — Ты можешь просто принять комплимент? Черт побери, у тебя день рождения! Юри отправил сообщение Мари в тот же момент, как пришло смс от Софии. Он сразу же открыл его, и слова Пхичита отошли на второй план. 13:46РМ Процесс официально запущен. Со следующего месяца у тебя больше нет компании. Твой сайт был удален, а домен продан. Я также закрыла твой номер телефона. Ты официально больше не Эрос. Наслаждайся жизнью, дорогой! Юри уставился на слова, прежде чем они не начали расплываться, едва вспомнив написать быстрое и искреннее «спасибо тебе» в ответ. Когда он оторвал взгляд от телефона, Пхичит внимательно наблюдал за ним. Юри покраснел, неожиданно для себя смущаясь столь пристального взгляда. — Это он? — спросил Пхичит, рука застыла, приподнятой — он собирался попытаться поймать ртом еще одну виноградинку. С того дня на катке Пхичит всеми возможными способами избегал называть Виктора по имени. Юри закусил губу, блокируя телефон. Пхичит поднажал: — Он знает, что у тебя день рождения? — Нет. И нет, — сказал Юри, протягивая руку через кофейный столик, чтобы тыкнуть в крошки от кусочка бананового хлеба — просто, чтобы сделать хоть что-то и не смотреть на подозрительное лицо друга. Пхичит молчал, и Юри рискнул поднять взгляд: Чуланонт наблюдал за ним, игнорируя пакет с виноградом, лежащий на его коленях. — Тогда ладно. Повисла тишина, и Юри неуверенно поерзал, кидая взгляд на друга — Пхичит рассеянно теребил виноград. — Это был не Виктор, — сказал Юри, устраиваясь поудобнее на диване и скрещивая ноги, чтобы сесть лицом к Пхичиту. Чуланонт положил виноград на столик, садясь точно так же. — Это была София. На секунду брови Пхичита сошлись на переносице, прежде чем его лицо прояснилось. — Частный детектив? — Верно. — Ох. Она проверяла кого-то для тебя? — спросил Пхичит с предельно нейтральным голосом, и Юри почувствовал огромную волну нежности к нему. Он улыбнулся другу, качая головой. — Нет, наоборот, — сказал Юри и надавил на колени, растягивая икры. — Она помогала мне покончить с этим. — Покончить? — медленно повторил Пхичит, хмурясь. — Покончить с чем? С эскортом? — Да, типа того, — сказал Юри, и недоумение Пхичита усилилось. Кацуки слегка маниакально помахал рукой перед собой. — Хорошо, нет. Не «типа того». Точно. Да. Покончить с эскортом. Пхичит открыл рот, затем, нахмурившись, закрыл. Отведя взгляд, он слегка покачал головой. — Вау. Предчувствие навалилось на плечи Юри, нервы туго скрутило. Он не был точно уверен, чего ожидал, но определенно не этого…. Не такую реакцию, которую Пхичит выдал, точнее не ее полное отсутствие. Чуланонт не был из тех, кто мог просто взять и никак не отреагировать на подобное, и это начинало беспокоить. — Я думал, ты будешь счастливее, — признался Юри, и Пхичит подпрыгнул, смотря на друга. — Почему ты думал, что я буду счастлив? — спросил Пхичит, и Юри вздрогнул, чувствуя себя загнанным в угол. — Я… Я не знаю? — Почему ты заканчиваешь? — твердо спросил Пхичит, поднимая руку, прежде чем Юри успел ответить. — Это связано с Виктором? — Что? Нет! — ответил Юри, но Пхичит, кажется, не поверил ему. Кацуки опять покраснел. — Хорошо, не совсем. Это сложно. — Полагаю, да, — вздохнул Пхичит, и Юри оскорбленно ощетинился. Чуланонт закатил глаза, прежде чем посмотреть на уязвленного в больное место друга. — Почему ты делаешь это? Почему заканчиваешь? Почему сейчас? — Я просто чувствую, что так правильно, — честно сказал Юри. Пхичит одарил его очередным разоблачающим взглядом, и Кацуки нервно посмотрел в сторону. — Сейчас вполне подходящее время. И так будет легче. Для всех, не только для меня, понимаешь? — Кого волнуют все? Ты не должен заканчивать только потому, что это хочет кто-то другой, — сказал Пхичит, скрещивая руки на груди и награждая таким недовольным взглядом друга, что Юри почти почувствовал себя снова ребенком, которого отчитывают родители. — Ты… ты не так воспринимаешь все, как я ожидал, — признал Юри, и Пхичит поднял бровь. — И что это должно значить? — Я просто имею в виду… знаешь, ты никогда не был особо доволен этим, так что… — Боже, опять это, — пробормотал Пхичит, перебивая Юри и утыкаясь лицом в ладони. Юри нелепо разинул рот, не зная, что и сказать. Пхичит вздохнул, выпрямился и сверил друга пристальным взглядом. — Я уже говорил тебе, я хорошо отношусь к тому, чем ты занимаешься, Юри. Действительно хорошо. Но я не одобряю то, что ты пытаешься извернуться, чтобы угодить кому-то другому. Включая меня. — Я так не делаю, — слабо ответил Юри, но Пхичит фыркнул, с насмешкой смотря на друга. — Буквально это ты и делаешь. Да и вообще, именно так можно описать работу эскорта! — пошутил он, но что-то в его тоне заставило Юри насторожиться. Не зная, что ответить, он ждал, наблюдая, как Пхичит потирает рукой лицо, прежде чем опять посмотреть на него. — Скажи мне, что ты делаешь это не по просьбе Виктора или типа такого, — произнес Пхичит, вцепляясь в Юри все тем же сосредоточенным взглядом, который появлялся у него на тренировках. Юри практически слабел под таким пристальным изучением. — Не по просьбе, — ответил Юри осипшим голосом, который прозвучал едва слышнее шепота. Затем он повторил еще раз, уже тверже: — Я делаю это не потому, что Виктор попросил меня. Клянусь. — Тогда почему ты это делаешь? — спросил Пхичит, казалось, слегка расслабившись: его плечи опустились, когда он пододвинулся ближе к спинке дивана. Юри дернул свитер, задумываясь. — Полагаю, я просто больше не получаю удовольствия, притворяясь кем-то другим, — ответил он. Правда ударила сильнее, чем должна была — практически прошлась по костям. Юри вздрогнул, чувствуя себя беззащитным — в обществе Пхичита такого раньше не случалось. Подумав, он слегка увильнул: — Я не знаю, как по-другому описать это. Пхичит молчал, кажется, обдумывая услышанное. — Окей, окей, я верю тебе, — все же сказал он, звуча куда более расслабленно. Он улыбнулся Юри, который просто был вынужден ответить взаимностью. — Хочешь больше не будем говорить об этом? Юри устало вздохнул, облокачиваясь на подлокотник. — Ты не будешь против, если мы закроем эту тему? Я б лучше поговорил о пустяках. — Это твой день рождения, дружище. Мы можем говорить, о чем пожелаешь. Они говорили о банановом хлебе, обсуждали слухи о старых однокурсниках, и насколько дорогую бутылку шампанского Юри сможет вытрясти у Челестино в Барселоне. Они не стали сильно засиживаться. Пока Пхичит собирал вещи, чтобы отправиться спать (утром его ждала тренировка), Юри понял, что больше всего его расстраивало то, как быстро портилось настроение у друга. Это было необычно, словно терпение Пхичита совсем истончилось: он стал выходить из себя куда быстрее, и Юри виновато осознавал, что он воспринимает эти всплески эмоций, как само собой разумеющееся. — Спокойной ночи! — сказал Пхичит, но Юри перевернулся на диване, чтобы встретиться с другом взглядом, прежде чем тот скроется в коридоре. — Эй, Пхичит? — Чуланонт повернулся, сонно улыбаясь. Юри погладил рукой спинку дивана. — Все хорошо? Пхичит наклонил голову, прежде чем усмехнуться. Как всегда он и делал. — Да, конечно! Просто выбился из сил, понимаешь? — Да, — сказал Юри, когда Пхичит потянулся, закидывая руки за голову. — Знаю. — Не беспокойся об этом, — ответил Пхичит, махая рукой и идя дальше по коридору. — Увидимся утром! Юри не смог придумать ничего в ответ, поэтому позволил другу уйти. Но разговор тревожил его весь остаток вечера, вызывая тяжесть в желудке, от которой он не мог избавиться. Сейчас он ничего не мог сделать, но Пхичит не будет врать ему. Если что-то не так, то Пхичит, конечно, скажет. Юри отправился в кровать поздно ночью. День рождения пролетел стремительной волной.***
Около одиннадцати утра сон Юри был прерван громким звонком, и Кацуки, накрыв телефон ладонью, застонал от разочарования, но после все же заставил себя встать и отправиться в душ. Пхичит уже должен быть на катке. Юри помылся, по ходу дела раздумывая, чем ему заняться сегодня. Больше нет никаких документов, требующих его подписи, звонков, которые нужно совершить. Пред ним растянулся пустой, свободный от забот день, но голова наливалась тяжестью от странного и необъяснимого ощущения — словно он находится не в своей тарелке. Юри не знал, как описать поглотившие его чувства, мысли в голове грохотали, словно неисправная насадка для душа. Ему не о чем больше беспокоиться — София взяла все заботы на себя. Все кончено. Верно? Завернувшись в полотенце, Юри прошел к гардеробу и распахнул створки, ища глазами свитер. Замерев, он толкнул вешалки и нашарил руками черную шифоновую рубашку, которую он надевал на их первую встречу с Виктором. Вся одежда Эроса висела вместе, составляя утонченный ансамбль глубокого бургунди, синего и черного. Шелк, сатин… Дорогие ткани, прижатые остальными вещами, неловко свисали с вешалок. Юри протянул руку и скользнул пальцами по мягким плечам рубашек. Внутри засело что-то холодное. Что ему теперь делать с этим всем? Юри думал, что, достигнув свободы, он почувствует что-то. Ночь перед днем, когда он получил сообщение от Софии, он провел, ожидая чего-то… окей, чего-то особенного. Например, чувства удовлетворения или облегчения. Но когда дело дошло до этого, все, что Юри действительно чувствовал — осознание. Осознание себя, вещей, которые остались у него от Эроса, и которые не вписывались в обычную настоящую жизнь. Если, конечно, Виктор не захочет, чтобы он их оставил. Юри играл с рукавами шелковой рубашки, гладкая ткань приятно скользила по пальцам. Виктор не захочет их. Это противоречит изначальной цели — тому, что он просил. Юри нахмурился, закусывая губу. Хотя именно благодаря этому они встретились в первый раз… Покачав головой и отказываясь поддаваться растущей дрожи тревоги, Юри принял решение. Он пойдет на каток и разобьет мучащие его мысли о лед, стешет их края, пока не сможет удержать все в одной руке. Это то, что он привык делать там — дома, то, к чему он привык, когда в первые несколько лет после переезда в Штаты все становилось слишком сложно. Эта реакция была такой естественной, желание оказаться на льду держало Юри, словно во сне, весь остаток утра, пока он искал протеиновый батончик на завтрак и кидал коньки в сумку. Шагая по заснеженной улице, блестящей под солнечным светом, чтобы сесть на автобус №53, Юри не мог отделаться от непривычной зудящей неуверенности. Дернув лямку спортивной сумки, он почувствовал, как коньки кольнули его через слои ткани. Проходящие мимо люди (пары, семьи и студенты, закутанные в шарфы и припорошенные снегом) не обращали на него внимания, но, несмотря на это, Юри чувствовал жар в области шеи. Он не мог сдержаться и прекратить наблюдать за прохожими — люди шли, уткнувшись в телефоны, держались за руки и поскальзывались на покрытых льдом частях дорожки. Нормальные обычные люди. Делают нормальные вещи. Виктор спросил Юри, забыл ли он, каково это — быть нормальным. Когда Кацуки прошел дальше, обходя тающий снег, он думал о том же. Секрет Эроса, анонимность, которую предоставляла ему вторая личность — Юри не мог подавить давящее чувство потерянности без всего этого. Могли ли это видеть другие? Его неловкость, ослабевающую с каждым новым шагом уверенность… Что если, даже избавившись от Эроса, за которым он привык прятаться, Юри никогда не научится быть нормальным? Что тогда от него захочет Виктор? Юри старательно пытался не думать об этом. Автобус вез его по заснеженным дорогам Детройта, окна запотели от разницы температур. Но очистить голову оказалось суровым испытанием — мысли, словно ведомые зацепкам, возвращались обратно к происходящему. Юри шатко выдохнул, утыкаясь лицом, скрытым медицинской маской, в шарф. Отсутствие Эроса — это хорошо. Юри знал это. Но просто пока не чувствовал. «Но почувствую, — твердо подумал Юри. — Должен». Кацуки прошел по коридору ледовой арены, вытирая покрытые снегом ботинки на коврике у входной двери и стягивая медицинскую маску. Он поднял взгляд и встретился глазами с девушкой за регистрационной стойкой — она, опознав его, улыбнулась. Джада. Смуглая кожа, от природы кудрявые волосы, собранные ярко-голубой резинкой, сочетающейся с цветом ее фирменного поло. Юри прошел мимо стойки, поднимая руку, чтобы помахать ей, но Джада внезапно остановила его. — Прости, Юри! Сегодня нет свободного катания для публики, — доброжелательно сказала она, и Юри замер, качнувшись с ноги на ногу. — Я просто направляюсь к Пхичиту, — сказал он, и Джада сочувственно улыбнулась, но объяснение никак не помогло. — Знаю, но прости. Мы сейчас в середине сезона, и я не могу допустить кого-то на лед без пропуска, — сказала она, вертя ручку в руке, словно жезл. Ее зеленые глаза, казалось, полностью потонули в жалости к Юри, и он смущенно покраснел. — Я… я могу позвонить Пхичиту или Челестино? — Ты там будешь не к месту в любом случае, детка. Они сегодня делят лед с хоккеистами. Ты можешь представить, что там сейчас происходит, — ответила Джада, и Юри понял: это был прямой отказ. Он посмотрел за спину девушки в маленькое окошко двери, словно он мог увидеть проблему, на которую она ссылается. Наихудшим вариантом из всех могло быть лишь то, что флиртующий Пхичит разрывался между вратарем-хоккеистом и девочкой с фехтования (если она сегодня пришла на трибуны). — Разве Пхичит и Челестино не забронировали лед? — Конечно, забронировали, но ты знаешь, босс позволит спалить все здесь дотла, если хоккеисты попросят. Не очень честно, но так обстоят дела. — Тогда вероятно лучше не беспокоить их, — сказал Юри с очевидным разочарованием. Джада все еще выглядела до ужаса сожалеющей, и Юри ощутил глубокий дискомфорт от такого внимания. Он натянул обратно маску, чувствуя себя неловко в дурацкой ситуации. — Могу я предложить тебе свободную студию? — произнесла Джада, поворачиваясь к экрану компьютера. — Если ты хочешь, можешь немножко подождать там. Хоккеисты всегда уходят первыми, так что, может быть, у тебя будет шанс покататься потом. — Да, может быть, — рассеянно сказал Юри. Затем он обдумал услышанное. — На самом деле, да. Было бы великолепно. Танцевальная студия? — Если ты хочешь, детка, — сказала Джада, поднимая взгляд от экрана и подмигивая. Юри опять покраснел, благодаря маску, скрывающую нижнюю часть лица. — Она сегодня не использовалась, так что обогревательная система выключена. Будет морозно, но чуть-чуть подожди и согреется. — Не беспокойся об этом, я предпочитаю, когда прохладно. Несколько минут спустя Юри оказался в маленькой, тесной танцевальной студии и переоделся в свободную одежду, которую он так удачно прихватил для катания. Без специальной танцевальной обуви, лучшее, что он смог придумать — просто остаться в носках. Он осмотрел помещение. Пол был промаркирован для детей, зеркала все еще хранили отпечатки их маленьких пальцев. Зал был вдвое меньше студии, в которой он учился танцевать дома. Юри повернулся, чтобы подключить телефон к музыкальной системе, установленной в углу, и оставить очки на колонке. Он поставил в перемешку плейлист треков из Лебединого озера. Довольно-таки терпимо, тем более что еще включать, когда тренируешься один? Ноты Allegro vivace заполонили комнату, и Юри лег на пол, не утруждая себя поиском мата, и начал тянуться. К моменту, когда музыка сменилась на следующий трек, он уже чувствовал растущее нетерпение и отчаянное желание двигаться. В первой позиции барре Юри поднялся на носочки, а затем опустился на пятки, сгибая колени. Его ноги запротестовали, не привыкшие к движению и все еще уставшие от фигурного катания, и Юри раздраженно и разочарованно фыркнул. Когда последний раз плие требовало столько усилий? Вот что значит долгий перерыв. Юри раздумывал, как много времени прошло с того момента, когда он последний раз оказывался в танцевальной студии. Как минимум, несколько недель. Возможно, несколько месяцев. Он оттолкнулся, поднимаясь на носочки и поворачиваясь к зеркалу. Вытянувшись, как струнка, он заставил себя смотреть на отражение: несколько секунд он вглядывался в свои глаза, прежде чем побороть себя и опустить взгляд на ноги. Выдохнув, он скользнул шагами вальса вперед, а затем все теми же шагами назад, когда музыка затихла. Вытянув руки, Юри качнул ими, словно камыши у берегов реки поддались ветру. Так он всегда делал по указке Минако. Что бы подумала Минако, увидев его сейчас? Юри обнаружил, что ему очень сильно не нравится стремительный поезд тяжелых мыслей и, опустившись в томбе, он повернулся спиной к зеркалу. В комнате было все еще холодно, и от морозного воздуха было тяжело дышать. Юри растер грудь, решив, что нужно набрать темп — так и тело согреет, и голову очистит. Поставив стопы в пятую позицию, Юри подпрыгнул в бризе. И еще раз. Затем еще раз. Тема Лебедя неизбежно заиграла, заставляя его усмирить пышущий энтузиазм. Внутренняя часть бедер горела, хотя он только-только начал тренировку. Расстроенный собой Юри пнул ногой, облаченный в один лишь носок, воздух. Он совсем недавно занимался на льду, и ничего не болело. Если б кто-то из близких увидел тот ужас, что он творит с базовыми элементами… «Нет», — подумал Юри. Он прикрыл глаза и позволил музыке целую секунду безнаказанно омывать его. Сентиментальная и романтичная мелодия. «Словно Виктор», — эта мысль пришла нежданно, и Юри не сдержал улыбки. Виктор никогда серьезно не изучал балет. Юри размышлял об этом, проскальзывая по полу в шассе. Продемонстрировал бы Виктор Юри, что умел? Судя по позициям его рук во время выступлений на льду, он имел хоть какое-то представление, несмотря на то, что балет не был формально включен в расписание его тренировок. Юри покраснел, меняя направления движения. Он надеялся, что Виктор не будет против столь глубокого расследования, проведенного Юри перед их встречами. Возможно, Юри смог бы объяснить это, как необходимость, связанную с работой Эроса. Или, может, так будет только хуже. Ведь Виктор больше не хочет, чтобы Юри был Эросом, и, вероятно, заглядывая наперед — никогда не захочет. Они разделят этот секрет и оставят Эроса в прошлом. Что бы они сказали друзьям Виктора? Яков в любом случае знал правду, есть ли смысл придумывать какую-нибудь более приятную ложь для других? Юри едва удержался на ногах, споткнувшись — носки проскользили по полу. Музыка сменилась на Allegro. Что Юри скажет родителям? С чего начнет? Немного странно и неестественно начинать объяснения с того факта, что он теперь встречается со своим подростковым кумиром. Юри откинул волосы с лица и глубоко вздохнул — грудь стянуло ледяным воздухом. Возможно, ему нужно попросить, чтоб все-таки включили обогреватель. Юри не мог выровнять дыхание. Или, может, он просто расстроен из-за неудачной тренировки. Allegro-Valse перезвоном перешло в Allegro-vico, когда Юри вытянулся в пор де бра. Он ускорился, скручивая тело в полете так высоко на носочки, как мог. Ему не нужно говорить родителям. В любом случае, не прямо сейчас. Для начала надо разобраться с остальным. Например, с Виктором. С Пхичитом. С Яковом. С Эросом. Нет, не с Эросом. С Эросом покончено. Покончено, покончено, покончено… Барабан взорвался, когда ноги Юри проскользили по отполированному полу, моментально отправляя его вниз на пол с четвертой позиции. Шок пришел первым, ощущение удара — за ним. Он упал. Упал с обычного пор де бра. Юри сел, повернувшись лицом к зеркалу, и уставился на хаос, смотрящий на него в ответ: не сочетающаяся спортивная форма и красное лицо. Смущение волнами прокатилось по нему, и он наклонился вперед, утыкаясь лбом в колени. Юри прикрыл глаза, чувствуя твердый деревянный пол под собой. С губ сорвался стон разочарования, в горле, не давая сглотнуть, свернулся узел тревоги. Юри слишком поздно осознал, что в глазах начали скапливаться слезы. — Kuso, — пробормотал он, и это было все, что он смог выдавить из себя. Песня ускорялась вокруг него, играя для танцора, который не мог претендовать на нее. Юри всхлипнул, стыдясь себя. Он уже несколько лет не танцевал подобное или хотя бы что-то отдаленно похожее. Танцы, исполняемые для работы, были другими — поставленные для услады партнеров и для разжигания жара между двумя людьми. Или для демонстрации тела на блестящем пилоне. Балет был другим. Юри учился балету, чтобы увидеть себя красивым, чтобы воспитать в себе грациозность. Он почувствовал, как слезы стекли по носу, а дыхание стало обрывистым и мелким. Тренировка должна была помочь ему найти себя, но сейчас он даже не справился с ритмом, чтобы нормально приземлиться. Не танцор. И не фигурист, как ему принудительно успели сегодня напомнить. «Публика», — назвала его Джада, и Юри чувствовал незримый укол. Он больше не фигурист — он утратил этот титул много лет назад. Следовать за тенью Пхичита на льду — тоже самое, что и вскальзывать в шелковые рубашки Эроса. Действительно лишь игра во что-то, сплошное притворство. Юри неуверенно обхватил колени руками. Внутри пустота. Ощущение падения с высоты, засевшее в его желудке, было то ли облегчением, то ли чем-то более зловещим. Что видел Виктор в Юри? Юри серьезно боялся, что он отказался от единственной вещи, которая действительно привлекала Никифорова. Виктор никогда не интересовался Юри, пока тот был фигуристом. Что заставило Юри подумать, что он станет интересным Виктору вне ледяной арены? Он даже не мог удержать свой собственный вес, уже не упоминая о па-де-де. А ведь раньше это было нормальной нагрузкой для него или, как минимум, привычной. А теперь Юри не мог совладать даже с этим. И если он не мог справиться со своей нормой, то как он справится с тем нормальным, что Виктор запланировал для него? — Простите? Юри резко выплыл из кружащихся мыслей, пораженный внезапным вторжением. Он поднял взгляд и увидел на пороге женщину, придерживающую дверь рукой с замечательным маникюром. Незнакомка была одета в прекрасное голубое платье, отлично подогнанное по фигуре и явно дорогое — именно это первым привлекло внимание Юри, несмотря на отсутствие очков. Длинное желтовато-коричневое пальто было накинуто сверху, а завершающие образ каблуки выглядели слишком непрактично для такой погоды. Юри, сгорая от стыда за то, что был застигнут незнакомкой в минуты расстройства, поднялся на ноги. — Простите! Извиняюсь, — запинаясь, пролепетал он, подбегая к колонке, чтобы выключить музыку, и вытирая свободной рукой лицо. — Вам нужна студия? Мне так жаль, мне сказали, что здесь свободно. Юри надел очки и, услышав стук каблуков по полу, повернулся, чтобы взглянуть на женщину. Он наблюдал, как она заходит внутрь, заправляя прядь скучно-коричневых волос за ухо. Пряди ловили свет студии, словно потускневшая латунь. Незнакомка была очень бледной и то, как голубой цвет оттенял ее глаза, напомнило Юри о Викторе, что было странным — женщина была намного старше. Как минимум, лет на сорок. Юри проглотил смущение, кладя телефон в карман и подходя к сумке. — Я соберу свои вещи… — Не уходи, — сказала женщина, наконец заговорив. Ее голос был ровным, почти безмятежным. Юри замер, неуверенно замешкавшись, пока незнакомка обводила взглядом комнату, даже не смотря на него. — На самом деле я искала тебя, а не студию. Внутри Юри что-то оборвалось. Он еще раз взглянул на женщину, в этот раз внимательно рассматривая ее. Нет, он уверен, что никогда не встречал ее прежде. В голове прокручивались тысячи сценариев, каждый хуже предыдущего. Старый клиент? Нет, он бы запомнил. Жена клиента? Возможно, хотя Юри долго ухитрялся избегать таких знакомств. Была ли она сообщником Якова? Пришла ли она, чтобы шпионить за ним? Юри опять подошел к сумке, сердце замерло. Он попытался натянуть маску равнодушия, но голос предательски трясся. — О.ох? Могу ли я вам помочь с чем-нибудь? — Я надеюсь на это, — парировала женщина, дотягиваясь до станка и касаясь его одним длинным пальцем. Она пробежалась рукой по линии дерева, затем замерла, наконец поднимая голову и встречаясь взглядом с Юри. Юноша потрогал лицо, смущаясь засохших дорожек слез. Женщина наклонила голову. — Ты в порядке? — Все хорошо, просто замерз, — легко ответил Юри, наклоняясь, чтобы медленно застегнуть сумку, и пряча лицо. Женщина бросила на него странный цепкий взгляд, словно хотела изучить его под микроскопом. От этой мысли кожа Юри покрылась мурашками. — И даже не плакал? Ты выглядишь так, словно недавно рыдал. Женщина произнесла это с абсолютным равнодушием, и Юри почувствовал, будто его ударили. Замечание было слишком личным, и Юри с уверенностью осознал, что ничего доброжелательного от этой встречи ждать не стоит. Отклонившись, он выдохнул и заговорил. — Простите, вы сказали, что искали меня? — Юри встал, одной рукой сжимая лямку сумки. Он вцепился ногтями в нейлон, быстро запихивая ноги в ботинки и слегка качаясь, потеряв баланс. — Да, это так, — ответила она, опираясь на станок. Юри ждал, но незнакомка не спешила продолжать, и он выпрямился. Острые грани страха прошли сквозь него, словно тревога Юри стремилась пролезть сквозь кожу и упасть к носкам туфель женщины. — Если это насчет студии, то я не особо хорош, — сказал Юри, умело обходя нарастающую подозрительность, чтобы не потеряться в панике, закипающей внутри него. — Джада сделала мне одолжение, боюсь, я не работаю здесь. Он слегка вытянул руку, но что-то в поведении женщины говорило ему, что хорошего ждать смысла нет. Юри подумал о Пхичите, о его широкой улыбке, освещающей помещения лучше всякой лампы. Юри хотел быть таким же, желал обрести уверенность и быть надежным, словно щит. Но он чувствовал себя до ужаса беззащитным — прятаться больше не за что. Тонкие губы женщины изогнулись. Всего лишь чуть-чуть. Почти улыбка. — Да, знаю. Мы встречались до этого. В комнате похолодало, но это никак не было связано со снегом, кружащим снаружи. — Встречались? — спросил Юри с быстро нарастающей паникой. Должно быть, клиент. Но Юри бы запомнил ее. Запомнил бы — он был уверен. Холодная нервозность, засевшая внутри, пустила корни, обвивая кольцом внутренние органы, и Юри сжался, прислоняясь к матрацу для йоги, приставленному к стене. — Ты не узнал меня, ведь так? — продолжила женщина с улыбкой, выглядевшей странно — словно жесткой, будто бы к ней прибегали крайне редко. Юри сжал кулак, впиваясь ногтями в ладонь, а страх неистово бурлил под ребрами, заставляя сердце биться сильнее. — Нет, простите, — ответил он, стараясь прозвучать безмятежно, но голос вышел слишком тихим. Слабым. Женщина опять улыбнулась, а затем отвела взгляд. Она прошлась по залу, стуча каблуками, и развернулась лицом к зеркалу. Уставившись на отражение, незнакомка дотронулась пальцем накрашенных губ. — Я… я не знаю, что сказать. Обычно я запоминаю людей. Женщина мягко прогудела, и Юри почувствовал себя так, словно провалил тест. — Это смешно, — сказала она тоном, предполагающим, что каким бы это ни было, но точно не смешным. Юри посмотрел на дверь. Он не успел сказать Пхичиту, что пришел в ледовую арену. Женщина отошла от станка, положив на него одну руку, и посмотрела на отражение своих туфель. — С того дня, как мой мир рухнул, я никогда не смогу выкинуть твое лицо из головы. Она подчеркивала каждое слово жестом руки, и Юри наблюдал за движениями, словно следуя за метрономом, который качался в его направлении. — И все это время ты не придавал мне никакого значения, ни пометки на радаре, — договорила она, прежде чем рассмеяться. Такой тип смеха напоминал Юри о похоронах — неестественный и не к месту. — Я прокручивала в голове все то, что всегда хотела сказать тебе. Все те ужасные оскорбления, запланированные для нашей встречи. Но вот ты здесь, и, — женщина, замерев, скривила губы и посмотрела на Юри с тихим вздохом, — ты выглядишь так же, как и тогда. Словно дите. Юри не знал, что задержал дыхание, пока не стал задыхаться с горечью, застрявшей в горле. — Кто вы? — шепотом спросил он. Женщина отошла от станка, преднамеренно медленно подходя к Юри. Юноша скрестил руки, обхватывая себя, и неосознанно сделал шаг назад, волнуясь из-за того, что остался с незнакомкой наедине. Мысли в голове неистово крутились, и было нечто такое, буквально засевшее на кончике его языка, но оставшееся вне досягаемости. — Мередит Тортон, — ответила женщина, вытягивая руку, чтоб пожать его ладонь. Но Юри, окоченев, не ответил на жест. Не может быть. Почему… почему сейчас? После всего того времени, всех тех лет тишины… Юри до этого момента никогда и не вспоминал об этом. Он медленно покачал головой, не понимая происходящее. Казалось, все должно было сложиться в единую картину, будто бы была какая-то особенная причина, по которой совсем недавно Марк Тортон всплывал в его памяти. Но правда была разбросана, разбита на части, а Юри не мог думать трезво — сердце кроликом бесновалось в груди, отбивая ритм так громко, что юноша даже мог его расслышать. Каждый удар звучал невысказанным признанием. — Я… я не понимаю, — сказал он, смотря на Мередит, когда она убрала так и нетронутую руку. — Думаю, вы меня с кем-то спутали… — Не начинай, — строго сказала Мередит, прищурившись. Вороньи лапки в уголках глаз обвинительно натянулись. — Давай даже не будем притворяться и нести этот вздор, окей? Юри испуганно сомкнул губы. — Ты проститутка, нанятая моим бывшим мужем, — сказала Мередит, наклоняя голову и смотря на Юри. Юноша почувствовал себя обнаженным, натянутым, словно нерв, и абсолютно не знающим, что делать со всем этим. Он не хотел быть здесь с этой женщиной, не хотел слушать то, что она собирается ему сказать. Ему нужно уйти, просто уйти, но Юри обнаружил, что нечто огромное и необъяснимое буквально приковало его к месту. — Ты Юри Кац-цуки. Она разделила его имя напополам так, как склонны делать это только американцы Юри ощетинился: под все тем же спокойным взглядом Мередит его щеки налились красным. — Простите, — все, что он смог вымолвить, слово слабо, буквально невесомо сорвалось с его губ. Что-то темное промелькнуло на лице Мередит. Если бы перед ним стоял кто-то другой, то Юри принял бы это за жалость. Но затем лицо женщины опять натянуло маску непроницаемости, а голубые глаза внимательно уставились на него. — За что? За тот факт, что он теперь мой бывший муж или за то, что это все из-за тебя? — холодно ответила Мередит, и Юри покраснел, не зная, что ответить на это. — Я никогда не смогу решить, на что я сильнее злюсь. На тебя или на деньги, которые он тратил, чтобы содержать проститутку. Юри машинально отвел взгляд, пристыженный, хотя что-то кричало, что он не должен это слушать. Он не несет ответственности за все, что Марк делал или не делал. Юри уставился на тени на полу, на отражение в зеркале. На красную подошву каблуков Мередит. Он пытался сдержать страх, который необузданной волной пробегал сквозь него, пытался держаться прямо и быть кем-то сильным. Кем-то типа Якова или даже Виктора. Кем-то, кто не будет бояться встретиться лицом к лицу с прошлыми ошибками. Казалось, Юри не такой. Его руки тряслись, а сердце по ощущениям сжалось, стало слишком маленьким, слишком слабым, чтобы вынести это. Юри не мог придумать, что сказать, чувствуя вес телефона в кармане. Остановит ли она его, если он попытается достать его? Даже если и так, Юри мужчина и ему за двадцать. Остановить женщину не составит труда. — Удивительно, насколько легче оказалось жить без кольца на пальце, которое только и теребишь туда-сюда. Может, однажды ты и сам это поймешь, — сказала Мередит, поднимая левую руку и демонстрируя нюдовый маникюр на голых пальцах. Юри поднял голову, пытаясь посмотреть на дверь. Когда он встретился с женщиной взглядом, Мередит, прищурившись, внимательно уставилась на него. — Или, вероятно, нет, — протянула она, опуская руку, и Юри почувствовал в ее словах оскорбление. — Скажи мне, Юри, у тебя есть парень? Кто-то ждет тебя дома? Когда Юри не ответил, Мередит задумчиво фыркнула. — Я так и думала. Предполагаю, твой бизнес не особо сочетается с отношениями. — Я заканчиваю с этим, — сказал Юри, потому что действительно хотел произнести это вслух. Мередит выпрямилась, качнув ногой, словно хотя сделать шаг в его сторону, но в последний момент останавливая себя. Размышления проделывали дыру в решимости Юри, и его глотка непроизвольно напряглась, а рана внутри так натянулась, что угрожала лопнуть в любой момент. — Я надеялась, мы сможем немного поговорить, — сказала Мередит, губы растянулись в той самой улыбке. Юри поднял спортивную сумку, перебрасывая ее через плечо. — Я так не думаю, — сказал он, собираясь с духом и делая шаг в сторону двери. Мередит потянулась к нему, кладя руку на его плечо, и Юри вздрогнул, словно прикосновение обожгло его. Взглянув женщине в лицо, он не смог распознать одолевающие ее эмоции — Мередит умело сохраняло непроницаемое выражение, а Юри на самом деле никогда не был хорош в чтении мыслей. И не мог реагировать на то, чего не знал. — Думаю, учитывая все произошедшее, ты задолжал мне беседу, — прямо сказала Мередит, и Юри отдернулся от нее, нервно сжимая лямку сумки. Он проигнорировал судорожно напрягшиеся мышцы и пружиной сжимающееся сердце — страх закручивал его, словно огромный винт. — Как ты нашла меня? — не сдержавшись, спросил он. Голос подрагивал от волнения. — Тебя послал Яков? — Что? — Мередит выглядела недоуменной, и из всего, что смог распознать в ней Юри, эта эмоция была наиболее близкой к человеческим проявлениям чувств. Затем женщина, казалось, взяла себя в руки, облизывая матовые губы. — Я правильно понимаю, что не только я искала тебя? — Забудь, — отклонился Юри, опять двигаясь в сторону выхода. Его так и не зашнурованные ботинки сползали с пяток. — Подожди, подожди! Юри не стал ждать, протягивая руку, чтобы открыть дверь. — Это из-за его улыбки, ведь так? Поэтому он так сильно тебе понравился, — спросила Мередит, и Юри, пойманный врасплох, подавился. Перед глазами сразу же всплыло лицо Виктора, и юноша удивленно открыл рот. Она знает о Викторе? Что еще ей известно? Юри, мелко подрагивая от остывшего пота, повернулся на носочках лицом к женщине. Страх холодом сковал тело. Мередит улыбалась и, смотря на нее, Юри подумал, что на ее лице опять отражается жалость. Тортон одним длинным пальцем указала на свои губы. — Марк, — сказала она, и Юри не почувствовал себя комфортнее от ее уточнения. — Когда мы только начали встречаться, меня очаровывала его улыбка. Понимаешь, что я имею в виду? Юри неуверенно замешкался. Улыбка Марка была приятной и входила в список тех вещей, которые он навсегда запомнит о нем. Она была немного косой, почти изогнутой, и было в ней нечто чисто американское, вызывающее в теле Юри дрожь. Но сейчас от одного воспоминания в желудке скрутило. Мередит кивнула, выглядя куда мягче, чем до этого. — Довольно глупо влюбляться в улыбку мужчины, верно? — Я никогда не был влюблен в него, — парировал Юри, вздрагивая — он не успел подумать, прежде чем слова сами вырвались из него. Когда он опять поднял взгляд на женщину, ее лицо было твердым, словно камень. — Конечно, нет, — резко сказала она. Мередит скрестила руки и, по мнению Юри, этот жест выглядел куда более агрессивным, чем когда это делает он сам. Для него скрещенные руки всегда значили чуть больше, чем попытка защититься. — Это не включено в список твоих услуг, ведь так? Длинное и обжигающее копье вины пронзило его, проходя от верхней части его груди вниз к сплетенному в тугой комок желудку. Юри опять подумал о Викторе, о данном ему обещании, об угрозе Якова, сжимающей его шею, словно удавку. Вздохнув, он сглотнул колкие слезы. — Нет, не включено. Лицо Мередит было таким острым, словно тонкий осколок. — Если бы только Марк знал это, так? Между ними повисла тугая тишина, и Юри не знал, как справиться с этим. Он покачался на ногах, дергая рукой в сторону двери. Но что-то прожигало дырку в его языке, что-то, словно струна, натянувшееся между стыдом и страхом. — Если ты здесь не из-за Якова, тогда что тебе от меня нужно? — сказал он, опуская руки вниз, чтобы казаться выше. Они почти сравнялись в росте, но, возможно, Мередит даже выигрывала несколько дюймов за счет каблуков. — Ты здесь просто, чтобы напугать меня? Отплатить мне за произошедшее? — Не буду врать, — сказала Мередит, снимая пушинку с рукава пальто. — Я винила тебя. Долгое время. Твое лицо — единственное, о чем я могла думать после того, как Марк ушел от меня. Боже, я реально ненавидела тебя. Юри казалось, что в его живот всадили наточенный нож и намеренно медленно поворачивали в открывшейся ране — тело скручивалось вокруг острия, словно ткань. Неугомонные мысли подкинули изображение постельного белья. Как он собирает ткань в кулак, рывком одергивает ее, когда в одеяле путаются ноги. Юри покраснел. Комната внезапно стала слишком маленькой. Или воздух — слишком плотным. В ушах звенело, и он изо всех сил пытался сфокусироваться, пытался понять происходящее. — Мы встретились в «Radiance», — продолжила Мередит, и Юри сразу же вспомнил ресторан. Дорогой, на последнем этаже небоскреба. Любимый ресторан Роберта. Юри отчаянно размышлял, пытался вспомнить, но Мередит не стала его ждать. — Я собиралась поужинать с фирмой. Марк, вероятно, забыл или, может быть, просто обнаглел, но вы оба были там, ужинали вместе. «Интерн» — так он представил тебя. Юри вспомнил — память поразила его, буквально ударяя под дых. — У тебя еще тогда был акцент, — продолжила Мередит, наблюдая за Юри. — Ты действительно был такой молодой… ты и сейчас так молод. Возможно, это то, что с легкостью заставило меня поверить в вашу глупую историю. — Я… — запнулся Юри, действительно растеряв все слова. — Хах, — тихо сказала Мередит, почти что сама себе. — Нечего сказать? Совсем нечего? Юри закусил губу, впился в нее зубами, пока не почувствовал медный привкус крови. Мередит подняла бровь, то ли оценивая его, то ли ожидая ответа. Юри не мог перестать думать о том, как он, должно быть, выглядит в ее глазах. Видит ли она его таким маленьким, как он сам себя чувствует? Таким испуганным, какой он на самом деле? Всего лишь одна глупая ошибка, совершенная много лет назад… Даже не его ошибка! Но, очевидно, она оценивает это по-другому. И Юри не мог винить ее и не важно, как ему самому плохо от этого. — Вероятно, так же, как и мне, — наконец сказала Мередит, поворачиваясь на каблуке, царапнувшем деревянное покрытие. Голубые глаза напряженно всматривались в Юри, не спеша разрывать зрительный контакт. — Потому что я здесь не для того, чтобы говорить о Марке. Я хочу поговорить о Роберте. — Что? Мыслительную деятельность Юри словно хлыстом ударили, разбивая мозг на осколки. И так слабое понимание ситуации рассыпалось, пока он с трудом пытался проанализировать услышанное. Мередит откровенно наслаждалась его недоумением, смакуя замешательство Юри. Кацуки все также видел себя, словно через призму ее сознания. Казалось, он опять оступился — прямо как на пор де бра — ожидая приземления, но поскальзываясь и опадая под тяжестью собственного веса. — Роберт… Мой Роберт? — смущенно спросил он, заикаясь. Глаза Мередит сверкнули, ловя свет лампы. — Твой Роберт? — повторила она, улыбаясь — но никакой добротой там и не пахло. — Забавно, как ты рассматриваешь эту ситуацию. Марк не был твоим, но каким-то образом Роберт твой? Это потому что ты не платишь никому комиссию за него? Это позволяет тебе заявлять свои права? Юри отвел взгляд, мучительно скривив губы, когда грубые слова резанули его по больному. Мередит, огрызаясь, повернула острие ножа. — Или это потому что жена Роберта не присутствует здесь, чтобы не согласиться с тобой? — Прекрати это, — рявкнул Юри, поднимая руку. — Я не кто-то… ваши браки никак не связаны со мной. — Ты действительно думаешь так? — спросила Мередит, и в ее голосе почти прозвучали нотки любопытства. — Ты действительно думаешь, что твоя работа не влияет ни на что, кроме тебя? Марк. Пхичит. Виктор. Юри застрял где-то между ними, прислонившись спиной к двери, которую так и не смог заставить себя открыть. — Что ты хочешь? — сказал он, вытянутая рука мелко тряслась. Пусть он не может сосредоточиться, выпрямиться, но он не сломается. Не покажет этой женщине, незнакомке, свой страх. — Говори мне, что тебе нужно, или я ухожу. — Я хочу помочь тебе, — ответила Мередит так, словно это было очевидно. Юри проигнорировал жар, вспыхнувший в горле от ее пристального взгляда. — Поэтому я и искала тебя. Не поверишь, как я была удивлена, когда после всех прошедших лет выяснила, что та же самая проститутка, что разрушила мою жизнь, трахается с моим боссом. — Ты работаешь на Роберта? — сказал Юри, не успевая за потоком мыслей. Мередит одарила его таким взглядом, словно он был особенно отсталым. — Роберт Хестон, — чуть ли не по слогам протянула она, но Юри был слишком ошарашен, чтобы оскорбиться. — Из «Барк и Хестон» — юридической фирмы в столице. Никогда не всплывало на ваших свиданиях, нет? — Мы никогда не говорили о работе, — слабо сказал ошеломленный Юри. Это было не совсем правдой. Он сам не заметил, как начал говорить, а осознав, закусил губу. Мередит легко рассмеялась. — Какой, должно быть, оксюморон для тебя, верно, — тыкнула она, но Юри проигнорировал ее выпад. Он стоял, ожидая объяснений. — Скажи мне, Юри. Ты ведь тоже в денежном бизнесе. Что ты знаешь о присвоении? — Что? Ничего, — честно сказал он, и Мередит сделала шаг вперед. Юри неуверенно отступил. — Роберт Хестон присвоил примерно три четверти миллиона долларов из нашей фирмы, — сказала Мередит, и Юри сморщил лоб, скрутив руки в кулаки. — Зачем ему присваивать что-то из своей собственной фирмы? — спросил Юри, не в силах соотнести Роберта, которого он знал, с этой женщиной и прозвучавшими словами. Не в силах соотнести ужасную ситуацию с мужчиной, с которым ему было так комфортно. — Почему мужчины вообще что-то делают? — проницательно ответила Мередит. — Потому что они могут. Юри проглотил невысказанный ответ на укол, беря секунду на раздумье. — Я… я не знаю, является ли это странным способом поставить меня на мое место, но тебе действительно пора оставить меня в покое, — запнувшись, наконец произнес Юри. Желудок скрутило, а голова закружилась. Он отступил к двери. — Это между вами и Робертом. — И с тобой это связано тоже. — Как? — Ладно, деньги должны были уходить куда-то, — сказала Мередит, размахивая руками, словно жестами вырисовывала вышеупомянутые купюры. — Или. Как минимум, он должен был платить тебе откуда-то. Юри открыл рот, а затем замер, раздумывая над услышанным, прежде чем заговорить. — Ты думаешь, он платил мне из тех пропавших средств, — медленно сказал он, ожидая, что его поправят. Мередит молчала, что Юри принял за подтверждение. Он потряс головой. — Роберт платил наличкой. — Всегда? «Нет», — подумал Юри, но не смог сказать. Мередит в любом случае, должно быть, прочитала все по его лицу — уж слишком внимательно она уставилась на него. — Думаю так, — сказала она, и Юри стало жарко, от волнения кожа покрылась буграми. — Думаю, мы можем помочь друг другу, Юри. Заключить соглашение, если захочешь. — Подожди, — сказал Юри, поднимая руку. — Я не понимаю этого. Ничего из этого. Начнем о том, как ты вообще узнала обо мне? Его рука тряслась — сказалась предательская тревога. — Ты следила за мной? — Я следила за Робертом, — ответила Мередит, но в этот раз ее слова прозвучали чуть с большей осторожностью. Немного менее увереннее, и Юри нахмурился, пытаясь прочитать ее мысли. — Ты просто случаешься там, куда ведут все дороги. И я лишь рассчитала возможный вариант. — И тогда ты начала преследовать меня, — закончил Юри, осознавая. — И вот так ты узнала, что я здесь, верно? Юри прижал руку к груди и отступил назад. Под кожей пробежалась волна зудящего напряжения — осознание того, что он подвергался слежке, вызывало в нем неуверенность и чувство притеснения. За ним следили. Наблюдали. Внутри, словно цунами, росла злость, омывала его шею, прокатывалась по всему телу — холод страха растаял под пробудившимся гневом. — Ты, — Юри не мог собраться с духом и оскорбить ее, он никогда не был в таком хорош. Когда он заговорил, его слова были наполнены яростью. — Не могу поверить, что ты занималась таким. Да какой ты вообще человек? — Я перестала удивляться, на что способны люди, еще много лет назад, — ответила Мередит, но ее щеки порозовели. Юри как-то ухитрился задеть ее. Он продолжил давить. — И ты просто опустилась до их уровня? — горько сказал он, и Мередит сморщила нос. — Я не кидала камни, Кацуки, — парировала она, но Юри остался глух к ее словам — злость полностью овладела его телом. — Это не должно казаться тебе таким уж отвратительным. Если ты, конечно, принимал правильные решения. — Ох, и у меня сейчас есть выбор? — сказал Юри, почти смеясь из-за волнения. — Как великодушно с твоей стороны. — Не веди себя как ребенок! — Я не тот, кто бесился из-за того, что у меня ушел муж, — рявкнул в ответ Юри, в ужасе от того, что подвергался преследованию. — Не моя вина, что он не хотел тебя. Ошеломленная Мередит промолчала. Юри услышал свои слова слишком поздно. Он запнулся, внезапно стыдясь своей злости, и ярость, словно догоревшая свеча, потухла, внезапно наполняя его пустотой. — Ты, возможно, не знаешь, какого это — терять кого-то близкого, но нет оправдания вашему с Марком отношению ко мне, — медленно сказала Мередит, и впервые ее голос дрожал. Юри прикрыл глаза, замыкаясь в себе и чувствуя муки совести. — То, что делает Роберт, неправильно, и я не собираюсь позволять ему зарывать нашу фирму. А он только это и делает. И я не хочу все усложнять для тебя, Юри. Но я сделаю это, если так будет необходимо. — Что ты хочешь? — спросил Юри, заставляя себя посмотреть на Мередит. — Ты зачем-то пришла же. Ради чего? — Я хочу, чтобы ты сделал заявление, — сказала Мередит, выпрямляясь на высоту всего роста. На каблуках она определенно была выше Юри. — И предоставил свою платежную информацию мне, чтоб я могла найти пропавшие средства Роберта. — И если там не окажется того, что ты ищешь… — Окажется, — прямо сказала Мередит, и Юри отвел взгляд, уставляясь на снег за окном. — Если ты уже знаешь так много, почему тебе нужно мое согласие? — спросил Юри, пораженный внезапной мыслью. Он повернулся к Мередит, злость внутри оскалила клыки. — Это потому что ты преследовала меня. Ты вышла на меня незаконным способом, ведь так? Тогда почему тебе нужно мое согласие, почему ты просто не можешь вызвать меня в суд. — Это… сложно, — ответила Мередит, и Юри знал, что был прав. Он поправил сумку. — Я ухожу. — Мы не закончили. — Закончили, — холодно сказал он, прежде чем развернуться на пятках, открыть дверь и пройти по коридору. Он ожидал, что Мередит последует за ним, ожидал услышать стук ее каблуков за спиной. Но было тихо. Юри продолжал идти, шаркая ногами (ботинки так и остались не зашнурованными), пока не оказался в фойе. Он прошел прямо в туалет — необходимо немного проветрить голову. Брызнув водой на лицо, он собирал по крупицам непослушные мысли, крутившиеся в черепной коробке волчком. Выйдя обратно в холл, он так сильно застрял в собственных размышлениях, что даже не заметил, как Джада зовет его, пока она не стукнула папкой по стойке регистрации. — Что? — спросил он изумленно, и Джада поднялась в кресле. — Я пыталась дозвониться до тебя, — сказала она, указывая на лежащий на стойке телефон. — Мы все пытались. Детка, тебе нужно ехать в госпиталь. Пхичит… Это Пхичит… Челестино только что забрал его, они поехали на такси. Мы пытались дозвониться тебе, но не смогли. — Пхичит? — повторил Юри, не до конца осознавая происходящее. Его разум был затянут непроглядным туманом, мысли двигались по одному и тому же кругу размышлений, поэтому слова Джады воспринимались с непосильным трудом. Засунув руку в карман, он достал телефон и увидел значок выключенного звука. Три пропущенных от Челестино, два — от стационарного ледяной арены. Юри недоуменно запнулся. — Что… что случилось? Что ты сказала? Джада смотрела на Юри так, словно беспокоилась, что он ударился головой. Возможно и ударился, возможно это все ночной кошмар, а Юри просто не может проснуться. — Пхичит столкнулся с хоккеистом и упал. Кажется, он довольно неплохо ударился. Челестино сказал мне передать тебе, чтобы вы встретились в госпитале. Ты не отвечал, и я уже собиралась идти за тобой. Груз услышанного навалилась на Юри, стоило ему только осознать смысл произнесенных слов. Он почувствовал такую тяжесть, что был готов провалиться сквозь пол. — Верно, верно. Я иду, — решительно сказал он и наклонился, роняя сумку, чтобы торопливо зашнуроваться. Он засунул пальто к сменной одежде — понимая, что на улице слишком холодно, чтобы идти без него, но абсолютно наплевав на это. Выпрямившись, он заметил Мередит, заходящую в фойе. Она остановилась, и несколько секунд они просто смотрели друг на друга. Молчали и пялились. — Я… — начал Юри, но закончить ему было не суждено. Схватив сумку, он перекинул ее через плечо и выбежал в снегопад.***
Пхичит, поморщившись, осторожно опустился на диван, и Юри сочувственно вздохнул. — Тебе нужно что-нибудь еще? — спросил он, наблюдая, как Пхичит слегка приподнимает ногу, стараясь не надавливать на синяк, расцветающий на бедре. Чуланонт лишь хрюкнул в ответ — после всего произошедшего это было ожидаемо. Юри и сам не чувствовал себя готовым к разговорам. День растягивался, как удивительный сон. — Нет, думаю, я в порядке, — ответил Пхичит, потирая бедро. Приехав в госпиталь, Юри нашел Пхичита, все еще ожидающим прием. Челестино, словно причудливая птичка, хлопал крылышками вокруг подопечного. Юри, спросив дорогу на ресепшене, ворвался в комнату ожидания с раскрасневшимся лицом, несмотря на то, что в спортивной форме успел замерзнуть по дороге. Одного взгляда на Пхичита, прижимающего что-то, похожее на одну из его футболок, к истекающему кровью лбу, хватило для того, чтобы вымести все лишние мысли из головы Юри и сконцентрироваться только на пятне крови под смуглыми пальцами друга. По словам доктора, Пхичит оказался невероятным счастливчиком, и Юри был вынужден согласиться с ним. Оказалось, что рана на лбу только выглядит страшно, а настоящую опасность представляет лодыжка, пострадавшая от неудачного приземления. Та же самая лодыжка, которую Пхичит уже ломал на первом курсе. Челестино держал себя в руках и оставался спокойным, что действительно не могло не впечатлять — сам Юри уже был готов прокусить язык, лишь бы сдержаться и не начать отчитывать Пхичита за возможно порванные связки перед самым Гран-при. Если бы друг не выглядел таким усталым в свете ламп помещения, Юри бы не стерпел, но выдохшийся Пхичит приобрел неприятный сероватый оттенок, и этого хватило, чтобы сочувствие и тревога за близкого выиграли у скептицизма. Пхичит аккуратно положил перевязанную компрессионным бинтом ногу на кофейный столик. Юри поставил сумку друга и прошел на кухню, чтобы приготовить ему чай. А себе, возможно, кофе, так как, оказавшись наконец в тепле и уюте родной квартиры, он почувствовал навалившуюся тяжесть — словно весь день он бегал марафон, бездумно растрачивая энергию. — Доктор сказал, что дома тебе нужно выпить каких-нибудь противовоспалительных, — предложил Юри, включая чайник и возвращаясь к сумке друга, чтобы выловить бумажный пакет из аптеки. Когда он бросил сумку обратно на пол, Пхичит удрученно застонал, грустно сморщиваясь. — Позже, — вымолвил он, откидывая голову назад и уставляясь на потолок. Пакет он предусмотрительно положил на диван рядом. — Прямо сейчас, думаю, я собираюсь просто позволить себе прочувствовать весь спектр ощущений. — Это глупо, — сказал Юри, когда закипевший чайник кликнул. — Если болит, то просто прими ибупрофен. Пхичит, фыркнув, рассмеялся. — Засунь его себе в задницу, Кацуки. — Очень по-взрослому. А теперь прими лекарства. — Соси, а. — Шикарно, — все, что смог ответить на это Юри. Он налил две кружки зеленого чая, оставил их на стойке завариваться, прошел в гостиную и сел на диван. Спортивный костюм неприятно прилип к все еще влажной от снега коже: он переоделся всего несколько минут назад — сначала помог Пхичиту. — Хочешь поговорить о случившемся? — Определенно нет, — ответил Пхичит, доставая телефон из кармана толстовки. — Хм, думаешь, я получу несколько сочувствующих лайков, если сфотаю свою лодыжку для Инстаграма? Юри почувствовал приступ беспокойства. — Может быть, тебе не стоит афишировать травму, пока мы не узнали точный диагноз. Пхичит бросил косой взгляд на друга. Тревога засела под маленькой линией швов на его смуглом лбу. — Это не такая травма. Доктор сказал, я просто подвернул ее. — На самом деле он сказал, что надеется, что ты только подвернул ее, — мягко поправил Юри, чувствуя волнение — Пхичит старательно избегал его взгляда. Протянув руку, он коснулся плеча друга. — Для полной уверенности тебе назначили на завтра рентген. Так что я б пока повременил с этим. — Кайфолом, — сказал Пхичит, открывая Снапчат. Но Юри с точностью определил, что друг не в настроении для шуток. Они сидели в тишине, ожидая, когда заварится чай, и Чуланонт просматривал истории в приложении. Заметив, что Пхичит остановился на фотографии Джей-Джея, Юри почувствовал, как желудок скрутило от назойливой нервозности и вины. — Пойду проверю чай, — сказал он, просто чтобы отвлечься на что-то и перестать думать о работе. На самом деле, о его бывшей работе. Все эти мысли, так или иначе, возвращались к Мередит, и нервная тошнота заставила его тело мелко затрястись. Замерев на секунду, он попытался прийти в себя. — Ты в порядке? — спросил Пхичит, так как Юри все так же стоял, не двигаясь. Кацуки потряс головой, улыбаясь. — Все хорошо, просто мало ел сегодня, — отмахнулся он, двигаясь на кухню, чтобы проверить чай. Когда он вернулся на диван, вооруженный двумя кружками, Пхичит особенно внимательно рассматривал его. Юри еще раз улыбнулся, протягивая кружку другу, и тот взял ее, не сводя с юноши взгляда. — Чем занимался сегодня? Раз ты теперь безработный, — сказал Пхичит. Его голос прозвучал практически достаточно беззаботно, чтобы Юри поверил в то, что он ничего не подозревает. Но к несчастью для тайца, Юри горделиво считал себя экспертом по дисциплине «Пхичит Чуланонт». — Я был в танцевальной студии, просто пытался вернуть это в привычку, — уклончиво ответил Юри, сдувая пар с кружки и хмурясь. — Прости, что так отвлекся. Я мог бы оказаться с тобой до того, как вы отправились в больницу, если бы не выключал звук на телефоне. — Не так уж и важно, — сказал Пхичит, пожимая плечами и дуя на кружку. Он аккуратно поджал пальцы, пытаясь касаться только ручки — керамика не спешила остывать. — Выглядит намного хуже, чем на самом деле. — Ты рассек голову, — сказал Юри, сдерживая голос, чтобы показать насколько он серьезен. Пхичит закатил глаза. — Не драматизируй, — сказал он, делая глоток чая, прежде чем зашипеть. — Ох, слишком горячо. Это просто маленький порез. Вероятно, даже эти швы не нужны. — Да, что эти доктора знают? Вот точно, мясники! — c издевкой произнес Юри, и Пхичит еще раз закатил глаза. Юри подумал, что если Чуланонт продолжит, то у него заболит голова. — Пхичит, знаю, я ворчун, но о чем ты думал? На катке не было достаточного пространства, чтобы крутить четвертной риттбергер. Ты мог действительно навредить себе. — Боже, что еще, Чао-Чао младший, — сказал Пхичит, махая свободной рукой, словно все, что Юри произнес, было до ужаса банально. Кацуки нахмурился. Все беспокойство, скопившееся еще с разговора с Мередит, неприятно перекрутилось в животе. — Нет никаких повреждений, так что просто оставь это, хорошо? — Не надо… посмотри на себя! — сказал Юри, жестом показывая на лежащую на кофейном столике ногу друга. — Что если ты раздробил кость? Или сломал? Что будешь делать тогда? — Это не перелом! Господи, — сказал Пхичит, прежде чем пробормотать что-то на тайском. Юри поставил кружку на стол. Его знаний языка хватало понять, что Пхичит передразнивает его. Чуланонт встретился с ним взглядом и, нахмурившись, глубоко вздохнул. — Я уже выслушал все от Чао-Чао сегодня и не нуждаюсь в еще одном раунде. Это было глупо, но я в порядке! — А что с парнем, в которого ты врезался? — спросил Юри, не понимая, откуда взялось бурлящее разочарование, но не находя в себе сил сдержать его. Было что-то успокаивающее в том, чтобы отчитывать Пхичита, что-то, облегчающее надоедливую тяжесть в желудке. — Вы могли оказаться в больнице и ждать приема вдвоем. — Ну, к счастью для хоккейной команды университета, в них влетел лишь глупый старый я. Так что, полагаю, можешь быть счастлив, — горестно ответил Пхичит, и от его тона по телу Юри пробежала дрожью вина. Но все перевесила очередная вспышка раздражения, вызванная тем, что Пхичит назвал себя глупым. Словно Юри действительно больше беспокоился за какого-то незнакомца из хоккейной команды! Не похоже на Пхичита так расстраиваться. — Не будь мудаком, — сказал Юри, и Пхичит удивленно уставился на него. Юри не привык ругаться, но если Пхичит собирался барахтаться в жалости к себе, словно все произошедшее не было его чертовой виной, то Юри не собирается сдерживаться. — Ты знаешь, что это не то, что я имел в виду. Я просто пытаюсь понять. — Я знаю, что он твой бывший и все такое, но ты помнишь, как много четверных было в произвольной программе Никифорова? — злобно сказал Пхичит, и Юри покраснел. Лицо Мередит вспыхнуло перед глазами, словно молния. Он потряс головой, будто пытаясь вытрясти непрошеные мысли прочь, но Пхичит, казалось, не заметил. — Я едва могу нормально приземлить единственный, которым владею! Мне казалось, я в довольно неплохой форме, чтобы попробовать отработать его, и я попробовал, но он предательски цапнул меня за задницу! Но теперь я все понял! — Какая разница, сколько четверных делает Виктор? — спросил Юри, наблюдая, как Пхичит осторожно глотает чай и в очередной раз обжигает язык. — Ваши программы полностью разные. — Скажи мне, Юри, я хотел бы знать, — горячо сказал Пхичит, поворачиваясь лицом к другу. Серые глаза пылали. — Ты действительно думаешь, что у меня есть шанс обойти Виктора? Юри ошеломленно выдохнул. — Что? Конечно. Ты же знаешь, я болею за тебя. — Это не то, что я спросил, — с неожиданной удрученностью произнес Пхичит. Юри опять протянул руку, обхватывая ладонь друга. — Пхичит, ты пришел третьим на Чемпионате четырех континентов в прошлом сезоне! Ты являешься топовым фигуристом в своей стране, — продолжил Юри, прилагая усилие, чтобы придать голосу побольше энтузиазма. — Виктора не было на четырех континентах. И Плисецкого, — сказал Пхичит, опуская взгляд в кружку, словно высматривая нечто, скрывающееся в чае и готовое в любой момент укусить его. — А Джей-Джей пришел вторым. — Ты в два раза лучше, чем он, — честно сказал Юри, сжимая ладонь друга. Пхичит еще раз вздохнул, пробегаясь пальцами по волосам. — Ты об этом беспокоишься? Ты будешь великолепен, Пхичит. Я знаю это. — Верно. Верно. Стоило тебе понять это, как мы все сразу выяснили, — сказал Пхичит, и его голос застал Юри врасплох. — Я не знаю, что ты хочешь, чтобы я сделал, — нервничая, медленно протянул Юри. — Окей, последнее время ты делаешь целое ничего, так почему бы тебе и дальше не продолжать в таком же духе? — рявкнул Пхичит, и уязвленный Юри распахнул рот. Пхичит вытащил руку из его хватки, наклонился вперед и поставил кружку на стол с чуть большей силой, чем это было необходимо. Горячая вода расплескалась по кофейному столику. — В чем твоя проблема? — спросил Юри, не зная, куда деть вспыхнувшую злость. Усталость после эмоционально нестабильного дня внезапно сменилась чем-то горячим. Разочарование от самого себя и пустая боль от беспомощности расколола его изнутри, позволяя чему-то уродливому пробраться наружу. — Моя проблема? Моя проблема? — маниакально повторил Пхичит, бросая телефон. Тот отпружинил от подушки и упал экраном вниз. Эмоджи-хомячок уставились на них с ярко-зеленого чехла. — Со мной все в порядке, Юри. Это я о тебе беспокоюсь! — Почему? Почему ты беспокоишься обо мне? — недоуменно спросил Юри. Он поправил очки, потирая переносицу. Тело, закутанное в сырую одежду, все еще мелко дрожало. — Ты не должен вообще думать обо мне. — Не все могут выключить режим заботы так же легко, как ты, — едко сказал Пхичит, и Юри ошеломленно ахнул. Чуланонт поднял взгляд, испуганно распахнул глаза, и потянулся к другу. — Прости, прости. Я не это имел в виду. — Все хорошо. Забудь, — сказал Юри, уворачиваясь от рук Пхичита. Кацуки попытался улыбнуться и зажал ладони между бедрами. — Знаю, у тебя был тяжелый день, я не должен ругаться на тебя. Прости. Пхичит нахмурился, темные глаза пробежались по лицу Юри, словно искали трещины в облицовке. Кацуки смущенно ссутулился. — Что? Что такое? — Скажи мне, Юри, — произнес Пхичит, и Юри нервно закусил губу. — Скажи мне, о чем ты думаешь. Мередит. Виктор. Пхичит. Марк. И все заново по кругу порочной петли. Юри чувствовал, как его сердце мечется во всех направлениях, пока не разрывается от напряжения. Будто слишком слабое, чтобы сохранить, обезопасить всех. Тонкое, словно бумага. Юри думал, как он вообще сможет все исправить. Он посмотрел на Пхичита, на нитки швов на его лбу, на вытянутое тело и ногу, взгромождённую на кофейный столик… — Ничего, — тихо сказал Юри, пытаясь спрятать трясущиеся руки, сильнее сжав их ногами. — Я не думаю ни о чем. Я просто переживаю за тебя. — Чушь, — сказал Пхичит, и Юри, опять поддавшись разочарованию, вздохнул. — Ты можешь просто принять их, Пхичит? — сказал Юри, кивая на пакет с лекарствами, который практически сплющился между ними. — Ты — единственный, на ком должен сейчас полностью сконцентрироваться. Я в порядке. — Почему ты сделал это, Юри? — спросил Пхичит. Его затвердевшие глаза напоминали камни. Юри вздрогнул от сквозившей в них напряженности, раздумывая, есть ли у него шанс просто раствориться в воздухе — в последнее время он чувствовал себя таким маленьким и слабым. — Сделал что? — Почему ты бросил катание? Юри неуверенно посмаковал ответ. — Ты знаешь почему, — тихо ответил он, но Пхичит нетерпеливо цыкнул языком. — На самом деле нет. Не знаю, — злобно сказал он. Юри обхватил себя руками, желудок скрутило от тошноты. — Ты был так хорош. И ты любил это. Почему ты просто выкинул это из своей жизни? — Я ничего не выкидывал из своей жизни, — бойко парировал Юри, хмурясь на прозвучавший меж предложений подтекст, но Пхичит, не слушая его, продолжил говорить. На лице друга отражалось неподдельное расстройство. — Да, выкинул! — рявкнул он, изумляя Юри. Пхичит попытался встать с дивана, морщась — бедро очевидно болело. Но Юри не успел предложить помощь — Пхичит уже почти обогнул его и прошел дальше. Чуланонт застыл и указал на Кацуки пальцем: — Ты просто ушел! Оставил все позади, оставил меня позади, будто это больше ничего не значит! И ради чего? Денег? — Нет! — в ужасе сказал Юри. — Нет, нет! Конечно, нет! Как ты мог так подумать? — А как мог не подумать? — горько ответил Пхичит. — Что еще этот глупый эскорт давал тебе, что не могло дать катание или я? За прошедшие пять лет Юри видел Пхичита в таком состоянии лишь дважды, и каждый раз застревал в его памяти, словно уродливый шрам на гладкой коже. Шрам, который никогда не зарастет до конца. Оптимизм Пхичита был глубоким бьющимся сердцем всей его сущности. Юри уже давно на зубок выучил ритм его счастья, наслаждаясь теплотой и комфортом, которыми друг всегда щедро одаривал близких. Вероятно, именно это служило устойчивой опорой, когда собственный оптимизм Кацуки сдавал. Да и если честно, где Пхичит проявлял эмпатию и участие, сам Юри отдавал предпочтение эгоизму. — А теперь ты бросил и эскорт тоже, — продолжил Пхичит, балансируя на здоровой ноге. — И это так же, как с катанием, просто так же, как и тогда — ты не сказал ни единого грёбаного слова об этом! Словно просто… я не знаю, словно тебе по боку, словно с гуся вода… Но я ведь знаю, что это не так! И я не понимаю, что делать дальше, Юри. Не знаю, как помочь тебе. — Помочь мне? — спросил Юри, ошеломленный вспышкой Пхичита. Он сел обратно на диван, откидываясь, словно тот мог поглотить его. — Тебе совершенно не надо помогать мне, Пхичит. Я могу присмотреть за собой сам. — А я так не думаю, — ответил Чуланонт. И внезапно он показался таким молодым и юным, что это сломило все подготовленные возражение. Пхичит выглядел все тем же подростком, которым он был в первую их встречу. Казался таким же испуганным, каким был всего лишь раз. Юри хотел встать, потянуться, обхватить друга, пока тот не перестанет трястись, но он, пойманный в ловушку второй раз за день, не мог заставить себя пошевелиться. — Я могу, Пхичит. Обещаю. А теперь позволь мне присматривать за тобой, — надавил Юри, протягивая руку за пакетом с лекарствами, чтобы занять себя хоть чем-то и не смотреть на друга. — У тебя есть хоть какое-нибудь представление, какого мне все это? Каждый раз думать, стоит ли мне ломать твою дверь или прятать лезвия бритвы? Как я могу сконцентрироваться на глупом Гран-при, когда я боюсь, что ты утопишься к моему приходу? — маниакально протараторил Пхичит. Слезы брызнули из его глаз, и Юри, подстегнутый огорчением друга, вскочил на ноги. — Х-хорошо. Я знаю, что ты не сделаешь этого. Но что-то не так, Юри. Просто что-то… что-то было не так, когда ты закончил с катанием, и я… Я не смог тебе помочь тогда, и я просто хочу помочь сейчас! — Ш-ш-ш-ш, ш-ш-ш-ш, — мягко ворковал Юри, крепко прижимая Пхичита к груди. Чувствуя, как его слезы мокро и горячо стекают по плечу. — Все хорошо, я в порядке. Ничего плохого не случится, я обещаю. — Откуда ты можешь знать это? Ты всегда так замкнут в себе, и я не знаю, что делать, — приглушенно сказал Пхичит, утыкаясь в футболку Юри. Кацуки до боли вдавливал его в себя, ладонями гладя юношу по спине. — А еще я испортил ногу. — Не испортил, всего лишь подвернул, — выдохнул Юри самым успокаивающим голосом, на который был способен. Его все еще трясло, но он был горд, что не расплакался сам. Пхичит приглушенно рассмеялся сквозь всхлипы. — Мне плевать на победу, — признался он, шмыгая носом. Юри недоуменно нахмурился, но продолжал гладить его спину. — Действительно плевать. Что важнее для меня — показать всему миру, на что я способен. Показать тебе. — Я верю в тебя, — решительно сказал Юри, но Пхичит выпутался из его рук. Он потер лицо, стирая слезы, и посмотрел мокрыми глазами на Юри. — Я не хочу, чтобы ты верил. Я хочу, чтобы ты смотрел и знал, насколько хорош я могу быть, — сказал Пхичит, и прежде чем Юри успел что-либо возразить, он продолжил: — Ты не представляешь… не представляешь, как много твое катание значило для меня, Юри. Я знаю, что ты обвешал общую спальню постерами Виктора, но на моей стене единственный плакат был с тобой. — Пхичит… — начал Юри, но он был так взволнован, что не смог придумать, что сказать дальше. — Ты был тем, до кого я хотел дотянуться, — натянуто признался Пхичит. Его нос покраснел, а глаза опухли, но, несмотря на это, он поднял голову и строго посмотрел на друга. — И в один прекрасный день ты просто бросил. Словно это ничего не значило для тебя, и я никогда не пойму, как ты мог просто поступить так. — Я провалился, — незамедлительно ответил Юри. Он хотел быть честным, но не знал, с чего начать объяснения. — Я дошел до Гран-при, до своего первого Гран-при. — Но в юниорах… — начал Пхичит, но Юри отмахнулся. — Это другое. Я был тогда сам по себе, не было никого, за кем я стремился угнаться, — мягко объяснил Юри. После стольких лет попыток похоронить воспоминания о Гран-при, они казались настолько чуждыми, словно принадлежали кому-то абсолютно другому. — И вот я во взрослой лиге. С Виктором. Для меня это значило целый мир, и я знал, что все рассчитывают на меня. Все домашние и Челестино. И ты. Юри шатко вдохнул. Сердце, сделанное из стекла, было готово разбиться. — И я провалился, — сказал Юри, слегка задыхаясь на этих словах. — Я провалился на глазах у всех, и я просто… Я просто не смог принять это. Я не смог принять, зная, как я подвел всех, разбил их сердца. Это было слишком, слишком тяжело, чтобы я смог пережить это. Поэтому я ушел. Повисла тишина. Все еще шмыгающий носом Пхичит попытался вытереть лицо рукавом толстовки. Юри крепко держал его за плечи, не в силах отпустить. Он чувствовал себя опустошенным, будто этот день острыми краями пытался вырезать из него жизнь. Встреча с Мередит сейчас казалось такой далекой… Напряженные эмоции, сгустившиеся в воздухе между ним и Пхичитом, буквально притупили колкие грани ее угроз. Юри просто… действительно устал. — Это… чушь, — наконец сказал Пхичит, и Юри шокировано моргнул. — Что? — Это чушь, — в этот раз тверже произнес Пхичит, скидывая ладони Юри с плеч. — Ты не беспокоился о наших сердцах, ты беспокоился только о своем. Ты испугался и вместо того, чтобы выстоять, чтобы бороться, ты сбежал. — Это не честно, — сказал Юри. Слова Пхичита разрезали его плоть, обнажая кости, но Чуланонт, несмотря на слезы, был полон решительности. — Ты не учитывал ничьи чувства, кроме своих, — продолжил Пхичит, и соленые капли опять заструились по его щекам двумя прямыми дорожками. — Ты даже никогда не думал, как это взбесило меня, каким покинутым я себя чувствовал. Не думал, как расстроил Челестино. Как могло все, что мы делали вместе, ничего не значить? — Конечно, оно значило! — отчаянно воскликнул Юри, но Пхичит потряс головой. — Не так, как чувство безопасности, — сказал он, и Юри беззащитно вытянул руки. — Нет ничего плохого в том, чтобы хотеть безопасности, — слабо сказал он, но Пхичит одарил его диким взглядом. — Однако ты хотел защитить только себя, — грустно сказал он, и Юри вздрогнул от услышанного. — И сейчас ты такой же. — Не надо, — предупредил Юри, и глаза Пхичита вспыхнули. — Или что? — бросил он. — Просто оставь это, Пхичит. — Оставить что? Что именно ты так боишься, что я найду? — потребовал Пхичит, пальцем толкая Юри в грудь. — Что-то происходит в твоей глупой башке, и почему ты просто не можешь признать, что тебе нужна помощь? Ты не должен делать одну и ту же ошибку дважды, Юри. — Я не тот же человек, Пхичит, — сказал Юри, отступая назад. Впервые с начала разговора он отшатнулся от друга. Кацуки подумал о танцевальной студии, о пустом зале, залитым светом искусственных ламп, о боли, последовавшей за падением. — Я больше не фигурист. Я не тот человек, на которого ты смотрел. — Юри, нет. Это не то, что я имел в виду! — маниакально воскликнул Пхичит. Юри казалось, будто в его груди стало слишком тесно — словно напряжение сдавливало ребра, сжимая легкие и заставляя его задыхаться. — Мне нужна м…минута, — запнувшись, Юри споткнулся о диван. Его глаза наполнились слезами, сердце бешено стучало в ушах, и он изо всех сил пытался восстановить дыхание. Юри выбежал из гостиной и пробежал по коридору прямо в свою спальню. Он игнорировал крики зовущего его Пхичита, зная, что из-за ноги друг не сможет его догнать. Юри захлопнул дверь. Звук эхом разлетелся по апартаментам, оглушая, словно выстрел. Он закрыл замок, отступая и пытаясь набрать в легкие побольше воздуха. Гипервентиляция. Юри, давясь собственным дыханием, уткнулся лицом в ладони. Руки скользнули ниже — он вцепился в горло, чувствуя, как пружинит яблоко Адама под кончиками пальцев. Словно буёк, отнесенный в океан. Юри разрыдался. Вокруг него все рушилось, он ничего не видел, кроме красноты век, ничего не чувствовал, кроме оправы очков, погружающихся в кожу. Это все его вина. Все. Все его вина. Падение Пхичита. Его мотивация двигаться вперед, работать над собой, пытаясь стать лучше. Его цели, которые даже Юри не мог достичь. И для чего все? Для того, чтобы получить его одобрение? Чтобы он оценил? Каким бесполезным Юри чувствовал себя. Каким маленьким и пустым, абсолютно не заслуживающим внимания Пхичита. В его голове циркулировала искренняя любовь, но, закрутив мысли Юри, словно поток, она вернула их обратно к Виктору. Все, что Виктор увидел в Юри, все детали, что он заметил, и в которые влюбился — всего этого больше не существует. Виктор признался ему в чувствах лишь тогда, когда Юри признался, что был фигуристом. Именно этого юношу хотел Виктор, именного в него он влюбился. И этим же юношей восхищался Пхичит. Но Юри больше не был им и даже не знал, как влезть в старую кожу обратно. Он обвел взглядом комнату, остановившись на распахнутых дверцах гардероба. Внутри что-то сломалось. Вскочив, Юри подскочил к нераспакованным коробкам и начал яростно вскрывать их, вытаскивать вещи, словно яд из раны, бросать их на кровать. В голове царствовал хаос. Слезы застилали зрение, а очки опасно соскальзывали по носу, пока юноша не бросил их куда-то. Старые подарки от клиентов, словно пули, пробивали кровать, куда их бешено швырял Юри. Он собрал все старые рецепты, приглашения и с силой смял их в ладонях. Кровать превратилась в поле боя, и Юри двинулся к гардеробу. Он вытащил одежду Эроса, смял ее, бросил, словно та ничего не стоила. Он разрывал свою жизнь на куски так, как никогда не думал, что вообще способен. Но Юри хотел, чтобы все это ушло. Хотел выкинуть все, очиститься, пока его существование не станет таким же пустым, каким ощущается. Юри продолжал разбрасывать все вокруг, кидал одежду и все остальное на кровать. Взгляд панически перебегал с одного на другое. Он продолжал, пока комната не истекла Эросом со всех щелей. Пхичит был прав. Юри был трусом, прятался за Эросом, словно за щитом. Самостоятельно выставил всех за рамки, чтобы сохранить себя. Пхичит был прав, говоря, что Юри беспокоился только за себя. И о теперешнем Юри он тоже был прав — неважно, осознает ли сам Пхичит это или нет. Кого Юри обманывает? Почему думает, что он может просто бросить все и получить желаемое? Юри такой дурной, такой эгоист. Он действует точно так же, как и когда ему было девятнадцать — испуганно бежит, пытаясь защитить одного себя. Защита и безопасность — вот чего он хотел. Пхичит заслуживает лучшего. Заслуживает кого-то получше, чем Юри. Но сейчас Юри должен защитить Пхичита. Другого варианта нет. Глубоко внутри Юри считал, что он всегда знал это: если он действительно хочет обезопасить Пхичита, то у него нет шанса быть с Виктором. Вокруг сгущались угрозы пострашнее, чем Яков Фельцман, угрозы, от которых Виктор никогда не сможет защититься. Юри думал, что у него еще есть время, чтобы разобраться со всем. Но сейчас он понял, что есть те, кому он нужен. И Виктор не может возглавить их список. «Невозможно спасти всех», — думал Юри. Невозможно спасти свое сердце, сердце Виктора. Но он сможет спасти Пхичита. Воцарившаяся тишина треснула, словно полено, объятое огнем, когда его телефон зазвонил. Юри вытащил его из кармана, задыхаясь, когда увидел на экране «Виктор». Будто каким-то образом Никифоров все знал, все чувствовал. Юри закусил губу, оттягивая кожу, пока зубы не прокусили старую ранку. Стукнувшись спиной о дверь, он опустился на пол. Приняв решение, он ответил на звонок. — Здравствуй, Виктор, — сказал Юри. И это его голос? Это полое кваканье? — Юри, — сказал Виктор, и сердце Юри, услышав знакомый голос, сделало сальто. Мягкий баритон обвивал его имя, словно объятья. — Не думал, что ты ответишь, но… Прости, я знаю, я не должен давить на тебя. Но я просто должен был позвонить тебе. — Мне нужно поговорить с тобой, — прямо сказал Юри, кладя свободную руку на колено и сжимая ладонь в кулак. — Так что очень хорошо, что ты позвонил. — Звучит серьезно, — лучезарно ответил Виктор, прежде чем нервно рассмеяться. Этим смехом Юри мог разрезать себя на кусочки. — Я звонил поговорить о Барселоне. Ты это хотел обсудить? — И да. И нет, — сказал Юри, чувствуя, как чья-то холодная, сильная рука сжимает его желудок, а легкие отказываются вдыхать. Юри замер, теряя слова. Виктор продолжил говорить, и его голос, словно теплая ладонь, согревал сердце. — Я знаю, ты закончил, — сказал Виктор, и Юри сморгнул слезы, пытаясь уследить за словами Виктора. Когда он промолчал, Никифоров продолжил. — Я видел, что твой вебсайт закрылся. Не то чтобы я специально искал, честно! Я просто… у меня не осталось фотографий с тобой. Мы должны это исправить, когда увидимся в Барселоне… — Я не еду в Барселону, Виктор, — сказал Юри, прикрывая глаза и утопая в темноте. — И я не заканчивал с работой. «Придумай что-нибудь», — сказал Яков тогда в Москве. «Интерн» — так представился Юри Мередит несколько лет назад. Он складывал оригами из правды куда лучше, чем журавлики, которым его учила мама. — Что? Юри, я не понимаю, — медленно сказал Виктор с резким акцентом, подвешенным на острых гранях, готовых в любой момент проткнуть сердце Юри. — Что значит «не едешь»? — Я не заканчивал работу ради тебя, Виктор, — сказал Юри, медленно кивая сам себе. Все это шоу. Как катание. Как Эрос. Юри справится с этим, вскользнет в кожу кого-то, кто не любит Виктора. Ему так нужно. — Прости, но я не могу сделать этого. — Тебе и не нужно! — сказал Виктор, повышая голос, и Юри поморщился. Он уже подумывал кинуть трубку, но этого было недостаточно: Виктор может приехать за ним. Юри знал это, и, казалось, это знание никогда еще не ощущалось таким реальным. — Я уже говорил, тебе не нужно делать ничего, чего сам не хочешь. Я никогда не попрошу, это было бы эгоистично с моей стороны. — Я удалил сайт, потому что я не хотел, чтобы ты нашел меня, — продолжил Юри, словно Виктор ничего и не говорил. Оплакиваемые раны разошлись внутри, истекая страданиями и затапливая ими легкие. — Когда я сказал, что не могу сделать это, Виктор, я имел в виду нас. — Юри, — прошептал Виктор. Голос вышел хриплым — лишь тень привычного тона. Юри размышлял, сможет ли он когда-нибудь восстановиться после того, как причинил Виктору такую боль. — Ты… ты не это имеешь в виду. Не можешь. Ты просто боишься. — Нет, Виктор, — сказал Юри, пытаясь быть жестким. — Я не боюсь. Это не такое. Я знаю, что я хочу делать, но не хочу делать это с тобой. — Прекрати, — паникуя, рявкнул Виктор на том конце провода, и Юри вздрогнул. Он хотел забрать слова назад, но теперь ничего не мог поделать с этим. Несмотря на все, они должны были прозвучать. — Просто прекрати. Я знаю тебя, Юри. Что-то случилось. Просто скажи мне, что не так, позволь мне помочь! — Ты не поможешь, — сказал Юри. Голос разламывался на части. Он наклонил голову, стыдясь того, что впервые признал правду. — Ты не знаешь меня, Виктор. Только думаешь, что знаешь. — Это неправда, — прямо сказал Виктор, наполненный восхитительной верой в свои слова. Юри почувствовал, как его сердце сгибается, а затем распадается на части: одна, любящая Виктора, и вторая, понимающая, что расставание неизбежно. — Что такое, Юри? Что ты пытаешься сделать? — Все кончено, Виктор, — сказал Юри, открывая глаза и встречаясь с сумраком спальни. Пол и кровать были завалены вещами Эроса, облиты его кровью. — Между нами все кончено. Это то, что я хотел сказать тебе. — Ты сказал, что это что-то значило для тебя, — перебил Виктор, кидая в Юри его же слова, словно ножи. — Ты сказал мне довериться тебе, и я доверился, Юри. Я доверял тебе. Поэтому поверь мне в ответ и скажи, что не так. — Я не хочу тебя, — соврал Юри, голос трясся меж зубами. — Я думал… я думал, все будет по-другому. Но это не так, Виктор. Я не закончил работу для тебя, и я не собираюсь продолжать это больше. — Юри. Прекрати. — У тебя будет действительно восхитительная жизнь, Виктор, — искренне произнес Юри. От этих слов сердце налилось свинцом. — Ты такой изумительный. И ты найдешь кого-то, с кем разделишь это. Но не со мной. — Пожалуйста, не надо, — сказал Виктор. Осознание, что Виктор плачет, пришлось ударом по внутренностям. Но он не был рядом, до него нельзя было дотянуться: Юри не мог притянуть его ближе, успокоить его раны, как он делал это с Пхичитом. Быть так далеко и так сильно ранить Виктора… больно. — Пожалуйста, прекрати это Юри. Я не понимаю. — Я знаю, что не понимаешь. И, прости, но это так, как должно быть, — сказал Юри. Челюсть тряслась, словно охваченная землетрясением, и Юри боролся с ней, чтобы держать голос ровным. Боролся с всхлипом, подбирающимся к горлу. — Мне нужно идти. — Ты не посмеешь! — Виктор закричал в телефон, и Юри так крепко вцепился в трубку, что гладкие грани впились в пальцы. — Ты не посмеешь просто… просто взять и повесить трубку. Пока не объяснишься. Случившееся между нами было реальным. Я знаю это. — Этого недостаточно, Виктор, — признался Юри, чувствуя навалившуюся усталость. — Я знаю, ты не понимаешь, но я не могу дать тебе того, что ты хочешь. — Все, что я когда-либо хотел — быть самим собой, — отчаянно молил Виктор, и Юри почувствовал, как слезы скатываются по щекам. Горе затопило его, и он не мог найти сил, чтобы вытереть их. — Скажи мне, что не так, Юри. Пожалуйста, скажи. — Виктор, пожалуйста… — Я люблю тебя, Юри, — выдохнул Виктор. Юри замер, слова рухнули на его колени. Слишком нежные, чтобы их можно было сдержать. Юри опять прикрыл глаза, глубоко вдыхая. — И я знаю, что ты тоже любишь меня. — Я никогда не говорил этого, — ответил Юри. Это было правдой. Это ранит Виктора. Маленький вздох на другом конце провода подтвердили его мысли. Юри чувствовал, как лезвие ножа поворачивается в его желудке, закручивая отчаянье в тугую спираль. Но ему нужно отпустить Виктора. Никаких сомнений — Виктор продолжит сражаться. Юри знал это. Просто знал. Поэтому ему нужно разорвать все — риск слишком велик. — Что ты имеешь в виду? Значит, ты просто притворялся? — спросил Виктор, его голос сочился отвращением. Яростью. Юри стукнул себя по ноге, желая хоть немного высвободить панику, бьющую бурным потоком внутри него. — Я говорил уже тебе, что это была моя работа, Виктор, — прошептал Юри, стыдясь говорить такие жестокие вещи. Его сердце не поддерживало эти слова, оно билось и пыталось докричаться до Виктора через все разделяющие их мили. — Это моя работа. — Ты врешь, — еще раз сказал Виктор, и Юри захотелось закричать. Он хотел признать, что да, что он врет. Хотел забрать все ранящие слова, которые он сказал. Но он молчал, думая о разбитом лбе Пхичита. Юри больше не может быть эгоистом. — Почему ты говоришь это, Юри? Я не понимаю, почему ты делаешь это. То, что между нами — другое. Я другой, я знаю, что я другой. Юри облизнул кровоточащие губы, ненавидя себя. — Каждый клиент думает, что он другой. Виктор ничего не ответил на это. Может, не смог. Юри чувствовал себя гниющим, будто ложь пятнами расплывалась под кожей. Он пробежался рукой по волосам, сжимая и оттягивая пряди. Сильно дергая, словно пытаясь вытащить себя из глубоко горя, наносящего раны Виктору. — Прости, — искренне сказал Юри. Предательские слезы смешались с голосом и застряли в горле, выпуская наружу что-то, подобное хныканью. — Мне так жаль. — Юри, я… — Прощай, Виктор, — твердо сказал Юри, прежде чем бросить трубку. Юри швырнул телефон. Он отскочил от стены спальни на кровать, падая в беспорядочно разбросанные вещи. Теряясь там. Юри наклонился вперед, обхватывая руками колени, прижимая их к груди и заходясь в рыданиях. Он отпустил себя, изливал горе, словно воду, давился слезами, всхлипывая в ткань штанов. Голос Виктора, полный страданий и боли, гремел в ушах, словно кости. Мир невозможен. — Мне так жаль, мне так жаль, — всхлипывал Юри Виктору, который не мог его слышать, Виктору, которого Юри так отчаянно хотел иметь. Было больно куда сильнее, чем он мог представить. Он никогда не думал, что жертвовать может быть так невыносимо. Юри не знал, как долго он сидел, истекая слезами, пока все не кончилось. Пока его глотка не порвалась, а голова не налилась тугой болью. В конечном итоге, он заставил себя медленно подняться на ноги. Пройдя в ванную и омыв лицо холодной водой, он уставился на расплывающееся отражение. Щеки раскраснелись от колкой прохлады. Эрос ушел. Виктор ушел. Осталось только одно. Когда Юри наконец заставил себя пойти в спальню Пхичита, он даже не ожидал, что его впустят. Открыв дверь, он зашел в комнату, наблюдая, как Пхичит садится в кровати. Он был крошечным. Худенькое тело устроилось в гнезде из разных подушек, собранных по всему дому, а хомячки, испуганные внезапным появлением Юри, быстро карабкались по одеялу. — Ты был прав, — сказал Юри, прежде чем Пхичит успел открыть рот. Чуланонт сжал губы, удивленно распахнул серые глаза и внимательно уставился на друга. Это все, что Юри смог различить без очков. — Я был трусом, когда бросил кататься. И ты прав, говоря, что я не думал о тебе и о твоих чувствах. Но я не собираюсь продолжать в том же духе. — Юри, — выдохнул Пхичит, но Юри поднял руку, показывая, что еще не закончил. Что-то жесткое засело в душе, там, где любовь делала его мягким. Что-то достаточно прочное, чтобы щитом закрыть Пхичита, уберечь его и от Якова Фельцмана, и от Мередит Тортон. — Я здесь для тебя, — решительно сказал Юри. — И всегда буду. Никакого больше эгоизма, никакой трусости. Обещаю тебе. Если тебе нужна помощь с чем-либо: с тренировками, с четвертными, я помогу тебе. Я дам тебе все, что есть у меня. Если ты примешь меня. — Конечно! — незамедлительно воскликнул Пхичит, садясь прямее и опять морщась, когда, должно быть, боль прошлась по бедру. Юри сочувственно улыбнулся, мускулы туго натянулись. Казалось неправильным улыбаться, учитывая, как разбито все, что кроется внутри. Юри, прикрыв дверь, чтобы не дать хомякам сбежать, прошел по комнате. Медленно пододвинув грызунов, он сел на кровать, потянулся к Пхичиту, крепко сжал его плечи и поднял взгляд. — Тогда ты должен кое-что сделать для меня, — сказал Юри, наблюдая, как лицо Пхичита твердеет от решительности. — Ты должен отпустить меня. Ты больше не можешь позволить тому, что я делал или чего достиг, или не достиг, отбрасывать тебя назад. Если ты хочешь сделать это, хочешь стать лучше, то тебе пора прекратить кататься в моей тени. Пхичит с явным недоумением открыл рот, но Юри продолжил. — Знаю, ты сказал, что тебе все равно на победу, — произнёс Юри, наблюдая, как Пхичит слегка краснеет. — Но ты должен. Я действительно думаю, что ты можешь сделать хорошо, Пхичит. Но у тебя не получится, пока ты не поверишь в себя так, как верю в тебя я. На подиуме не хватит места для нас двоих, и займешь его ты. Займешь, как только решишь кататься сам. Понимаешь? — Да, — взволнованно сказал Пхичит. Юри наклонился вперед, заключая его в объятья. — Я не брошу тебя еще раз, — пообещал он. Слезы горячими угольками скопились в уголках глаз. Пхичит обнял его в ответ и повалил на спину, заставляя друга поморщиться от неудобной позы. Но не сопротивляться — Юри было все равно. В этот раз все будет по-другому. Он не будет больше эгоистом. В этот раз он дал обещание, и он его сдержит.