Дерево и камень

Звонкий девичий смех прорезал тишину и болью отозвался в ушах. Итше поморщился и ускорил шаг. Забитая доверху телега казалась предательски легкой. В первый день мен он не продал ничего. Плохой знак. Итше не соглашался снижать цену, и с ним быстро переставали торговаться. До полудня трое пытались забрать его обувь за гроши и ушли ни с чем. После полудня к нему перестали подходить вовсе. На пороге его дома сидела Анн, что-то неторопливо зашивая, рядом с ней – сарга, чьего имени он не знал. На коленях, одетых в лохмотья, она держала дорогой платок – несомненно, краденый. – Прочь! Итше бросил телегу и подошел к крыльцу, намереваясь сбросить с него воришку, но Анн нарочно подвернулась под руку. – Что на тебя нашло?! – прошипела она, загораживая Камал. – Ты должна работать, а не болтать! – Итше схватил Анн за голову и потянул внутрь дома. Анн обхватила его запястье, чтобы не лишиться волос, и поспешила следом, запинаясь о ступени. Законченная работа лежала на своих местах. В растерянности Итше ослабил хватку. – Кто дал тебе право так со мной обращаться? – гневно спросила Анн, расправляя волосы пальцами. Ее глаза покраснели, от боли проступили слезы, губы сжались в тонкую ниточку. Она сунула в руки Итше свое шитье – его рабочие штаны, расползшиеся по швам, которые давно пора было починить, – подхватила кувшин и вышла в ночь. – Принесу воды к ужину. В свете масляных ламп город преобразился и казался незнакомым. Анн прижимала к себе холодный кувшин и опасалась, что заблудилась. Ее дорога лежала в сторону Обители: несколько ручейков стекали с горных вершин в купальню, но бедняков туда не пускали, им приходилось брать воду из стоков. До слуха Анн донесся женский плач. Свернув в соседний проулок, она услышала голоса: мужчина пытался овладеть рабыней и обещал обвинить ее в воровстве, если та закричит. Выглянув из-за угла, Анн увидела лежащий на земле платок, осыпанный звездами. Анн почувствовала свою вину в том, что Камал попала в беду: нужно было проводить ее. Кувшин опустился на гальку с легким шуршанием. Анн вытащила кинжал, спрятанный за голенищем сапога. Страж-ваду был слишком занят уговорами и не заметил ее приближения, пока лезвие не коснулось его шеи. – Отпусти ее. Камал в ужасе подняла глаза и тут же от стыда закрыла лицо руками. Страж недовольно цокнул языком и отступил. Анн двинулась вместе с ним и кивнула Камал. Забыв про платок, та бросилась бежать. – И что теперь? – спросил мужчина с легкой досадой, провожая рабыню взглядом. Лишь оказавшись один на один с противником намного сильнее ее, Анн поняла, насколько опрометчиво поступила. Она решила попробовать ускользнуть, на бегу столкнула кувшин под ноги преследователя, и это помогло, но ненадолго: на соседней улице ждали остальные стражи. – Стой! Ваду обернулись на крик и выставили копья. Анн резко затормозила и попала прямиком в руки насильника. – Ты не дала мне поиграть с рабыней! Теперь я поиграю с тобой! Почувствовав прикосновение под платьем, Анн дернулась, но не смогла вырваться. Помощи ждать было неоткуда: стражи стояли и смотрели, как их друг забавляется с пойманной девушкой, как будто все так и должно быть. Думая лишь о чужих руках на своем теле, Анн всадила нож в бедро стража, тот закричал и выпустил ее, но Анн все равно не удалось уйти. – Держите крепче! – мужчина опрометчиво выдернул нож и двинулся к Анн. – Если сейчас же не поторопишься к имга, то до рассвета не доживешь! Кровь насквозь пропитала одежду. Анн знала, куда бьет. – Она права. Тебе нужно к имга, – мужчина с седыми висками приказал увести раненого. – Спасла рабыню, значит, – он хмыкнул и с интересом посмотрел на Анн. – Твое лицо мне знакомо. Не ты ли сегодня столкнулась с Красной Матерью в саду? Анн промолчала. – Можешь не отвечать. Я узнал тебя. Идем. Красная Мать решит, что с тобой делать. На поверку Обитель Матерей оказалась безжизненным местом: бесконечные коридоры пустовали, высокие потолки сливались в огромное беззвездное небо. Единственные обитатели собрались в залитой светом зале, спрятавшись от посторонних глаз. Страж оставил Анн с другими ваду и остановился в проеме, низко поклонившись. Его появление заставило разговоры утихнуть. – Я привел женщину. Она вступилась за рабыню и ранила стража. Кратко, без лишних подробностей. Никого не волновало, что произошло с безымянной рабыней. – Я не знаю, как с ней поступить, и прошу вашего совета. Мужской голос ответил первым: – Она сарга? – Нет, отец. – Знатная? Страж задумался и выдержал паузу: – Одета небогато. – Брось в яму. – Но… Высокий женский голос вмешался в разговор: – Она напала на стража! За этим следует наказание! Люди должны знать свое место. – Остуди свой огонь, солнцеликая Летсатси, – Анн узнала хриплый голос Красной Матери. – Народ любит тебя. Наша власть зиждется только на их любви. Я посмотрю на нее, Седакет. – Да, матушка, – страж вновь поклонился и, не разгибаясь, вышел обратным шагом. Он пропустил перед собой Хейлсу и указал ей на пленницу. Что-то недоброе вспыхнуло в глазах Матери, когда та узнала Анн. – Две встречи в один день? Что хотят сказать нам духи? – Хейлса засмеялась мелко и часто, затем подошла к пленнице и взяла ее под локоть: руки Анн были связаны за спиной. – Идите, это дитя не причинит мне вреда. Седакет поклонился и оставил их вдвоем. Личные покои Хейлсы были наполнены маслянистой мглой и запахами трав, хорошо знакомых имга. Красная Мать зажгла небольшую лампаду и пригласила гостью за стол. Тусклый свет обрисовал морщины на ее лице, в которых залегли глубокие тени. Вся она выглядела как живое воплощение старости. Хейлса предложила Анн фрукты, затем вино. Та поблагодарила и отказалась от всего: неизвестно, к чему эта доброта. Красная Мать не стала настаивать. – Седакет сказал, ты защитила рабыню. Это была твоя рабыня? – Нет. – Страж собирался ее наказать. За что? Хейлса допрашивала Анн с искренним любопытством: хоть какое-то разнообразие среди бесконечных вечеров в компании воркующих Летсатси и Асмо. – Страж пытался ей овладеть, – Анн вложила как можно больше презрения в последнее слово, надеясь, что Хейлса, как женщина, хотя и старая, поймет и разделит ее негодование. Но этого не случилось. – И что? Она рабыня. Вероятнее всего, сарга. Он ваду. Он мог убить ее после и был бы в своем праве. Анн зло рассмеялась и стиснула зубы, чтобы удержать слова, вертевшиеся на кончике языка: «А что бы Вы сказали, будь это Ваша сестра, Черная Мать?». Хейлса по-своему поняла ее ответ: – Значит, дело в этом. Она схватила Анн за подбородок и грубо повернула к себе, придвигая лампаду ближе к лицу пленницы. Она приняла слишком много детей в свои руки и знала, как распознать род. – В тебе много красной крови. Но есть и черная. Чья она? Отца? Матери? – Анн дернулась и спряталась в тень. – Матери! Но ты слишком юна, чтобы родиться до предательства сарга и слишком белокожа для жизни в горах среди изгоев. Кто ты? Кто твоя мать? Мысли закружились в голове Хейлсы как ворох пылинок в луче солнечного света. Из памяти всплывали истлевшие образы: в полумраке волосы Анн казались совсем черными, черты лица потеряли остроту и смотрели глазами призрака прошлого. – Кто твоя мать? – повторила Хейлса. Она сгорбилась и нависла над столом, словно хищная птица. – Я не знаю. Анн сказала правду: ее нашли возле тела мертвой матери, спросить имя было не у кого. Но правда не помогла: Хейлса бросилась на нее, схватила за ворот и хлестала по щекам, повторяя свой вопрос раз за разом. Анн знала, что старухи надолго не хватит, и терпеливо ждала. После очередного удара ткань выскользнула из слабых рук и Анн повалилась на пол мимо кресла. Хейлса осталась стоять, глядя на нее сверху-вниз. Она не была уверена, кто знает ее секрет, но не хотела рисковать. Схватив нож со стола, она двинулась на Анн, но тут же сама себя остановила: – Нет. Имга не должны иметь дел с мертвецами. Второй раз я подобной ошибки не совершу. Седакет! Страж появился мгновенно, словно стоял прямо за дверью. – В яму ее. – Но, матушка... Хейлса отвесила ему пощечину. Удар не причинил боли крепкому воину, но обидой отозвался в душе. – Да, матушка. Коридоры под Обителью уходили далеко под землю. Белоснежные галереи сменились грубо вытесанными в скале проходами с редкими деревянными подпорками: нутро горы было похоже на муравейник. Свет факела выхватывал из темноты прибитые к стенам оковы с короткими толстыми цепями. Так вот, что такое «яма»: каменоломня, холодная могила, расположенная прямо под Обителью милосердных Матерей. Да и милосердных ли? Крики надсмотрщиков зазвучали громче, на пути стали встречаться небольшие телеги, наполненные каменной крошкой с редкими проблесками хьязинтов. «Сколько еще драгоценностей спрятано под Виталищем Зверя? – думала Анн. – Где предел человеческой жадности?» Седакет установил факел в металлическое кольцо и усадил Анн на холодную землю. Он продел ее ногу в оковы, но закреплять их не стал. Разрезая веревки на руках, он прошептал: – Пусть духи накажут меня за непослушание, но я не вижу проступка в твоей храбрости. До утра ты должна бежать. Иди обратно к Обители, в галереях сверни направо. Коридоры выходят к стокам – так ты выберешься. Анн хотела спросить, что все это значит, но не успела: к ним приблизился надсмотрщик. Грузный мужчина в перевязанных веревкой штанах шел, переваливаясь с ноги на ногу. По голой груди струился пот, через плечо он перекинул плеть, с которой на спину стекала чужая кровь. Уродливый тройной шрам пересекал левую щеку: зверь или человек едва не лишил его глаза. Седакет прикрыл оковы подолом юбки и поднялся ему навстречу: – Тилло, вот и ты! Эту девушку прислала Красная Мать. Велела обращаться с ней хорошо: в ней течет красная кровь. Интерес, с которым Тилло разглядывал Анн, мгновенно пропал. В яме он был всевластен и брал, что хотел, но не трогал родную кровь. Седакет знал это. – Идем, я угощу тебя добрым напитком. Страж положил руку на плечо надсмотрщика и повел его прочь из галерей, громко разговаривая по пути, чтобы пленница знала, когда они отойдут достаточно далеко. Когда все затихло, Анн проверила оковы – не закрыты. Случайно или нарочно, Седакет оставил ей факел, и Анн взяла его с собой. В галереях было светло: белый камень отражал лунный свет, струившийся из расположенных под потолком окон, – так что от факела можно было избавиться. Анн металась по коридорам: все колонны выглядели одинаково, она не знала, куда идти. Любой шорох заставлял ее в спешке искать укрытие, опасаясь, что ее снова схватят. Но стон, донесшийся издалека, не отпугнул ее: возможно, какому-то пленнику нужна помощь имга. Галереи выходили в просторное помещение, похожее на старый заброшенный храм, в полу которого был вырезал широкий колодец с водой, набиравшейся из-под земли. У дальней стены на цепях висел человек. Его кожа была покрыта ожогами, а раны посыпаны солью. Вблизи Анн увидела светлые волосы и, наклонившись, узнала лицо мужчины, что преследовал ее от самой деревни. Возглас удивления вырвался из ее рта и эхом отразился от стен, многократно усилившись и пробудив пленника к жизни. Линен поднял тяжелую голову. Кровь залила ему глаз, так что открыть его не представлялось возможным. На участке пола, который был виден из-под опущенных волос, стояли знакомые ножки. – Смерть пришла ко мне в образе той, кого я до смерти напугал? Справедливо. Анн отшатнулась. – Я не хочу быть твоей смертью. – Тогда кто ты? – Та, из-за кого тебя поймали и жестоко пытали. Линен дернулся на цепях, но не почувствовал в руках былой силы. – Не кори себя, маленькая сарга. Я сам накликал эту беду. Ты не сможешь меня освободить. Лучше беги, пока тебя никто не увидел. Анн не двинулась с места. Подавив чувство неприязни к человеку, который принес ей столько проблем, она приблизилась и проверила, насколько плотно сидят оковы. От ее прикосновения заныли раны, Линен поморщился, но не сказал ни слова. – Я могу тебя освободить. Но это будет неприятно. – Я потерплю. Когда камень опустился на руку, Линен лишь услышал металлический звон, но ничего не почувствовал. А потом пришла боль. Бездыханное тело мешком повалилось на землю. Анн другого и не ожидала: как бы не храбрился незнакомец, а перелом костей выдержать может не каждый. Тем более, его силы итак были на исходе. Она долго раздумывала над тем, стоит ли сбежать или подождать, когда мужчина очнется, и обнаружила себя волокущей тело к воде: имга внутри нее настаивал омыть раны. Тело было настолько тяжелым, что казалось, она тащила не одного мужчину, а целых трех. Анн осторожно спустилась в колодец, дно было неглубоким, и затащила мужчину в воду, не без труда повернув его лицом вверх. Очнувшись, Линен обнаружил себя на коленях сарга. Девушка держала его в воде, сидя на каменных ступенях. Вода уносила соль, раны затягивались, силы возвращались. Даже сломанные пальцы срастались на глазах. – Закрой глаза. – попросила Анн. Дрожащей рукой она зачерпнула воду и смыла кровь с рассеченной брови. Тот, за кем она ухаживала, пугал ее. Но он нуждался в помощи, она не могла его оставить. – Спасибо, – негромко сказал Линен. Анн промолчала и помогла ему встать. Незнакомец был намного выше и навис над ней огромной тенью. Анн испугалась и поспешила уйти. Все равно ее помощь больше не требовалась. – Ты боишься меня? Линен не понимал, почему сарга осталась, почему помогла ему после всего, что он натворил. Анн замерла и посмотрела не него снизу-вверх. Сжавшись в комок на краю колодца, она была похожа на загнанного зверька в руках охотника. – Я не знаю, зачем ты гнался за мной, твои раны заживают на глазах – конечно, все это пугает меня! – Я тоже напуган. В золотых глазах незнакомца не было злости. Анн на мгновение задумалась, не поторопилась ли с выводами. – Я не могу сказать, почему мои раны заживают сами по себе. Тайное знание не дало мне ответов, а найти живого сарга оказалось сложнее, чем я думал. Мне нужна помощь, поэтому я и гнался за тобой. Извини, что напугал тебя. Взгляд Анн смягчился. По крайней мере, Линену так показалось. – Мне нечем тебе помочь. Я впервые вижу такого, как ты. – Анн поспешила встать. – Нужно уходить. Выход из галерей нашелся довольно быстро. Они оказались в диком лесу за городской стеной. Анн шла, не оборачиваясь, и надеялась, что ее не будут преследовать. Линен остался на кромке леса и смотрел ей вслед.