absurd coincidence

      Мы сидели на одной из раковин, свесив ноги и все ещё тяжело дыша. Я аккуратно надевал на ноги свои кеды, не отводя взгляда от их носков. Руслан же смотрел вперёд, на маленькое окошко посреди каменной стены. Не моим делом было, о чем он думал в тот момент. Поэтому я молчал, не желая нарушать приятную тишину.       Полы были настолько чистыми, что я мог видеть своё отражение в одной из его плиток. А ярко-белые стены даже при приглушенном свете резали глаза ядовитостью цвета.       Я судорожно выдохнул и покосился на альфу. Тот заснул. Он оперся головой о стену и прикрыл глаза, дыша медленно, словно это было совершенно не обязательно. Лицо было бледным и словно безжизненным. Где-то промелькнула тревожная мысль, заставившая мое сердце пропустить удар. Но я лишь глубоко вздохнул и встал на ноги.       На альфе висели ставшие свободными джинсы с дырами на коленях, а с одного плеча спадала водолазка oversize. Я видел следы своих зубов на его шее, ладонью нежно проводя по своей, по синякам, что будет очень сложно скрыть. Кончики пальцев ощутили тепло и небольшое покалывание. Но паника все же побеждала наслаждение.       Я вытянул руку перед собой и слегка потряс Тушенцова за плечо. Он не отреагировал.       Я испугался и тряханул его сильнее. Руслан нахмурился и яростно отпихнул меня от себя обеими руками, сжимая кулаки и напрягая челюсть. Я сделал шаг назад, потирая ушибленное место и разочаровано смотря на альфу. Я ощутил себя оскорбленным, непонятым. Оттолкнутым и отвергнутым. Я закусил губу и скрылся за дверью, громко хлопая ею.       Он яростно оттолкнул меня. Снова. flashback       Я смеялся над очередной шуткой Кузьмы, попивая Ханикен прямо из горла. Прохладный осенний ветер пробирался под красную ветровку, а Черников, что держал в руке свою светлую гитару, изо всех сил старался перекричать стоящий гул, представляя нового члена компании.       Я сделал ещё один крупный глоток и обернулся через плечо, наблюдая за происходящим. Ребята радостно приветствовали ещё одного, по запаху, альфу, пожимая тому руку и что-то говоря. Он сохранял нейтральное выражение лица, ни разу не улыбнувшись и не поздоровавшись в ответ. — Руслан, будешь?! — Никита протянул ему бутылку пива, улыбаясь во все 32. И только в тот момент, когда альфа подошёл к нам — я узнал его. Он был владельцем довольно известного канала. И я даже видел парочку видео оттуда. Я неловко улыбнулся, ловя на себе долгий, ледяной взор Руслана. Он дождался, пока Гридин переместится к другой группке людей и подошёл. Я шумно выдохнул, а сердце ненароком пропустило удар. — Тебя ведь Юлием зовут? — Руслан вскинул одну бровь, отпивая глоток из бутылки. Я промолчал, словно проглотил язык. На лице собеседника красовалось бесконечное равнодушие, поэтому я не понимал, зачем ему знать мое имя. Но, судя по вопросу, он и так его слышал. Руслан заметно напрягся, озадаченный моим игнором. А после взглянул с укором и собирался уйти, пока его не остановил радостный голос Кузьмы. Бета подошёл и обнял меня за плечо, радостно вопросил: — Вы уже знакомы? Руслан, это Юлий.       Первый презрительно скривил губы и холодно произнёс: — Мне, ровным счётом, похуй, — и ушёл прочь, а я остался отвергнутым и непонятым.       С этого момента наши отношения не заладились. end of the flashback       Я ворвался в палату Алёши и слишком громко захлопнул дверь, разбудив обмякшего после операции сына. Тот разлепил свои чёрные заспанные глазки и обеспокоено посмотрел на меня. Вся злость и ярость, бушевавшая во мне, мгновенно испарилась, заменяясь непринужденной улыбкой. Я лёг рядом с мальчишкой и прижал его к себе, тихонько поговаривая: — Все будет хорошо… — Хорошо… — прозвучал его ответ, хотя я был более, чем уверен, что он просто повторил за мной последнее слово.       Я погладил его по голове, устраиваясь на больничной койке и прижимая Алёшу к груди. Я понимал, что Руслан сделал это не сам. Это все психоз, что постепенно завладевает его разумом.       Тушенцов и в правду сходил с ума, медленно, но стремительно. Он тонул во всем этом дерьме.       А вместе с ним тонул и я.       Я знал, что так нельзя. Что я больше не мог общаться с больным, чувствовать что-то к нему, будь то любовь, привязанность, или же мука утраты и предательства.       Мысль, что Руслан мог спасти Алёшу, лишь будучи охваченным необъяснимым чувством добра и любезности, предоставленным гаснущим разумом — удручала и заставляла неприятную тяжесть в груди возникать.       В тот же вечер я решил уехать к себе домой, в Ульяновск, подальше от балласта, с которым я вгонял самого себя в безысходность и депрессию.