Всё, или ничего

POV Сиэль. Я — Сиэль Фантомхайв, человек мечтающий о мести. Человек, который забыл, как улыбаться. Я — человек, который в десять лет потерял всё, что мне было так дорого, но в место этого приобрёл титул и должность. Я — граф. Граф Сиэль Фантомхайв! Я — цепной пёс её величества! И это проклятое кольцо, ненавижу его! — швырнув его в противоположную сторону от себя, выкрикнул граф. Я — человек, который боролся с мафией и не боялся убивать. Но что сейчас? Я боюсь собственной смерти. Моя дочь отказалась ехать со мной, тем самым подписав мне смертный приговор. И что дальше? Я умру? Уверен, Лиззи будет плакать… — Господин, мы приехали, — сказал дворецкий, выбив меня из раздумий. — Что уже? Себастьян вышел, подал мне руку для того, чтобы я спустился. У меня поджилки трясутся, я дрожа подал ему свою руку и вышел из кареты. Его глаза сверкнули. Он что-то, или кого-то заметил? Но мне уже всё равно. — Себастьян, — обратился к нему я. — Оставайся предан моей семье. Это приказ! — Yes, my lord, — встав на одно колено, и приложив руку на сердце сказал он. Дворецкий проводил меня до тронного зала. Меня одолевает какой-то странное чувство. Страх? Нет, это что-то иное. Я забыл, как это — испытывать страх. Мы вошли. Моё сердце было готово остановиться даже без приказа королевы. В мыслях крутилась лишь несколько слов: «Вот и всё! Мои последние минуты жизни настали!». От таких мыслей бросает, то в жар, то в холод. Себастьян ушёл, а я остался стоять в ожидании. — Здравствуй, мой мальчик. — сказала она. — Где твоя дочурка? — заметив, что Джесси со мной нет, спросила она. — Она отказались идти со мной, — опустив голову в ожидании королевского гнева, сказал я. А ещё Себастьян ушёл. С ним мне было бы не… так страшно… умирать! Говорят сознание человека пропадает, когда тот умирает. Он должен очутиться в темноте, чтобы увидеть свою плёнку. Плёнку жизни, которую просматривают боги смерти, они решают должен ли ты дальше жить, или тебе суждено умереть. Кто-то даже однажды сказал, что этим «Богом смерти» может быть тот, кого ты боишься больше всего на свете. — Ну и что мне с тобой делать? — Делайте, что по-вашему будет уместным, — я слышу, мой голос дрожит, но ничего с этим поделать не могу. Я упал на колени. Мои ноги перестали меня слушаться. Мне стало тяжело. Голова всё так же опущена. Я смотрел в пол. Он выглядит точь — в — точь как шахматная доска. Чёрные и белые клетки. Неужели мне поставили шах и мат? — Какое наказание выбрал бы ты себе сам? — Не знаю. Делаете со мной, то что считаете нужным, — моё сердце замерло в волнении. — Стража! Стража мгновенно оказалась в тронном зале. — Заковать его! В мгновение ока на моих ногах уже закрывали замок. Начинают одевать на руки колодку. Больно… Мои виски сжали этими цепями. Тяжело и больно!!! Боль — это признак того, что я ещё живой. Если так, то что будет, когда я перестану её чувствовать? Меня отвели на главную площадь. Решили показать мою смерть в назидание всем. На улице лил дождь и собралась огромная толпа. Среди этой толпы был Себастьян. Он с большим удовольствием наблюдал за происходящим. Люди ошарашенно начинают говорить между собой: «За что его так? Он же ещё, так молод!», «Это же тот самый пёс!», «Давно пара было покончить с этим бесовским выродком!!!». Где-то в середине люди начинают двигаться. Даже отлетать. Люди зло возмущались: «Эй, дамочка, вы что творите?» Я сразу подумал на Лиззи, которая волновалась, что меня долго нет дома, но какого было моё удивление, когда я увидел её — маму! Видимо, сейчас я больше всего боюсь эту женщину. Потом я понял — это не сон. — Сынок! Милый мой мальчик. Что они с тобой сделали? — перед моими глазами выросли две тени. — Мама? Папа? Вы целы, или я сплю? — Сиэль, что за глупости? Конечно мы живы! — передо мной появился отец. Он встал на одно колено. Мне стало, так тепло на душе, это не знакомое чувство. Чувство радости? Счастья? На моих глазах выступили слёзы. Слёзы грусти и ещё чего-то не известного. — Ну, что за слёзы? — отец приложил свою руку к моей щеке, смахивая слезинку с моего лица. Я лёг на его крепкую руку, облегченно выдохнул и сказал: — Я виновен в том, что не привёл свою дочь по королевскому приказу.