Kalon

Четыре месяца назад Вону забрал Чана из дома и они купили пиццу по пути к квартире Вону, потому что Чан был подавлен. Но сейчас уже утро перед выпускным Чана, а это значит, что он уедет к вечеру. Вону даже не пытается отрицать тот факт, что ему этого не хочется. Он привык ужинать с Чаном, слушать его рассказы о школе или о той девочке, которая улыбнулась ему с другого конца библиотеки, или поддевать его насчёт очевиднейшего увлечения ей. Когда этим утром Вону возвращается с сеанса терапии, чувствуя себя так же истощённо и встревоженно, как и всегда после, Чан упаковывает свои вещи, и он садится на пол рядом с братом, чтобы помочь ему сложить одежду. Вону наблюдает за тем, как крохотные пылинки танцуют в свете солнца, вместе с тем как он поднимает пару носков. Снаружи, в отличие от настроения Вону, отличная погода. По сути его снедает не грусть. Скорее уж, это… еле очевидное раскаяние. Ему следовало проводить больше времени с Чаном. Может, Вону просто слегка драматизирует. Чан будет всего в двух часах езды. Он поступил в университет, от которого несколько минут до дома их родителей, так что он снова вернётся жить к ним. — Ты уже позавтракал? — спустя мгновение тишины спрашивает Вону. Чан кивает. — Я отложил тебе немного еды, — говорит он. — Хочешь, я разогрею её для тебя? Вону качает головой, протягивая ему пару треников. — Я покушаю попозже. — Хочешь чая? — не отстаёт Чан, и Вону закатывает глаза, толкая его в плечи. Такое творится уже некоторое время. А если поточнее, то с самого ограбления. Вону стал возвращаться к готовой еде и к партиям неудавшегося печенья; Чан изо всех сил старается облегчить Вону жизнь, готовя или занимаясь почти всей работой по дому, и хотя сначала Вону ценил его помощь, сейчас это сводит его с ума. Потому что не только Чан относится к нему иначе. Участники, ну, О.З.В стали вести себя так, будто Вону сделан из стекла, будто он может разбиться, если они хоть немного повысят голос в его присутствии. Сунён постоянно заказывает пиццу на своё имя в квартиру Вону, буквально платя за неё каждый раз. Юна дала ему кучу книг по самосовершенствованию и заставила его заняться вместе с ней йогой в его гостиной. — Чтобы освободить твою душу и расслабить твоё сознание, — заявила она, и Вону захотелось всплакнуть, когда она прижала к его груди пару розовых штанов для йоги. Вону случайно порвал одну из любимых футболок Сынквана, и при обычных обстоятельствах ему бы повезло, сумей он выбраться из этой ситуации живым, ведь Сынкван беспощаден в подобных делах, однако Сынкван просто посмеялся и заверил, что всё в порядке. Дошло аж до того, что Хансоль взял на себя вину за порванную футболку. — Думаю, ты споткнулся из-за меня. Да, именно так и было. — Хансоль, — Вону захлопал ресницами, — это была моя вина. Тебя даже не было рядом со мной— — Не-а, я точно видел, как ты споткнулся об мою ногу. Так что если Кванни и собирается на кого-нибудь злиться, то это должен быть я. Вону жутко устал от того, как все с ним нянчатся, словно он при смерти и они хотят, чтобы он спокойно провёл оставшееся у него время. Если это продолжится, то он взорвётся тысячью крохотных крупинок тревоги, и он уверен, что они все прибегут помочь ему прибраться, чтобы Вону не пришлось делать это самому. Вону тяжело вздыхает и наблюдает за тем, как Чан втискивает своё барахло в чемодан, высунув язык от сосредоточенности. Он вспоминает, что ему сказала доктор Кан — о честности с людьми вокруг. О том, что ему следует попробовать обсудить с ними собственные чувства, вместо того чтобы всё время держать все мысли при себе. — Чан? — робко зовёт он, теребя в руках по-прежнему не развёрнутые носки. На тех вышиты знаки доллара, и на самом деле они принадлежат Вону, но Чан часто надевал одежду Вону, пока жил с ним, так что он не против, чтобы брат забрал их с собой. — М? — Я хотел извиниться, — медленно начинает Вону, неловко прочищая горло. — Я не был для тебя лучшим братом, пока ты жил здесь — или, ну, в принципе никогда не был. Прости, что я всегда такой… такой холодный и отстранённый. Глаза Чана округляются до невообразимых размеров, и он яростно мотает головой, и он выглядит так глупо и очаровательно, что у Вону едва не возникает желание обнять его. — Хён, нет! Ты не— — Погоди, пожалуйста, просто дай мне закончить, — посмеивается Вону. — Я знаю, я плохо к тебе относился. И ты этого не заслужил. Мне жаль, если я когда-либо заставил тебя испытать вину за, эм, то, что было. Надеюсь, ты знаешь, что я очень благодарен тому, что ты мой брат. Чан с мгновение хлопает ресницами, смотря на него, прежде чем опускает глаза на собственное колено. Вону слышит, как он шмыгает носом, но он терпеливо ждёт, пока Чан снова взглянет на него. — Мне тоже жаль. Мне стыдно, что я осуждал тебя. Ты не виноват, что ты такой. Не то чтобы это было плохо! Я люблю тебя, несмотря ни на что. Вону вынужден приложить все усилия, чтобы не вскочить и не покинуть спальню. Он по-прежнему новичок в подобных беседах с признаниями. Словно его окунули в неизведанные воды. Словно его бросили в чужой стране без денег или инструкции, как пройти к следующему справочному бюро. Чан поджимает губы и натянуто улыбается, выглядя так, будто уже смирился с тем, что реакция Вону будет такой же, как и всегда— Дверной звонок оживает, объявляя о прибытии их родителей, и Вону заставляет себя встать, чтобы открыть им. Однако прежде чем он выходит из комнаты, он останавливается в дверном проёме, делая глубокий вдох, после чего обратно поворачивается лицом к брату. — Эй, Чан? Чан поднимает голову, лениво поднимаясь с пола. — Да? — Я тоже. Чан наклоняет голову набок в замешательстве. — Ты тоже что?.. — Он замолкает, роняя челюсть и округляя глаза. — О-оу. Вону хихикает над ошарашенным выражением лица Чана, но оно сменяется мягкой улыбкой, вместе с тем как Чан встаёт и неуверенно подходит к нему. — Ты это серьёзно? — Мхм. А затем Чан прыгает обнять его, пряча лицо от стыда, недовольно бормоча, когда Вону принимается смеяться. Если бы не настойчивый дверной звонок, Вону бы обнял его в ответ, но он решает перекинуть руку через плечи Чана и тянет его в сторону двери, чтобы поприветствовать их родителей. В прошлую встречу с Вону его мама была похожа на увядший цветок. Когда сегодня она ступает в квартиру Вону, она излучает красоту и цветёт, и Вону не даёт ей возможности что-либо сказать, прежде чем стискивает её в крепком объятии, вдыхая её успокаивающий запах, позволяя ей ругать его за то, как он похудел. Он позволяет ей хлопотать над ним и целовать его щёки, не обращая внимание на дразнящую ухмылку Чана или на Хёншика, наблюдающего за ними со странным взглядом за очками. Его отчим кивает, здороваясь, но Вону просто закрывает глаза и прячет нос в маминых волосах. Вону соскучился, и он волновался, однако она вернулась, и вид у неё намного лучше, и в этот момент для Вону больше ничего на свете не имеет значения. — Что с тобой случилось? — Его мама тихонько посмеивается, когда она пытается отстраниться, но Вону тянет её обратно. — Хей, Вону… — Она звучит обеспокоенно, однако затем она принимается расчёсывать пальцами волосы Вону в успокаивающем жесте, как она всегда раньше делала. — Что-то не так? Вону качает головой и притягивает её ближе. Он не знает, что на него нашло. Последние несколько недель были утомительны. Вону может попытаться сделать вид, будто это никак его не задело, но факт в том, что нет, задело. Он устал, и ему просто хочется снова стать ребёнком, чтобы по утрам в воскресенье мама чесала ему спину, пока он не встанет с кровати. Но он не ребёнок, и теперь его мир устроен по-другому, поэтому он сдерживается и отстраняется, прежде чем его поведение успевает вызвать подозрения у мамы. Они садятся в гостиной, и они с Чаном слушают истории родителей о деревне, о том, как там всё изменилось, о том, как их бабушка с дедушкой постарели и стали сварливее. Вону не особо прислушивается к этой части, нервно двигая пальцами, пока Хёншик рассказывает о том, как все постоянно спрашивали о них, любопытствуя о том, насколько они подросли и чем занимаются, так как они оба уже пару лет не были в деревне. Вону думает, что ему следует ценить то, как его отчим действительно старается скрыть тот факт, что никто не интересовался делами Вону, однако ему больше нет до этого дела, ему ведь не в новинку подобное. Они всегда задают кучу вопросов о Чане и недовольно отворачиваются, как только его мама предпринимает попытки втиснуть Вону в разговор. Его мама отмечает дискомфорт, который вызывает у Вону эта тема, так что она просит Вону показать ей чемодан Чана, чтобы она смогла привести его в порядок. Вону улыбается, когда она переплетает их руки на коротком пути в его комнату, смеётся, когда она вопит от состояния того самого чемодана. Она полностью опустошает тот и принимается заново аккуратно складывать вещи, пока Вону сидит сбоку, протягивая ей разные предметы гардероба всякий раз, как она попросит. — Ты отлично выглядишь, — бормочет Вону. Она тепло улыбается ему, показывая ямочку в левом уголке рта. Её глаза больше не полны пустоты и измождённости. Они сверкают, как и всегда. Его мама напоминает ураган, когда депрессия не уничтожает её тело. Ей всё время нужно что-то делать, именно поэтому она и обожает свою работу, благодаря которой она может бывать в разных местах и делать покупки и переставлять вещи и наводить красоту. Ей нравится быть занятой, нравится убираться и готовить, она всегда готовит слишком много еды, когда приходят гости, и расстраивается, когда они не съедают всё. Это несправедливо — через что ей пришлось пройти в своей жизни. К Вону тотчас возвращается чувство стыда, потому что он знает, сколько боли и печали он ей принёс одним лишь существованием, но он одёргивает себя, прежде чем успевает снова спуститься в эту «кроличью нору». — И я отлично себя ощущаю, — добавляет она спустя мгновение. — Мой психотерапевт была права, сказав, что деревня может стать для меня лучшим лекарством. Вону улыбается. — Я рад, что тебе лучше, мам. Она наклоняет голову, прикидывая что-то в уме, пока осматривает внешний вид Вону. — Что тебя гложет, дорогой? — Что? — Ты не выглядишь особо радостно, — объясняет она, аккуратно складывая очередную пару джинс, как умеют лишь мамы. — Ты звучал радостно по телефону. Ты сдал свой рассказ, скоро начнутся летние каникулы, ты проведёшь их с друзьями… Что не так? Вону слегка поражён тем, как быстро его прочитала мама. Он не сообщил ей о психотерапевте, и он не планирует делать это в ближайшее время. Она только поправилась. Вону не хочется лопать их маленький пузырик счастья. — Ничего. — Вону посмеивается. — Всё в порядке. Я только проснулся, наверное, я просто устал. Его мама кивает, но по её взгляду Вону понимает, что она не верит ни единому его слову. — Чан поведал мне кое-что… об одном твоём друге. — О каком друге? — вздыхает Вону, мысленно уже ругая младшего брата за то, что он всегда пересказывает их маме каждую мелкую деталь из их жизни. — Кажется, его звали Мингю. То, с какой скоростью у Вону меняется настроение, просто смешно. Он почти уверен, что его мама слышит, как его сердце проваливается в его пустой желудок и как на нём появляется крохотная трещинка. Он не думал о Мингю, в последнее время он был так занят дедлайнами и работой и сеансами терапии и итоговыми экзаменами, что у него вообще не было времени. Плечи его мамы резко опускаются, стоит ей заметить выражение лица Вону. — Оу. — Я правда не хочу об этом говорить. — Вону хихикает, но звучит ужасно. Его голос весь трескается, и он чувствует лёгкую боль в груди. Он ожидает, что мама станет докучать ему на эту тему, ведь она всегда немного слишком шумная, когда дело касается подобных вещей, однако она поджимает губы и кивает. — Хорошо. Но если передумаешь и решишь, что тебе нужен какой-нибудь материнский совет— — Такого не случится. — Вону поспешно качает головой. — Но спасибо, мам. Она снова вздыхает, выглядя грустновато, потому что мамам грустно наблюдать своих детей грустными, и она подаётся ближе, чтобы потрепать его по волосам и поцеловать его в висок. Вону краснеет и отстраняется, и она фыркает от его действий. — Вижу, ты совсем не изменился. И она не имеет в виду ничего такого, но Вону думает Я стараюсь. Церемония проходит без каких-либо происшествий. Все счастливы, погода подыгрывает, и повсюду снимают камеры. Вону сидит и наблюдает, в то время как называют имя Чана, и улыбается, когда видит, как Чан поднимается на сцену, чтобы взять свой диплом, пока его громко поддерживают друзья. Чан проучился в этой школе всего несколько месяцев, однако все вокруг явно уже души в нём не чают. Вону в очередной раз невероятно сложно поверить в то, что они родственники, но он ощущает огромную гордость, когда Чан машет в их направлении, когда он видит счастливую улыбку, растягивающуюся на лице его брата, как только Вону поспешно машет ему в ответ. После церемонии его вынуждают сфотографироваться, но он держит себя в руках на камеру, даже заставляет себя слегка улыбнуться. В глазах Хёншика встают слёзы, и Вону притворяется, что не замечает, как тот вытирает их, не снимая очков. Они мало общаются, но Вону видит, какой Хёншик рядом с его матерью, с Чаном. Хёншик — любящий мужчина. Его рука всегда успокаивающе обнимает его маму, после стольких лет он всё ещё выглядит безумно влюблённым в неё. Независимо от того, как ужасно он обращался с Вону, этот парень тоже пережил немало дерьма. Он всегда ставил маму Вону превыше всего. Чёрт, он даже отказался от своей работы, только чтобы удостовериться в том, что его мама поправится. Однако когда сегодня его отчим обнимает Чана, когда он говорит ему, как гордится им и как сильно он его любит, Вону ощущает внезапную острую боль в груди, которой он не в силах найти объяснение, боль, которую он игнорирует, чтобы перекинуть руку через плечи брата и подбадривающе сжать их. Чан смотрит на него так же, как маленький ребёнок, показывающий родителям свой рисунок в ожидании похвалы. — Я горжусь тобой, Чанни, — бормочет Вону, не особо разбирая, почему у Чана так ярко загораются глаза, почему он выглядит таким счастливым, ведь это просто Вону. Почему Чан так сильно его любит? Но опять же, разве он уже не ответил на этот вопрос во время своего первого сеанса с доктором Кан? Может, дело в том, что Чан понимает, как Вону благодарен, что он у него есть. Может, дело в том, что они вместе пережили некоторые вещи, когда в их доме было грустно и пусто и единственное, что у них имелось, чтобы хоть немного разукрасить их дни — это они сами. Как когда они строили крепости из подушек или ходили исследовать леса и кончалось тем, что Чан зачастую ранился, царапая коленку, а Вону ничего не мог поделать, кроме как попытаться поцеловать её, чтобы зажило, потому что он забыл взять пластыри. И может, хоть и маловероятно, Вону был хорошим братом для него, когда они были детьми. Он надеется, что это так. То, как Чан обнимает его на прощание, заставляет Вону поверить, что, может, он не со всеми людьми всё портит. Он обнимает Чана в ответ, не обращая внимание на то, с какими недоумением и удивлением их родители смотрят на непривычную картину того, как их обычно холодный и инертный сын щипает за щёки своего младшего брата. Чан хихикает и отталкивает его. — С тобой всё будет хорошо, верно? — Конечно. — Я буду скучать по тебе. — Я всего в двух часах езды— — Хён… Вону вздыхает и сдаётся с улыбкой. — Я тоже буду скучать по тебе. Когда этой ночью Вону возвращается домой, квартира кажется ему слишком большой и пустой. Вону садится на диван, не включая свет, и впервые за долгое время его окружает эта дразнящая тишина, к которой он так привык, пока к нему не переехал Чан. Баннер О.З.В всё ещё висит на стене, напоминая ему о том, что он не одинок, что у него есть люди, которым не плевать, но Вону не может отделаться от ощущения одиночества, пробирающего до костей. Чана нет рядом, чтобы забить его уши болтовнёй, нет рядом, чтобы отвлечь Вону. Никакой учёбы, никаких экзаменов, к которым надо готовиться, его рассказ закончен, ему нечем занять собственные мысли, так что сознание Вону вполне естественно начинает блуждать. И впервые за несколько недель Вону принимается думать о том, что доктор Кан сказала ему пока что отложить в сторону. Она сказала ему сфокусироваться только на себе, работать над улучшением своего состояния, быть понимающим и любящим по отношению к себе — такие непривычные понятия, от которых Вону ощущает напряжение и дискомфорт в груди. Он думает о Мингю. Вону хочется взять телефон и позвонить ему, услышать его голос, услышать об его дне, услышать о том, как он споткнулся на ровном месте и повсюду пролил свой напиток, потому что такой вот он неуклюжий. Вону хочется предложить ему поездить, даже если время близится к полуночи, потому что Вону знает, что он был бы за. Вону хочется отправиться на смотровую площадку, посмотреть на городские огни и поесть вместе с ним ещё немного сладких фруктов, поговорить обо всём на свете под солнцем, коснуться его, увидеть его улыбку, как он кусает губу, как он неумело подмигивает и в конце концов сжимает оба глаза… его красивые глаза, большие и честные и открытые и так легко читаемые. Его так сильно переполняет желание сделать это всё, что в его горле образуется тяжёлый комок вины, и его рукам становится холодно, когда он разминает пальцы, оттопыривая их, чтобы взглянуть на пустые промежутки без мингюевых, тёплых, вплетённых между. Он не способен не задаться вопросом, в порядке ли Мингю, особенно после того, что ему в прошлый раз сказал Минхао. Счастье Мингю для Вону значит больше, чем собственное, несмотря на то что доктор Кан продолжает твердить, что это неправильно. Что нет ничего важнее самочувствия Вону. Но разве Вону может быть таким эгоистом и игнорировать Мингю и в первую очередь заботиться о себе? Мингю всегда ставил Вону в приоритет. Вону обязан извиниться перед ним, однако все вокруг, кажется, считают иначе. Словно они считают, что Мингю вредит Вону. Он опять засыпает на диване, несмотря на то что кровать теперь снова свободна, и прежде чем его веки смыкаются, он напоминает себе, что сначала должен исправить самого себя, а уже потом начинать думать о том, чтобы исправить свои отношения с Мингю. Если ещё осталось, что исправлять. Это очень медленный, выматывающий и раздражающий процесс. Сеансы терапии и дарят облегчение, и утомляют. Вону всегда уходит со смешанными чувствами; он больше узнаёт о себе, лучше понимает себя, но в то же время он чувствует себя тупым из-за того, что нуждается в чужой помощи, чтобы, ну, функционировать. Доктор Кан столько всего ему говорит, даёт ему столько полезных советов, однако Вону трудно поступать соответственно. Он не может просто взять и полностью перекроить себя, так что он пытается делать маленькие шаги, например, принимать помощь друзей, не устраивая переполох. Чаще всего они обсуждают ситуацию в его семье, потому что это самая большая проблема, и иногда, когда Вону ощущает себя достаточно нормально для этого, они обсуждают Мингю. Вону чувствует усталость каждой клеточкой тела всякий раз, как затрагивается тема Мингю, поэтому он изо всех сил старается избегать его упоминаний. Доктор Кан объясняет ему, почему он так бурно реагирует на чужие тёплые действия, как когда ребята зовут его ласкательными именами или гладят его по голове или обнимаются с ним. Вону находит это пипецки неловким, потому что он в курсе, что начинает краснеть, когда Джонхан называет его милым или треплет его по голове, как обычно делают по отношению к детям, однако доктор Кан заявляет, что он не должен противиться подобному, что это может помочь ему заполнить пустоту внутри, которую никогда особо не заполняли, пока он был ребёнком. Так что он пытается. Каждый раз, как его друзья окружают его заботой, каждый раз, как Джонхан хлопочет над ним, а Юна насильно его кормит, он просто позволяет этому происходить и притворяется, что на самом деле не чувствует себя изнутри счастливым щеночком от всех этих внимания и любви. В некоторые дни Вону просыпается утром и ощущает себя другим человеком; словно за ночь все его недомогания магическим образом исчезли. Словно он действительно может начать нравиться себе, перестать думать о себе как о чём-то неправильном, как о том, кто приносит лишь разрушения, куда бы ни ступил. Однако в другие дни, которые случаются чаще хороших дней, ему кажется, будто он сделал десять шагов назад, после того как на два шага приблизился к поправлению. Ему хочется прекратить посещение терапий после нескольких недель, потому что у него такое чувство, точно они с доктором Кан уже обсудили всё, что только можно было, но Джонхан смеётся ему в лицо и заявляет, что это так не работает и что ему нужно продолжать сеансы. Доктор Кан говорит, что это не похоже на лечение простуды, когда достаточно пару деньков отлежаться и принять какие-то лекарства и ты здоров. Она говорит, что некоторые сравнивают это с бросанием курить; иногда люди способны вообще не прикасаться к сигаретам, и они думают, что им наконец-то лучше, но на следующий день происходит что-то, что заставляет их нервничать, и они обратно тянутся к раковой палочке, и всё сначала. Поэтому Вону продолжает ходить, даже если он не видит в этом особого смысла. С начала летних каникул проходит два месяца, и небо выглядит как безупречное голубое полотно, а солнце светит чуточку ярче. Погода становится такой жаркой, что как только ты ступаешь на улицу, ты весь становишься мокрым из-за пота. Вону это не нравится. Дожди не идут уже три недели, и он чувствует себя разбитым. Как же это возможно, что дождей нет? Он не уверен, что хочет жить в мире, подобном этому. Наверное, ему стоит просто переехать в Англию. Вроде бы люди там вечно жалуются на дождливую погоду? Однако окружающие кажутся счастливыми. Люди словно ожили вместе с повышением температуры, повытаскивав яркую и открытую одежду; на девушках красивые летние платья, парни хвастаются мускулами. Вону до самых ранних утренних часов слышит музыку и смех и крики с летней ярмарки, которую организовали неделю назад. И, может быть, все эти солнце и тепло и счастье, витающее в воздухе вокруг него, не так уж и плохи, потому что Вону начинает делать успехи. Всякие незначительные мелочи типа еле ощутимой гордости, когда его рассказ всё-таки публикуют в книге, когда друзья устраивают для него вечеринку, когда все хлопают его по спине и он видит искренние заботу и любовь в их глазах. То, как они все без промедления встают в боевые позиции, стоит Вону кротко заявить, что ему просто повезло. Когда он получает сообщение от Хёншика, его отчима, который обычно пишет ему, только когда Вону в очередной раз проёбывается, и он говорит, что Вону молодец. Что он гордится им. Хёншик ни разу не говорил Вону ничего, даже близко напоминающего эти слова, и после того, как Вону читает сообщение, он всю оставшуюся ночь не может выйти из дома. Вону не отвечает ему, но он также делает вид, что не сдерживает слёзы, снова и снова разглядывая эти слова. Он даже набирает в весе, однако Сунён утверждает, что он по-прежнему выглядит так, будто Юна порвала бы его на кусочки, если бы попробовала. В отместку Вону щипает его за кожу на обратной стороне бицепса, и Сунён со слезами на глазах обещает больше никогда не отпускать таких комментариев. Негативные мысли всё ещё не отстают, и они всё ещё разрушают его, однако в нём также то и дело просыпается позитив; моменты, когда Вону сталкивается с негативными вещами, но сознательно выбирает фокусироваться на позитивных. Так что да, возможно, он немного гордится собой. Когда он рассказывает об этом доктору Кану, она улыбается и говорит, что он молодец. Что он поправляется. И Вону не знает, почему он краснеет, но ему кажется, словно он впервые сделал что-то правильно и словно, может быть, он в силах изменить свою жизнь к лучшему и прекратить чувствовать, что задыхается, просто… существуя. — Ты вообще меня не слушаешь, да? Вону подпрыгивает, только сейчас вспоминая про Джонхана. Они в парке, сидят в тенёчке под деревом, наблюдая за (в случае Джонхана — оценивая) самыми разными людьми, проходящими мимо. — Прости, о чём ты говорил? — спрашивает Вону, несильно оттягивая футболку в том месте, где она неудобно прилипла к его торсу. Ну и жара. Кто-то должен спасти его от этой страны. Он намазал крем от загара, но его кожа всё равно краснеет и раздражается от жары и солнца. Вону следует просто отсидеться дома до конца лета. Звучит очень, очень заманчиво. Джонхан закатывает глаза, откидываясь назад, чтобы опереться на локти, и щурит глаза, защищая их от яркого солнца. — Не важно. — Прости, — снова бормочет Вону, действительно испытывая стыд. В последнее время он частенько отключается, и он в курсе, что это начинает бесить его друзей, но у него просто много всего на уме. Это отличается от обычного положения дел. Вместо того чтобы беспрерывно беспокоиться, он просто… размышляет. Ему нравится размышлять о разных вещах, когда его тревоги не заставляют его дёргаться и верить, что вот-вот произойдёт нечто плохое. Джонхан улыбается ему. — Ничего страшного, малыш, не переживай. — Я тебе не малыш, — ворчит Вону и поспешно отмахивается от мыслей о Мингю, после того как вспоминает, что он звал Вону малышом, когда… когда всё было иначе. Он не может думать о Мингю. Ещё— Ещё рано. Джонхан хватается за грудь со страдальческим выражением лица. — Сесилия, ты разбиваешь мне сердце… — тихо поёт он своим мягким голосом, неловко замолкая, потому что не знает остальных слов. — Как Джису удаётся мириться с тем, что ты флиртуешь с другими людьми? Оу, а теперь краснеет Джонхан. Он краснеет. — Что именно творится между вами? — интересуется Вону. Он перестал считать, сколько раз за последние несколько недель Джонхан посетил их кафе, просто стоя на месте и заставляя Джису нервничать своими пристальными взглядами, и Вону точно не упустил из виду еле заметные улыбки и прикосновения, которыми обменивались эти двое. — Ничего, — торопливо отвечает Джонхан. — Ты же не думаешь, что вы двое хорошо скрываетесь? — фыркает Вону. — Понятия не имею, о чём ты говоришь, мой друг. — Джонхан. — М? — Как давно? — спрашивает Вону, кидая на Джонхана прямой и непреклонный взор. А затем — наконец — Джонхан поражённо роняет голову и опускает плечи. — Мне нельзя об этом говорить. — Почему? — Джису не… — Джонхан не смотрит ему в глаза, что странно, ведь Джонхан любит зрительный контакт, утверждает, что именно поэтому он так легко читает людей и находит с ними общий язык. Однако в данный момент у него отлично получается отгораживаться от Вону. — Это всё немножко запутанно, Вону. Вону наклоняет голову набок, чувствуя себя слегка запутавшимся и потрясённым сложившейся ситуацией. Он никогда не видел Джонхана таким, не считая того раза, когда Вону позвонил ему ночью и Джонхан встретился с ним на детской площадке, закуривая стресс. Который тогда точно так же был вызван Джису. И это было почти три месяца назад. — Хён?.. — Он не совершал каминг-аута, ты же знаешь. — Джонхан вздыхает и наконец-то начинает объяснять. — И ему трудно принять тот факт, что он влюблён в парня. Ты должен был видеть его лицо, когда я его впервые поцеловал. Он сбежал, буквально, и две недели подряд не отвечал на мои сообщения и звонки. — Когда это случилось? — День рождения Мингю. — Хён! Он был несколько месяцев назад— — Да, я в курсе. — Джонхан посмеивается. — Неважно. Думаю, мы в том же положении, в котором были вы с Мингю. Не встречаемся официально и вроде как прячемся ото всех. Ощущение такое, будто его укололи в сердце. Вону знает, что Джонхан не имел в виду ничего такого, но он всё равно стыдливо опускает голову. — Значит, всё это время ты давал мне советы, как начать официально встречаться с Мингю, пока ты сам проходил через ту же ситуацию. — Хм, да, похоже на то, — отвечает Джонхан. — Я никогда не думал о своей ситуации, пока говорил с тобой. Я просто искренне хотел, чтобы у вас с Мингю всё получилось, так что не вини себя. Вону поднимает на него глаза, и на мгновение перед ним предстаёт улыбающееся лицо Мингю, такое доброжелательное и понимающее и терпеливое. — Я могу поговорить с Джису. — Нет, Вону. У тебя достаточно своих проблем— — Ну нет. — Вону фыркает. — Я хочу помочь. Я вижу, что ты для него очень важен. И я знаю, что с моей стороны это звучит лицемерно, но вам нельзя терять больше времени. Иначе в будущем вы будете об этом жалеть. Какое-то время Джонхан смотрит на него, хлопая ресницами, а потом он вытягивает голову. — Когда вы с Мингю говорили в последний раз? Вону не отвечает ему, просто отворачиваясь, чтобы взглянуть на девушку, которая до этого читала книгу, однако её нет, на скамейке теперь пусто. Как иронично. Джонхан принимает его молчание за ответ, громко вздыхая и ложась на траву. — Знаешь, я уже несколько лет изучаю человеческие действия и эмоции, но я не могу отделаться от мысли, что окончательные решения за нас принимает вот эта вот проклятая мышца. — Он стучит по левой стороне груди и закрывает глаза, с мягкой улыбкой скрещивая руки за головой. — Так что если ты действительно кого-то любишь, то ты будешь с этим человеком. Именно поэтому я не беспокоюсь за нас с Джису. Ты услышал это из моих уст. — Я уверен, что ты не первый, кто это сказал, — бормочет Вону. — Не порть мне праздник. — Джонхан тычет Вону в спину ногой. — Приляг со мной, ты, грустное солнышко. Вону ложится, опуская голову на вытянутую руку Джонхана. — Я не грустный. Уже. — Я знаю. — Джонхан улыбается. — Я рад. Но Вону всё-таки говорит с Джису спустя два дня, поздно ночью, когда они заканчивают прибираться в кафе и солнце уже давно село. Они сидят за столиком в углу, попивая кофе со льдом, пока Вону на приглушённых тонах болтает с коллегой. Джису почти ничего не произносит, он просто слушает, уронив голову и опуская плечи всё ниже с каждым словом Вону. А затем, стоит Вону затихнуть, Джису принимается плакать. Он долго плачет Вону в плечо, прежде чем выдаёт, — Я очень сильно люблю его, Вону. После чего Джису начинает рассказывать, говорит, что боится, боится реакции своей семьи, боится, что от него откажутся, и боится разочаровать родителей. Вону плох в таких делах, правда плох, но он произносит всё, что стучится в голову, и это чудесным образом срабатывает, потому что Джису долгое время молчит, однако под конец он кивает и заявляет, — Возможно, ты прав. И хотя Джису не совершает каминг-аут перед семьёй в ту же ночь, на следующий день он целует Джонхана прямиком в губы, как только вышеназванный заходит в кафе, как обычно каждым утром. Выражение на лице Джонхана — бесценно, и становится ещё лучше, когда Джису просит Джонхана быть его парнем. Улыбка Вону искренняя, и его грудь раздувается от счастья от того, что оба его друга разобрались во всём и выглядят такими сопливыми и влюблёнными друг в друга. Даже когда за этим следует горький привкус во рту, отчего уголки его губ норовят опуститься, он заставляет себя продолжать улыбаться и показывает большой палец Джонхану, который смотрит на Вону блестящими глазами. Такое чувство, будто Вону не было здесь долгие месяцы. Возможно, потому что прошли долгие месяцы. Но теперь он здесь, стоит на том же месте, где он ждал Мингю в тот раз, промокнув под дождём. Он вздыхает и качает головой. Ему действительно пора перестать связывать каждую деталь в своей жизни с Мингю. Колокольчик над дверью как всегда звенит, когда Вону ступает внутрь магазинчика, аккуратно закрывая её за собой. Вид, предстающий перед ним, ему знаком. Старик сидит за рабочим столом, рядом с ним — забытая чашка чая, очки едва не сползают с его носа, по радио играет песня со времён до рождения Вону. Вону почти даже ожидает, что из глубины магазинчика, как обычно, выйдет Мингю и его лицо загорится при виде Вону и он подойдёт к нему, чтобы обнять— — Вону? — Дядюшка наконец-то поднимает голову от работы, выглядя удивлённым, спустя столько времени увидев здесь Вону. Вону робко улыбается мужчине, подступая к рабочему столу, на который он опускает полиэтиленовый пакет. — Я принёс вам еды, — говорит он, поздоровавшись. — Спасибо, — отвечает он, снимая очки, чтобы должным образом взглянуть на Вону. Он улыбается, словно он счастлив видеть Вону. — Я не ожидал увидеть тебя здесь ещё некоторое время. На лице Вону наверняка читается недоумение. — Раз уж Мингю уехал домой на лето. Ты приходил сюда, только чтобы увидеть его, не пытайся меня обмануть. — Мужчина посмеивается и тянется к пакету, и Вону шагает ближе, чтобы помочь ему разложить разные контейнеры с едой на столе. Дядюшка достаёт кошелёк, собираясь заплатить Вону за еду, но Вону яростно мотает головой, так что мужчина сдаётся с недовольным кивком. — Ну, — начинает Вону, надеясь, что в его голос не просочится грусть, — на этот раз я пришёл к вам. — Это мило с твоей стороны, — отмечает дядюшка. — Не хочется признавать, но я скучаю по этому ребёнку. — Он указывает в глубь магазинчика, где расположено рабочее место Мингю. — Могу себе представить. — Вону нервно хихикает. Может, ему не следовало сюда приходить. Он так сильно ощущает отсутствие Мингю, когда он здесь. В магазинчике холоднее без него, и Вону чувствует себя не к месту и так печально, будто без Мингю ему здесь нечего делать. Пока дядюшка ужинает, они обсуждают разные вещи, начиная погодой и завершая беседой о политике. Вону то и дело кажется, что дядюшка в курсе случившегося, что в его взгляде — капелька разочарования, когда Вону слишком сильно уходит в себя. Вону помогает прибраться в магазинчике, раз уж сам дядюшка такими делами особо заниматься не может, а на поверхности уже собралось немного пыли. А затем он добирается до задней части комнаты, даже не удивляясь тому, что находит абсолютный беспорядок на рабочем столе Мингю. Он не может сдержать улыбку и не покачать головой. Казалось бы, Мингю должен был выделить время на уборку, прежде чем уехать на четыре месяца. Остался ещё один месяц. Он сомневается, стоит ли ему трогать стол Мингю, однако потом он решает, что в этом нет ничего такого. Тот наверняка подумает, что дядюшка прибрал за ним. Это занимает у Вону некоторое время — он старается представить, как Мингю предпочитает раскладывать свои принадлежности, что довольно тупо, но Вону не в силах удержаться. Ему всё ещё хочется сделать Мингю счастливым, даже если таким образом. Он улыбается, когда пытается сложить в стопку все листы бумаги, потому что хоть они и состоят по большей части из детальных дизайнов и планов для очков, они также полны закорючек и каракуль Мингю. Тут и там на страницах нарисованы огромные вопросительные знаки, а следом маленьким шрифтом фразы типа что же я блять делаю?, и Вону не в силах не похихикать над этим. И всё же, возможно, ему не следует читать эти вещи, и он собирается остановиться, но затем он замечает сердечко и уже не может себя одёрнуть. Он вытягивает страницу и задерживает дыхание, когда видит рисунки, заполонившие перечень чего-то, похожего на инструкции от клиента. Имя Вону несколько раз начеркано вокруг, и тут повсюду сердечки, бессмысленные словечки и рисунки, которые ощутимо дёргают Вону за струны души. На одной странице от руки написаны инструкции по паре очков от клиента, и Мингю, похоже, был очень зол, когда работал в тот день. Оправа должна быть на тон темнее. оправа и так ЧЁРНАЯ чувак втф!!!!!!!! Я хочу, чтобы мои инициалы были золотого цвета. поздравляю а я сейчас хочу целоваться с вону хёном Он представляет Мингю, сидящего здесь, работающего поздно ночью и думающего о Вону, вместо того чтобы работать. Это просто настолько в духе Мингю — все эти дурацкие сердечки; почему тут повсюду куча сердечек? И эти слова… они лишь шире растягивают дыру в форме Мингю в его груди. Его сердцу больно, и Вону просто хочется, чтобы это прошло. Он опускается на стул Мингю и аккуратно убирает в сторону все листы бумаги. Он сидит так долгое время, уставившись на стул напротив, где обычно располагался Вону, учась и делая записи в ожидании, когда Мингю закончит работать, чтобы вместе отправиться домой. Они часто заигрывали под столом, и иногда Мингю совсем не фокусировался на работе, вместо этого пристально смотря на Вону, улыбаясь, пытаясь привлечь внимание Вону, пока дядюшке не приходилось выгонять Вону, потому что тот слишком сильно отвлекал Мингю. Он берёт ручку и пишет на пустой страничке, выглядывающей из стопки. Я безумно соскучился по тебе. Вону весь сжимается, кладя подбородок на свои скрещенные руки, лежащие на рабочем столе, снова и снова пробегаясь глазами по словам. Он соскучился по Мингю. Только и всего. Он соскучился по нему, по нему всему, даже по тупым мемам Мингю, и прошло уже три месяца. Это такой долгий срок. Тупой Мингю. Зачем он уехал? Почему он не дождался, пока Вону был бы готов попросить прощения, вместо того чтобы вот так просто свалить? Потому что мир не вертится вокруг тебя, ты, придурок. Вону медленно выпрямляется, вместе с тем как в его голове возникает идея. Его первый инстинкт — проигнорировать её, ведь он трус и никогда не решился бы на такой риск, не рискнул бы пораниться, и доктор Кан и все остальные также наказали ему повременить. И, может быть, ему следует повременить. Наверное, это было бы к лучшему. Он должен просто пустить всё на самотёк, посмотреть, что произойдёт, когда Мингю вернётся. — Ты уходишь? — спрашивает дядюшка, когда Вону показывается из глубины магазинчика с рюкзаком, закинутым на плечи. Вону кивает и чувствует, как отступает, и разум просит его заткнуться и уйти, но он не обращает на это внимания. В этом деле ему в помощь только дядюшка или Минхао, а он не уверен, что Минхао станет ему помогать, так что мужчина — самый надёжный вариант. — Я могу попросить вас кое о чём? — Конечно, — заверяет дядюшка, выглядя слегка встревоженно, и выпрямляется на стуле. — Что такое? — Мне, э-э, нужен адрес Мингю, — говорит он, нервно прикусив губу. Дядюшка слегка посмеивается. — Зачем ты спрашиваешь у меня адрес своего собственного парня, Вону? Вону старается не выказывать реакцию на выбор слов мужчины, качая головой. — Нет, я имею в виду адрес его родителей.