Мальва расцветает по весне

      Утром Мальволапка, на удивление, чувствовала себя бодрой и выспавшейся, несмотря на то, что половину ночи прорезвилась с Овсолапом на пустошах. Было свежо, солнце пряталось за набежавшими к утру облачками, а на траве ещё держалась переливающаяся всевозможными оттенками роса. Было немного прохладно — погода резко изменилась, и после изматывающих жары и духоты наступили, наконец, свежие и тёплые деньки только-только начинающихся Зелёных Листьев.       Мальволапка выбралась из-под хвоста Овсолапа, осторожно отодвинув его лапой в сторону, и мельком глянула на друга. В голову только сейчас пришла мысль о том, что кошка вчера явно перегнула палку, стремясь как можно сильнее привязать к себе Овсолапа — впрочем, ученица спешно отогнала прочь подобные думы. Подумаешь! Когда-то же надо было начинать. Зато теперь Овсолап точно никуда не уйдёт — просто не сможет в силу своего характера, будет чувствовать ответственность за отношения с кошкой, с которой он провёл половину ночи. А это значило — и Мальвоапка ликовала — что теперь от Овсолапа может избавиться только она. Когда совсем надоест. Пока что, напротив, было интересно, куда её эти отношения заведут.       Лагерь постепенно просыпался. Природа тоже приходила в себя после вчерашнего зноя: листья на ограде развернулись и словно стряхнули с себя пыль, снова забелели маленькие радующие глаз цветочки, а трава стала словно зеленее и насыщеннее. Всё радовалось тому, что день установился погожий, облачный, но светлый, в меру тёплый, со свежим ветерком и утренней сырой прохладой. — Мальволапка, подойди-ка сюда, — окликнул ученицу Кролик — и голос его не понравился кошке. Она обернулась на наставника и втянула голову в плечи как-то даже непроизвольно: тот выглядел так, будто он далеко в не самом хорошем расположении духа.       Ученица поднялась и, даже не пригладив взъерошенную после сна светлую шёрстку, потащилась к Кролику. Отец, заметив, что она не стремится избегать его недовольства, как-то смягчился, стал более расслабленным, и его зелёный взгляд потеплел. — Хорошее утро, — кивнул он, когда Мальволапка плюхнулась напротив и, вытянув вперёд лапу, принялась умываться, всем своим настороженным видом показывая, что готова слушать. — Ну да. Но тебя, кажется, что-то тревожит, — хвост её метался по земле. Мальволапка побаивалась, что Кролик хочет отчитать её за самопроизвольный побег на пустоши, и это не могло не волновать: а если узнает ещё, что она была не одна, а с Овсолапом? О, Кролик, так любящий напару с Суховеем нудеть о «рано тебе ещё в отношения кидаться, ты нам тут смотри!..», с радостью бы насел на свою любимую тему вновь, подвернись удобный случай!       Кролик промолчал и вытянул вперёд морду, втягивая пятнистым носом воздух около шерсти Мальволапки. Ученица напряглась — чего ему не понравилось? Ей-зайки, наставник был каким-то странным. Впрочем, всё прояснилось тут же: — Ты вчера вернулась в лагерь следом за нами? — спросил Кролик, дёрнув тощим коричневым кончиком хвоста. Мальволапка напряглась. — Да, — кивнула она, отведя взгляд в сторону. Соврать, глядя в глаза отцу, она просто не могла — кошка просто не умела обманывать так беззастенчиво и бесстыдно, и тем более — не кого-то там, а Кролика. — Мы с Пронырой и Ивицей так умотались, что даже не проверили, не отстали ли вы там, — Кролик продолжал сверлить Мальволапку явно подозревающим взглядом, а по его тону сложно было понять, поверил ли он в это короткое и слишком поспешное «да». — Я надеюсь на твоё благоразумие.       Мальволапка очень спешно кивнула и уткнулась взглядом в землю. Если бы она рассказала правду, Кролик мог бы отчитать её — а кошка этого совсем не хотела. Она сейчас и так была в смешанных чувствах и никак не могла понять, чувствует ли она вину за свой ночной побег.       Кролик вытянулся ещё сильнее и едва не ткнулся носом в шерсть ученицы. Щёки его дёргались, усы шевелились, и пятнистая морда кота выражала сосредоточенность. — От тебя пахнет котом, — наконец, выдал глашатай, и только тогда отодвинул морду от Мальволапки. Ученица вздрогнула: и что теперь отвечать? Не в меру любознательный родитель явно заподозрил неладное!.. — Но не очень сильно. Будто ты была с ним как раз вчерашним вечером или ночью. — У тебя нюх отшибло, — решительно заявила Мальволапка, вскакивая и высоко взметая тонкий рябой хвостик. — Ни с каким котом я не была!..       Кролик очень выразительно хмыкнул, и Мальволапка поняла — он, уже опытный воин, ей ни капельки не поверил. И от этого стало как-то гадко на душе: ученица осознавала, что обманула наставника — и тот это прекрасно знал. И чувство вины поднималась в кошке, потому что Мальволапка понимала: она подвела Кролика, так надеявшегося на её ответственность — и это заставляло ученицу думать о том, насколько верным было её решение поддаться сиюминутному желанию повеселиться, не подумав о том, как отреагирует на это отец, столько твердивший ей — не ходи, мол, с котами гулять одна!.. «Правильно ли я поступила, когда провела ночь с Овсолапом? Я ведь сделала это не только ради того, чтобы привязать его… не только для него — не чтобы показать ему, что он мне нравится, — размышляла Мальволапка, всё ещё глядя себе под лапы — она не знала, как отреагировать на скептичного и явно не очень довольного поведением дочурки Кролика. Потому и продолжила рассуждать о своих мотивах: — Я сделала это и для себя, чтобы почувствовать себя взрослой. Я не чувствую вины за это… и не то, чтобы мне стыдно за то, что я занимаюсь подобными вещами — хотя мне бы стоило этого стыдиться, — ученица вздохнула, и от следующей мысли, пронзительной и колючей, сердце сжалось: — Я думаю лишь о том, что я подвела и Кролика, и Суховея, которые верили в моё благоразумие. Нет, я уверена, что не будет никаких последствий: я была предельно осторожна, однако это всё равно такое странное чувство… они верили мне, а Суховей ради того, чтобы уберечь меня, доверил мне свою огромную тайну о Листолапке, — и это, понимала Мальволапка, было хуже всего. Она не оправдала надежд родственников, не оказалась благоразумной и воспитанной — рискнула, и притом очень сильно. А если бы что-то пошло не так! А если бы всё же был повод бояться того, что с ней случится то же, что и с Листолапкой!.. Мальволапка отогнала эти мысли как можно дальше: они заставляли её чувствовать себя ещё более виноватой перед Кроликом и Суховеем, перед которыми она не сдержала обещание, им данное. — И я не послушала их, поступила по-своему — и, мне кажется, я очень виновата. Нет ничего плохого в том, что я была с Овсолапом — плохо то, что я обещала отцу и Суховею этого не делать». — Мальволапка? — окликнул её Кролик, и голос пятнистого кота звучал встревоженно. — Ты чего?       Ученица приподняла голову и исподлобья глянула на наставника. Он выглядел больше не недовольным — скорее, каким-то растерянным, словно не привык к тому, что Мальволапка может быть такой жалко-виноватой и явно раскаивающейся во вранье самому близкому ей коту.       А Мальволапка, как она сама поняла, раскаивалась — однако не за то, что погуляла с Овсолапом, а за то, что обманула этим поступком ожидания отца и брата. — Ничего, — кошка шмыгнула носом и отвернулась, распушив помятую пятнистую шёрстку. Разговаривать не хотелось: было слишком стыдно продолжать беззастенчиво лгать Кролику, и без того знающему правду. — Доченька, зайка, — Кролик, кажется, заметив, какой пришибленной выглядит подопечная, тут же завился вокруг неё и сел рядышком, обнимая хвостом. — Ты почему такая грустная? Ты думаешь, я на тебя сержусь? Нет, я не сержусь, правда — прости, наверное, мой тон тебя задел…       И тут Мальволапка, не привыкшая считать себя сентиментальной, почти никогда в жизни не ревевшая — только разве что пару раз, почувствовала, как слёзы выступают на глазах.       Она виновата — а Кролик, понимающий это, совсем на неё не сердится, и, более того, он сам извиняется перед ней!.. Мальволапке она сама сейчас показалась самой подлой, самой мерзкой на свете кошкой: она творит всё, что ей вздумается, вечно находя неприятности, а Кролик всё равно её любит, всё равно заботится и даже «доченькой» ласково зовёт — а ведь ему, понимала кошка, впору бы вломить ей по самое не хочу за отвратительное поведение!.. — Прости, — Мальволапка снова шмыгнула носом и прижалась лбом к мягкой шерсти Кролика, крупному коричневому пятну, чтобы хоть как-то спрятать свои эмоции — кошка не привыкла проявлять перед кем бы то ни было то, что она была способна раскаиваться, чувствовать себя виноватой… и до слёз доводить себя мыслями о том, что её, такую неблагодарную, любят и ценят близкие, что бы она ни сделала.       Ученица не без труда проглотила ставший поперёк горла ком. Слёзы высохли — она всегда умела, ещё, наверное, с детства, прятать свои наихудшие эмоции и скрывать проявления слабости. Мальволапка искренне верила, что настоящий воин должен всегда держать лицо, и стремилась к тому, чтобы научиться в любой неприятной ситуации проявлять как можно меньше эмоций. — Я плохо поступила, когда решила соврать тебе, — пробубнила Мальволапка, попутно давясь шерстью Кролика, и кошка искренне надеялась, что никому больше сейчас нет до неё дела. — Ты обо мне так заботишься, но я — самая ужасная и самая неблагодарная дочь на свете. — Была бы ты так категорична к себе не только тогда, когда раскаиваешься! — Кролик, кажется, даже хихикнул — и, понимая, что Мальволапке нужна поддержка, а не нотации, весело пощекотал её хвостом. — Не волнуйся, ты самая лучшая дочь из всех, которые у меня были. — Потому что единственная, — хмыкнула Мальволапка. Не то, чтобы она так легко и быстро успокоилась — кошка всё ещё чувствовала себя самой последней сволочью, однако её уже обнадёживало то, что Кролик на неё зла не держит — он, кажется, за всё готов прощать ученицу, что бы она ни вытворяла. — Может, и поэтому, — кивнул Кролик, становясь вновь добродушным и абсолютно несерьёзным — он умел, когда необходимо, подстраиваться под настроение Мальволапки, чтобы всегда помочь ей, подбодрить и оказать поддержку. — Знаешь, ты сделала уже невероятно много, позволив мне заменить тебе отца — и я просто не вправе требовать от тебя большего. Тебе не нужно чувствовать себя виноватой: это твоя жизнь, и никто не может решать в ней за тебя — и тем более я, потому что я и так просил от тебя слишком многого. — Я могла бы быть лучшей дочерью, — пробормотала Мальволапка, когда Кролик дружелюбно и совсем беззлобно — так, чтобы Мальволапка поняла: он и правда на неё не сердится, — лизнул её в мохнатую светленькую макушку. «Нет, ты не просил слишком многого, — подавив тяжёлый вздох, подумала Мальволапка, и это угнетало её сильнее всего: Кролик хотел разрядить обстановку, но в итоге заставил ученицу задуматься о своём поведении — и не только сейчас, но и в прошлом. — Я же не могла сделать иначе — было бы очень некрасиво не увидеть в тебе заботливого отца после всей твоей любви и ласки, доставшейся мне, вроде бы, так посмотреть, никому не нужной сиротке. Я обязана была это сделать как можно раньше, отплатив добром на твоё добро… это не много: это меньшее, что я могла сделать. И мне стоит быть лучше, чем я есть сейчас». — Ну как же ты станешь лучше, если ты уже лучшая? — Кролик, так и сияющий, пусть, вроде бы, только внешне, всячески старался подбодрить ученицу, однако та явно не разделяла его позитивного настроя, погрузившись в самокопание. — Мы не прыгаем выше своей головы. Ты не станешь лучше, чем ты можешь быть.       Мальволапка отвечать ничего не стала. Она боялась, что подавляемые эмоции всё же вырвутся наружу. А ещё было просто безумно стыдно — и не только за сегодняшний день, а за все те разы, когда ученица не слушалась Кролика, спорила с ним, огрызалась, пререкалась, врала — раньше это получалось лучше… — Если у тебя возникнут какие-то проблемы, всегда приходи ко мне, и мы постараемся разобраться с ними вместе, — произнёс Кролик, понимая, что Мальволапка ничего уже не ответит. — Не бойся мне доверять, я желаю тебе только лучшего — и не надо скрытничать, увиливать, врать… — наставник вздохнул, и кошка вся сжалась: несмотря на то, что он, вроде бы, говорил дружелюбно, в голосе кота звучал какой-то тоскливый, безнадёжный укор. — Я же вижу, что это не твоё, ты не умеешь нормально обманывать. Если ты не хочешь о чём-то говорить — просто скажи прямо, и я не вернусь к этой теме, однако всё-таки держи в уме то, что со мной всегда можно поделиться любыми новостями — от пойманной букашки до свидания с Овсолапом. Я не строгий родитель — я отец-лучшая подружка, ладно? — Ладно, — кивнула Мальволапка и отодвинулась в сторонку, чтобы дальше умываться.       Солнце постепенно вставало, и, несмотря на дымкой тянущиеся по небу облака, становилось всё светлее и теплее. Ветер стих, и утренняя свежесть ушла. Близилась если не жара, то точно очень тёплая, и, скорее всего, душная погодка. — Знаешь, — тёплый день и несчастно-расположенный к общению Кролик, умудряющийся выглядеть и улыбчиво-весёлым, и тоскливым одновременно, расположили Мальволапку к тому, чтобы поделиться частью своих мыслей. — Мне совсем не нравится Овсолап — и иногда это доходит до крайней степени отвращения, когда он лезет со своими цветочками-пёрышками. — Тогда зачем ты вообще водишь с ним дружбу? — Кролик вскинул голову, и в его зелёных глазах зажглось удивление — кажется, он не мог понять Мальволапкиной логики… да и вообще, если так взглянуть, логики всего молодого поколения. — Мне просто хочется, — Мальволапка наморщила носик и лизнула согнутую лапку, испещрённую крупными пятнышками, чтобы пригладить шерсть за ушами. — Не знаю, он нужен мне как лучший друг. Я могу надеяться на Овсолапа и рассчитывать на его помощь в любой ситуации, но, чтобы он точно никуда не сбежал, и я не осталась совсем без друзей, мне просто необходимо его около себя удержать… ну и я решила, что лучший способ — прикинуться влюблённой дурой!.. — Не все влюблённые — дураки, — моментально среагировал Кролик, почему-то бросив короткий взгляд в сторону ученической норы, около которой оруженосцы, резвясь, обсуждали планы на грядущий день. Мальволапка с большим таким подозрением проследила за отцовским взглядом, однако так и не поняла, на кого он был направлен, и отмахнулась от беспочвенных подозрений — кошка была уверена, что Кролик до сих пор любил ту свою погибшую подружку, о которой однажды рассказал ей. А на нору он, видимо, просто так посмотрел. Или — точно! — не на учениц, а на Овсолапа — о нём же речь!.. — Должен тебе сказать, что ты поступаешь довольно подло с Овсолапом. — Почему же, — Мальволапка моментально нахохлилась. Она только избавилась от чувства того, что некрасиво так пользоваться другом, а тут Кролик опять о том же и напомнил!.. — Наоборот, я даю ему шанс показать себя. Он же так и мечтал обо мне, я уверена!.. А тут пришла я и воплотила в жизнь все его мечты. Он же счастлив: у него теперь есть целая я, такая красивая и заботливая. Я сделала хорошее дело. Теперь Овсолап тоже может хвастаться тем, что у него есть подруга, он получил всё, чего желал, у него явно повысилась самооценка — теперь, когда я взглянула на него. Разве я поступаю плохо, делая его счастливым?..       Кролик только покачал головой: он, по всей видимости, не мог принять точку зрения своей юной подопечной. — Это слишком эгоистично, — наконец, произнёс глашатай, снова переводя взгляд за спину Мальволапки — туда, где продолжали резвиться оруженосцы, а Овсолап о чём-то смеялся с маленькой ушастой Хвощелапкой.       Мальволапка почувствовала, как её шерсть встаёт дыбом. Ну, Овсолап!.. Ночью с ней, а днём с какой-то малявкой?! Даже зарычать захотелось, но ученица спешно подавила это желание. «Это всё потому, что Стрижелапка говорила, будто бы Хвощелапке нравится Овсолап. Ничего, она получит его, когда он станет не нужен мне!.. — подумала Мальволапка, отворачиваясь, когда Хвощелапка, почувствовав на себе её взгляд, закрутила по сторонам круглой серенькой головкой. — И пусть потом хоть подавится — но сейчас я делиться не намерена, пока я сама могу получать с Овсолапа выгоду. Он — отличный друг, прекрасная поддержка, замечательный досуг и очень забавный кот, так что пусть Хвощелапка даже не надеется!..» — Ты только подумай, как расстроится Овсолап, узнав, что ты его всё это время за нос водила!.. — воскликнул Кролик, возвращая Мальволапку в реальность. — Ну как так можно? Он же тебя, кажется, искренне любит! — Ну так и я в нём искренне и от всей души вижу отличного друга! — моментально вспылила Мальволапка. Теперь с чувством вины было покончено окончательно, и вернулось привычное раздражение. — И вообще, не ты ли сказал совсем недавно, что тебе можно доверять? — Можно, конечно, — Кролик вздохнул и, вытянув голову, прилизал дочурке встопорщившуюся за ухом шерсть. — Разумеется, Овсолап не узнает о том, что ты только что рассказала мне — да и негоже мне лезть в ваши личные отношения. Но если что — можешь на него пожаловаться!.. — Овсолап меня не обидит, — с большим снисхождением к своему наивному старшему товарищу промяукала Мальволапка и, высоко закинув заднюю лапу, почесала ею за ухом. Оттуда отвалился, стукнувшись о землю, крупный клещ, и ученица отшвырнула наглую поселившуюся в её шерсти букашку подальше. — Это я его, скорее всего, обидеть могу, а не наоборот. Не парься, бать, у меня всё будет хорошо. — Хотелось бы мне верить, — хмыкнул Кролик, немного нервно постукивая хвостом по земле. Мальволапка, склонив голову, уставилась на него: значит, ей не доверяет, но при этом хочет, чтобы ученица доверяла ему? Хитрый какой, а!.. — Но ты во мне разочарован, — вздохнула кошка, перевернулась на спину и, вытянув высоко вперёд лапки, посмотрела на небо, устланное белоснежными облаками, собравшимися в стаи. — Нисколько, — Кролик покачал головой. — Что бы ты ни сделала, ты всегда будешь моей любимой и единственной дочерью, которой можно простить всё. Просто… ты взрослеешь так быстро, что я не успеваю понять, что ты уже не маленький котёнок. — Ну да, — невесело хмыкнула Мальволапка. Облака плыли медленно, застилая всё небо, сталкивались, соединялись и разрывались, наползали друг на друга, и им, казалось, не было конца. — Я взрослею, ты прав. У меня уже своя жизнь, но это не значит, что тебе или брату в ней места нет — просто я не умею быть благовоспитанной и послушной. — Ты и без того умничка, — Кролик, кажется, даже прослезился, наклонился и лизнул ученицу в лоб. — А сейчас мне нужно собрать патрули. Охота-то не подождёт. — Я тоже хочу на охоту, — произнесла Мальволапка, наблюдая за тем, как Кролик отряхивает от пыли свою коричнево-белую шерсть. У неё всё ещё было очень никудышное настроение, однако кошка попыталась засунуть как можно дальше все свои переживания. «Я просто стану лучше ради Кролика и Суховея, — подумала она, снова возвращаясь к разглядыванию облачного неба. — Не то, чтобы я перестану гулять с Овсолапом лишь потому, что это не нравится им — я, наверное, не буду обращать внимания на их упрёки. Чем меньше я буду огрызаться, тем лучше будет для всех нас. Кролик заслужил того, чтобы я его уважала, и я должна делать это, а не постоянно раздражаться и устраивать скандалы… как сейчас». — Со мной тебе на охоту не стоит, — произнёс сам Кролик, поглядев на ученицу с огромной теплотой. — Я пойду в овраг, а там сейчас опасно: это излюбленное место лис. Но ты можешь взять с собой любого другого воина, — и он указал наклоном ушей на свернувшегося комочком у детской Суховея. «Вот и повод сблизиться и примириться с братом», — подумала Мальволапка, а вслух заметила: — Тогда я его и возьму, — и, поднявшись с земли, она направилась в сторону дремлющего брата, однако ощущение, будто что-то её колет, не отпускало, и, развернувшись, ученица ещё раз произнесла: — Прости меня за сегодня и за все те разы, когда я грубила тебе. Я не со зла, честно!.. Не подумай, что я тебя не ценю. — Будет тебе извиняться, — Кролик весело помахал ей хвостом — он уже торопился собирать патрули. Теперь, когда весь лагерь был на лапах, ему пора было приступать к исполнению своих обязанностей. — Становись уже нормальной Мальволапкой, к которой все привыкли, и не хандри: это всё пустяки. Да и я сам виноват: не стоило отчитывать тебя прямо с утра и задавать на весь день плохое настроение. Просто поохоться удачно — а вечером займёмся боевой подготовкой.       Мальволапка кивнула, чувствуя, как расползается улыбка по её лицу. Кажется, день потихоньку, но налаживался: с Кроликом не рассорилась, а, напротив, примирилась и достигла хоть каких-то договорённостей… теперь он, хотелось бы верить, станет меньше лезть в её личную жизнь. — Привет, — она задорно подопнула дрыхнущего Суховея лапкой, добравшись до него. Всё раскаяние испарилось, когда из поля зрения пропал Кролик, глядя на которого плакать хотелось. — Ты идёшь со мной на охоту. Батя сказал!.. — Кролик такой умный, ага, — пробурчал сонный и взъерошенный Суховей, широко зевая и глядя на младшую сестрёнку, возмутительницу его спокойствия, не то, чтобы недовольно, но очень-очень устало. — Сам бы с тобой и охотился. — Он идёт в овраг, — Мальволапка покачала головой. — А это лисий дом, мне туда опасно, пока Кролик сам там всё не проверит. Впрочем, мне ли тебе говорить? — Ну да, — Суховей хмыкнул, потом поднялся и, широко расставив мощные лапы, потянулся, прогнув пёструю пушистую спину. — Ладно, дай мне умыться и поесть, и пойдём с тобой на охоту. Всегда было интересно посмотреть, чего ты умеешь!.. — Все то же самое, что и ты, — Мальволапка важно вздёрнула подбородок. — Не забывай, у нас один наставник.       И она, обойдя усевшегося приводить себя в порядок Суховея, сунулась в детскую, чтобы навестить племянников. В норе было душно и очень тепло — здесь ещё не остыли стены после вчерашнего зноя.       Жавороночка спокойно спала, её полосатые бочка, вновь изящно худенькие, мерно вздымались и опускались. У живота королевы спали три крошечных котёнка, иногда вошкаясь и пиная друг друга лапками.       Мальволапка осторожно и тихо подошла к гнёздышку, но Жавороночка спала крепко и не услышала ученицу. Кошка облегчённо вздохнула: она не хотела разбудить соплеменницу. Пусть отдыхает — и им обеим хорошо. Жавороночка выспится, а Мальволапке не придётся общаться с кошкой, доставляющей ей мало приятных впечатлений.       Ученица приблизилась ещё на пару шажков и уставилась на котят. Сегодня они выглядели куда приятнее, чем вчера!.. Крупненькие, все в Суховея масштабами, плотненькие и пушистые котята сбились в кучку под Жавороночкиным боком. Зайчишка, бурая, так похожая на свою мать, умильно сопела крошечным носиком прямо в ухо серенькой пухленькой Уточке, шерсть которой была испещрена рябыми тёмными пятнышками. Мальволапка осторожно опустила лапу в гнёздышко, стараясь не потревожить Жавороночку, и в тот же миг в неё вцепились крошечные коготочки. Ученица перевела взгляд вниз — единственный из всех троих котик, белый с редкими рыжими пятнышками Утречко вцепился в её лапу и тыкался в неё розовым нежным носиком.       Внезапно Утречко поднял голову, наморщил нос — а уже через секунду его мутные слезящиеся глазки открылись, и зелёный наивный взгляд малыша столкнулся с васильковым — незнакомкиным. Утречко забавно покачнулся и громко пискнул, расцепляя коготки и выпуская Мальволапкину конечность. — Привет, — шёпотом поздоровалась Мальволапка, приблизив морду к котёнку. Утречко, нахмурив белые бровки, потянулся к ней, и светлый солнечный луч, прорвавшийся сквозь облака и заглянувший в нору, позолотил рыжее пятнышко на его круглой ушастой головке. — Я твоя тётя! — Пх-вет, — невнятно повторил котёнок, вытягивая мордочку, чтобы, видимо, понюхать кошку, которую он увидел впервые. — Пх-вет! — Он тебя признал, — хмыкнул позади Мальволапки Суховей, тоже заглянувший в детскую. — Утречко, милый, какой ты молодец!.. Ты так быстро учишь новые слова. — Папа, папа! — Утречко громко запищал, и голос его был тоненьким и звонким. Он высоко задрал рыжий хвостик, поднялся на некрепкие лапки, но пошатнулся и упал обратно в гнёздышко. — Он совсем ещё плохо говорит, — поделился с Мальволапкой Суховей. — Эй, смотри, у него мои глазки!.. Какой он славненький!.. — Очень славненький, — кивнула Мальволапка и осторожно потёрлась носом о мягкую шерсть Утречко. Тот пискнул, обхватил морду кошки маленькими лапками и, выпустив крошечные коготки, попытался подтащить её к себе — видимо, знакомства ради. — Это — тётя Мальволапка, — низким шёпотом представил сестру сыну Суховей. Жавороночка заворочалась, видимо, потревоженная шумом, но не проснулась. Она вымоталась так, что поднять её, наверное, не смогло бы ничто. — Утречко, слышишь? Повтори за мной!       Но Утречко не обратил на отца ни малейшего внимания: он был увлечён тисканьем тётушки, которая, кажется, с первого взгляда понравилась котёнку. Его крошечные белые лапки, на одной из которых весело умостилось рыжее пятнышко, имели уже довольно острые коготки, но Мальволапка готова была потерпеть, даже когда Утречко нечаянно заехал ей по носу: он был невероятно мил, просто очарователен. — Ты такой хорошенький, ты такой славненький, — настроение стремительно ползло вверх, когда Мальволапка ворковала над племянником, таким умильным, немного растерянным и при этом очень-очень радостным.       Утречко, кажется, умилялся тоже. Он отпустил тёткину морду, потом с любопытством её обнюхал, потом забавно моргнул. Его зелёные яркие глазёнки блестели и ещё немного слезились. — Утречко ещё маленький, — произнёс Суховей, вышкой вырастая рядом и отцепляя сына от Мальволапки. — Он быстро устаёт. — Я поняла, — нехотя кивнула ученица, вынужденная отстраниться от котёнка. Утречко, уложенный Суховеем Жавороночке под пузо, завозился в привычной ему среде, мигом забыл и об отце, и о тётушке, и начал пить молоко, подпихивая когтистыми лапками бурый живот мирно спящей матери. — Пошли, потом ещё его навестишь, — Суховей потащил сестру за собой, и Мальволапка медленно поплелась за воином, оглядываясь через плечо на Утречко, потихоньку засыпающего. Видимо, таковы котята: махом выдыхаются и падают дрыхнуть за несколько секунд!..       От возни с Утречко стало очень тепло на душе, и Мальволапка даже распушилась от удовольствия — настолько ей понравился маленький племянник, на шерсти которого словно цвели маленькие маки, такие же яркие, как пятна котёнка. «Он просто милашка!» — подумала ученица, выбираясь из норы и понимая, что маленький Утречко, такой пушистый, широкоплечий котёнок, просто покорил её сердце — кажется, среди всех троих племяшек у Мальволапки теперь имелся фаворит.       Суховей снова грузно плюхнулся у детской, дабы доумываться и разодрать колтуны на длинной спутавшейся шерсти, а Мальволапка решила, что не будет пока ему мешать, и покинула общество здоровяка-брата, направившись к норе оруженосцев, около которой сейчас находилось несколько её собратьев.       Дымолапка, ещё, кажется, не отошедшая от вчерашней головной боли, изображала страдания, развалившись на клочке зелёной травки, перемешанной с мелкими белыми цветами, похожими на звёздочки. Около неё торчала Пестролапка, взъерошенная и почему-то недовольная. Хвощелапка продолжала о чём-то весело смеяться в компании Овсолапа, как и недавно, а Стрижелапка дремала, накрыв голову лапами и прижав уши. Она напомнила Мальволапке Жавороночку: обе коричневые, полосатые, одинаково некрупные и изящные, даже спали старшая и младшая сёстры одинаково. — Вы не представляете, но Утречко только что при мне впервые открыл глазки, — громко возвестила Мальволапка, привлекая к себе внимание. Стрижелапка даже не проснулась — дрыхла без задних лап, только кончик её хвоста, тёмненький и пушистый, дёргался. — И какого цвета? — тут же полюбопытствовала Дымолапка, прекращая страдать и с интересом глядя на подошедшую соплеменницу. — Зелёные, — важно сообщила Мальволапка, довольная тем, что все её слушают — и даже Хвощелапка больше не смеялась, мурлыча, вместе с Овсолапом, что, конечно, грело душу. — Прямо как у Суховея! — Надо посмотреть потом, — произнесла Дымолапка и снова плюхнулась на траву, потеряв всякий интерес к Мальволапке и её новости об Утречко.       Мальволапка почувствовала, что дрожит от недовольства: как можно так быстро потерять интерес к Утречко, этому милейшему созданию? Ученице казалось, что она готова хоть весь день рассказывать каждому, кого встретит, о том, как впервые познакомилась с племянником, который, впрочем, и говорить-то толком не умел. — Овсолап, привет, — кошка решила насесть на уши другу, и, бесцеремонно отпихнув плечом Хвощелапку, вклинилась между нею и Овсолапом.       Хвощелапка издала что-то писклявое, булькающее и неразборчивое, но очень возмущённое, и улыбка младшей кошечки в один миг потухла. «Так тебе, — покосившись на серенькую ученицу, подумала Мальволапка. — Будешь знать, как чужим котам глазки строить. Впрочем, вы с ним отличная пара: оба невзрачные!.. Однако пока с ним встречаюсь я — даже не думай лезть, малявка!»       Ученица уселась на мягкую травку, не обратив никакого внимания на возмущённую такой наглостью Хвощелапку. Овсолап, привычно-трусоватый, конечно же, не посмел ничего возразить против такого вторжения в их беседу, и только любопытно и очень доверчиво поглядел на Мальволапку. На его морде так и читалось обожание, и светленькая кошка самодовольно развернула плечи. Пусть Хвощелапка немного позавидует!.. — Ты уже знакомился с Утречко? — спросила Мальволапка, и специально для того, чтобы разозлить Хвощелапку посильнее (а что она на чужих котов зарится!..), потёрлась щекой о плечо старшего оруженосца. «Мой кот, ясно?» — так и кричал её жест — и Мальволапка, уже давно присвоившая себе Овсолапа и ведущая за него борьбу с такой же эгоистичной, но едва ли любящей брата Пухолапкой (и вряд ли ученицы осознавали, как они похожи), торжествующе воззрилась на Хвощелапку.       Взгляд её, уверенный в себе, выражал полное превосходство — и немудрено: Мальволапка, всеми силами стремившаяся удержать подле себя друга, делала всё, чтобы он не ушёл к какой-то там Хвощелапке, и потому была уверена, что Овсолап этой малявке достанется лишь в самом последнем случае: когда Мальволапке наскучит.       Она цеплялась за Овсолапа не только потому, что он, искренне её любящий, представлялся кошке единственным шансом на счастливое семейное будущее — у Мальволапки была причина поважнее.       У неё просто не было друзей, кроме Овсолапа, настолько близких, чтобы можно было проводить с ними всё своё время, доверять тайны и общаться всегда-всегда. Конечно, был Кролик, был Суховей — но едва ли отца-наставника и брата можно было назвать друзьями. Мальволапка общалась и с другими оруженосцами, и притом весьма ровно. У неё были отличные взаимоотношения с Солнцелапом и Чертополошкой, мирные беседы с Бликолапкой и Пестролапкой, однако это всё равно нельзя было считать дружбой. А потому единственным, на кого можно было во всём положиться, единственный, кто всегда слушал и понимал, был Овсолап — и неважно, что он был таким вот робким, нерешительным и застенчивым. Главное, что он был лучшим и верным другом, и Мальволапка ценила его не меньше, чем отца или брата, тоже важных, но не таких надёжных в виду их стремления поучать и видеть в ней лишь маленькую безмозглую пока пигалицу, ничего не смыслящую в жизни.       А Овсолап был почти ровесником. С ним можно было поболтать обо всём: о грядущих испытаниях, о том, что оба скоро, пусть и с небольшим разрывом, станут воинами. И Мальволапка всячески хотела привязать Овсолапа к себе — чтобы точно не ушёл, не оставил её совсем без друзей, которых было так тяжело завести. — Я ещё не видел Ут…речко? — интонация Овсолапа стала вопросительной, словно он сомневался, правильно ли запомнил имя котёнка. — Это мой племянник, — гордо сообщила Мальволапка, хотя это, конечно, было и так очевидно — и уже все воины потешались над юной тётушкой, которая ходила, развернув плечи, гордая тем, какие у её брата прекрасные котятки. — И мой, — ввернула Хвощелапка, и её глазёнки, зелёные и по-детски круглые (вот уж тоже — уже восемь лун, а до сих пор мелкая, как котёнок!) засияли. Мальволапка скривилась, когда заметила, что этот сияющий взор тут же был направлен на Овсолапа, и, потянув друга зубами за загривок, потащила его за собой к высокой земляной насыпи около расположенной неподалёку норы, служащей пристанищем для воителей на время холодов или непогоды.       Хвощелапка, к Мальволапкиному неудовольствию, посеменила следом, но на приличном расстоянии. — И чего она за тобой увивается? — недовольно проворчала ученица, оборачиваясь и глядя на маленькую серую кошечку, полосочки которой в освещении тусклом и облачном были почти незаметны. — Я ей нравлюсь, — легкомысленно пожал плечами Овсолап. — Да ты не волнуйся и не ревнуй, Хвощелапка, конечно, ходячее солнышко, но ты куда милее!.. «Ещё бы я тебя ревновала, — самодовольно подумала Мальволапка. — Чести много. Я просто хочу треснуть Хвощелапку по морде, чтоб не увивалась, и всего-то!..»       Она чуть подпрыгнула, случайно стукнувшись о вытянутую морду Овсолапа, и, убедившись, что Хвощелапка угрюмо наблюдает с небольшого расстояния, приняла самый вдохновлённый и восхищённый вид, прижимаясь носом к носу Овсолапа. Хвощелапка высунула язык и отвернулась, сморщив носик, однако Мальволапка, скосив взгляд, заметила, что глаза ученицы блеснули завистью. «Ну чего она присосалась к этому Овсолапу, как клещ? — подумала Мальволапка, отодвигаясь от друга и усаживаясь подле земляной насыпи. — Это мне он нужен, потому что я его знаю, но ей-то!.. На что только запала? На его морду, что ли? Да что в ней красивого сыщешь!.. Ей-зайки, лучше б за тем же Малоногом поувивалась. Тот тоже кривоват лицом, но притягивает же внимание кошек, а!..» — Я сейчас иду гулять с Суховеем, — поделилась она с Овсолапом, вынырнув из мыслей. — А до этого я ходила смотреть на его котят. Знаешь, Утречко — самый славненький из них!.. Он такой хорошенький, мне так хочется его заобнимать и зализать!.. Аж сердце ёкнуло, когда я с ним знакомилась — он просто очаровашка! — Надо будет и мне познакомиться с Утречко, — степенно кивнул Овсолап, на этот раз запомнив имя котёнка, и растянулся около подруги, уложив свою лёгкую длинную мордень ей на лапы. — Даже не верится, что ты можешь с такой теплотой отзываться о котятах Жавороночки. — Они и котята Суховея тоже, между прочим, — произнесла кошка. Овсолап был в курсе того, что Мальволапка едва ли уважает подружку своего брата — он вообще был много в курсе чего, и ученица доверяла другу почти всё то, что хотела скрыть от других — как, например, неприязнь к Жавороночке. Впрочем, получилось не очень.       Овсолап вылизывал свою полосатую бурую лапку, Хвощелапка злобно зыркала издали, не решаясь подходить, а Мальволапка ожидала, когда Суховей наестся и отправится с ней на охоту. Сама ученица завтракать не хотела и была тому очень рада: легче бегать будет. Впрочем, в паре со здоровяком-братом явно придётся быть помедленнее. Едва ли он так же быстр из-за своих габаритов!..       Утро потихоньку проходило мимо. Солнце ползло выше и выше, роса давно повысохла, и становилось всё теплее и теплее. Духоты, к счастью, не намечалось. Ветер дул свежий, иногда налетал сильными порывами, однако он не был ни горячим, ни колючим, как вчера. Солнце пряталось за облаками и больше не выглядывало из-за них — и это даже радовало. Значит, точно не будет палящих лучей и невыносимого зноя. — Ага, мурлычете тут, — раздался вдруг рядом, прямо с вершины насыпи, как гром над головой, приятный и мелодичный голосок Пухолапки. Мальволапка вскинула голову, сталкиваясь взглядом с недовольными карими глазами старшей ученицы. — А вот хотим и мурлычем, — отрезала она, глядя, как Пухолапка сбегает вниз по насыпи, высоко задрав свой серый полосатый хвост. Шерсть ученицы была куда более яркой и красивой, чем у Хвощелапки, тоже серенькой, но совсем-совсем другой. — А нечего тут хотеть мурлыкать, — передразнила Мальволапку Пухолапка, останавливаясь прямо напротив неё и Овсолапа. — Вот ты знаешь, — она обратилась к брату. — Я с самого рассвета на лапах, Грач меня загонял. К испытаниям готовлюсь!.. А ты лежишь и с этой мымрой прохлаждаешься!.. — Не обижай Мальволапку, — тут же напыжился Овсолап, исподлобья косясь на сестрицу. Та только фыркнула, тряхнула головой, и её серебристые усы задрожали, переливаясь разными цветами в тусклом освещении облачного дня. — Идём, мы с тобой будем готовиться к нашему боевому испытанию вместе, — Пухолапка силой подняла брата с земли, заставляя его встать, и потащила, обхватив хвостом за шею, приговаривая на ходу: — Грач мне разрешил взять тебя для совместной тренировки, и я уже поговорила с Пронырой — и он тоже очень даже за!..       Овсолап бросил на Мальволапку тоскливый взгляд, и та помахала ему хвостом на прощание. Оруженосец неловко улыбнулся и поплёлся в указанную сестрой сторону. Пухолапка замедлилась, убедилась, что брат её не услышит, и тихо, но очень вкрадчиво, угрожающе как-то произнесла, глядя на Мальволапку: — Зря ты меня не слушала и Овсолапа в покое не оставила!.. Он другой достоин больше. А ты, — Пухолапка злобно зыркнула на младшую ученицу, — ты и мне мешаешь, и Хвощелапке мешаешь! Бросай Овсолапа любить, дался он тебе! Ты ничего такая, другого быстро найдёшь. — Обойдусь без твоих советов, — отрезала Мальволапка, гордо вскинув голову. Не хватало только, чтобы какая-то Пухолапка ей указы раздавала! И поэтому кошка, глядя прямо в суженные, так и пылающие неприязнью карие глаза оппонентки, произнесла, стараясь, чтобы голос не дрогнул: — Я люблю Овсолапа и не планирую с ним расставаться только по твоей прихоти, сечёшь? — Ну тогда тебе же хуже будет! — Пухолапка хлестнула себя хвостом по бокам. — Ты отбираешь у меня брата, у Хвощелапки надежду, а у Дымолапки… э-э, шансы. Не многовато ли ты разрушаешь? — Как будто бы я к этому стремлюсь, — хмыкнула Мальволапка и отвернулась, пытаясь дать Пухолапке понять, что не намерена продолжать с ней разговор. — А вот мне кажется, стремишься, — Пухолапка обошла её с другой стороны и вновь оказалась перед самым носом. — У меня нет ни родителей, ни заботливого наставника, который бы меня любил, ни добрых дядюшек-тётушек, и даже бабка родная про меня забыла, едва выпустив из детской!.. Овсолап — всё, что у меня есть, но тут пришла ты, и без того счастливая, и увела моего брата, моего единственного родного кота, моего лучшего друга!.. — Ну так я не мешаю тебе с ним общаться, — ученица отвела взгляд. Пухолапку было не то, чтобы жаль — сама же виновата, что не нашла себе больше друзей… просто отчасти Мальволапка её понимала: она ведь сама цеплялась за Овсолапа потому, что он был удобным, надёжным другом, а главное, как и для Пухолапки — единственным и настоящим.       Это, конечно, было несправедливо — то, что родители Пухолапки и Овсолапа погибли в той же битве, что и мать Мальволапки, и оставили своих детей, тогда совсем маленьких, круглыми сиротами, лишёнными заботы и опеки. Однако что тут можно было сделать? Пухолапка была обижена на весь мир за то, что жизнь с ней обошлась так нечестно, но Мальволапка могла разве что довольно неискренне посочувствовать соплеменнице — да и только. А лишь по её прихоти переставать встречаться с Овсолапом, который самой нужен — да слишком многого хочет!.. — Мешаешь, — выдала Пухолапка и смерила Мальволапку презрительным взглядом. — Я тебя предупреждаю последний раз — а уже через недельку я стану воительницей, и тогда!..       Что она будет тогда делать, Пухолапка явно не придумала, но выглядела кошка, такая взрослая и статная, очень грозно. Она развернулась, горделиво взметнула вверх ухоженный и чистый хвост, и лучшей своей, летящей походкой направилась догонять терпеливо ждущего сестру Овсолапа.       Мальволапка только хмыкнула ей вслед и, не утруждая себя даже думами о Пухолапке и её противном характерце, потопала навстречу Суховею, как раз закончившему трапезу, провожаемая злорадным взглядом Хвощелапки. Пора было идти на охоту. — Опять вы с Пухолапкой ссоритесь? — участливо поинтересовался Суховей, когда они вместе с Мальволапкой покинули лагерь и взобрались на край возвышенности, в ложбине под которой надёжно спрятался лагерь, укрытый терновой оградой и высокой травой. — Это она сама ко мне докопалась, — Мальволапка вздохнула и покосилась на брата. Тот резво скакал вниз, в сторону самых богатых на дичь полей, и длинная пёстрая шерсть кота распушилась на сильном ветру.       Ученица собралась, оттолкнулась задними лапами и помчалась догонять упрыгавшего далеко вперёд воина. Травинки щекотали её бока, когда кошка резво спускалась вниз, в бескрайнее ровное поле, следом за Суховеем. — Кролик постоянно говорит, что ты отличная охотница, — кот уже ждал её среди высокой травы, мешающейся с луговыми цветами, маленькими и яркими. Мальволапка присоединилась к Суховею и замерла в паре усиков от брата, нюхая воздух, чтобы понять, есть ли тут хоть намёк на добычу — или ни одна зверушка в здравом уме не сунется так близко к лагерю. — Так и есть, — важно ответила она брату, принимая как можно более независимую, гордую позу, словно вот прям сейчас готова была броситься в погоню за зайцем, проскочи он мимо, или кинуться на юркую мышь. — Ну и самомнение у тебя, — немного ворчливо откликнулся Суховей. — Тут дичью даже и не пахнет. Пошли на луг под большими холмами — и дал же мне Кролик тебя в наказание!.. Охоться вот теперь — и, я уверен, он сильно преувеличивает твои умения. — Вот и посмотрим, кто из нас сегодня ещё облажается, — раздражённо дёрнув кончиком хвоста, ответила воителю Мальволапка, спешно перебирая лапами, чтобы угнаться за большим Суховеем, легко летящим вперёд, в сторону просторного луга, раскинувшегося на возвышенности над озером.       В тени, отбрасываемой травой, было прохладно — не то, что в тёплом, уютном лагере. Мальволапка даже поёжилась. Она уже отвыкла от прохлады и торопилась скорее выбраться на зелёный луг с молодой ещё травкой, чтобы согреться там — пусть и не в лучах скрытого за облаками солнца, но хотя бы и не в тени, где ещё лежала роса. — Тебе понравились мои котята? — снова решил завести разговор Суховей. Кажется, ему было очень скучно — впрочем, оно и немудрено. Сидел себе спокойно в лагере, грелся, навещал детишек — а тут тебе впихнули младшую надоедливую сестрицу и отправили на охоту. Ну как тут не расстроишься и не заскучаешь? — Очень, — честно ответила Мальволапка, вспоминая умильный зелёный взгляд Утречко и его небольшие, но сильные лапки, явно доставшиеся котику от Суховея, а не от изящной и стройненькой Жавороночки. — Твои котята невероятны, но Утречко — лучший! — Это ты ещё не познакомилась с другими, — Суховей даже приосанился, гордый тем, что сестра по достоинству оценила его малышей — сам он, кажется, в них уже души не чаял. — Вчера, когда Уточка впервые после рождения проснулась, я научил её здороваться и прощаться!.. Я провёл с ними всю ночь, и они запомнили, что я — их отец. — Ну да, ты у них вьёшься все те сутки, что они родились, сложно не запомнить, кто ты такой, — Мальволапка хмыкнула, впрочем, прекрасно понимая чувства брата: будь она отцом таких чудесных малышей — тоже бы испытывала невероятную гордость. Впрочем, она и так гордилась тем, что приходилась этим милейшим созданиям не кем-то там, а родной тёткой. «Вот мне Осока такой была, заботилась обо мне, играла, — подумала ученица, припоминая собственное детство. Тогда она жила под боком у тётушки, доброжелательной и любящей кошки, сестры её матери. Осока всегда делилась молоком, ухаживала, укладывала спать около себя — она была прекрасной тётушкой, и даже наличие своих четверых обормотов не помешало ей вырастить Мальволапку. — И я такая же буду!.. Буду с ними играть, навещать их, стану рассказывать им о нашем племени, покажу, как правильно играть с жучками и как катать шарики из глины и веточек!..» — А Зайчишка очень похожа на Жавороночку, — голос Суховея вдруг помрачнел. — Она такая же бурая, такая же полосатая — и я боюсь, что, когда она откроет глазки, они будут синими… только бы не как у Жавороночки! — А когда она их откроет? — тут же полюбопытствовала Мальволапка, навострив уши. Подумаешь, Зайчишка на свою мать похожа!.. Внешность ещё не определяет характер — и далеко не факт, что эта кошечка будет полной копией Жавороночки, как, видимо, боится Суховей. — Не знаю, — брат пожал широкими плечами, и серая шерсть его дёрнулась. — Утречко сделал это очень рано — ему всего день отроду. Я уверен, это потому, что он уже очень выносливый, сильный и любознательный котёнок!.. Он вырастет чудесным. Зайчишка, всё же, кошка, наверное, ей нужно побольше времени. Подождём несколько дней. — Ты не будешь её любить, если она будет совсем как Жавороночка, да? — снова спросила ученица. — Буду, конечно, — однако в голосе Суховея, несмотря на то, что он старался говорить как можно более уверенно, звучало сомнение. — Она, всё-таки, моя дочь, я не могу её не любить.       Впереди показался луг. Позади остались вересковые заросли, только-только начинающие зацветать, но уже душистые и зелёные, с бутончиками, чуть сиреневатыми у края. Впереди же виднелись огромные просторы — и только скраю луга круто обрывались, уходя в низ, а за ними начинались холмы, и снова — вересковая пустошь, прорезанная узкими ручьями, собирающими в ранние утренние часы множество туманов. Так пустоши, сплошь усеянные кустами вереска, спускались до большого-большого и, должно быть, очень глубокого озера, берег у которого был местами глинистым, местами — поросшим высокой травой-резуном, осокой и стелющимся по земле ивняком. Местами подходы к озеру были крутыми и осыпающимися, местами — травянистыми, поросшими высокой травой, добравшейся сюда с полей. Кое-где вода была чистой и пригодной для питья, а местами — затянутой ряской и покачивающимися на воде кувшинками и кубышками. Озеро было таким разным, но, определённо, восхитительным местом, у которого всегда было свежо и ветрено. Там хорошо было сидеть, встречать закаты или рассветы, вести беседы с приятелями или дремать в одиночестве — главное выбрать место, откуда было бы видно далеко во все стороны, но при этом подальше от воды — не приведи звёзды свалиться! — Я уже нашёл мышь, — Суховей пихнул сестру лапой, указывая ей на небольшой кустик травы, где явно кто-то копошился. — Ну что, покажешь, какая ты охотница? — Ты только завидуй молча, — хмыкнула Мальволапка, не стерпев его насмешливого тона — видимо, думал, что раз старше, то умелее в разы!.. Да как бы не так!       Мальволапка принялась осторожно подкрадываться к кустику травы, откуда пахло мышью, такой тёпленькой и, должно быть, отъевшейся. Ветер дул кошке в морду, порывистый и прохладный, но это было ей на пользу: мышь точно не почувствует запаха охотницы.       Зелёная травка приятно щекотала лапы. Мальволапка осторожно подкралась к кустику и, присев на задние лапы, приготовилась прыгать. Нужно было понять, где именно среди этой травы прячется дичь — ученица не хотела налажать под пристальным взглядом Суховея, никогда не охотившегося с нею вместе и потому сильно сомневающегося в навыках сестры.       Нос щекотали травинки и маленькие голубые луговые цветочки, похожие на небо в ясный день. Мальволапка с трудом сдержала желание чихнуть, когда сердцевинка цветка мазнула её по носу, оставляя после себя липкую желтовато-рыжую пыльцу, и, оттолкнувшись задними лапами, прыгнула на травяной кустик.       Под лапами оказался длинный мышиный хвост. Дичь пыталась сбежать до ближайшего укрытия, юркнуть в норку и отсидеться, но Мальволапка проворно сцапала её зубами и торопливо придушила, а потом гордо повернулась к Суховею. Брат лишь одобрительно кивнул, и лицо его просияло — удивительно, но в этот день они так мирно общались без лишних ссор и препирательств, и это было очень приятно и уютно. Мальволапке даже показалось, что она начала проникаться к Суховею настоящей сестринской любовью, когда воин заботливо смахнул с её носа пыльцу и похвалил за пойманную добычу. — Ничего, что мы не найдём здесь кроликов? — спросила Мальволапка, продолжая путь дальше по цветущему лугу, только пробудившемуся с утра пораньше. Росы здесь уже не было, как в поле с его высокой травой, и прохлада совсем не ощущалась. Было очень тепло, от цветов исходил приятный запах, в воздухе кружились, жужжа, мохнатые пчёлки, от которых Мальволапка нет-нет да шарахалась в сторону — боялась, всё же, что укусят. — Не мы, так другие охотники вернутся с кроликами, — ответил ей Суховей. — Не хочу лишь ради них идти на пустоши — да и, честно сказать, мне не нравится загонять дичь. Куда удобнее как с мышью — прыгнуть и прихлопнуть! — А я, наоборот, обожаю бегать, — поделилась Мальволапка, тащущая свою мышку за хвостик. — Но ничего, ты прав, кроликов принесут другие. — Попытаем удачу на луговую собачку, — произнёс брат, останавливаясь около одной из довольно крупных, но не настолько, как кроличьи, нор, и обнюхал землю перед входом в неё.       Мальволапка опустила свою мышь и в тишине, нарушаемой лишь шумом травы, ветром и стрёкотом кузнечиков, выпрыгивающих из-под лап, проследовала за Суховеем, двинувшимся по свежему запаху добычи.       Луговая собачка, этот пухленький зверёк песчаного цвета, обнаружилась там, где образовалась проплешина, и трава была не такой высокой, как на всём лугу. Она что-то сосредоточенно жевала, и Суховей, сделав Мальволапке знак хвостом, чтобы та остановилась, принялся подбираться к добыче.       Собачка была не такой крупной, как кролик или заяц, но тоже довольно немаленькой — впрочем, по сравнению с масштабным-то Суховеем, явно уродившимся в свою или речную, или грозовую родню, намного более крупную, чем все воители пустошей, зверёк казался мышкой или некрупным хомячком.       Суховей осторожно подобрался к добыче со спины. Луговая собачка продолжала что-то сосредоточенно пережёвывать, когда её настигла тяжёлая когтистая лапа — она даже не заметила подкравшейся сзади смерти в лице охотника. — Неплохо ты её, — со знанием дела кивнула Мальволапка, стараясь не выдать своего восторга — она, на самом деле, немного побаивалась этих пухлых зверушек с грозным названием «собачка», а потому не могла не восхититься тем, как легко охотился на них Суховей. — Вот уж спасибо за одобрение, — фыркнул брат, оглядел добычу, убедился, что она мертва, и только тогда подобрал с земли.       Здесь, на открытом и почти голом пространстве, где трава была короткой, не росло ни кустика, а цветы даже не всходили, было очень неуютно, и Мальволапка поспешила вернуться на луг, в уже привычную ей среду. — Спускайся к озеру, пойдём попьём, — скомандовал Суховей издали, и ученица вынуждена была завернуть в указанном направлении.       Не то, чтобы она сильно хотела слушаться брата. Мальволапка была бы не против ещё немного поохотиться, но Суховей явно имел другие планы — и как тут попрёшь против старшего, да тем более воителя!.. Быстро вернёт обратно в лагерь, и не видать ей пустошей, ветра и возможности немного погулять, размяться и насладиться красотами родных земель.       Солнце медленно доползло почти до самой высшей точки и виднелось в прорехи между облаками, которые, правда, у горизонта уже сбились в тёмные низкие тучи, быстро приближающиеся к пустошам. За охотой, для ученицы показавшейся лишь мигом, прошло немало времени, и теперь наступал полдень. Стало значительно теплее, несмотря на прохладный ветер, дующий с озера.       Внизу, прямо под лапами, расстелилась вересковая пустошь, кое-где с холмами и возвышенностями, зелёными и цветущими, кое-где с уютными тенистыми низинками, в которых было сейчас, наверное, очень свежо и сыро. Пустошь спускалась прямо к озеру, которое виднелось далеко-далеко, и берег там был пологим, поросшим мелкой травкой, вдающимся далеко в тёмную воду — и там было так глубоко, что дно казалось чёрным, а вода словно густой. — Давай обойдём стороной, — предложил Суховей, глядя, что Мальволапка уже готова рвануть прямо на пустошь вниз с возвышенности. — Пройдём между холмов, а не по ручью. — А чего так? — удивилась ученица — куда быстрее было бы пробежаться по берегу маленького, но звонкого и сверкающего ручейка, текущего вниз, в озеро, прямо в сердце пустошей. Это было невероятное место — вода сверкала даже в тусклом освещении пасмурного дня, а в Зелёные Листья, когда расцветал вереск, поговаривали, что кусты склонялись над водой, и ручей терялся в фиолетовом цветении. Мальволапка мечтала увидеть, как же это всё выглядит — она просто не могла дождаться момента, когда расцветёт вереск. — Я не люблю этот ручей, — отрезал Суховей и направился в противоположную сторону, туда, где сошлись вместе два пологих зелёных холмика. Луговая собачка тащилась следом, безвольной головой на свёрнутой шее подметая землю.       Мальволапка возвела недовольный взгляд к небу, но не стала нарываться на неприятности и потащилась следом за братом — ну, не у ручья так не у ручья пройдут, не велика потеря. Всё равно вереск пока не цветёт. «И чего он только так шарахнулся от этого места?» — с недоумением подумала кошка. Ей было очень любопытно, что такого могло случиться, что Суховей решил обойти ручей стороной — может, он когда-то решил там поплавать, и над ним посмеялись товарищи? Или, быть может, он когда-нибудь пил там воду и наткнулся на какого-нибудь живущего на поверхности жучка? Мальволапка даже представить не могла, что может так отворотить её братца, обычно прущего напролом даже через кусты, от какого-то тонкого, змейкой вьющегося ручья. — Чем ручей тебе не угодил? — осведомилась Мальволапка, когда они добрались до холмов и остановились передохнуть. Трудно было спускаться-подниматься так неторопливо, да ещё и дичь за собой тащить. Не кролик, конечно, и не заяц, но тоже отличный и довольно тяжёлый улов — добыча вся отъелась. — Просто не лучшие воспоминания, — отмахнулся от ученицы Суховей, растянувшийся на траве и торопливо приглаживающий шерсть на боку. — А ты расскажи, — немного требовательнее, чем стоило бы, попросила любопытная Мальволапка, обожавшая всякие разные сплетни — впрочем, о брате, если с ним произошла какая-то неприятная история, она бы никому не рассказала. Отношения, кажется, стали налаживаться, и кошка этим очень дорожила. — Неважно, — Суховей говорил как-то спешно и явно старался поскорее отделаться от этой темы. — Это связано с Листолапкой, а я не хочу о ней вспоминать. — А-а-а, — понимающе протянула Мальволапка, хотя на самом деле поняла ровно ничего. — Вы были очень дружными, да? — Ещё как, — со вздохом кивнул Суховей и бросил на сестру тоскливый взгляд. — Листолапка была моим единственным другом… пока не сошлась с Усачом за моей спиной и не начала активно с ним встречаться. У меня просто не было иных товарищей: я рос достаточно скромным, любящим одиночество… даже с Жавороночкой сошёлся лишь тогда, когда почти стал воином — она, кстати, младше меня. В общем, у нас не было товарищей-ровесников, а родителям мы были не особо нужны, так что мы с Листолапкой стали самыми лучшими друзьями. — Родители не любили тебя? — удивилась Мальволапка, решив, что тактичнее будет больше не упоминать старшую сестру, раз Суховей так морщится только от того, что кто-то произносит её имя.       Да и куда больше её волновало то, что настоящие родители, которые, как говорил Кролик, обожали её в младенчестве, оказывается, не жаловали Суховея — ну, если верить словам воина, конечно. А поводов не верить у Мальволапки не было — брат не стал бы лгать, ему это просто не нужно. Он же тоже хотел наладить отношения, не задавшиеся с, наверное, самого первого знакомства. — Мы с сестрой были нежеланными, — словно нехотя ответил Суховей. — Понимаешь ли, родители были очень молоды тогда, когда мы появились на свет. Им хотелось жить для себя, а не гробить шесть лун на наше воспитание — и, более того, моя мать, Чертополох, чуть не погибла, рожая нас, так что у родителей были все поводы относиться к нам довольно холодно. — То есть, вас ненавидели? — уточнила Мальволапка, навострив ушки. Ей очень хотелось узнать подробнее о том времени, когда её даже не существовало на свете. — Нас не ненавидели… нас, более того, любили, но по-своему, — Суховей вздохнул, потом улёгся поудобнее, растянувшись на травке. Спешить было некуда: тучи, кажется, несущие дождь, были ещё далеко, а дичь охотники надёжно спрятали под куст — можно было и поболтать, и теперь Мальволапка с интересом слушала рассказ брата. — Мать заботилась, однако слишком часто оставляла на кого-то другого, а отец относился к нам, как к каким-то игрушкам, о которых забывал сразу же, едва выходил из детской.       Это звучало грустно и уныло. Ученице стало жалко Суховея: и как он только рос, несчастный — сирота при живых родителях?.. Она даже подползла к брату под бочок и посмотрела на него с искренним сочувствием — и невозможно было не разжалобиться, когда здоровенный, пугающий Суховей, говорил вдруг так тихо и так печально. — Поэтому нет ничего удивительного в том, что мы сильно отдалились от родных почти сразу после того, как вместе с сестрой стали учениками. И я нашёл себе первого друга, — продолжал Суховей — и голос его постепенно потеплел, когда он начал рассказывать о коте, заменившем ему родителей: — Сказать по правде, Кролик, бывший моим наставником, стал мне гораздо более заботливым и близким котом, чем был им Грачеус — так что, знаешь, у твоего батеньки ещё тогда была тяга опекать несчастных брошенных котяток. А родной отец… — Суховей поморщился, прервался, но, поймав синий взгляд расчувствовавшейся от такого проникновенного монолога Мальволапки, всё-таки договорил: — Мне кажется, он меня порой ненавидел: он смотрел на меня с таким безразличием, будто я не был его сыном — будто до того он через силу навещал меня и играл со мной. Знаешь, я даже боялся стать таким, как он, когда Жавороночка ещё не разродилась, но теперь, пусть и прошли всего сутки, я уже понимаю, что я люблю своих котят больше всего на свете.       Мальволапка понимающе закивала. Сегодня, как она поняла, с самого утра был день сентиментальности, и кошка чувствовала, что у неё опять щемит сердце от жалости к старшему брату. Она прижалась щекой к его большой серой с чёрным и белым подпалом лапе и мысленно пообещала себе, что теперь всегда будет уважать Суховея — у него же такая непростая была жизнь!..       Воин наклонился к сестре, но, случайно втянув носом её шерсть, отпрянул в сторону, потом виновато улыбнулся — так, мельком, ничего не значаще, — оглядел почему-то с подозрением и, наткнувшись на любопытный Мальволапкин взгляд, в котором смешались интерес и сочувствие, продолжил: — Я не представляю, как их можно не любить. Знаешь, мы с Жавороночкой тоже очень ещё юны, и мы тоже не планировали заводить котят — это случилось внезапно и, более того, я до вчерашнего дня точно не знал, мои ли это дети. Мы оказались с ней в той же ситуации, что и мои родители — вот только Чертополох с Грачеусом не нашли в себе настоящей родительской любви, — пёстрый воин прищурил зелёные, травянистые глаза и спросил, чуть склонив к плечу голову: — Чем, как думаешь, это вызвано — почему вроде бы близкие родственники, которые должны были, наверное, быть похожими друг на друга в поведении, ведут себя всё же по-разному в одинаковых ситуациях? — Я не знаю — может, потому что ты всё-таки не такой, как родители? — Мальволапка пожала плечами, а потом ткнулась маленьким носиком в шерсть брата и воскликнула: — Ты лучше! — Лучше… — Суховей хмыкнул как-то недоверчиво, но потом вдруг оживился: — Да, быть может, я и лучше — я уже обожаю своих котят, и даже Зайчишку!.. И, уверен, я бы не стал ненавидеть собственного сына, если бы тот… сильно провинился. — Так тебя ненавидели? — снова поинтересовалась Мальволапка, хотя что-то подобное она уже спрашивала, и пошевелила длинными светлыми усами. Суховей скорчил ей рожицу, передразнив — тоже подвигал усами и ответил: — Некоторое время. Опять же, из-за Листолапки… — он замялся, а потом вздрогнул вдруг, широко махнул пушистым хвостом и, словно стряхнув с себя печаль и тоску, вызванную воспоминаниями о прошлом, договорил: — Впрочем, я и так уже многое тебе рассказал — и нечего скрывать того, что я стал причиной смерти своей сестры и её котят. Она утонула лишь потому, что я привёл её в опасное место.       Мальволапка почувствовала, как её кольнуло что-то. Она завертела головой по сторонам — и увидела вновь вдали зелёные кусты вереска, за которыми скрывался звонкий ручеёк с высокими и отвесными берегами, на которых так здорово было охотиться и так весело было прыгать с одного берега на другой. — Неужели к этому ручью?.. — догадкой ученицу осенило быстро. Где бы ещё могла утонуть Листолапка? Нет, конечно, в озере могла, в ручье, что был границей с Грозовым племенем, тоже — но скорее всего всё же здесь, внутри территории, а не где-то на периферии.       Суховей широко кивнул — или, вернее, просто качнул большой мохнатой головой, задев ею высокую тоненькую маргаритку, пушистую и ещё не до конца распустившуюся. — После этого родители даже не смотрели в мою сторону, — он фыркнул с таким презрением в голосе, что Мальволапка поняла: Суховей уже не расстроен их беседой — напротив, воспоминания о родственниках пробудили в брате вроде бы ему нехарактерное обычно раздражение. — Прошло несколько лун, прежде чем они вновь начали относиться ко мне так же ровно, как прежде, но едва ли я забыл то, как избегала меня Чертополох, и то, как презирал Грачеус — ей-кролики, я не могу даже назвать их матерью и отцом в этой ситуации. — А Кролик? — тут же выпалила Мальволапка. Она подозревала, что наставник, должно быть, взял на себя опеку её брата, как сейчас опекал и её саму, став любящим и добреньким папочкой. — Кролик? — переспросил Суховей, передёрнул плечами, и голос его снова потеплел: как бы он порой не ворчал на глашатого, а, видно было, всё-таки обожал этого кота. — Кролик никогда меня ни в чём не винил. Он был тем, кто просто любил, как и положено наставнику — и, наверное, даже отцу. Он помогал мне, заботился обо мне, опекал меня, он выслушивал все мои новости, с которыми я раньше наседал на уши… — Суховей как-то скомкался вдруг, скривился и почти выплюнул: — родителям. Кролик спас меня от полного одиночества и не дал разложиться в вечной тоске по сестре — и благодаря ему, наверное, я в итоге смог найти друзей, начать встречаться с Жавороночкой и заставить себя примириться с родителями, когда они внезапно сами того захотели. — А Кролик всегда говорил, что они были любящими… — пробормотала Мальволапка. Ей было нетрудно поверить в то, что родители оказались всё же не такими, какими ей представлялись — просто Кролик-то совсем иное рассказывал. — Они и были, только вот не для меня, — Суховей легонько щёлкнул её кончиком хвоста по боку, потом обнял им же и сообщил: — Ты была их самой большой любовью, ты была их отрадой, они не могли наглядеться на тебя — о, поверь, когда ты была котёнком, ты могла умилить любого: просто крошечное и пушистое облачко, жизнерадостное и очаровательное!.. — А сейчас я, значит, другая стала, — в шутку разобидевшись, проворчала Мальволапка, привыкшая считать, что она и сейчас ничего такая, приятненькая, и показательно отодвинулась от брата на пару усиков. — Конечно, другая, — коротко и весело фыркнув, ответил тот, снова пододвигая Мальволапку к себе при помощи хвоста. — Ты сильно повзрослела — не подумай, ты и сейчас порой смотришь так же умильно, как и раньше, но тогда… согласись, котята гораздо более славные, чем взрослые.       Мальволапка, припомнив Утречко и его милейшую мордашку, согласно закивала. Суховей был абсолютно прав: котята были теми ещё очаровашками. — Ну и вот — тебя обожали и баловали, а я завидовал: мне такая забота и не снилась, — Суховей посмотрел на сестру немного виновато, словно стыдясь своей былой зависти. — Вот только потом случилась кровавая бойня, Чертополох приказала долго жить — её прикопали под кустиком, а ты осталась совсем одна, потому что все погрузились в тоску по погибшим в той ужасной битве. — И ты тосковал тоже? — поинтересовалась Мальволапка — ей казалось, от такого количества новых сведений она просто лопнет сейчас, но не могла не полюбопытствовать вновь. — А я любил их настолько, чтобы горевать? — вопросом на вопрос ответил Суховей — и Мальволапка поняла: да уж, глупо вышло. Сама могла догадаться!.. — Нет, конечно, я был привязан к матери, и это были всего лишь лёгкая грусть и сочувствие к тебе (ты её тогда очень любила, я помню просто прекрасно). Они прошли за один день, — Суховей вздохнул, потом притянул ученицу лапой поближе к себе, словно боялся, что сестра от него куда-то убежит, и продолжил: — Потом, всего через пару-тройку лун, умер и отец — и тогда я почувствовал небывалое облегчение. Больше никто не смотрел на меня с презрением, как это делал он до конца своих дней. Кролик, правда, говорит, что отец извинился передо мной на пороге смерти — я не знаю, я отказался прощаться с ним, хотя он, вроде как, звал меня. В первые дни после его смерти я был рад, что он умер, — щёки Суховея дёрнулись — он как-то неловко улыбнулся. — Потом стало всё равно — и сейчас всё равно: что он был, что его нет — всё одно. Грачеус был никем, чтобы я помнил о нём — никому не нужный, он и помер в одиночестве, потому что в своё время не смог полюбить собственных котят. Так что угадай, рад ли я тому, что со смертью родителей ничто уже не давит меня с такой силой, как их неприязнь, или огорчён этому. — Конечно, как и всякий, ты этому рад! — пылко воскликнула Мальволапка, так расчувствовавшись, что даже обхватила лапами шею брата и прижалась к его пушистой длинной шерсти. Ей было очень жалко Суховея. — И я очень-очень рада, что никто и ничто тебя больше не мучает. Я тоже рада, что их нет с нами!.. Наверное, я никогда бы не смогла наладить с тобой отношения, если бы эти… эти изверги были живы! — Ну, они не были извергами — ты-то им была нужна… — пробормотал воин, осторожно лизнув сестру в макушку — он, кажется, не ожидал от неё такой поддержки и такого сочувствия. — Что же это за родители, которым нужен один котёнок, но не нужен другой?! — возмутилась Мальволапка, даже подскакивая. — Нет, Суховей, я всегда-всегда буду на твоей стороне: не нужны были бы мне такие родители, если бы им не нужен был ты!..       Брат вытянул голову вперёд и положил свой подбородок Мальволапке на плечо. Он выглядел признательным, и ученица поняла, что отношения, кажется, совсем наладились… главное — не сломать всё случайно. — Ты очень хорошая, — произнёс Суховей.       Тучки на горизонте стали плотнее и синее. Они уже достигли противоположного края пустошей, и было видно: там идёт дождь. Кажется, наступила пора возвращаться в лагерь — в ожидании непогоды пряталась дичь и закрывались бутоны цветов. Близился дождь. — Давай всё же дойдём до озера и вернёмся в лагерь, — предложил Суховей, подбирая из-под куста добычу. Он передал Мальволапке её мышь, а сам сжал в зубах луговую собачку. — Я не хочу пить, — ответила ученица. — Может, я успею что-то поймать до дождя? — Так и быть, — благосклонно кивнул старший брат, забирая у неё мышь. — Но осторожно! Я буду у озера — слови что-нибудь и возвращайся скорее!..       Мальволапка кивнула и помчалась в сторону луга. Пить ей и вправду не хотелось: лучше было поохотиться ещё немного. Как раз успеет, пока Суховей дотащится с добычей до озера, пока попьёт…       Ученица взмыла на взгорок. Она неслась так быстро, что заболели лапы. Суховей быстро остался далеко позади. Кошка перескочила через ручей, и привёдшей их с братом к разговору о прошлом воителя, заметила на ходу, что бутоны у вереска совсем уже розовенькие и сиреневые, и остановилась, переводя дыхание, на возвышенности.       На пустоши надвигалась гроза. Пахло дождём, но не дичью — кажется, попряталась вся. Впереди был небольшой холм, поле, а за ним — уже и граница. Мальволапка, впервые после вчерашнего патруля вспомнившая о том, что в это место она и рвалась так часто и так сильно, даже подскочила, и сердце её чуть не выпрыгнуло из груди, когда кошка поняла: это было провидение — то, что она помчалась охотиться именно сюда!..       Потому что на границе с Речным племенем, с той стороны, шёл соседский патруль, и Мальволапка просто не могла не узнать даже с такого большого расстояния кота, который давно уже тревожил её мечтания — этого большого, даже покрупнее Суховея, длинношёрстного и пухлого Стручка, такого притягательного и красивого.       Сердце забилось, как бешеное, и Мальволапка моментально забыла об охоте. Она огляделась по сторонам, убедилась, что скрыта грядой холмов от бдительного ока Суховея, и, чувствуя, что с каждым рывком у неё слабеют лапы, помчалась прямо к границе, надеясь на то, что вражеский патруль не будет торопиться уходить, и у кошки будет возможность вновь вблизи разглядеть Стручка.       О, как часто этот воин являлся к ней в мысли! Мальволапка постоянно сравнивала с ним, мельком увиденным всего пару раз, всех окружающих и, в частности, Овсолапа. Она забывала думать о Стручке лишь тогда, когда были иные, более важные мысли… и сейчас, увидев его, чувствовала, как, несмотря на тянущийся по земле холодок, предвещающий скорый дождь, становится тепло, и как все иные мысли становятся абсолютно неважными.       Мальволапка промчалась по полю и затормозила у ложбинки около самой границы. Она легко спустилась в неё — и уже совсем скоро из-за ближайшего холма показался речной патруль. Ученица чувствовала, как гулко колотится сердце, и ей казалось, что сейчас оно просто разорвётся. Патруль прошёл мимо, и кошка осторожно выглянула, высунув голову из ямки. Ей было всё равно на всех остальных соседей — она смотрела только на идущего позади всех Стручка и его роскошный толстый хвост, серый с белым кончиком и белыми же нижними шерстинками. «Заметь меня, заметь меня!» — твердила она про себя, неотрывно глядя на речного воина, всё удаляющегося и удаляющегося со своими соплеменниками в сторону озера. Глаза уже слезились, но Мальволапка боялась моргнуть: а вдруг Стручок исчезнет?       Каким же он был прекрасным — таким большим, пушистым, но очень ухоженным, словно каждое утро вылизывался с рассвета и до самого полудня!.. И шерсть его, вроде бы такой обычной расцветки — белая с крупными серыми пятнами — казалась Мальволапке самой прекрасной из всех, что она видела.       Пристальный взгляд ученицы, полный восхищения, не почувствовать было тяжело — и Стручок обернулся через плечо, ища, видимо, того, кто мог бы так пристально его разглядывать. Мальволапка выскочила из ложбинки, не заботясь о том, что другие речные из патруля могут её заметить — ей было сейчас не до этого, в мыслях остался один лишь Стручок.       Стручок поотстал от своего патруля, что-то быстро сказав какой-то светло-коричневой кучерявой кошке, шедшей около него, и направился в сторону, из которой пришёл. Мальволапка торопливо подобралась к границе и постаралась принять вид как можно более серьёзный, однако кончики её светлых ушей так и горели, когда ученица почувствовала на себе любопытный и пронзительный зелёный взгляд речного. — Привет! — кот остановился прямо напротив неё, и голос его был негромким, но очень задорным — прямо как тогда, в прошлую неожиданную встречу. — Мальволапка, да же? — Да, привет, Стручок, — степенно кивнула ученица, хотя в ней всё перевернулось, когда она поняла, что речной кот помнит, как её зовут. Мальволапка уселась на мягкую травку и постаралась выровнять дыхание — она прекрасно понимала, что сердце так колотится потому, что Стручок ей нравится, и поэтому же трудно становится дышать, когда он смотрит прямо на неё, и старалась, чтобы воитель этого не заметил. — Надо же, ты меня помнишь!.. — он же не стал скрывать своего удивления по поводу того, что Мальволапка не забыла его имени. — Тебя бы забыть, — пробормотала она, но слишком громко: Стручок услышал и задорно подмигнул, расплывшись в широкой улыбке, а сама Мальволапка поспешила отвести взгляд в сторону: стало вдруг не то, что тепло, а даже жарко, и хвост её мелко и нервно дрожал.       Стручок улыбался вежливо, приветливо, смотрел по-доброму — он совсем не видел в юной соседке врага и, кажется, весь горел любопытством: что же она хочет, зачем смотрела так пристально?       Но Мальволапка молчала, стараясь при этом ненавязчиво так рассматривать шерсть Стручка, которая её так завораживала своим блеском, и коту пришлось самому заводить разговор после затянувшегося молчания — уходить он почему-то тоже не хотел: — Ну, как поживаешь, маленькая охотница? Помню, тогда ты была с зайчиком. — То был кролик!.. — моментально возмутилась Мальволапка. Как можно не различать зайца и кролика — ужасная необразованность!.. Она даже носик наморщила, чтобы показать своё недовольство.       Стручок бросил на неё горящий весельем взгляд и, не выдержав, рассмеялся над маленькой нахохлившейся ученицей, васильковые глазёнки которой грозно блестели. — Одно и то же, — наконец, отфыркавшись, выдал он, и тряхнул круглой головой с маленькой аккуратной мордочкой, не такой пушистой, как остальное его тело. — Ничуть! — Мальволапка вскочила на лапы встопорщила тонкий длинный хвост, задрав его высоко над головой. Стручок, конечно, ей был очень симпатичен, но то, что он не умел отличить зайца от кролика, насторожило и немного оттолкнуло — впрочем, ненадолго, потому что в голову закралась неплохая такая мысль. «А что, если я его этому научу?» — Да ладно тебе, как взъелась, а! — между тем, вплотную подобравшись к границе, воскликнул, топорща усы, Стручок, но он совсем не был зол или недоброжелательно настроен — напротив, так и лучился дружелюбной улыбкой. — Ну вы, ветряные, все такие задиристые! — А вы все толстые — ну и что теперь? — не осталась в долгу Мальволапка. Стручок вдруг негромко, чтобы не насторожить своих соплеменников-патрульных, рассмеялся, и ученице очень понравился его смех — такой приятный, словно журчащий, что тот ручей под вересковыми кустами. Однако этот смех её немного задел — она не думала, что Стручок не воспримет её всерьёз. — Обижайся давай. — Какая ты забавная! — кот хихикнул, потом подавил лезущий из него, по-видимому, всегда весёлого, хохот, и, сделав вдруг выпад прямо до невидимой дурно пахнущей границы, шлёпнул свою соседку-собеседницу пушистым длинным хвостом по морде, а затем снова прыснул. — Убери от меня свой вонючий хвост, ты, речной!.. — отплёвываясь от длинной шерсти кота, возмутилась Мальволапка — но чисто ради приличия. Стручок откатился от границы на пару шагов, постепенно переставая потешно смеяться.       Ученица осторожно зажала несколько шерстинок в зубах. Хотелось зачем-то сохранить их. От Стручка пахло тиной, болотами и плесенью, но это почему-то не показалось Мальволапке противным. «А ещё он меня тронул!» — забилось в голове, и кошка подумала, что теперь она, наверное, будет всю жизнь вспоминать то, как такой притягательный сосед, как Стручок, вот так вот запросто взял и стукнул её, чужачку, хвостом!..       Определённо, это было лучшим, что могло сегодня случиться с ней.       Вдали раздался раскат грома, и ученица подскочила. Ну вот, надо торопиться к Суховею. Но сначала… — Слушай, Стручок… — Мальволапка выпалила это прежде, чем успела подумать. Сердце бешено колотилось, и лапы дрожали жутко. — А можно мне будет тебя ещё раз увидеть, а? Хочешь, я расскажу тебе, чем кролик отличается от зайца?       Стручок выглядел несколько изумлённым таким предложением, однако кивнул, приняв вдруг более-менее серьёзный вид: — Они иногда забегают на наши земли, так что я буду рад получить столь полезную информацию, — и по-деловому так осведомился: — Когда встретимся? — Завтра давай, — тут же решила Мальволапка. — У озера в полдень. — Не боишься чужака? — Стручок прищурил задорные зелёные глаза, такие яркие, снившиеся Мальволапке, наверное, две ночи подряд после прошлой встречи с ним и короткой беседы. — Ты миленький, мне нечего тебя бояться! — воскликнула она, пытаясь быть такой же весёлой, как кот, но не вышло — голос был писклявым, дрожащим от радости и восторга: она увидится с ним уже через день! Ну не восхитительно ли? — До завтра, Стручок!       Она развернулась и поспешила обратно — нужно было найти Суховея, он, поди, уже давно успел и до озера дойти, и попить!.. — Увидимся, ветряная малявка! — крикнул ей вслед Стручок, но его голос потонул в очередном раскате грома.       Мальволапка торопливо возвращалась по тому же маршруту, и ей было всё равно, что она ничего не поймала. Ну и пусть Суховей обязательно сыронизирует над её охотничьими навыками — главное, что кошка сегодня умудрилась встретить Стручка… и, что самое главное, вновь увидит его завтра.