Семейка Чон

Обрывая по одной красной ягоде винограда с грозди, лежащей на тумбочке, и иногда делясь им с парнем, которого впервые оседлала девушка, Нура медленно раскачивается бёдрами, по обыкновению жуя сочные плоды и рассказывая планы на сегодняшний день. Солнечное утро началось слишком рано для обоих, но подниматься с тёплой постели никто не собирался, поэтому лучшей идеи, чем занятие сексом, в их головы не пришло. Пара тут же пустилась в немного ленивую, но не менее приятную негу. Девушка, путаясь в скомканном одеяле, сидит на Чонгуке и неспешно, местами мучительно медленно двигается, создавая круговые движения, её лицо спокойное, разве что щёки иногда то поднимаются, то опускаются из-за челюсти, когда она жуёт. А вот лицо супруга далеко от спокойного — он недоволен. Лежит под девушкой, бездействуя, а, цокнув языком, ему пихают в рот эту сладкую ягоду. И так по кругу. — Чувствую себя не мужиком, — начинает он, ёрзая. — На тебе лежит голая баба — ты чувствуешь себя не мужиком? — парирует Нура, лицом не показывая никаких эмоций. — Так, Нура, — включив свою строгость и лидерство, Чонгук исподлобья смотрит на жену и, схватившись за её бёдра, останавливает движение. — Мне неудобно, слазь. — Тогда заканчивать ты будешь со своей рукой в туалете, — не теряя своего любимого чувства власти, отвечает она, сводя брови. Но Чонгук, нахально усмехнувшись, не выходя из тёплого тела, неожиданно и резко меняет положение одним не очень приятным движением, заставляя девушку зажмуриться и прошипеть. — Больно, — оказавшись уже под ним и царапнув ноготками шею, с упрёком заявляет она. — Хоть что-то чувствуешь, а не с каменным лицом скачешь на мне, жуя этот грёбанный виноград. — Ах, точно, я ж его не доела! Нура, не упуская момента позлорадствовать и не замечая грозного взгляда, тянется к веточке, намереваясь подразнить того своей непослушаемостью и отречённостью, однако, не дотянувшись до тумбочки, ахает и судорожно опускает руку, чувствуя глубокий толчок и его губы на шее. — Знай своё место, малыш, — заговорчески и гипнотически шепчет Чонгук, ловко и хитро вынуждая жену поддаваться. Его козыри, его правила — абсолютно каждое движение и эмоцию на лице контролирует именно он. Чонгук не медлит, двигается достаточно быстро и живо, с интересом следя за мимикой лица любимой, что с закрытыми глазами кусает и облизывает свои губы. Ему и самому хорошо, но упускать такого приятного для глаз момента стоит большего. Будь бы под рукой телефон, он, однозначно, сфотографировал жену, чтобы после, в подобной ситуации, посмеяться над ней и её желанием держать контроль над мужчиной. По-доброму и без лишнего сарказма, конечно. — Ещё, — забвенно повторяет Нура, цепляясь за его плечи. Чонгук доводит до исступления, заставляет забыть обо всём на свете и повиноваться. С уст слетают слова любви в адрес друг друга, парень сам начинает тихо постанывать и осыпать трепетными поцелуями её губы. Ускоряется, чувствуя разрядку и напряжение, следом и она заёрзала, поглаживая ногами его бёдра. Приятно и щекотно. Да настолько, что он забывает о безопасности. — Чёрт, — со стоном излившись в девушку, Чон утыкается лбом в мягкую щёку и расслабляет тело, придавливая им её. — Прости, не успел. Нура прерывисто дышит, кряхтя от тяжести и затёкших ног, но поцеловать мужа в щёку и сказать, что всё хорошо, не забывает. Утро для пары выдалось хорошим и чувственным. Девушка, обмотавшись в махровое полотенце, долго обнимала Чонгука на пороге и не хотела отпускать на работу, проговаривая, что с ней лучше, чем в офисе с кучей бумаг. Несерьёзно, конечно, ведь знала, что работа мужа — это их еда, побрякушки в её шкатулке и просто причастность к нормальному обществу. Ещё раз поцеловав с энтузиазмом того в губы, она неохотно выпустила его из дома и, прижавшись спиной к двери и прикусив губу, мечтательно улыбнулась. Вот бы так каждое утро.

***

Занятия в университете начинаются в два часа, но от безделья она начинает собираться к ним уже в одиннадцать. В квартире прибрано, Пушок накормлен, а Чонгук на работе, поэтому возможности включить любимую музыку и потанцевать у зеркала с выключенным феном в руках, изображая известную исполнительницу, у неё никто не отнимет. И всё бы хорошо, если не ярый стук в дверь. Сделав музыку тише и сощурив глаза, Нура, словно подозревая что-то, подходит к двери и осторожно открывает её. На пороге недовольная бабуля с третьего этажа в цветастом халате и непонятной причёской на голове. Она ругается и осыпает её бранью, в то время как девушка с негодованием пытается понять смысл прихода соседки этажом ниже. — Боже, чего кричите-то? Нормально объясните, что вам от меня нужно? — наконец не выдерживает она и повышает голос. — Вы меня затопили! — огрызается в ответ бойкая бабушка. Закрутив головой и озадаченно посмотрев в сторону ванной, хозяйка несётся прямиком туда, а, распахнув дверь, с ужасом рассматривает лужи воды, и уже вскоре находит причину — из трубы под ванной сочится вода. Да так сочится, что, если в течение минут тридцати её не остановят, то под угрозой и качественная итальянская плитка в прихожей. Уверив соседку в денежном возмещении за ремонт её пострадавшей кухни, Нура закрывает входную дверь и берётся обкручивать полотенцем трубу, намереваясь хоть на время остановить поток воды, и садится на стиральную машину и звонит Чонгуку, взахлёб рассказывая о случившемся. Можно было бы сразу позвонить сантехнику, но муж ни при каких обстоятельствах не впустит в дом чужого человека (собственные принципы) поэтому он, наказав жене не волноваться, пообещал вызвать подмогу в считанные минуты. Просидев около двадцати минут на коленках с полотенцами в руках и диким волнением, девушка, наконец, услышала заветный звонок в дверь. Странно, конечно, на пороге было увидеть Юнги, который, отодвинув хозяйку в сторону, чтобы открыть себе дорогу, сразу взялся за дело. — Сифон течёт, — делает заключения парень, копаясь под ванной с разными инструментами, захваченными с собой. На удивление девушки, сантехник из вечно ворчливого и заносчивого Мин Юнги отменный. Уже спустя десять минут он просил сухое полотенце, чтобы обтереть мокрого себя. — У Чонгука совещание, поэтому меня уговорил приехать. Хоть чаем напои, что ли, его же ты умеешь делать? А то я наслышан о твоих кулинарных способностях. — Вот именно поэтому мы с тобой никогда не подружимся, — надувшись и состроив обиженное лицо, Нура уходит на кухню делать чай, в душе матерясь на гостя, пусть он и спас её сегодня. Молча поставив чашку с горячим напитком у его носа и пододвинув вазу с печеньем, девушка садится напротив и отводит взгляд, чтобы вновь не попасть под поток сарказма в её сторону. У Юнги-то ведь язык длинный. — Чего такая свирепая? Опять перетрахались с Чонгуком? Ой, то есть поругались, — со смешком интересуется он, лениво вытянув ноги вперёд и потянувшись, словно находится не в гостях, а у себя дома. — Ох, за что мне всё это? — подняв голову вверх, спрашивает она у потолка. Иронично закатывает глаза и с тяжестью вздымает грудь. Этот Мин Юнги никогда ей не нравился. — Нурка, — хмыкнув и вальяжно махнув рукой, светловолосый с хитрой ухмылкой не перестаёт донимать бедную девушку, — а налей-ка мне чего-нибудь покрепче. Я сегодня молодец, заслужил. — Давай-ка я лучше тебе заплачу. — Ну, выпивкой, — продолжает упорствовать он. — Вот же… — не успевает девушка возразить, как к горлу подошёл странный, неприятный ком, вынуждая быстро подняться на ноги и убежать в сторону уборной. Девушка останавливается напротив унитаза и хватается за шею, ожидая продолжения неприятности, но организм больше не выдаёт сюрпризов. Так странно. Противный привкус вчерашнего ужина и утреннего винограда остался во рту, что девушке даже кажется, что лучше бы она избавилась сейчас от всего этого, а не сидела в негодовании и прислушивалась к урчащему животу. — Ты чего это? — забежав в уборную следом и обнаружив девушку, сидящую на крышке унитаза, взволнованно спрашивает гость. — Отравилась, наверное, — отнекивается в ответ она. — А Чонгук знает, что ты беременна? — напролом доказательствам девушки спрашивает уверенным голосом Юнги, подходя ближе и присаживаясь на корточки у её лица. — Ты сдурел? — расширяет глаза она, едва ли не злясь. — Всегда ерунду какую-то несёшь, прекрати! — Не хочу показаться любознательным, но как часто тебя тошнит? — Юнги, пожалуйста, прекрати. — Нура, ответь. Настойчивость гостя конкретно выводит из себя, но, не смотря на злость, она всё же задумывается. Её тошнит не так часто, скорее воротит иногда от острой еды и некоторых специй в последнее время, да и если рассматривать подход Чонгука к сексу, то в этом плане он осторожен и бдителен… не учитывая сегодняшнее утро. — Да нет же, Юнги, мы с Чонгуком всё правильно делаем, — упрямо доказывает Нура. — И тогда, когда мы отправились в поездку в лес? Ночью вода была тёплой, правда? Юнги не упускает из вида, как загораются её щёки и отдают страхом глаза. Она сглатывает, опускает голову и смотрит на свои руки, больше не находя слов для оправданий. Всё ещё пытается крутить головой, доказывая себе что-то, но больше не берётся отрицать очевидное. Ей стыдно за ту ночь, в которую, как оказалось, были трезвыми не только они одни, и за этот откровенный разговор; но глубоко в душе ещё и зарождается чувство страха. Страха, что Юнги может быть прав. — Меня ведь только по утрам… — с трудом связывает слова Нура, — а остальных постоянно выворачивает. — Поехали в аптеку, малая, а после и поговорим о твоём состоянии.