Всем невзгодам вопреки или Любовь не знает границ.

      После относительно спокойного отдыха, наутро, когда я иду по коридору к Джану, до моего слуха доносится громкие крики и ругань. Не понимая, в чем дело, ускоряю шаг и просто вбегаю в его палату. Там я застаю его родителей, Иньяцио и Сперансу. Они не обращают на меня никакого внимания, продолжая ругается между собой. — Что тут происходит?! — громко выкрикиваю я, заставив всех умолкнуть и посмотреть на меня. - Кто мне объяснит, что тут происходит? Что вы все орете? — У меня для тебя плохая новость, — Иньяцио подходит ко мне и кладет руку на плечо. — Что случилось? — Пока тебя не было, был консилиум, - он на секунду замолкает, - у Джана почти не осталось шансов на выздоровление. — Что?! Нет, он поправится обязательно, нужно только подождать. — Нет! Хватит! Надоело! — резко говорит мать Джана. — Хватит! Шансов нет! Мой сын не придет в себя, а если придет, не станет прежним человеком.       Она опускается на стул и, закрыв лицо руками, начинает плакать. Эрколе подходит к ней и обнимает за плечи. — Отдайте его мне, - тихо говорю я. — Отвезу его в другую клинику, поставлю его на ноги. — Что? Что ты сказал? — Элеонора поднимает свои заплаканные глаза на меня, продолжает с тихим гневом, медленно поднимаясь со стула. — Если бы не ты, он был бы жив и здоров. А так, — она указывает рукой на Джана, - он похож, похож на живой труп! И ты смеешь еще что-то говорить? Что-то предлагать? Будь рад, что я позволила тебе быть с ним, хотя нужно было выгнать и не пускать тебя еще в первый день! - Знаю, что это я виноват. Я стараюсь все исправить. Я страдаю не меньше вашего, поверьте. Отдайте его мне, прошу - в моем голосе слышится мольба и боль. — Мне совсем не интересно, что ты чувствуешь. Я ненавижу тебя, Бароне! — срывается она на крик, быстро подбежав, отвешивает мне звонкую пощечину — Я не отдам тебе его, никогда.       Потираю свою щеку, и с гневом смотрю на нее, прекрасно понимая, что не могу ей ответить за нанесённое мне оскорбление. Она награждает меня взглядом, полным презрения, и отходит к окну. — Давайте все успокоимся, — произносит Иньяцио. — Может, отправим его в штаты? Я помогу все устроить, - произносит Сперанса. - Нет, - произносит Элеонора. - Вы не увезете его. Я его мать, и только я решаю, что с ним делать. — Мы тоже ему не чужие, - с горечью в голосе говорит Иньяцио. — Я приняла решение, - тихо говорит Элеонора. - Вернее, мы приняли. — Милая, подумай хорошо. Подумай еще раз, - с просьбой говорит Эрколе. - Я подумала, хорошо подумала. Это избавит и его, и нас от лишних страданий — поворачивается и с трудом произносит — Мы будем делать эвтаназию. — Что? — ошеломлено произношу я отойдя от первого шока. — Мы будем делать эвтаназию, - повторяет она. — Нет! Я не позволю! — срываюсь на крик я. - Нет! — Не тебе решать! Ты ему никто! — кричит она в ответ. — Я… Люблю его больше всех на свете, – с болью в голосе произношу я. — Очень люблю. — Не смей произносить этого в моем присутствии. — Я не позволю вам его убить. Не позволю лишить его хоть такой жизни. — Пьеро, он практически мертв, - спокойно сказал Эрколе, — шанса, что когда-либо очнется, нет. — Не надо, - со слезами произношу я. — Прошу, не делайте этого. Он смысл моей жизни, вся моя жизнь. Если ему не суждено никогда прийти в себя, я готов весь свой остаток жизни просидеть рядом с его постелью. Я не позволю с ним так поступить, он этого не заслужил. Если он умрет, то только от старости, рядом со мной. — Ты не вправе решать… — Вправе, - резко перебиваю я. — Я вправе решать. Заберу его прямо сейчас. Если надо, я понесу его на руках куда угодно.        Решительно направляюсь к постели Джанлуки с четким намерение забрать его. Мне преграждает путь его отец. — Пустите меня, Эрколе. Я все равно заберу его. Я не позволю его убить. — Успокойся, и прими как факт. Мой сын умер. - НЕТ! НЕТ! НЕТ! НЕ СМЕЙТЕ ТАК ГОВОРИТЬ! - начинаю кричать, что есть сил. Хоть я давно уже не пою, голос мой все равно звучит очень громко и сильно. Из глаз начинают непроизвольно течь слезы. — Успокойся, прошу, - Иньяцио опускает свою руку мне на плечо. - Я уверен, мы найдем компромисс.       Стряхиваю его руку, не в силах продолжать, направляюсь к выходу, лишь на пороге остановившись и обведя взглядом всех, говорю: — Я вам его не отдам. Один раз вы нас уже разлучили, и вот что вышло, - с этими словами я покидаю палату.       Ну, как же так? Ну за что? Я совсем не замечаю, куда иду. В голове лишь одна мысль. Ну за что! За что так со мной?!       Останавливаюсь лишь тогда, когда утыкаюсь лбом в стену. Бессильно опускаюсь на пол, закрыв ладонями лицо. Меня только что убили, раз и навсегда, конечно же я не обращаю внимания на шаги, которые раздаются совсем рядом со мной. Иньяцио подходит, садится на пол справа от меня, положив свою голову мне на плечо: — Что, совсем хреново? — спустя пару минут произносит он. — Угу, - я не поднимаю головы.       Так мы сидим молча, и каждый думает о своем. Минут через двадцать раздаются легкие шаги, слева от меня на пол садится Сперанса, молча положив свою голову мне на плечо: — Ну что, так и будем сидеть? — нарушаю молчание я. — Да, — отвечают они в один голос. — Пье, не расстраивайся. Мы что-нибудь придумаем. — Да, мы с тобой. Мы рядом. Ты только не переживай.       Я поднимаю голову, смотрю на них по очереди, грустно вздыхаю, обняв их обоих. А он обнимают меня. Это невольное объятие мне безумно напоминает те времена, когда был здоров Джан. Тогда нас было трое: я, Иньяцио и Джанлука. Наши объятия перед концертом. Слезы выступают на глазах. Откидываю голову, стараясь справится с ними: — Успокойся, пожалуйста, — Сперанса поднимает голову, начинает вытирать мои слёзы. — Он придет в себя. Вы еще обниметесь, обещаю. — Я постараюсь, - произношу я совсем тихо. — И все мы еще потом вместе хорошо затусим, - говорит Иньяцио. - Помните, как тогда?       Переглянувшись, мы дружно в один голос произносим: — Венесуэла! - гулкий больничный коридор наполнят веселый смех. — Да, тогда было очень круто, - отсмеявшись, произношу я, — и еще, как только он поправился, мы полетим в Доминикану. Но это все потом, а на данный момент нам нужно придумать, что делать дальше. — Мы придумали тут кое-что, -говорит Иньяцио. - Для начала, мы отправим тебя, Пьеро, домой. — Я домой не полечу, - произношу я упрямо. — Полетишь. Тебе нужно успокоиться. Приди в себя. - Сперанса смотрит на меня — Это для твоего же блага. Чтоб ты дров не наломал. — Нет, если я улечу, они сделают эвтаназию, - резко встаю, смотрю на них двоих сверху. - Я не оставлю его одного. — Послушай, — Иньяцио встает сам и помогает подняться Сперансе. - У нас есть хорошая идея. Для этого нам нужно, чтобы ты улетел домой. — Может, и меня посвятите в свои планы? —  с недоверием смотрю на своих друзей. — Я тоже знать хочу, что вы там придумали. — Конечно расскажем, но чуть позже, потерпи.       Сперанса улыбается мне, и обнимает меня за талию, подмигивает Иньяцио, и он повторяет ее жест. Я награждаю их по очереди тяжелым взглядом. Вздохнув, обнимаю за плечи — Ну, что задумали-то? — Потерпи, и все узнаешь, — загадочно произносит Иньяцио.       Не размыкая наших объятий, мы проходим по коридору, останавливаемся у окна. На улице собралась толпа. С одной стороны, мне приятно, что нас еще помнят, а с другой, я не особо хочу, чтобы меня видели сейчас. Спустившись вниз, я внутренне напрягаюсь, сам уговариваю себя, так, соберись. Иди и сделай: ничего страшного, ты сотни раз сквозь них проходил.С огромным трудом пробираемся к машине, едем в аэропорт. Моим друзьям с большим трудом, но все же удается уговорить меня уехать домой. По прилёту в Катанию, меня встречают Франц и Мария, до дома добираемся в тишине. Я молчу, не хочу им ничего рассказывать о Джанлуке, а они, видя мое угнетённое состояние, не лезут с расспросами, за что я им очень благодарен. Едва зайдя домой, прошу оставить меня одного, ссылаясь на сильную усталость. — Ты уверен, что хочешь остаться один? — Мария смотрит на меня, глазами полными грусти — Мы же так давно не виделись. — Моя дорогая. Я правда устал, но я тебе обещаю, что скоро заеду к родителям, мы поговорим, —  нежно целую сестру в лоб. — Хорошо? — Конечно, - она обнимает меня очень сильно, на прощание.       Едва за ними закрывается дверь, я опускаюсь на диван, осматриваю свою гостиную взглядом, как будто ее первый раз вижу. Сколько я не был дома, год, чуть больше? Я не помню, да и не важно все это. Мой взгляд падает на кресло: сразу вспоминаю, как Джан сидел в нем, что-то рассматривая в телефоне, а потом мы долго целовались, лаская друг друга руками. Перевожу взгляд на лестницу: на ней он пытался станцевать для меня, когда проиграл очередной спор, чем вызвал просто истерику от смеха. Поднимаюсь на второй этаж, выхожу на балкон. Тут Джанлука один раз приготовил для нас романтический ужин, признавался мне в своей сильной любви в разгар очередной вечеринки, и так долго целовал меня, прижимая к себе.       Вхожу в свою спальню, опускаюсь на постель. В голове сразу же всплывает воспоминание, как мы с Джаном занимались на ней любовью. Как он дарил мне всего себя, до последнего вздоха. Рыдания снова подкатывают к горлу. Я не больше могу, оставаться в этой квартире. Тут все напоминает о нем. Тут все хранит его тепло, дыхание, все пропитано нашей любовью.       Из моего горла вырывается громкий крик боли и отчаяния. Резко встаю с постели, начиная в бессильной злобе скидывать подушки с кровати, разные предметы с прикроватной тумбочки. Понимаю, что это не приносит мне разрядки, боль никуда не уходит, в гневе начинаю бить и кидать все, что мне попадается по руку, превратив всю комнату в течение пяти минут в жуткий беспорядок. Когда приступ гнева проходит, бессильно опускаюсь на пол посредине всего этого ужаса, и начинаю просто орать от боли что есть сил. Слезы душат меня, душа горит как в аду. Неимоверная физическая боль пронзает все тело, заставляя меня вскрикнуть, выбив весь воздух из легких, вздрогнуть в сильной судороге. В голове как будто взрывают световую гранату, весь свет гаснет передо мной.