absurd coincidence

      Прошла неделя. Полторы.       Руслан словно испарился, не появляясь в больнице и не подавая никаких признаков жизни. Может, он испугался. А может, смирился и решил прекратить попытки извиниться за свою ложь. В любом случае, я чувствовал себя спокойно, когда он отсутствовал.       Я умолял врачей выписать нас пораньше, совершенно не задумываясь о последствиях. Мне строго настрого приказали давать ребёнку определенные лекарства, чтобы не произошёл рецидив. Я кивал, словно болванчик, понимая лишь треть сказанного на английском языке. Врачи недоверчиво отдали рецепт, сразу же направляясь по своим делам.       Я выдохнул, в последний раз обводя палату грустным взглядом. Я помнил, как мы с Тушенцовым сидели на подоконнике, в тишине ожидая, когда уснёт Алёша, как лежали на разных койках, разговаривая обо всем на свете.       Но все застилала стена обиды.       Мое упрямство и злопамятность.       Я, если честно, начинал путаться в себе.       В наушниках играла грустная песня, а слезы так и норовили прыснуть из глаз. Одновременно я хотел быть снова вместе с альфой, заполучить его полностью, но элементарный инстинкт самосохранения не давал мне делать что-либо для сбыта данной мечты. Я не мог быть с тем, кто представлял опасность для меня и для сына. Кто врал мне. Кто делал моему сердцу больно. Я не должен был привязываться к нему, поэтому сейчас быстрым шагом выходил из больницы, держа за руку шустрого Лешу. Я поклялся, что с этого момента начну жить заново. Без балласта, без трепания нервов, без Руслана, без того, кто стал моей первой настоящей влюбленностью. Но это было неправильно так рассуждать, я не позволял себе думать о нем в таком лице.       Мы стояли возле парковки, ожидая такси. Я курил, дрожащей рукой держа почти что докуренную сигарету. Лёша катал свой небольшой чемоданчик туда-сюда, весело хихикая и широко улыбаясь. Вдруг он остановился, указывая пальцем на подъезжающее такси желтого цвета, выкрикивая что-то неразборчивое. Я выбросил окурок и сделал шаг вперёд, но тут же был остановлен чьей-то рукой, отдернувшей меня назад. Я пискнул от неожиданности и обернулся.       Сзади стоял Руслан.       В его глазах читался настоящий испуг. Он растерянно переводил взгляд на машину, а потом на меня. Я замер. Все мои принципы, все, что я внушал себе, словно испарилось. И я не знал, что делать дальше. Я попытался вырвать руку, но хватка была слишком сильна. Я сделал ещё один рывок, но снова безрезультатно. Я пытался вырваться, рыча от натуги и злобы, но Тушенцов схватил меня за плечи, хорошенько встряхнув. Я снова остановился, возмущённо нахмурившись. — Куда вы? — растерянно вскрикнул Руслан, чем заставил меня напрячься и перестать брыкаться. — Отпусти меня… — прошептал я, но не сдвинулся с места, чувствуя, как в уголках глаз скапливается влага. — Юлий? — вопросил Руслан, требовательно тряхнув меня. — Отпусти! — я дёрнулся, но не выбравшись, закусил губу и запрокинул голову, стараясь не зареветь. — Юлик, прошу. Ты нужен мне, не уезжай… я… я куплю билет. Мы завтра же полетим вместе… — его глаза испуганно бегали по моему покрасневшему лицу. Из моих глаз текли одинокие слезинки, но я их прятал, смотря на носки своих кед, — Юлик, Юлик! Слышишь? — я посмотрел на Руслана, — Я не смогу без тебя. — Ты врешь! — отрезал я, — ты снова врешь! Я не могу доверять тебе, твоим чувствам, Руслан, — возмутился я, нетерпеливо оборачиваясь и смотря на Алёшу, что любопытно разглядывал нас, не понимая, почему мы все ещё не сели в машину. — Блять, ты слышал? Я сказал, что люблю тебя, эгоист! Ты снова думаешь лишь о себе! Не видишь ничего дальше своего носа! То, как я извинился, то, как я хочу быть с тобой! Я люблю тебя! — он упал на колени, смотря на меня умоляющими глазами. Я возмущённо стиснул губы и, скомандовав сыну запрыгнуть на сидение, схватил чемодан. Я зашёл за машину, закидывая его в багажник. Тушенцов хотел снова схватить меня за руку, но я одернул ее.       Прошлое нужно вырывать с корнями, избавляться от него достойно. Если ты задержишься в нем, будешь общаться с тем, от кого хотел избавиться — останешься тонуть в мыслях, грехах былых времён. Не сможешь ничего изменить. Я коснулся двери рукой и огорчённо посмотрел на альфу. Тот выпучил и без того большие глаза, а его нижняя губа подрагивала в панике. — А я тебя нет. Уже нет. Прости, — с этими словами я сел в машину и закрылся. Тушенцов приоткрыл рот, нахмурился и, когда мы тронулись, показал средний палец. Я судорожно выдохнул и, отвернувшись к окну, заревел.       Я ненавидел то, что солгал. Я ненавидел то, что сбежал. Я ненавидел себя, обстоятельства, жизнь и судьбу. Казалось, хуже уже некуда.       Я облокотился об окно и надел капюшон, чтобы никто не видел моих страданий и слез.