Часть 8
16 июля 2017 г. в 20:09
— Операция прошла успешно! Мы сделали это! — раздался голос медбрата, явно обрадованного удачной процедурой. Я встал на ноги, как только врач уверенно подошел ко мне, положив руку на плечо.
— Ваш сын — сильный малый. С ним все будет в порядке. — с этими словами он скрылся в коридорах.
Я счастливо прыгнул, смотря в потолок, словно намереваясь увидеть там Бога и поблагодарить его лично.
Две недели мы посещали химиотерапию, с трепетом ожидая назначенной операции. Алёша вёл себя намного спокойнее своего неугомонного отца. И я был согласен с нейрохирургом: мой сын — сильный малый. Я самодовольно улыбнулся, понимая, что этот день — один из лучших и точно самый лучший за последние 3 года.
Я обернулся, подбегая к автомату с кофе и бросая туда монетку, позже получая напиток.
— Я больше предпочитаю американо, — послышался хриплый, но знакомый голос. Я обернулся. Объект моих тревожных мыслей прошлых ночей во плоти.
Руслан был бледный, как снег, а скулы чётко выделялись, бросая тёмные тени на челюсти. Я встревожено закусил губу, подмечая, что даже при таком хреновом состоянии он не потерял этот уверенный взгляд с искоркой гробового спокойствия.
— Ты… — я осознал, что Руслан не летал ни в какую Москву: он был здесь, в Израиле. Но я отказывался верить, что он прилетел сюда просто так, чтобы прийти сюда, — ты не летал в Москву… ты прилетел на лечение? Тогда почему ты не в больнице? Ну, не лечишься… или я… — начал я.
— Да, я все-таки не посчитал нужным идти к онкологу снова, — он пожал плечами, словно это было обычным делом. Но меня возмутило его спокойствие. Он не может быть так расслаблен, когда буквально в шаге от смерти! Я выдохнул, стараясь не разлить кофе из-за ходящих ходуном рук, — тем более, уже поздно.
Я грустно поднял на него свои тёмные глаза и покачал головой:
— Никогда… никогда не поздно! — с поддельной надеждой вымолвил я.
— Юлик, Юлик, Юлик… — он покачал головой из стороны в сторону, горько усмехаясь, — я в порядке.
И я не нашёл других слов, как просто подвинуться ближе, поставить стаканчик на автомат и обнять Руслана, сильно прижимая к себе. Я чувствовал, как выпирают его ключицы и позвоночник. Создавалось ощущение, что это — последний раз, когда я могу прикоснуться к нему, обнять, почувствовать. Он прижал меня к себе, и мы так и продолжали стоять посреди коридора, не говоря ни слова.
Вдруг я отпрянул и серьёзно посмотрел в его тёмные глаза, прошептал едва слышно:
— Алешка. Они смогли…
— Видишь. Я сделал тебя чуточку счастливее, — он улыбнулся, а я судорожно выдохнул, стараясь не заплакать то ли от радости, что мой сын останется жив, то ли от отчаяния, — я не сказал тогда… у меня рак. А следствие тому — психоз. Слышал о таком?
Я задумался. На самом деле, я слышал о такой хвори, когда человек становится неуравновешенным и, как писалось, даже видит мошек перед глазами.
И сразу сложились все точки над и.
То, что он меня оскорбил — последствие болезни.
То, что послал — тоже.
И то, что он сейчас обнимал меня, словно спасательный плот в суровом океане жизни, вероятно, так же.
Столько лет я мечтал о том, чтобы проснуться утром и обнаружить Тушенцова под одним одеялом. В тот раз, когда Алёша впервые толкнулся во мне, я мечтал, чтобы Руслан тоже ощутил это; чтобы он пришёл в квартиру с цветами и остался с нами навсегда. И сейчас, когда я, вроде бы заполучил его, судьба решила иначе. Теперь я не мог верить искренности его чувств и эмоций. И не смог бы боле.
Слабо улыбнувшись, я буквально разгромил стену, воздвигнутую из моей гордости, и снова обнял впереди стоящего.
Все обиды словно забылись.
Мы на ватных ногах прошли по приглашению доктора в палату, где Алёша одарил меня радостными глазками. Я бросился к нему, вставая на колени, чтобы быть на одном уровне, и начал целовать его везде, где только мог. А сыну оставалось лишь слабо хихикать и отмахиваться от меня.
Руслан медленно подошёл и, когда Алёша посмотрел на него, улыбнулся точно такой же улыбкой, какой улыбнулся ему в ответ малыш.
И тогда я почувствовал ноющее, но такое приятное чувство в груди.