Kalon

x

«7 признаков того, что ты влюблён» Ладони Вону потеют, пока он сидит перед ноутбуком на полу своей спальни. Вокруг темно, и единственное, что освещает его лицо — это экран. После двухчасовых неудачных попыток уснуть (из-за полнейшейго хаоса в голове, не дававшего ему успокоиться, и тяжести в желудке в преддверии встречи с источником его страданий завтра ночью) Вону решил положить этому конец. Это нелепо. Страхи Вону ни капельки не обоснованы. Он просто запутался; только и всего. Ну и что, что он гуглит «как узнать, влюблён ли ты» в первом часу ночи… это ничего не значит. Он вздыхает и кликает на ссылку, пробегаясь глазами по словам. «Во-первых: ты замечаешь, что считаешь секунды до вашей следующей встречи», — читает он. Это — нет. На самом деле всё в точности наоборот. Вону содрогается при мысли о том, чтобы снова оказаться лицом к лицу с Мингю. Так, пока что неплохо. «Во-вторых: ты часто думаешь об этом человеке». Вону откидывается назад, прислоняясь к кровати с хмурым выражением лица. Он бы не сказал, что много думает о Мингю; в большинстве случаев он лишь беспокоится по поводу их странных взаимодействий и намерений паренька по отношению к Вону. «В-третьих: ты прихорашиваешься перед вашей встречей». Какого дьявола? Нет. «В-четвёртых: тебе любопытно, какого мнения этот человек придерживается о тебе». Вону нервно сглатывает. Ему… не любопытно. (Ещё, блять, как. Дальше). «В-пятых: ты считаешь этого человека потрясающим». Что за обобщённое заявление? Он никогда не считал Мингю потрясающим. Вону, конечно, слегка поразило то, как хорошо Мингю поладил с его братом. Но в целом от Мингю его обычно пробивает на смех, потому что он придурок, который отправляет Вону снимки всего, что он находит хоть сколько-то интересным, как, например, на прошлой неделе, когда Мингю порезал пополам виноградинку и та оказалась похожа на улыбающееся лицо (Вону правда кажется, что Мингю — щеночек, замаскированный под студента). «В-шестых: ты волнуешься перед вашей встречей», — читает вслух Вону, и у него тотчас возникает чуднóе ощущение внизу живота. Он сглатывает и прокручивает страницу чуть ниже. «В-седьмых: ты в тайне надеешься, что этот человек предложит тебе встречаться». Ну, это уже случилось, верно? Мингю предложил ему встречаться; Вону отказал. И нет, он не хочет, чтобы Мингю опять это делал. Совсем не хочет. Серьёзно, всё, чего он желает — навсегда избавиться от этих непонятных симптомов. Вону закрывает свой ноутбук и возвращается на кровать. Это никак ему не помогло. Он не влюблён. Он никогда прежде не был заинтересован в человеке в таком плане, и он не собирается это менять, даже если Мингю действительно вызывает у него какие-то чувства. Чан ночует у Доюна в выходные. Вону не может привести его с собой на день рождения Джонхана из-за всех этих приступов астмы, поэтому то, что мальчики планировали вместе подготовиться к экзаменам, пришлось как раз кстати. — Ты взял ингалятор? — Да, мам. — Чан закатывает глаза, хихикая над сердитым взглядом, который кидает на него Вону. — Я же не покидаю страну, хватит беспокоиться. — Я не беспокоюсь. Если с тобой что-то случится, вина ляжет на меня, а я не хочу иметь с этим дело. — Вону пожимает плечами. Это ложь; он определённо беспокоится. (Возможно, он даже в тайне проверил рюкзак Чана, чтобы убедиться, что его брат действительно не забыл упаковать зубную щётку и витамины). Чан вздыхает, кивая. — Я пойду тогда. — Напиши мне, когда доберёшься, — говорит Вону, поджимая губы в ответ на то, как чановы брови взметаются вверх. — Уверен, что не беспокоишься? — фыркает его брат. — Уверен. Чан качает головой и надевает обувь. — Пока, хён. Передай всем привет от меня, окей? — Ага. — Он открывает дверь, и они смотрят друг на друга в течение неловкого мгновения, и Чан выглядит так, словно хочет обнять Вону, но он, похоже, передумывает. — Хей, Чан. Чан оборачивается, взирая на него с ожиданием. — Да? Вону прочищает горло. — Будь осторожен. Это заставляет Чана улыбнуться ему, будто он видит Вону насквозь. — Обязательно. Подготовка к этой ночи занимает у Вону больше времени, чем в другие разы; он трижды переодевает футболку и укладывает волосы дольше обычного, пока не вспоминает В-третьих: ты прихорашиваешься перед вашей встречей. Он замирает перед зеркалом, и его пальцы прекращают движение, путаясь в его волосах. Просто зачем он так старается, чтобы выглядеть хорошо? Он же не намерен никого впечатлить— Он не намерен. Вону тотчас портит причёску, пытаясь избавиться от специальных средств, ероша себе волосы. Кроме того, он снимает свою нарядную футболку и надевает простую, серую, за которую Сунён снова окинет его неодобрительным взглядом, но ему плевать. Он также не забывает оставить свои очки дома, несмотря на то что у него опять закончились контактные линзы. Мингю точно не солгал, сказав, что этот ресторан — маленький. Если бы не светящаяся вывеска, висящая над входом, вы бы и не догадались, что здесь можно поесть. — Ну. Выглядит неплохо, — шепчет Юна, когда они добираются до места встречи. Она стоит между Вону и Сунёном, переплетя пальцы с последним. Они объявили о своих отношениях несколько дней назад. Вону счастлив за Сунёна, правда счастлив. Юна — потрясающая девушка, умная, добрая, достаточно спокойная, чтобы спускать Сунёна на землю, и не боится говорить об определённых вещах. Но Вону снова превращается в третьего лишнего, и даже если он должен бы уже привыкнуть к чувству, будто он вмешивается, возникающему всякий раз, как у Сунёна появляется новая девушка и они вместе проводят время, это никогда не прекращает быть неловким. Внутри — уютно, несколько разноцветных вывесок, развешанных по стенам, служат слабым освещением. Здесь всего шесть столов, но помещение заполнено, окутанное запахом жареного мяса, а на фоне играют трот-песни, которым подпевает парочка подвыпивших мужчин. Джонхан машет им, зазывая в глубь ресторана, где они сдвинули вместе два стола, чтобы поместить их всех. Вону не узнаёт никого, кроме Сынчоля, догадываясь, что с девушкой с обесцвеченными волосами и с двумя другими парнями Джонхан, должно быть, познакомился в своём университете. — У Джису не получилось прийти? — спрашивает Джонхан, обняв его. — Да, его бабушка заболела, так что он вернулся домой, — говорит Вону, неловко представляясь остальным, прежде чем садится. Ему определённо не любопытно местоположение одной конкретной личности, и он определённо не чувствует, как у него резко скручивает живот, когда та самая личность и Минхао подходят к ним мгновение спустя. Мингю лучезарно улыбается, у него практически идеальная причёска, и Вону нехотя замечает, как один из друзей Джонхана смотрит на Мингю с чем-то вроде одобрения, даже не пытаясь скрыть то, как он оценивает Мингю взглядом. — Твою мать, Мингю, опусти свою задницу на диван, ты только пришёл! — грохочет Сынчоль из-за эффекта, который вызывает прибытие Мингю, и приобнимает девушку, которая до этого назвалась Кристал. — Привет, — Минхао улыбается Вону, и Вону на самом деле очень доволен его появлением, раз уж Сунён вроде как занят с Юна. — Ты хорошо выглядишь, Вону-хён, — заявляет он, располагаясь бок о бок с Вону. Мингю усмехается и садится рядом с Минхао, шепча ему на ухо что-то, что Вону не понимает, однако это заставляет Минхао пожать плечами с довольной ухмылкой на лице. Вону не догоняет, но он молча радуется тому, что избежал компании Мингю (тем более что каждый раз, как он думает о том, что тот послужил причиной его тревожной истории гугл-поиска вчерашней ночью, у него кружится голова). Сынкван и Сокмин присоединяются к ним чуть позже, когда у них уже заказаны еда и напитки и Вону поглощён общением с Минхао; он никогда раньше не вёл с ним долгих бесед, и это изумительно — как легко с ним говорить. Минхао не неловкий, его вопросы и ответы — искренние, и он полон энтузиазма в беседах о фотографировании. Он показывает Вону пару снимков на телефоне, и сказать, что тот впечатлён — значит ничего не сказать. — Минхао, они восхитительны. — Вону в курсе, что он широко разинул рот, но он не может прекратить прокручивать фотографии. У них у всех мрачная, загадочная атмосфера, и когда Вону озвучивает эту мысль, Минхао с улыбкой кивает, объясняя, что именно этого он и добивается при помощи редактирования и светотеней. Это в основном фотографии архитектуры: зданий и пустых уличных дорог, — однако есть и портреты людей, запечатлённые таким поразительно красивым образом, что Вону в самом деле на миг забывает, как дышать. Он останавливается на снимке со знакомым человеком; тот сидит на кровати перед ноутбуком, экран которого освещает его лицо, в то время как в самой комнате царит темнота. Мингю здесь выглядит уставшим, под его глазами красуются тёмные круги, и его волосы небрежно спадают на его лицо; но он также выглядит… волшебно. — Я могу отправить её тебе. Вону поднимает взор с телефона. — А? — Ты пялился на неё почти целую минуту. — Минхао окидывает его странным взглядом, словно он знает что-то, чего не знает Вону, и Вону торопливо отдаёт ему его сотовый, на короткое мгновение повернувшись к профилю Мингю. — Они все хороши, — делает комплимент Вону, и Минхао выпускает смешок, качая головой. — Эй, Гю, — Минхао внезапно тычет локтем в руку названного парня и берёт того за запястье, — давай поменяемся местами. Мне нужно поболтать с Сокмином. Мингю одаривает соседа недоумённым взглядом, встречаясь им затем с вонуевым, прежде чем он заново отводит его. — Ты с ним и так можешь поболтать. — Нет, я не могу. Это секретная информация. А теперь подвинь свою задницу. — Что— Минхао требуется пять секунд, чтобы перелезть через ноги Мингю и толкнуть того в сторону Вону с большей силой, чем необходимо. Мингю грохочет и тихонько чертыхается, обратно выпрямляясь. Вону молча суёт в рот кусочек мяса, более чем недовольный неожиданным осознанием того, как тело Мингю касается его собственного. Это просто нелепо, ведь Минхао сидел намного ближе к нему всего мгновение назад, и Вону это ни капельки не беспокоило. — Прости. Кажется, ты снова застрял в моей компании, — извиняется Мингю. Вону глотает еду и смотрит на него. — Чан рассказал тебе о своём сегодняшнем тесте? Мингю качает головой. — Нет… Он не написал мне, так что я посчитал, что тест прошёл плохо, и не стал спрашивать. — Нет, всё прошло прекрасно, — Вону пожимает плечами. — Он, наверное, забыл из-за того, что переволновался. Лицо Мингю озаряется в ответ на слова Вону, и Вону немного расслабляется. — Серьёзно? Блять, я так рад слышать это. Я бы чувствовал себя кошмарно, если бы он опять провалился. — По-моему, у тебя отлично получается учить, — заявляет Вону, прочищая горло, когда Мингю подаётся чуть ближе. — В смысле. Чан всегда положительно отзывается о тебе. — Правда? — Ага. Он не замолкает о тебе. — Он, должно быть, звучит раздражённо, судя по тому, как Мингю глупо хихикает. — Прости. — Он пожимает плечами. — И всё же не осуждай его; он не виноват, что я такой привлекательный. Вону хмурится, но улыбка, расцветающая на его губах, предаёт его, и у Мингю слишком самодовольный вид прямо сейчас. — Заткнись. — Я ничего не говорил. — Твоя тупая улыбка говорит достаточно. — Тупая? — Мингю хватается за грудь. — Хён, тебе действительно пора завязывать ранить моё сердце. Это очевидно — на что намекает Мингю, однако прежде чем Вону успевает открыть рот (или разгадать это выражение мингюева лица, такое же, как тогда, в магазине), Юна тянется к предплечью Мингю. Вону напоминает себе, что она кузина Мингю и уже потом девушка Сунёна. — Прости, что прерываю. Это займёт всего минуту. — Она улыбается Вону и крепче сжимает предплечье Мингю, злобея. — Какого дьявола ты решил, что это будет хорошей идеей — отменить твоё свидание с ней? — Юна, давай не будем— — Ты игнорировал мои сообщения все два дня, ты, придурок! Я в гневе*, ты не видишь? — Оу, я думал, это было мясо. — Мин… — она шлёпает Мингю по предплечью, — …гю! Вону вздыхает и откидывается на стену, ощущая себя в ловушке между кузенами, а ещё — опять же — так, точно он вмешивается. Он не способен сбежать в данный момент, поэтому он старается заглушить их голоса настолько, насколько ему удаётся. — Мы не можем обсудить это позже? — Нет. Твой поступок был грубым. Она моя подруга, Гю, и теперь у меня такое чувство, словно я подставила её, потому что ты её бросил. — Юна сердито взирает на Мингю, который закатывает глаза. — У меня появилось неотложное дело. Я извинился перед Сохе. Она отнеслась к этому с пониманием в отличие от некоторых. — Конечно, она отнеслась к этому с пониманием! Она влюблёна в тебя со средней школы! Каково, по-твоему, ей было, когда ты наконец-то пригласил её на свидание, а после бросил, как будто это ничего не значило? — Юна качает головой, и Мингю хватает приличия пристыдиться. Вону пытается не ухмыльнуться, однако Мингю похож на ребёнка, которого ругают, и он на самом деле наслаждается этой картиной. — Кроме того, что это за неотложное дело заставило тебя отменить свидание? — Мне нужно было позаниматься с другом, окей? У него был важный тест, и я не мог его бросить. Вону хлопает ресницами, и Мингю смотрит на него, улыбаясь, когда он замечает, как Вону находит связь. Юна вздыхает. — Окей. Это ясно. Но ты можешь по крайней мере заново назначить с ней свидание? Мингю, пожалуйста. Ты не видел, какой разбитой она выглядела. Мне казалось, она тебе нравилась? Мингю вздыхает. — Ладно, просто— перестань. Я напишу ей. А теперь свали, это невежливо. Юна поворачивается к Вону, робко приподнимая уголки губ. — Прости, Вону, я не хотела отталкивать тебя— — Нет, всё в порядке. — Вону одаривает её ободряющей улыбкой, и она возвращается на место. — Лучше сдержи обещание на этот раз, — шепчет Юна, метнув свирепый взгляд в сторону Мингю, — а то я поведаю тётушке— — Я сдержу обещание. Расслабься и поешь мяса как славная девочка. Левое веко Юна в шаге от того, чтобы задёргаться. — Ты помнишь, как больно тебе было, когда я воткнула вилку в твою ногу— — Юна, детка, успокойся. — Сунён перекидывает руку через её плечи, и Мингю тут же принимается сердито пялиться на ту, на что Сунён лишь довольно усмехается. — Хватит вам, — бормочет Вону, ощущая напряжение между Мингю и Сунёном, и молча тянется к миске с рисом перед собой. Мингю отчего-то ревностно относится к защите Юна, и не будь Вону в курсе истины, он бы решил, что Мингю — её родной брат, а не двоюродный. — Не распускай руки, Квон, — ворчит Мингю и нехотя поворачивается лицом вперёд, к еде, когда Вону смеряет его осуждающим взглядом за его типично мачистое поведение. — Она моя девушка. Если она позволяет мне трогать её, то я буду трогать. — Оу, так, значит? А я отрежу тебе твой член, если ты— — Мальчики. Манеры, — подаёт со стороны голос Джонхан, что, как ни странно, вынуждает их обоих замолчать, точно у Джонхана есть какая-то власть над ними (и честно, скорее всего, она у него и есть). — Просто чтобы ты знал, — начинает Мингю, собирая себе рулетик. Вону требуется секунда, чтобы догадаться, что он обращается к нему, — Чан тоже часто упоминает тебя. Вону следит взором за движениями мингюевых пальцев, пока парень заворачивает мясо в лист салата. — Правда? Мингю кивает и откусывает от рулетика. — Судя по всему, ты потрясающий брат. Он сказал, что ты всегда поддерживаешь его и что ты сильный. Он очень восхищается тобой. Это слова заставляют Вону недоумённо сдвинуть к переносице брови, уставившись на жареное мясо перед ними. — Что? Мингю прекращает жевать и говорит с набитым ртом, что Вону должен бы считать омерзительным, но «мило» — единственное наречие, которое лезет к нему в мысли, и от этого ему хочется удариться головой о стену. — Почему у тебя такой вид? Вы что, плохо ладите? — Нет. Дело не в этом, — Вону снова поднимает глаза, пожимая плечами. — Я лишь… не ожидал, что он скажет такое обо мне. Они с Чаном ладят, у них нет особых проблем с этим. Однако их отношения масштабно пострадали, когда Вону уехал в университет, буквально оставив Чана одного справляться с трудностями их семьи. Это причинило Чану неслабый ущерб: дети в старшей школе стали дразнить его по поводу приступов астмы, раз уж Вону, его старшего брата, больше не было рядом, чтобы следить за ним. Чан никогда не говорил об этом, он ни разу не пожаловался ему, но Вону услышал обо всём от матери, и он не мог не чувствовать вину и корить себя за то, что случилось. Ему непонятно, почему Чан так хорошо отзывается о нём, словно всех этих вещей не было. — Серьёзно? — Мингю глотает еду и внимательно оглядывает Вону. — Стоп— Ты в порядке? Ты выглядишь так, будто сейчас расплачешься. — Он мрачнеет. — Н-не плачь. Гм. Вот, съешь мяса. Мингю цепляет палочками кусочек говядины и подносит его ко рту Вону, касаясь им его губ. И Вону просто— Он так и замирает. У него нет ни малейшей идеи о том, что творится, однако он смотрит на Мингю, недоумённо распахнув веки, пока младший пытается накормить его, и у него вдруг возникает ощущение, точно его сердце вот-вот разорвётся; оно болит и корчится, и в сознании Вону всплывают картинки, где он ест рис руками, потому что никто— И затем его глаза наполняются слезами. Мингю настигает ужас, как только он замечает состояние Вону. — Хён— чёрт, мне жаль! Мне следует держаться подальше от тебя— я не хотел, чтобы ты плакал. — Он собирается опустить руку, и Вону по инерции хватает его запястье, прижимая ту ближе. Они взирают друг на друга: Мингю — обеспокоенно и запутавшись, а Вону — едва не давясь необъяснимыми слезами, собирающимися в его глазах. Мингю вновь аккуратно касается едой губ Вону, и на этот раз Вону открывает рот, позволяя мясу скользнуть внутрь, и у него щиплет в носу, когда он принимается жевать кусочек. Мингю делает глубокий вдох, наблюдая за тем, как Вону ест, с лёгкой тревогой. — Вкусно? — спрашивает он, и Вону действительно рад, что Мингю не говорит ничего о том, как Вону чуть не разрыдался перед ним. От собственного поведения ему стыдно, он в замешательстве и чувствует себя глупым; он чуть не разрыдался, просто потому что Мингю попытался покормить его. Вону кивает и смаргивает влагу, и его лицо и шея горят, а его брови недовольно сведены к переносице. Мингю улыбается. — Ты знаешь, говядина прекрасно сочетается с мёдом. Ты пробовал их вместе? — Нет. — Попробуй! — Мингю цепляет ещё один кусочек и, окуная в чашку перед Минхао, подносит его к губам Вону. Вону, честное слово, не понимает, что с ним творится; почему у него так болит грудная клетка, когда он открывает рот и позволяет Мингю накормить себя, почему он чувствует себя таким потерянным и ранимым и почему он вообще позволяет Мингю делать это. — Вкусно. — Верно? — Мингю садится на место, еле различимо пробегаясь взглядом по лицу Вону, точно удостоверяясь, что Вону не заплачет опять. — Ты… в порядке? — С чего бы мне не быть в порядке? — Вону мастер по части одурачивания людей, он в курсе этого. — Ты сейчас— ты чуть не расплакался. — А, нет. — Он качает головой, небрежно улыбаясь Мингю. — Это мои контактные линзы. Мои глаза иногда иссушаются и начинают слезиться, вот и всё. Мингю молча смотрит на него в течение нескольких секунд, не выглядя так убеждённо, как хотелось бы Вону, но он, к счастью, не копает глубже. — Эти проклятые контактные линзы, м? Тебе следует носить очки. — У тебя что, кинк такой? На очки? — Вону хмыкает и делает глоток ликёра, который ему мгновение назад налил Джонхан. Да, он планировал не пить сегодня, однако после того, что случилось, ему кажется, он не выдержит следующие несколько часов трезвым, не затерзав себя мыслями об этом до смерти. — Не. Только если они на твоём лице. Это напоминает ему ночь их знакомства; Вону тогда не замолкал о зубах Мингю, и в конце концов Мингю задал ему похожий вопрос, и Вону ответил ему в похожей манере. Он думает, Мингю тоже вспоминает о той ночи, потому что он ухмыляется. — Ты знаешь, так же, как ты относишься к моим зубам. — Он высовывает язык и проводит им по своему верхнему левому клыку, и Вону крепче сжимает в руках стакан. — Я был пьян, когда говорил это. — Он делает ещё один глоток. — Но ты сказал мне, что имел это в виду. В клубе. Помнишь? — Нет. Мингю выпускает смешок, качая головой. — Ты просто в стадии отрицания. — Я был пьян оба раза. Ты не можешь привлекать меня к ответственности за вещи, которые я говорил. — Ну, сейчас ты трезв, и ты по-прежнему считаешь меня красивым, и у тебя по-прежнему фетиш на мои зубы. — Он прикусывает нижнюю губу для выразительности, и Вону в самом деле едва удаётся оторвать взор от того, как его пухлая губа белеет, а затем красится ещё более тёмным оттенком розового, чем до этого. — Верь во что пожелаешь, — ворчит Вону, и прежде чем он осознаёт это, он уже наливает себе второй стакан ликёра. Это всё вина Мингю. Ему бы не приходилось напиваться, если бы не он. Мингю фыркает, и когда Вону поворачивается к нему со злобным взглядом, его улыбка смягчается, становится почти нежной, и злобы Вону как не бывало. — Ты знаешь, хён; ты сказал, что это я непонятный, но ты, должно быть, самый непонятный человек из всех, кого я встречал за всю жизнь. Далее ночь протекает плавнее, чем того ожидал Вону. Если не обращать внимание на все подкалывания, еле уловимые поглядывания и улыбки, Мингю — очень приятный человек. Он не такой жуткий задрот, каким притворяется; да, у него слабость к собакам и комиксам, но он также очень ревностно относится к помощи менее везучим людям. Вону спрашивает, чем он хочет заниматься через десять лет, и Мингю говорит, что хотел бы преподавать в стране, где детям сложнее получить образование. Он показывает Вону ребёнка на своём телефоне, девочку из Африки, которую он поддерживал с тех пор, как поступил в университет и ему вместе с другими людьми удалось собрать достаточно денег, чтобы она смогла учиться в школе. Он выглядит счастливо, когда показывает Вону фотографии маленькой девочки, словно это его младшая сестра, а не ребёнок на другом конце мира, которого он никогда не встречал. Вону — опять же — изумлён. Мингю продолжает делать это: он продолжает мешать попыткам Вону найти в нём недостаток. — Какие книги ты хочешь писать? — интересуется Мингю между подливанием Вону ещё немного горького алкоголя и набиванием рта остатками еды со стола. — Я не уверен. — Вону берёт стакан из руки Мингю, задевая его пальцы собственными. — Думаю, я хотел бы начать с книг для… молодого поколения? В смысле, я не знаю. Подростковые книги, типа того. Мингю хмыкает. — Какая-то определённая причина для этого? — Им легче угодить, — шутит Вону, и они оба улыбаются на его комментарий. — Мне кажется, люди более открыты в отношении некоторых вещей в этом возрасте. Более подвержены чужому влиянию и всё такое. И я бы, понимаешь, хотел иметь хорошее влияние на них. Помочь им задуматься о важных вещах, о которых им вряд ли поведают в школе или дома. Как… сексуальная ориентация или расовая дискриминация. Мы никогда не обсуждали это в школе. Наверное, в каких-то странах эти вещи просто— более распространённые. Более допустимые. Я помню девочку, которая пришла в школу с подбитым глазом после того, как её папа узнал, что она переспала с девочкой. Её осуждали не только за то, что у неё был секс, но и за то, что она занялась им с девушкой, и не думаю, что кто-либо помог ей разобраться во всём. Или сказал ей, что это нормально. Ведь нас всегда учили, что секс до свадьбы — это неправильно, и нам не позволено заглядываться на людей одного с нами пола. Она была славной, но у неё не было друзей после этого. Я пообщался с ней как-то, и она рассказала мне об американском авторе, истории которого немало помогли ей и позволили ей почувствовать себя более… нормальной в каком-то плане. Думаю, я был бы очень счастлив, если бы тоже мог делать это, ну, для детей в нашей стране. Лишь подняв глаза со своего колена в мингюевы и заметив в них искреннее удивление и нечто, Вону осознаёт, как много он только что произнёс. Он даже не помнит последний раз, когда он говорил столько по собственному желанию. Мингю определённо не просил его об этом, а Вону просто окатил его ушатом своих жизненных взглядов. — Прости. Я не специально— — Ты мне нравишься, — выдаёт Мингю, и Вону едва не выпускает стакан из рук. Минхао, который тоже услышал внезапное заявление Мингю, поворачивается к другу с выражением лица, на котором отчётливо написано «Вообще не палишься». Вону смотрит на Мингю с недоумением, а может, он выглядит так же испуганно, как по ощущениям, потому что щёки Мингю становятся красными — как соус чили на столе. — Ч-что? Я имел в виду, что мне нравится образ твоего мышления. Я согласен… со всеми твоими словами. — Оу. — Вону чувствует, как облегчение разливается по его телу, однако это не всё. В его груди — намёк на нечто иное, притуплённое болезненное ощущение, которое он решительно игнорирует. — Круто. Спасибо. Он различает, как Минхао фыркает и бормочет что-то себе под нос, отворачиваясь обратно к Сынквану и Сокмину. Вону не отрывает взора от глаз Мингю, которому, кажется, есть что сказать, однако он молчит и улыбается Вону, не обнажая дёсен, прежде чем заново принимается кушать. Их ноги всё ещё соприкасаются; присутствие Мингю — тёплое и реальное, и Вону не способен описать, какие ощущения это вызывает у него, так что он просто пьёт больше пива. — Ты ешь уже почти три часа, — Вону хмурится, когда Мингю опустошает все оставшиеся закуски, — беспрерывно. Он не уверен, насколько сейчас поздно, наверняка где-то около одиннадцати часов, и все посетители ресторана в стельку пьяны к этому времени — особенно столик с бизнесменами в другом углу, которые перешли от громкого подпевания песням к глубоким, содержательным беседам друг с другом (один из них рыдает, уткнувшись в плечо друга, и Вону чувствует себя ужасным человеком, потому что эта картина кажется ему забавной). Сунён похож на дурака. На влюблённого щеночка, который цепляется за каждое слово, покидающее красные губы Юна, но у неё дела обстоят не лучше, судя по тому, как она нежно убирает волосы с его лица, застенчиво улыбаясь и мягко целуя его в щёки. Они на этой раздражающей конфетно-букетной стадии, однако Вону, как ни странно, не находит это таким уж раздражающим. Может, это потому что Сунён — его ближайший друг, и что бы ни делало его счастливым, это также приносит счастье Вону. Сынкван в данный момент пытается утешить Сокмина — Вону не уверен что происходит, но он говорит с ним шёпотом (и Сынкван продолжает подливать ему алкоголя, словно это заставит его проблемы улетучиться, хотя Вону и в курсе, что он делает это из лучших побуждений). Минхао же каким-то образом оказался между друзьями Джонхана, которые считают его действительно зрелым и милым и всё в таком духе, и они ведут «взрослые беседы». Вообще, они старше всего на два года, так что Вону не до конца понимает это. — Если я не съем эту еду, то её выкинут, а это расточительство, — бормочет Мингю, протягивая руку к последней миске с варёным шпинатом. Он делает глубокий вдох, натягивает на лицо мученическое выражение и принимается кушать и это. Вону фыркает, приподняв брови. — Ты точно в порядке? — Ага, — отвечает Мингю и опускает миску. Его лицо говорит об обратном; он выглядит так, будто вот-вот упадёт в обморок. — На самом деле нет. Думаю, я могу умереть. — Интересно почему. — Не читай мне нотации. Я зачал пищевого малыша, — он стонет и кладёт ладонь на собственный живот. — У меня сейчас начались настоящие схватки. — Хватит драматизировать— — Просто отвези меня в больницу. — Мингю. Названный парень смеётся, однако ему, кажется, по-прежнему больно. — Нет, серьёзно, мне не очень хорошо. Вону хмурится. — Тебя тошнит? — Я не знаю. — Честное слово. — Вону качает головой и окидывает его взглядом сверху-вниз. — Хочешь выйти на улицу? Так или иначе, всем плевать, чем они занимаются, так что минутой позже Мингю и Вону оказываются снаружи барбекю-ресторана, садясь на холодную землю у входа под навесом и прислонившись спинами к ещё более холодной кирпичной стене. Случайные группки пьяных молодых людей прошмыгивают мимо, слишком занятые тем, что убегают от дождя, чтобы обратить на них внимание. На улице холодно, но после того, как они долго пробыли в ресторане, окружённые жарой, дымом, запахами и звуками, приятно побыть подальше от всего этого. Вону обнимает себя за плечи и кидает взгляд на Мингю. — Ты в порядке? — Мне просто нужна минутка, — Мингю вздыхает и откидывает голову на стену, круговыми движениями водя рукой по животу. Единственное, что освещает его лицо — это фонарь в конце улицы и вывеска барбекю-ресторана. Вону надеется, что это из-за освещения Мингю внезапно кажется таким уставшим. Он не пьян настолько, насколько думал, что будет, учитывая количество напитков, выпитых им, но это, наверное, потому что он столько всего съел до и в процессе, так что у него лишь слегка кружится голова. И всё же этого достаточно, чтобы расслабить его; благодаря ликёру он избавляется от своей привычной сдержанности. Какое-то время они сидят в тишине, слушая стук капель дождя, смешанный с музыкой изнутри и со случайными взрывами хохота или криками. — Дождь льёт уже несколько недель, — говорит Вону, прерывая молчание. — Вот именно. Это стрёмно, — хмыкает Мингю и закрывает глаза. Вону наблюдает за ним мгновение, прежде чем переводит взор на пустую улицу перед ними. — Тебе не нравится дождь? — Не особо. Я предпочитаю лето. А ты? Вону пожимает плечами. — Я не знаю. Мне тоже нравится лето, но я не люблю жару. Дождь мне нравится больше. — Это меня не удивляет, — Мингю улыбается, по-прежнему не открывая глаз. — Почему? — Ты похож на человека, которому нравится дождь, — он пожимает плечами и распахивает веки. — Ты такой спокойный. Я могу представить тебя закутавшимся в одеяло на диване, наслаждающимся дождём у себя дома. — Я так не делаю. — Он врёт; это его вечная рутина. Мингю поворачивается к нему. — Делаешь. — Ты не знаешь меня, — выдыхает Вону. — Я бы хотел знать. Вону отказывается смотреть на Мингю, однако его решительность длится всего несколько жалких секунд. Их взгляды встречаются, и Вону не в силах совладать с этим чувством в его желудке, которое возвращается в полной мере, такое требовательное и непреодолимое, что у него голова идёт кругом. — Тебе лучше? — спрашивает он, увиливая от какой бы то ни было темы, которая всплыла бы в противном случае, и к собственному сожалению, он замечает тень разочарования в зрачках Мингю. — Я как будто вот-вот рожу, так что нет, — бормочет Мингю и неловко похлопывает себя по животу. — Ты хочешь домой? Мингю качает головой. — Я хочу побыть здесь. С тобой. Как Вону может проигнорировать слова Мингю, не представ при этом мудилой? Он хлопает ресницами, ощущая, как горит задняя часть его шеи. — Когда ты… говоришь подобные вещи. Я— гм. Я не особо представляю, как реагировать, если честно. — Да. Это не твоя вина. Я сказал, что прекращу. — Мингю облизывает губы, долгое мгновение не отрывая глаз от вонуевых. — Хён, тебе знакомо это состояние, когда ты влюблён в человека и не можешь перестать думать о нём? Вону медленно качает головой. — Я никогда ни в кого не влюблялся. Он даже не понимает, врёт ли в данный момент, потому что он смотрит на Мингю, и всё, что занимает его мысли — это то, как его сердце увеличивается в размере, что невероятно по научным меркам, однако ощущения у него именно такие. — Ты… — Мингю наклоняет голову набок. — Ты шутишь, да? — Нет. — Ты… никогда не любил? Глаза Вону расширяются на вопрос, и он нервничает, просто слыша эти слова. Мингю смеётся с выражения лица Вону, но это звучит немного взволнованно. — Я приму это как «нет». — А ты? — интересуется Вону, пытаясь не обращать внимание на неловкость, повисшую в воздухе между ними. — Любил ли я? — Да. Мингю хмыкает. — Думаю, я любил. Однажды. — Кем она была? — спрашивает Вону и вспоминает затем, как Мингю говорил, что ему плевать на гендер, и поправляет себя. — Или он? Это заставляет Мингю улыбнуться, мягко и тепло, и Вону проглатывает нелепый звук, едва не вырывающийся у него из горла. — Это была девушка. Мы ходили в одну старшую школу. — Оу. — Вону кивает и прикусывает губу. — Сколько вы были вместе? — Чуть больше года. — Почему… вы расстались? — Вону не уверен, должен ли он спрашивать; они с Мингю не знакомы друг с другом так уж долго, и даже если бы были, он не в курсе, рассталились ли они друзьями и не расстроен ли Мингю по-прежнему по этому поводу. — Ты не обязан отвечать мне— — Нет, всё нормально. Я уже забил, — произносит Мингю. — Там не было никакой драмы, правда. У неё были супер консервативные родители, и она очень серьёзно относилась к запрету на секс до свадьбы. Не то чтобы меня это не устраивало! — поспешно восклицает он, как только Вону бросает на него осуждающий взгляд. — Но они считали, что нам следует пожениться, если мы хотим остаться вместе, и чёрт, я не был готов к такому в девятнадцать лет. — Ясно. — Дождь усиливается, и Вону отодвигается назад, ближе к стене. — И всё же она не была твоей единственной девушкой, верно? — Не, я встречался со многими людьми. Со слишком многими. — Он фыркает, и Вону хочет знать, кто этот человек, вызвавший раздражение в его взоре. Он хочет знать людей, с которыми был Мингю, и ему кажется, это не то, что он должен бы испытывать. Глаза Мингю заново фокусируется на лице Вону, и он непрерывно смотрит на Вону, пока тот не начинает беспокоиться. — Что? — Я просто… — Мингю закусывает нижнюю губу и качает головой. — Что случится, если ты всё-таки влюбишься? — Сомневаюсь, что это случится. — Ты не можешь знать наверняка. — Это сложно. Я не могу— это не так легко для меня. — Но почему? Влюбляться, это должно быть легко. То есть— это происходит, независимо от того, желаешь ты этого или нет. Ты встречаешь кого-то, и тебя как бы просто сшибает с ног. — Взгляд Мингю снова чересчур пристальный. Вону отворачивается. — Если я не пожелаю влюбиться, то этого не произойдёт. У меня всё под контролем. — Ты серьёзно? Нет, это не так. Это не то, как устроена любовь— — Так, значит, ты говоришь мне, что мог бы влюбиться в— в педофила или кого-нибудь вроде того? — Вону на взводе. Он не хочет обсуждать это — тем более с Мингю. — Хён, я не об этом, ты же курсе. — Мингю вздыхает, и его плечи опускаются. — Сердцу не прикажешь. Вот что я имею в виду. — У моего сердца нет права выбора. Мингю качает головой. — Какой у тебя план? Ты собираешься провести всю жизнь в одиночестве? — Нет. Я собираюсь растить кошек. — Вону пожимает плечами, и когда он поднимает глаза, Мингю озаряется улыбкой, и Вону не может не улыбнуться в ответ. Странное напряжение, вызванное их… разногласием, слава богу, испаряется. Мингю возвращается к поглаживанию собственного живота, однако он почти сразу сдаётся, опуская руки на колени и издавая грустный звук. — Вот бы моя мама была здесь. Она лучше всех умеет гладить живот. Вону чувствует нечто в груди, то же, что чувствовал, когда его кормил Мингю. — Боль не прошла? — Не-а. Хочешь помочь мне? — Я не намерен гладить твой живот. — Почему? — Мингю надувает губы. — Ты серьёзно? — Мне больно, и я думаю, мне было бы намного лучше, если бы ты погладил мой живот. — Я пас, — Вону фыркает, однако Мингю до сих пор дуется, и его шея, похоже, покрылась потом, словно ему действительно больно, но Вону не может просто погладить его по животу, ради всего святого. — Пожалуйста? Вону не особо понимает, почему соглашается. Он вытягивает руку и кладёт ладонь на живот Мингю. Тот всё ещё плоский, несмотря на всю еду, которую Мингю заставил себя съесть, и по ощущениям он намного более крепкий, чем вонуев. Окей, конечно, он крепче, учитывая, что Вону даже не уверен, как пишется «студия фитнеса», в то время как Мингю проводит в ней по меньшей мере час каждый день. Он чувствует, как мышцы под его ладонью напрягаются, прежде чем Мингю принимается хихикать. Мингю хватает его запястье и качает головой, по-прежнему изумлённый. — Почему ты смеёшься? — Вону сердито взирает на него и пытается вырвать запястье из хватки Мингю, но тот не отпускает его. — Я просто хотел проверить, решишься ли ты на это. Вону выдыхает и отбирает руку, отворачиваясь к парочке, которая бежит от дождя. — Оу, хён, ты злишься? — Заткнись. — Мне жаль. Не злись, — Мингю опять хватает его за запястье, чтобы привлечь его внимание. — Я не зол. — Тогда почему ты не смотришь на меня? — Потому что ты страшный. Мингю выпускает болезненный звук. — Ты действительно стараешься разбить мне сердце сегодня, а? Это заставляет Вону повернуться к нему, потому что это второй раз, когда Мингю просит его прекратить причинять ему боль; Вону проигнорировал его в первый раз, и он в курсе, что должен проигнорировать его и сейчас, но это трудно, окей? Трудно оставаться рациональным с Мингю. Его пальцы всё ещё сжимают запястье Вону, и когда Вону натыкается на его взгляд, Мингю опускает его на своё колено. Его хватка — крепкая, но мягкая и тёплая. Это приятно. Все эти вещи, они… они просто приятны. Они приятны, потому что это Мингю. Мингю несколько секунд не отрывает от него взора, и это действительно несправедливо — как привлекательно он выглядит в данный момент. — Хён— — Вот вы где! — прерывает его голос Сунёна. Мингю отпускает запястье Вону, словно обжёгся, и Вону внезапно становится намного холоднее. — Что вы двое делаете на земле? — У Мингю были газы. Ему нужно было избавиться от них. Мингю принимает глубоко оскорблённый вид, будто Вону только что предал его доверие. — Хён! — Слишком много лишней информации, — хмурится Сунён. — Эй, у меня не было газов, что бы это, блять, ни значило— — Мне плевать на твоё несварение, чувак. За этим обращайся к доктору. Мы собираемся уходить, так что тащите свои задницы внутрь. Вону встаёт и стряхивает пыль с джинсов, протягивая руку Мингю, у которого до сих пор враждебный вид. Он помогает ему подняться на ноги, и свирепость Мингю сменяется улыбкой, когда Вону принимается ухмыляться. Они держатся за руки дольше положенного, и то, как на него смотрит Мингю, тревожит его. И Вону думает, что ему немедленно требуется отмена операции**, однако, кажется, для этого уже слишком поздно. Вону не сказал бы, что склонен к насилию; чёрт, он не участвовал в драках с тех самых пор, как в средней школе парни постарше побили его и его друга за то, что они назвали одного из них жиртрестом. Окей, может, ему нужно подумать об этом ещё раз, потому что, может, в конце концов он /действительно/ склонен к насилию. По крайней мере если он выпил немного алкоголя до этого. Они прощаются с остальными и отделяются от Минхао и Мингю, так как они живут в противоположных направлениях. По началу всё хорошо; это не лучший район в городе, и хоть он известен тем, что здесь часто случаются незаконные (…) вещи, он не особо опасный. Краем глаза Вону замечает тень, словно кто-то пытается прошмыгнуть мимо них, и Юна резко поворачивает голову с раздражённым видом. Она отворачивается так же быстро, и Вону замирает от выражения её лица; она выглядит напуганной. Вону оглядывается через плечо и видит троих парней, идущих на несколько футов позади них, очевидно пьяных, хихикающих между собой. — Что случилось? — спрашивает он, удостоверяясь, чтобы Сунён, отвлёкшийся на шум на другой стороне улицы, этого не услышал. — Ничего. Продолжай идти, — выдаёт Юна слишком уж быстро. Вону не подчиняется. Он останавливается и оборачивается к тем парням. — Эй! — Вону… — поспешно шикает Юна. — Не надо, давай просто уйдём— — Вон, что не так? — интересуется Сунён, взирая на парней с недоумённым выражением лица. — Что вы, вашу мать, только что сделали ей? — спрашивает их Вону, и да, это точно влияние алкоголя, потому что хоть Вону и не то чтобы трус, но он также в курсе, что он худой как щепка и что он не в силах завалить ни одного из этих парней. — О чём ты? — говорит один из парней, и по его невнятному произношению становится понятно, насколько он пьян. — Иди куда шёл, мальчик. — Идём. — Юна хватает его за предплечье и пытается заставить его отвернуться. — Послушай эту милую штучку, — произносит тот, что в кепке, жутко улыбаясь Юна. — Чувак, осторожнее со словами, — заявляет Сунён и закрывает собой Юна. — Прими это за комплимент, чувак. У твоей подружки неплохая задница; и на ощупь приятная. — Он снова смеётся, и остальные двое повторяют за ним. — Какого хрена? — Сунён смотрит на Юна. — Они тронули тебя? Юна кидает на парней встревоженный взгляд, и это достаточное подтверждение для Сунёна. Говорят, когда адреналин принимается растекаться по твоему телу, ты не особо ведаешь, что творишь; твоё тело вроде как просто действует инстинктивно. Вону предпочитает считать, что именно это и происходит в следующие несколько мгновений. Сунён бросается вперёд и бьёт парня в лицо, отчего тот путается в ногах. Его друзья выглядят удивлённо первую секунду, но потом один из них толкает Сунёна на землю, пиная его в живот. — Хватит! — кричит Юна, порываясь помочь Сунёну, однако Вону удерживает её силой, и следующее, что он помнит — он отталкивает парня от Сунёна и мажет кулаком по его лицу. И после этого он, если честно, не имеет ни малейшего блядского представления о том, что происходит. Он слышит крики Юна, и он видит, как Сунёна, лежащего на полу, пинают, и он чувствует, должно быть, самую сильную боль за всю свою жизнь внизу живота, а затем и на половине лица. Он почти уверен, что удар буквально вырубает его на несколько секунд, потому что когда Вону открывает глаза, Сунён пытается оттащить от него одного из парней, обрушивая на них ругательства. — Оставь его в покое! — восклицает Юна вместе с тем, как один из парней снова пинает Вону в живот. — Разве ты не в курсе, что не следует связываться с парнями вдвое больше тебя?! — ворчит парень и собирается вновь пройтись кулаком по лицу Вону. Случается вот что: Вону различает шипение, будто кто-то распрыскивает дезодорант или нечто вроде того, и вдруг парень над ним вопит от боли и падает назад, на землю. Парень принимается всхлипывать, и Вону глухо стонет, распахивая веки. Он замечает Юна, опустившую на него взгляд, полный слёз, и тюбик в её руке, и спустя миг в его глазах появляется жжение. — Какого хрена! — Ч-что? — Юна звучит испуганно. — О боже! О боже, Вону, мне жаль, я не специально— — Блять! Блять, что это?! — Это перцовый баллончик! Он предназначался не тебе! Мне жаль, Вону, о боже, я не знала что делать— А затем прибывает полиция. Вону не может остановить слёзы. Они сидят в полицейском участке, в комнате ожидания. Трио парней устроилось перед ними на другой стороне; двое из них выглядя едва побито, в то время как третий до сих пор плачет навзрыд, отчего его лицо покрылось пятнами и покраснело до цвета помидора. У Вону видок наверняка не намного лучше. Если бы он не был причиной разбитой губы Вону и кошмарной пульсации в его животе и на его опухшей щеке, Вону бы было его жаль, потому что чёрт, перцовый баллончик — это, должно быть, орудие прямиком из ада. Юна прыснула эту фигню точно в лицо парню, а Вону досталась только капелька, и честно говоря, ощущение всё равно такое, будто к нему никогда не вернётся зрение. Его глаза слезятся, несмотря ни на что, и у него не получается открыть их без того, чтобы они не горели, хотя они находятся здесь уже почти целый час. Полиция просто делает им выговор, объясняя, что могло бы случиться, если бы кто-то серьёзно пострадал. Сунён заявляет, что хочет выдвинуть обвинение, так как один из парней домогался Юна, схватив её за зад (что Юна наконец признаёт после того, как полицейский спрашивает её об этом). Трое парней отрицают это. Они утверждает, что его друг уронил свой телефон и случайно коснулся её в том месте и что драку затеял Сунён, ни с того ни с сего ударив их друга. И конечно, полиция отпускает их, потому что они все (включая Юна) были пьяны, когда это случилось, и они не могут верить словам кого-либо из них. Кроме того, они очень сердятся из-за того, что у Юна есть перцовый баллончик, так как иметь его при себе без разрешения, похоже, не особо легально. Они отбирают тот у неё, но на этом всё; после этого им позволяют уйти. У Вону болит каждая клеточка тела, когда он просыпается утром. Его губа выглядит нормально, не считая пореза в уголке, но на его щеке красуется синяк. То же касается его рёбер и передней части его желудка. Костяшки его пальцев также покрылись синяками. На него неприятно смотреть. Купание подобно ночному кошмару. Ходить — больно. Лежать — больно. Даже кушать — больно. Как мило. Сунён и Юна заглядывают в обед, заставляя Вону взять день отгула на работе; он притворяется больным, потому что признаться боссу в том, что он ввязался в драку и оказался в итоге в полицейском участке, не кажется ему такой уж хорошей идеей. Юна чувствует себя ужасно из-за того, что случилось. Она считает, что это её вина, и она расстроена тем, что навредила Вону перцовым баллончиком. Она даёт Вону кучу мазей и заживляющих пластырей для его синяков, готовит еду для них с Сунёном, прежде чем они уходят и Юна упоминает что-то о том, что нужно бы удостовериться, что на этот раз Мингю действительно пойдёт на свидание. Как ни странно, ощущения от этой информации как от очередного удара в живот Вону. Вселенной не особо нравится Вону. Потому что позже тем днём ему звонит его мама. — Вону? Вону, детка, ты в порядке? Вону хлопает ресницами, и у него скручивает желудок. Как она вообще узнала об этом? — Мам? О чём ты говоришь— — Чан рассказал мне, что ты ввязался в драку! Что случилось? Какого дьявола? Вону чувствует, как злость и разочарование закипают у него в груди; каким таким образом Чан разнюхал и зачем он поведал об этом родителям? А затем он смутно вспоминает все непрочитанные сообщения на своём телефоне, когда он проснулся. Должно быть, Чан писал ему, но Вону, если честно, слишком плохо соображал, чтобы ответить. — Мам, это пустяк. Чан просто преувеличил— — Он сказал, что ты был в полицейском участке! Вону, ты в порядке? Ты представляешь, как я встревожилась, когда услышала об этом? Вону стискивает зубы. Чёрт бы тебя побрал, Чан. — Я в норме. Поверь мне, это пустяк. Мне даже не больно. Это была всего лишь парочка пьяных парней в поисках неприятностей. — Ты уверен? Чан говорил, что ты пострадал, Вону. Пожалуйста, скажи мне правду. — Я не пострадал. — Вону это всё слишком утомляет. Он устал и зол на Чана, и ему по-прежнему больно, несмотря на то что Юна дала ему кое-какое обезболивающее перед уходом. — Ты мне врёшь? — Нет— — Я не стану сердиться, Вону. — Я правда в порядке. — Я просто волнуюсь, пожалуйста, скажи мне— — Мам, я не вру! Это звучит чересчур грубо. Чересчур громко. Он едва не прикрикнул. Его мама молчит, а у Вону появляется ощущение, будто его голова набита ватой. — Мам— — Нет, ничего страшного… — начинает она, и вдруг слышится шорох, после чего Вону различает её недовольство прямо перед тем, как его папа подаёт голос. — Ты только что наорал на свою мать? — у него сердитый тон. Вону не раскрывает рта мгновение. — Я не специально. — Ты в курсе, какая она чувствительная сейчас, и орёшь на неё? — Я же сказал, я не специально, — повторяет Вону. Ему хочется бросить трубку. — Я разочарован в тебе, Вону. Ввязываться в драки? Попадать в полицейский участок? Где был Чан, когда это всё творилось? Ты что, оставил его дома без присмотра? — Всё не так плохо, как кажется. И он ночует у Доюна в эти выходные. — Что? Я даже не знаю, кто этот паренёк Доюн, и уж тем более не знаком с его семьёй. Ты можешь снова начать гулять, когда ситуация в нашей семье уляжется, но до того у тебя есть более важные дела, чем напиваться и попадать в безответственные передряги… Вону вроде как не обращает внимание на слова отца следующие несколько секунд. У него пульсируют виски, его желудок убивает его, и его папа продолжает повышать голос. Он говорит, что разочарован в Вону (один раз, два раза), говорит, что это было плохой идеей — оставить с ним Чана. Он говорит и другие вещи, однако ничего, чего бы Вону не получал в свой адрес прежде. — …пора взять себя в руки, ты слышишь меня? — Ага. — И впредь не смей повышать голос на свою маму, Вону. — Хорошо. Его папа больше ничего не произносит и завершает вызов, и Вону чувствует себя как-то подавленно, когда открывает последнее сообщение Чана. От: Чанни – Хён, ты в порядке?

Кому: Чанни – зачем ты рассказал маме? – откуда ты вообще узнал, что случилось?

От: Чанни – Я говорил с мамой, и это случайно вырвалось у меня. – Мне жаль. – Сынкван-хён услышал от Сунён-хёна, а потом Хансоль рассказал мне.

Кому: Чанни – о чём ты, твою мать, думал?

От: Чанни – Я же сказал, мне жаль, хён. – Ты зол на меня?

Кому: Чанни – а что, непонятно?

От: Чанни – Я просто беспокоился за тебя.

Кому: Чанни – если ты так беспокоишься за меня, то хватит докладывать обо всём маме с папой. – это был довольно тупой поступок, даже для тебя.

От: Чанни – Я не в курсе, почему ты так ведёшь себя прямо сейчас, но не срывайся на мне. – И спасибо, что назвал меня тупым. – Я запомню это к моему следующему чёртовому тесту по математике. Вону смотрит на слова Чана, и он не понимает, чего ему хочется больше: закричать или втащить самому себе. Он же, блять, знает, какой Чан чувствительный в отношении своих оценок, ему не следовало говорить такое, но блять— Он бросает телефон на диван и сползает по стене вниз, зарываясь лицом в собственные предплечья и делая глубокие вдохи. Он продолжает сидеть на том же месте вплоть до заката. Вону пытается уснуть пораньше, потому что ему в любом случае слишком мучительно делать что-либо иное, и он бы соврал, сказав, что не чувствует себя паршиво. Вчерашняя драка, то, что он расстроил свою маму, то, что папа, как и всегда, рассердился на него, и то, что Вону рассердился на Чана на пустом месте. Он знает, что должен извиниться, но, он считает, в данный момент ему для этого не хватает эмоциональной устойчивости. Снаружи по-прежнему идёт дождь, в его комнате царит мрак, и Вону переворачивается на бок, морщась от боли. Он закрывает глаза в надежде прикорнуть, однако его телефон начинает внезапно трезвонить, и когда он распахивает веки, чтобы проверить, кто его набрал, его застаёт врасплох имя Мингю. Мингю никогда прежде не звонил ему, что в принципе странно, но время уже едва не перевалило за девятый час ночи. Разве он не должен быть на свидании с подругой Юна? На короткое мгновение Вону подумывает не брать трубку, как он делает обычно; если это не срочно, ему могут прислать сообщение. Однако это… это Мингю. — Алло? — Хён? На фоне не слышно ни звука. Вону решает, что Мингю, должно быть, отошёл в уборную. — Зачем ты звонишь? — Вону не намеренно грубит, но иногда он просто— Да. Ему нет оправдания. Он мудак, по-настоящему грубый. — Гм, прости. — Мингю звучит капельку взволнованно, и Вону становится стыдно за свою резкость. — Я просто… Ранее я встретился с Юна, и она рассказала мне о том, что стряслось. Мне жаль, что нас не оказалось рядом, чтобы помочь вам. Вону переворачивается на спину, устало моргая в темноте собственной спальни. — Вы не виноваты. — Я знаю. Но всё же… вас с Сунёном не побили бы. — Угу. Это было не особо-то и весело. — Хён. — Мингю вздыхает. — Ты в порядке? Юна сказала, что они вроде как неслабо тебе надавали. — Я в норме. Было не настолько плохо. — Ты уверен? — Мингю мгновение молчит. — У тебя странный тон. Вону улыбается. Он не ведает, почему улыбается. Может, он всё-таки сходит с ума. — Тебя когда-нибудь били в лицо? — Не представлялось случая. — Хочешь знать, каково это? — Вону… хён… — Это как если бы тебе вдарили медицинским мячом. Мингю хихикает, но как-то не особо счастливо. — Похоже, это больно. — Это точно. После этого между ними повисает тишина. Вону слушает, как дышит Мингю. Это успокаивает. — Мингю? — Да? — Тебе не следует заставлять свою пару ждать. Это не очень вежливо. — Что? Как ты— — Мне сказала Юна. — Оу. — Мингю прочищает горло. — Мы с ней уже разошлись. — А не слишком ли рано? Это было настолько плохо? — Нет. Было— гм. Было славно. Но я… Вону потирает глаза. — Ты что? — Я никак не мог сосредоточиться. Это было несправедливо. — Оу… И почему же? — Я не прекращал думать о тебе. — Что? — Я беспокоился о тебе. Я— Я всё ещё беспокоюсь. Вону сглатывает. — Я в норме, я же сказал тебе. — Я знаю, но… Я пиздец как беспокоюсь, окей? — Ну. Так не беспокойся. Я в порядке. — Можно мне увидеть тебя? — Эм, что? — Можно мне прийти и увидеть тебя? — Типа— прямо сейчас? — Да. Я сразу же уйду, но я просто— я хочу увидеть тебя хотя бы на минутку. Вону много чего не понимает, когда дело касается Мингю, и то, что он соглашается на его просьбу, также вне его понимания. Мингю приезжает почти час спустя. Он снова надел светло-голубую шапку бини, и Вону даже не представляет почему, но от этой картины ему становится только хуже. Глаза Мингю тут же приземляются на жуткий синяк на щеке Вону. — Хей, — мямлит Вону, медленно закрывая за собой дверь. — Привет, — бормочет Мингю, не отрывая глаз от синяка, и если бы Вону не знал Мингю так хорошо, его бы напугал его пристальный взор. — Блядские трусы. Трое против двоих? Сколько лет им было? Какого хрена— — Всё плохо только на вид, — перебивает его Вону. — Юна сказала, что они чуть не сломали тебе рёбра. — Они просто наделали мне синяков. — Вону вздыхает. — Я в норме. — Можно мне глянуть? Вону скрещивает руки у груди, откидываясь на дверь. — Это не очень хорошая идея. Я же сказал тебе, на вид там всё хуже, чем на самом деле, — неуклюже объясняет Вону, и Мингю мрачнеет. — Хён… — Мингю, просто забей. Люди получают ранения и пострашнее. — Мне плевать на других людей. Они не должны были… — Плечи Мингю опускаются. — Они не должны были делать этого с тобой. — Угу, — Вону хихикает, но от этого у него ноют рёбра, так что он вздрагивает, и отчего-то создаётся такое ощущение, будто это Мингю мучается от боли. — Всякое бывает. Взгляд Мингю пробегается по нему сверху-вниз, и Вону вспоминает о том, что наверняка выглядит дерьмовенько в данный момент. — Тебе что-нибудь нужно? — интересуется Мингю, и от искренней заботы в его глазах у Вону сжимается сердце. — Обезболивающее? Ты охладил синяки? Вону пытается улыбнуться, однако то, как Мингю беспокоится о нём, селит в нём странные чувства, и у него кружится голова; а может, это просто обезболивающее наконец-то начинает действовать. — Юна вроде как снабдила меня всем, чем надо. Но— гм. Спасибо. Они стоят, смотря друг на друга, в течение неловкого мгновения, прежде чем Мингю заговаривает. — Я должен идти. Ты должен остаться. Вону кивает, однако они оба не сдвигаются с мест. Вону действительно не хочется, чтобы Мингю уходил. Его обуревают странные чувства. Он не думает, что пребывание наедине с самим с собой поможет. — Хён, ты точно в порядке? — Да. — У Вону перехватывает горло, и он поднимает беспомощный взор на Мингю, который, кажется, не догадывается, как ему следует поступить. — Я в порядке. — Что не так? — мягко спрашивает Мингю, шагая вперёд. — Ничего. — Вону… Пожалуйста. — Ты должен уйти. Я собирался поспать. Мингю обнимает его. Он прерывает его, обвивая руками Вону и притягивая его ближе, осторожно, чтобы не задеть его синяки, и Вону замирает в его объятиях, не уверенный, что ему делать. От Мингю веет теплом, и он так приятно пахнет, а его куртка — жёсткая там, где Вону прижимается ртом к его плечу. — Тебе правда так больно? — шепчет Мингю, стискивая его чуть крепче. Он имеет в виду его ушибы, и да, они болят, однако Вону больно в совершенно ином плане. — Мне не больно, — произносит Вону. — Почему ты врёшь? — спрашивает Мингю. — Ты продолжаешь врать. Ты считаешь, я не замечаю? Ты плакал вчера; ты сказал, что это было из-за контактных линз, но их не было на тебе. Ты едва мог прочитать меню, хён. Мингю принимается отдаляться спустя некоторое время, когда Вону не отвечает — словно он думает, что Вону действительно хочет, чтобы он ушёл. Руки Вону взмывают, хватая его за куртку сзади, не позволяя ему сдвинуться с места. Это огромный шаг. Вону не пьян, ни капельки не пьян, и он не знает, что это вообще значит или во что он ввязывается. — Ты хочешь, чтобы я остался? — осторожно спрашивает Мингю. — Пока ты не уснёшь? — Он не копает глубже, не требует ответа на то, о чём он говорил минутой ранее, и Вону снова чувствует себя мудаком. Ему следует попросить Мингю уйти, пока он не испортил всё окончательно, но он не делает этого. — Мингю, — бормочет он, — почему ты так добр ко мне? Я козёл. — Ты не козёл, — уверяет Мингю. — В смысле, ты ведёшь себя похоже, но я не считаю тебя козлом. — Спасибо, — Вону фыркает, и от этого у него опять же ноют рёбра, и он инстинктивно подаётся ближе к Мингю, как будто он настолько глуп, чтобы думать, что это избавит его от боли. Мингю проводит ладонью по его спине, и честно, это заставляет Вону забыть о синяках, пусть и всего лишь на миг. — Хён, — Мингю звучит так, словно улыбается, и у Вону перехватывает дыхание, когда Мингю прислоняется головой к плечу Вону. — Почему, по-твоему, я добр к тебе? — Потому что ты мечтаешь забраться в мои штаны? — Как ты догадался? Вону щипает его за спину, и Мингю съёживается, нежно посмеиваясь. Это вызывает у Вону улыбку. Это вызывает приятную боль в его груди. Боже… это так безнадёжно. Это так тщетно. Вону не дурак, он в курсе что это значит, он в курсе, почему его сердце так требовательно бьётся в клетке его рёбер при одной мысли о Мингю. — Помнишь, я говорил тебе вчера о том, как ты не можешь перестать думать о человеке, когда он тебе нравится? — Ага. — Да. Понимаешь ли… — Мингю издаёт странный приглушённый звук, а затем — прежде чем Вону успевает начать сходить с ума: — Я не могу перестать думать о тебе.