Kalon

Вону не помнит, когда в последний раз просыпался позже восьми утра. На следующий день он встаёт уже к ланчу, и его голова словно набита ватой. Время — полдень. Вону проспал; он пропустил все утренние пары. Он накидывает на себя какие-то сносные шмотки и собирается выбежать из квартиры, но замирает, внимательно осматривая состояние гостиной. В той чисто. Все вещи, которые были разбросаны по полу вчера ночью, теперь на своих местах, и сонный Вону решает, что грабителям стало стыдно и они вернулись, чтобы прибраться, однако затем он видит Сунёна и Чана, стоящих на кухне, и ощущает себя полным придурком. — Оу, ты проснулся! — Лицо Чана проясняется, как только он замечает Вону. — Мы приготовили завтрак! Или, ну, уже ланч… Вону осторожно подходит к ним. — Почему ты не в школе, Чан? Его младший брат машет руками в защитном жесте. — Полицейские позвонили вчера папе, так как я пока несовершеннолетний и мы не могли связаться с тобой. Он отпросил меня от уроков на сегодня. — Он в курсе? — Может, Вону и проспал почти двенадцать часов, но он по-прежнему жутко утомлён. Только сейчас, медленно опустив рюкзак на пол, он позволяет себе задуматься обо всём, что случилось прошлой ночью. О том, что Мингю поранился. О том, что у него пропал ноутбук. О том, что Вону так долго проплакал, прижавшись к плечу Сунёна, что едва не потерял сознание, как в итоге и получилось, учитывая, что он не помнит, как оказался на собственной кровати или в собственной пижаме. Он кидает на лучшего друга несмелый взгляд. Между ним и Сунёном никогда не возникало смущения или неловкости, однако Вону никогда и не вёл себя подобным образом перед другом. Перед кем-либо, раз уж на то пошло, и он не знает, что об этом думать. Он кажется себе глупым и слабым, и ему кажется, что он должен был лучше справиться с этой ситуацией. Он не должен был плакать. У него не было причин плакать. Но Сунён дарит ему широкую улыбку, точно ему абсолютно наплевать. — Он не зол, — поспешно заявляет Чан. — Они очень переживали, но они скоро приедут на мой выпускной, и папа сказал, что поможет тебе заменить вещи, которые были украдены. Вону хмурится. Это не в духе его отчима — желать как-либо помочь Вону. — В любом случае, как твоё самочувствие? — спрашивает Сунён, ступая вперёд, чтобы поставить перед ним тарелку с овощами. — Почему вы меня не разбудили? Я пропустил пары, — медленно бормочет Вону. — И я опоздал на работу— — Не-а. — Сунён качает головой. — Я позвонил Джису, и он сделал так, чтобы вы с каким-то Минхёком поменялись сменами, так что у тебя выходной. — Ч-что? — мямлит Вону. — Нет, я и так вчера ночью ушёл пораньше, я не могу просто остаться дома. Мне надо идти. — Тебе надо сесть ровно на заднице и поесть, вот что тебе надо сделать. — Сунён вздыхает, беря его за руку и заставляя опуститься за обеденный кухонный стол. — Хоть раз подумай о себе, м? Мы разберёмся со всем остальным попозже. Вону садится и смотрит на еду. — Вам не обязательно было убираться. — Мы всё равно по большей части убирались в гостиной, так что это было не сложно. — Сунён располагается перед ним и начинает радостно кушать, отчего Вону становится любопытно, не ждали ли они его случайно. Он поднимает взгляд на них обоих, не особо понимая, что говорить. — Что мне теперь делать? Его с ног до головы окатывает ощущением безнадёжности. Чан округляет глаза, выглядя так, будто лишился дара речи. — В смысле? Возьми палочки и ешь— Сунён торопливо перебивает его с мягким, однако обеспокоенным выражением лица. — Ни о чём пока не волнуйся. Я уверен, им удастся найти твой ноутбук, а если не удастся, я… я могу помочь тебе написать тот рассказ! Или Юна может, она раньше сочиняла эти странные фанфики, и у неё довольно неплохо получалось… — Он замолкает и округляет глаза, принимаясь размахивать руками вокруг лица Вону. — Оу, ты снова плачешь, о боже, что не так, Вон, пожалуйста, не надо, ты разбиваешь мне сердце— — Хватит. — Вону улыбается, но его голос дрожит, и он просто… он чувствует себя так странно и глупо и так чертовски слабо, и он не представляет, как избавиться от этих ощущений. Он вытирает нос и кивает в сторону друга. — У тебя разве нет занятий? Почему ты до сих пор здесь? — Не, — его лучший друг мотает головой, — я не оставлю тебя сегодня одного. — Я не один. — Вону вздыхает. — И я могу позаботиться о себе— — Нет, не можешь, — вставляет Чан, невинно пожимая плечами, когда Вону стреляет в него злобным взглядом. — Ты не посмеешь прогулять из-за меня, — заново пробует Вону. — Спорим? — фыркает Сунён и весь день не покидает их квартиру. Ни одно слово не подходит, чтобы описать состояние, в котором следующие два дня пребывает Вону. Он возвращается на учёбу и на работу и пытается вспомнить, как именно он написал свой рассказ, чтобы переписать его, но это не срабатывает. У него не получается так же хорошо, как было, и Вону не может вспомнить рассказ слово в слово, так что он разочаровывается в себе и жутко устаёт, напечатав всего полстраницы. Он забывает про элементарные вещи вроде питья воды или принятия препаратов железа, что, в свою очередь, делает его даже более утомлённым и безжизненным. После того, что случилось, у Чана появляются проблемы со сном. Он пробуждается от каждого шороха, звучащего по ночам в квартире, думая, что кто-то снова пытается вломиться к ним, и чтобы Чану было спокойнее, Вону начинает ложиться на полу рядом с ним. Ему нет особой разницы, где спать, всё равно в конце концов он просто беспокойно мечется, и в его случае виноваты не те грабители, но он также отказывается верить, что нечто настолько глупое, как разбитое сердце, причиняет ему столько страданий. Вону чувствует себя не в своей тарелке, сбитым с толку и растерянным, словно он понятия не имеет, что делать или говорить или куда идти дальше. Словно ему нужно, чтобы кто-то взял его за руку и направил. — Ну же. Присядь. — Джонхан берёт его за руку и направляет подальше от двери, в гостиную Вону. Они садятся, и Джонхан по-прежнему не выпускает его ладони. Вону опускает взгляд на их руки, замечая, что у них практически одинаковый цвет кожи. Чужая кожа всегда выглядела такой смуглой по сравнению с его. — Что случилось? — интересуется Вону, когда Джонхан ничего не делает, просто вопрошающе уставившись на него. — Что случилось? — посмеивается Джонхан. — Может, это ты скажешь мне, что случилось? — Ничего. Я только что вернулся из библиотеки. — Ты отменил встречу с психотерапевтом, — заявляет Джонхан с серьёзным видом. — Ты правда думал, я не узнаю? — Ты позвонил ей и спросил, пришёл ли я? — фыркает Вону, однако звучит не весело. Звучит горько и немного жалко. — Почему? — Джонхановы глаза пробегаются по его лицу, и Вону вдруг злится с того, как он словно всё время его анализирует, будто он ищет знаки, чтобы успеть остановить Вону, прежде чем тот сделает что-то невероятно тупое, например… например, расстанется с Мингю, а после не предпримет попыток всё исправить. С тех пор, как Вону последний раз встречался с Мингю, минул месяц. Сунён сказал ему, что Мингю в порядке, что из-за вывиха плеча ему подвязали руку. Сунён говорит, что Вону не следует волноваться о Мингю, но это всё, что Вону может, ведь он так давно не видел Мингю. И как бы драматично это ни звучало, без Мингю в его жизни время протекает мучительно медленно. — Вону. — Джонхан аккуратно тянет его обратно в реальность. — Прости. — Сунён рассказал мне, — не спеша начинает Джонхан. — Он рассказал мне о твоей реакции несколько дней назад. Я беспокоюсь за тебя. — Я заплакал. — Вону вздыхает. — Не знаю почему, но я заплакал, и в этом нет ничего такого. Вам пора прекратить беспокоиться за меня. Я в норме. Всё просто супер. Джонхан закатывает глаза. — Хочешь знать, что я думаю? — Не очень-то. — Ты в курсе, я неплохо читаю людей, и мне кажется, ты так долго держал всё в себе, что уже не вытерпел. Сначала твоя ссора с Мингю, потом ограбление. Подобная ситуация кого угодно выбила бы из колеи. Некоторое время Вону молчит, неторопливо осмысливая слова друга. Он не может встретить взгляд Джонхана, теребя пальцами низ свитера. На том — огромное пятно от томатного соуса. Вону не только в эмоциональном беспорядке, он ещё и грязный и отвратительный. — Я… — начинает он, прочищая горло, когда его голос ломается. — Я отменил встречу, потому что она… она казалась бесполезной. — Почему? Вону пожимает плечами. — Я хотел пойти, чтобы стать лучше ради него. Ну. — Он пытается произнести имя Мингю вслух, однако он будто не способен на это. Ему больно думать сейчас о Мингю. Джонхан вздыхает и подвигается немного ближе на диване. — Это здóрово, что ты хотел стать лучше, Вону, но ты должен сделать это ради себя. Не ради Мингю или кого-либо ещё. Ты должен желать счастья себе самому, понимаешь? Вону сглатывает и кивает, поднимая голову, лишь когда Джонхан тыкает его в колено, но его сердце пронзает болью, стоит ему наткнуться на чужие глаза, потому что глаза Джонхана полны понимания и тепла. В последнее время все вокруг смотрят на него так, однако Вону считает, что не заслужил этого. Он улыбается в ответ на гримасу, которую посылает ему Вону, прежде чем позволяет своим плечам резко опуститься. — Обещай, что пойдёшь, если я назначу тебе новую встречу. — Джонхан-хён— — Нет, Вону, мне жаль говорить это, но у тебя есть проблемы. Хватит это отрицать. Тебе следует смириться с тем фактом, что что-то причиняет тебе боль. Вону сжимает челюсть, едва не засовывая пальцы в уши как ребёнок, чтобы не слушать нотации Джонхана. — Нет ничего плохого в том, чтобы принять помощь, знаешь ли. Это не делает тебя слабым или тупым или каким-либо ещё, что бы ни надумала там твоя маленькая милая головушка. — Джонхан выжидающе поднимает брови. — Обещаешь? Какое-то время Вону пристально смотрит на Джонхана, и он размышляет о будущем, о возможности отпустить то, из-за чего его жизнь так несчастна, чтобы он смог стать лучше ради семьи и друзей и… чтобы он смог прекратить страдать без причины. Он в курсе, что если не изменит чего-нибудь, то ему и дальше будет плохо. А ему очень хочется избавиться от этого удушающего чувства в лёгких и на сердце, и если это значит, что он должен сидеть в кабинете какого-то рандомного человека и говорить с ним о собственных проблемах, уставившись на ряд его дипломов, висящих на стене позади, то так уж и быть. — Хорошо. — Вону медленно кивает. — Я обещаю. Неделю спустя Вону сидит на пассажирском сидении Джонхана, ощущая себя так, словно его везут на смертную казнь. — Я бы и сам добрался, — бормочет Вону, сжимая пальцы в кулаки, потому что они дрожат из-за того, как он нервничает. — Я знаю. — Джонхан пожимает плечами. — Но я боялся, что ты снова всё отменишь. — Я не собирался. — Отлично, — говорит Джонхан, и это всё, что они произносят до конца поездки. Джонхан провожает его до самого здания, несмотря на протесты Вону, и Вону чувствует себя ребёнком, а не студентом, которому за двадцать. — Ну вот. Вону смотрит на огромную стеклянную дверь, читая слова, которые произнесла женщина по телефону, когда Вону позвонил, чтобы отменить прошлую встречу. Он читает слова «психотерапия» и «консультирование» и хочет сбежать. — Эй, всё будет хорошо. — Джонхан хихикает и сжимает его плечи. — У тебя получится. Вону кивает, взволнованно сглатывая. — А-ага. Джонхан смеётся, но это тёплый и подбадривающий звук. Он обнимает Вону, стискивая его так крепко, словно пытается заново собрать его по кусочкам. — У меня есть несколько дел в городе, но я заеду за тобой через час, ладно? — Ты не обязан— — Через час, — тоном, не терпящим возражений, повторяет Джонхан. — Советую тебе сейчас же зайти внутрь. Вону едва не просит его остаться и зайти вместе с ним, однако это нелепо. Он больше не ребёнок. Он должен сделать это один, как любой другой взрослый человек. Так что Вону коротко кивает ему, прежде чем протягивает руку, открывая тяжёлую дверь толчком. Приёмная вся окрашена белым, на стенах висит несколько картин, и кое-где по комнате расставлены ярко-зелёные растения. Смотреть особо не на что, и чтобы избежать поглядываний на других людей или чтения непонятных психотерапевтических брошюр о самоусовершенствовании, которые здесь повсюду, Вону концентрируется на диспенсере для воды в углу. Он концентрируется на производимом им жужжании, чтобы не обращать внимание на собственную напряжённость и на то, как сильно ему хочется вскочить и убежать из комнаты, в то время как других пациентов зовут по одному, пока не остаётся только Вону. Он серьёзно подумывает бросить это дело. Он точно сможет разобраться со своими проблемами, если просто затолкает их ещё немного глубже— — Господин Чон. — Девушка со стойки регистрации стоит перед ним с дружелюбной улыбкой. — Госпожа Кан готова принять вас. Следуйте за мной, пожалуйста. Вону сглатывает и кивает, и его глаза наверняка напоминают совиные. Он поднимается и следует за ней, пока она не останавливается перед дверью, табличка рядом с которой гласит Доктор Кан Сохи, Психотерапия и Судебная Психология. …Судебная психология? Это разве не для преступников? О боже, какого чёрта Вону здесь делает? Это что, из-за той драки, в которой он участвовал несколько месяцев назад вместе с Сунёном— — Господин Чон? — Женщина, сидящая за письменным столом в кабинете, встаёт с дружелюбной улыбкой на лице. — Пожалуйста, входите. Девушка закрывает за ним дверь, и Вону неловко застывает не в силах остановить мысли о том, где кушетка, на которой должны лежать пациенты. В кино это всегда так показывают, верно? — Пожалуйста, — женщина указывает на один из стульев перед своим столом, — присядь. Вону наконец-то удаётся отмереть и прекратить вести себя по-идиотски. Он аккуратно опускается на стул и прочищает горло. Кабинет очень похож на приёмную. Парочка растений и цветов, парочка картин, бесконечное количество дипломов в рамках, выстроенных в ряд на стене, чтобы Вону впечатлился. — Я доктор Кан, как ты уже знаешь, — представляется она. — Я буду твоим психотерапевтом, если ты не против. Если после сегодняшнего сеанса ты решишь, что ненавидишь меня, ты можешь попросить кого-нибудь другого. Вону заставляет себя улыбнуться над шуткой. По крайней мере она кажется дружелюбной. У неё круглое, морщинистое лицо, обрамлённое короткими, чёрными и кудрявыми волосами. На ней макияж и изящные украшения, и от неё веет силой и надёжностью. Вону изо всех сил старается расслабиться. — Как мне к вам обращаться, как господин Чон или Вону? — Можно Вону, — поспешно отвечает он. — Хорошо, Вону. Почему бы тебе не рассказать мне немного о себе, прежде чем мы начнём? — Она нажимает на кнопку на маленьком устройстве на столе, не сильно стукая по тому, когда Вону фокусирует на нём взгляд. — Он будет записывать наш сеанс. Я предпочитаю уделять всё внимание моим пациентам во время сеансов и уже потом делать записи. Ты не против? Вону кивает, не уверенный, что ещё ему сделать. Он в курсе, что это её работа, но он не знает, как относиться к тому факту, что каждое слово, которое он произнесёт, будет записано. — Эм. — Вону прочищает горло. — Я на третьем курсе университета. Я изучаю литературу. Я живу один, но сейчас со мной живёт мой брат. — Литература? — спрашивает она. — Я люблю литературу. Ты хочешь стать автором? — Возможно. — Ясно. — Она снова поднимает на него глаза, улыбаясь. — Твой друг Джонхан назначил для тебя здесь встречу. Зачем ты пришёл сюда сегодня, Вону? Вот и всё. Вону не имеет понятия, что сказать, однако он пытается вспоминать про слова Джонхана о том, что здесь нет верного или неверного ответов. — У меня есть кое-какие проблемы, — медленно начинает он. — И— Я очень усложняю всё для самого себя и для других. Она опять кивает, смотря на него с любопытством на лице. — Какие проблемы, Вону? — Мне просто… трудно, когда дело касается определённых чувств или таких вещей, как— как обязательства. Мне кажется, я раню окружающих тем, какой я есть. Я сильно ранил Мингю. — У тебя есть идеи насчёт того, почему тебе трудно в этом плане? — спокойно интересуется она. — Разумеется, я здесь, чтобы помочь тебе понять свои чувства и те проблемы, с которыми ты столкнулся, но иногда люди и без того имеют представление, почему они сталкиваются с определёнными проблемами. Вону неловко пожимает плечами. Он врёт и мотает головой. — Нет. — Хорошо. — Она снова кивает. Она всё время кивает, улыбается, наклоняет голову, и Вону не может разобрать, успокаивает это его или же приводит в ужас. — Многие наши черты характера формируются в детстве, так что, думаю, ты бы помог мне получше понять твою ситуацию, если бы рассказал о своём прошлом. — Моё прошлое… — Вону едва очевидно замирает, — было нормальным. Вону не хочет обсуждать с абсолютно незнакомым человеком собственное дурацкое детство. Он ни с кем не хочет это обсуждать. Она спокойно смотрит на него, прежде чем кивает, словно сделав какие-то выводы. — Я знаю, нелегко обсуждать такие личные вещи с незнакомцем, но тот факт, что ты пришёл сюда сегодня, доказывает, что ты хочешь поправиться. К сожалению, я не смогу помочь тебе, если ты не расскажешь мне правду, Вону. Я не говорю, что ты должен сейчас же выдать мне всю свою подноготную. Просто расскажи мне столько, сколько готов. Чем больше всего я узнаю за первый сеанс, тем скорее мы сможем начать интенсивное разрешение твоих проблем. А это значит, что Вону должен сейчас же всё ей поведать. Он в курсе, как это работает. Если она не поставит ему диагноз до конца этого сеанса, его страховка не будет покрывать расходы на сеансы терапии, а сам Вону точно не сможет их оплачивать. Вону сглатывает. Он молчит так долго, что он переживает, как бы доктор Кан не разозлилась и не принялась кричать, но она так не поступает. Она даёт ему время, терпеливо ожидая. Он знает, что если не покинет сегодня этот кабинет, поговорив обо всём, он уже никогда этого не сделает. Это буквально «сейчас или никогда». — Мне не… — начинает он слабым голосом, наблюдая за тем, как доктор Кан ободряюще ему улыбается. — Мне не нравится об этом говорить. — Окей, — отвечает она. — Ты раньше обсуждал это с кем-нибудь? — Мой лучший друг, он… он в курсе. Некоторых деталей. — Это хорошо, что у тебя есть человек, которому ты так сильно доверяешь, — заявляет она. — Как думаешь, а мне ты сможешь рассказать некоторые детали, Вону? Вону долгое время смотрит на собственное колено, его сердце бьётся со скоростью миля в минуту, и он напоминает себе, что пришёл сюда не просто так. Ему нужно поправиться. Ему хочется поправиться. Именно поэтому он смотрит на неё и кивает, после чего Вону вроде как выключает свои эмоции и мысли, открывает рот и рассказывает. Он рассказывает о том, как на первом курсе университета его мама влюбилась. Он был её боссом, когда она была интерном. Он рассказывает ей об их романе, который продлился год, пока она не забеременела от него, что было плохо, потому что её босс был женат и у него были жена и дети. Он дал его маме денег, чтобы она молчала и сделала аборт. Его мама отказалась, но её родители тоже давили на неё, не желая, чтобы их единственная дочь родила внебрачного ребёнка, слишком обеспокоенные тем, что это запятнает имя и честь их семьи. Его мама отправилась сделать аборт против своей воли, но отменила всё в последнюю минуту в кабинете врача. Её босс отказался иметь какое-либо дело с ребёнком, так что в строке «отец» на свидетельстве о рождении Вону не было вписано ничьё имя. Она не хотела бросать учёбу, зная, что в будущем ей придётся в одиночку содержать ребёнка, поэтому после того, как Вону родился, ей пришлось отправить его, семимесячного младенца, к своим родителям в пригород, где его бабушка и дедушка нехотя заботились о нём. Вону мало чего помнит из жизни до пяти лет, однако он помнит, как его постоянно наказывали и обвиняли. Он не рассказывает доктору Кан о телесных наказаниях, потому что ему кажется, что это не важно. Его часто били разными вещами и шлёпали, но он был ребёнком и всё это было уже очень давно. Может, он просто сам это выдумал. Доктор Кан спрашивает, были ли у него друзья, и Вону отвечает отрицательно. Все знали, что Вону незаконнорождённый, так что деревенские дети избегали его. Он помнит, как однажды дети в школе высмеяли его из-за того, что он кушал еду руками, вместо того чтобы воспользоваться палочками. Его бабушка никогда его не учила, и она в принципе никогда его особо не кормила, поэтому он стал есть руками, не желая злить её, пользуясь её ложками и вилками. Он замолкает, и его сердцу больно, потому что он вдруг вспоминает о Мингю, о том, как в самом начале Мингю хотел покормить его, а Вону принялся плакать и не смог найти объяснение своим действиям. Мингю. Грудную клетку Вону сдавливает, он больно вонзает пальцы в ладони. Доктор Кан мягко зовёт его по имени; Вону даже не заметил, как начал отключаться. Он прочищает горло и качает головой, когда она интересуется, нужен ли ему перерыв. Вону продолжает рассказывать ей о том, как он переехал в дом к маме и отчиму, когда ему исполнилось семь, и как Чану к тому времени было уже два года. Он был немного растерян, так как он не был знаком с Хёншиком и Чаном и ему казалось странным, что они вдруг стали его новой семьёй. Он помнит, как скучал по бабушке и дедушке, несмотря на то, как они с ним обращались. Его отчим не принял его, и так же, как его бабушка и дедушка, он не пытался это скрывать. Он покупал Чану в два раза больше подарков на Рождество. Он не признавал хорошие оценки Вону и просто в целом игнорировал присутствие Вону. Его мама была очень любящей по отношению к Вону, однако затем у неё началась депрессия и тогда она уже ничего не любила. Впервые Вону нашёл её плачущей на кухонном полу, когда ему было двенадцать. Она была такой громкой, что это напугало Вону, и она даже не заметила его, и он не представлял, что делать, так что он позвонил отчиму, который быстро приехал домой и отвёз её в больницу, где Вону увидел, как ей дали лекарство, чтобы успокоить. Это происходило постоянно; во второй раз — за ужином, когда она подняла на Вону взгляд, полный раскаяния и бесконечной печали. Она прослезилась, прежде чем у неё случился очередной приступ. Вону думает, что это его вина. Его отчим наказал ему какое-то время держать дистанцию, поэтому Вону шёл в школу, а после, когда оказывался дома, сразу же направлялся в свою комнату. В результате они с мамой отдалились друг от друга, однако это также снизило количество её приступов, а это было важнее всего. Но всё было не так уж и плохо, ведь благодаря этому они с Чаном сблизились. В то время он часто играл с Чаном, чтобы тот не обращал внимание на вещи, творившиеся в доме. Вону замолкает, потому что ему ни с того ни с сего становится трудно дышать. Доктор Кан протягивает ему коробку с салфетками и говорит, что, похоже, у них сильная связь. Вону ничего не отвечает и отказывается от салфеток, сдерживая слёзы. У него не лучшие отношения с Чаном, и по большей части в этом виноват Вону, но если подумать, Чан был первым человеком, который любил Вону, просто потому что он был его братом и это всё, что имело для него значение. Чан никогда не относился к нему как к ошибке или обузе. Вону очень хочет исправить свои отношения с Чаном. Чан много раз служил причиной его счастья. — Этого достаточно? — поспешно спрашивает Вону. Он не хочет больше ничего рассказывать. Он никогда не рассказывал никому столько всего о собственном прошлом, и ему действительно не хочется больше никогда это делать. Это потёмки его души, и обычно он оставляет их нетронутыми и забытыми. — Конечно. После этого она очень долго говорит. Она упоминает такие вещи, как детская безнадзорность и жестокое обращение с детьми, эмоциональное насилие, и она упоминает несколько диагнозов, которые Вону не особо-то и хочется слышать. Ему плевать на медицинские термины для его проблем, пока есть способ избавиться от них. Она заявляет, что эмоциональное насилие над детьми — это огромная проблема, о которой мало говорят, и что вкупе со словесным и физическим насилиями оно может оставить неизгладимый след на характере человека. Она говорит, что Вону не виноват. Она говорит это не один раз, постоянно повторяет, и Вону хочется ей поверить, но это не так уж и просто. В этой ситуации ничего не просто. Она говорит, что поможет ему понять, что он так же, как и любой другой человек, заслуживает всей любви и заботы мира и что он не заслуживал пережить то, что с ним случилось. Вону слушает всё, что она произносит, однако, проговорив так долго, он чувствует себя удивительно пустым. Такое чувство, будто кто-то убрал кирпичи, которые были привязаны к его плечам. Будто после того, как он излил душу, в его теле ничего не осталось. Она завершает сеанс, тут же назначив следующую встречу с Вону, рассказывая ему, что они сфокусируются на настоящем и на способах помочь Вону справиться с прошлым и постепенно изменить его неверное представление о себе, чтобы он смог прийти к разрешению ситуации и покою. Вону берёт маленький кусочек бумаги, который она протягивает ему, мирясь с осознанием того, что он вернётся сюда через неделю. И через неделю после этого, пока не начнёт поправляться. Джонхан, как и обещал, ждёт его перед зданием, сидя на скамейке с сигаретой между губ. — Я думал, ты куришь, только когда у тебя стресс, — говорит Вону, и его голос ломается из-за того, как много он произнёс за последний час. Ему кажется, будто столько всего изменилось за этот час, однако всё такое же, каким было. Солнце по-прежнему ярко светит, но не в хорошем смысле. Его глазам больно. Джонхан встаёт и кидает сигарету на землю, туша её и обратно поднимая, чтобы потом выбросить. — У меня действительно стресс. Я переживал за тебя. Вону устало улыбается ему, шагая в сторону машины рядом с ним. — Как прошло? — осторожно интересуется Джонхан, когда они садятся в машину, закрыв обе двери, окружённые тишиной. Вону облизывает губы и медленно проваливается в сидение, и утомлённость оседает у него в костях. Он сделал это. Вону наконец-то это сделал. — Хорошо. — Хорошо? — спрашивает Джонхан. — Значит, ты ещё вернёшься? Вону кивает. — Скорее всего. Джонхан облегчённо вздыхает, также опадая на своё сидение. — Как ты себя ощущаешь? Какое-то время он не отвечает, а затем выпускает длинный выдох, прежде чем заявляет, — Облегчённо. Вону поднимает взгляд на Джонхана после долгого мгновения тишины, и его тотчас затягивают в крепкое объятие. — Я горжусь тобой, Вону. Вону впервые позволяет себе насладиться чувством, которым он наполняется, услышав эти слова. Я горжусь тобой, Вону. Когда этим вечером он возвращается домой, его встречает гостиная, полная его друзей. На самом деле, он хотел побыть один, не желая больше ни с кем разговаривать после того, как столько наболтал за сегодня. Это эмоционально вымотало его, и Вону не знает, сколько ещё общения он сегодня сможет выдержать. Вону кидает недоумённый взгляд на Джонхана, который закатывает глаза и толкает его в центр гостиной. Он смотрит на всех них: на Сунёна, Юна, Хансоля и Сынквана, — и видит праздничные колпаки у них на головах, хмурясь над всей едой, разложенной на кофейном столике, и над стопкой чего-то, похожего на коллекцию любимых фильмов Вону. — Ребята, — медленно начинает он, — мой день рождения был несколько недель назад. — Это не именины, глупый. — Сынкван закатывает глаза и указывает на колпак у себя на голове. Вону щурится, едва способный прочесть слова, написанные на нём, так как не надел очки. — Что такое О.З.В? — Отряд Защиты Вону! — восторженно восклицает Сынкван. — Это я придумал. — Он самодовольно улыбается окружающим. — Эм, что? — Окей, слушай. — Сунён вздыхает и тянет его опуститься на диван. Остальные тоже садятся, улыбаясь Вону, и Вону кажется, что к нему никогда не было приковано столько внимания. Ему очень тепло. — Сегодня ты сделал огромный шаг, и мы просто хотим, чтобы ты знал, что мы всегда рядом. Вону отодвигается от лучшего друга с жутко напуганным выражением лица, которое вызывает у Джонхана смешок. — И мы очень гордимся тобой. — Юна горячо кивает. — Ребята, — Вону нервно посмеивается, — это немного— То есть, это очень мило с вашей стороны, но это всего лишь сеансы у психотерапевта, вы так реагируете, будто это важно— — Это действительно важно, — перебивает его Джонхан. Боже, на нём тоже один из этих колпаков. — Мы просто хотим убедиться, чтобы вокруг тебя не было негатива, пока ты поправляешься. — Сунён решительно кивает. — Это как когда на сломанную руку надевают гипс, пока она полностью не зажила. Мы будем твоим гипсом! Вону вздыхает, расслабляясь. Он сгибается, и его веки едва не смыкаются сами по себе — настолько он устал. — Но это просто нелепо. Мир не так устроен, ребята— — Как мы собираемся защищать его от негатива, если он сам распространяет негатив? — вздыхает Сынкван. — Я знаю джиу-джитсу! Я могу просто надавать негативу тумаков. — Хансоль показывает несколько движений, размахивая руками, и в конце концов заряжает себе в глаз. Он несчастно взвывает, и Сынкван тянет его обратно на диван с изумлённой улыбкой. — Эти идиоты пытаются сказать, — закатив глаза, начинает Юна, — что если тебе что-нибудь понадобится, мы рядом. И мы всегда тебе поможем. И мы все безмерно счастливы, что ты у нас есть, Вону. Вону молча хлопает ресницами, смотря на неё. Вону разбил сердце её кузену. Разве Юна не должна его ненавидеть? Но Юна только качает головой, словно зная, о чём именно думает Вону, и она мягко улыбается ему, и Вону отлично понимает, почему Сунён по уши в неё влюблён. Его друзья выглядят нелепо в этих дурацких праздничных колпаках, и они все такие чертовски драматичные и тошнотворные, и Вону жутко устал, и ему хотелось бы быть в силах просто выгнать их из своей квартиры, но… но он не делает этого. Потому что эта вот шайка просто потрясающая. У Вону лучшие друзья на всём белом свете. Поэтому он игнорирует цветной баннер «ОЗВ», висящий на стене гостиной (откуда у них вообще есть время на такую ерундятину?), и садится между ними. Он немедленно жалеет о своём решении, стоит им прижаться к нему, устраивая кучу малу, но впервые за долгое время будущее кажется ему капельку светлее, так что Вону не жалуется. Два дня спустя полицейский звонит сообщить ему, что они нашли ноутбук Вону. Он немного повредился от воды, но он заверяет Вону, что они смогут заставить его снова работать. Вону едва ли способен поверить в собственную удачу, когда наконец-то держит в руках свой ноутбук, полностью работающий, со всеми его документами в целости и сохранности. На корпусе появилась парочка царапин, на которые Вону абсолютно наплевать. Первым делом он сохраняет все документы на двух флэшках. Сунён широко улыбается ему с другого конца комнаты, пока с его рта свисает ложка, полная арахисовой пасты. — Я же сказал, что всё будет хорошо. Неизбежное происходит, и в конце концов Вону натыкается на Минхао по дороге на работу. Они оба смотрят друг на друга круглыми глазами, и как бы Вону ни хотелось извиниться и поспешить прочь, он осознаёт, что ему не стоит этого делать. — Привет, — заставляет он себя сказать. Ещё раннее утро, и Минхао тоже выглядит немного нервным, так что Вону понятия не имеет, что из этого выйдет. Они не виделись с той ночи в день рождения Вону и не говорили после того, как Минхао сообщил ему о несчастном случае Мингю. — Вону-хён. — Минхао кивает, поправляя лямку сумки, перекинутой через плечо. Его глаза пробегаются по лицу Вону, словно он пытается понять, как у него дела. — Как поживаешь? — Вону в курсе, что это неловко, и он в курсе, что Минхао в курсе, что Вону хочется спросить его совершенно о другом. — Он в порядке, — говорит Минхао, точно прочитав мысли Вону. — Его мама заботится о нём. — Оу. — Вону сглатывает. Его бесит, какие чувства у него вызывают даже простые разговоры о Мингю. Его сердце оживает, совсем как глупый щеночек при упоминании имени своего хозяина. — Она здесь? Минхао сжимает губы в тонкую линию, качая головой. — Ребята не сказали тебе? Мингю уехал где-то неделю назад. — Он уехал? — повторяет Вону, и его плечи слегка опускаются от этой информации. — Да. У него уже кончился семестр, так что он проведёт лето в родительском доме. — Минхао качает головой, выглядя расстроенным. Вону замечает, как он стискивает челюсть. Он поднимает на Вону свирепый взгляд, даже не пытаясь скрыть, как сильно злится на Вону. Вону переступает с ноги на ногу, не особо представляя, что произнести. Мингю уехал, однако из уст Минхао это звучит так, словно он винит Вону в действиях Мингю. Словно Мингю уехал из-за Вону. — К-когда он вернётся? — Когда у него опять начнётся семестр. — Минхао закатывает глаза. Но это будет в сентябре. Это почти через четыре месяца. — Минхао… М-мне очень жаль, — бормочет Вону. — Я не хотел, чтобы так получилось. — Да, но ты всё же позволил этому случиться, поэтому извинения ничего, блять, не изменят, — рявкает на него Минхао. Вону закрывает рот и наблюдает за тем, как черты лица Минхао смягчаются в чём-то вроде раскаяния. — Слушай, прости. Я просто зол, потому что мой лучший друг кинул меня на всё лето. У меня нет денег вернуться домой, так что я проведу лето один. И это в сущности твоя вина, вот я и истерю. Прости, хён. Вону кивает, чувствуя себя ещё хуже от услышанного. — Ага, нет. Я заслужил. Минхао молча смотрит на него с мгновение, прежде чем выпускает длинный выдох. — Хён, может, ты и разбил сердце моему лучшему другу, но я знаю, что ты не плохой человек, и с тобой весело зависать, так что давай не делать вид, что мы незнакомы, ладно? Твои друзья — мои друзья, мы всё равно не сможем вечно избегать друг друга. — Я не хотел тебя избегать, — заявляет Вону. — Я думал, ты ненавидишь меня— — Оу, прекрати. Это тебе не тупой ромком. Может, так было лучше для вас обоих, кто ж, блять, знает. Вону опускает взор, рассеянно кивая. Как это может быть лучше для них, если ему всё ещё безумно больно? Его чувства к Мингю ни капли не изменились. Вону по-прежнему хочется повернуть время вспять, чтобы сделать всё правильно, но он не может, а теперь Мингю уехал, так что он ощущает дикую потерянность и безнадёжность. Четыре месяца — долгий срок. Разумеется, Мингю прекратит думать о Вону, забудет о нём, найдёт кого-нибудь другого. Или даст Джунхону тот шанс, о котором, не переставая, умолял его друг. Вону не уверен, что сможет снова пережить события вечеринки в честь дня рождения Сохе, видя, как Мингю относится к нему лишь как к другу и целует Джунхона прямо перед ним… Минхао снова вздыхает и качает головой, будто говоря Что же я должен делать с твоим идиотизмом? — Мне надо идти. Ещё увидимся? — Да. — Вону кивает, посылая Минхао самую яркую улыбку, на какую способен. К его превеликому удивлению, Минхао делает шаг вперёд и затягивает его в короткое объятие. — Береги себя, хён. Мне и так достаточно переживаний за Мингю, так что не запусти себя тоже. Он отстраняется с неловким кашлем и уходит, прежде чем Вону успевает ответить, и Вону остаётся на месте с глупым выражением лица. Что Минхао имел в виду, говоря «не запускай себя тоже»?