Мальва расцветает по весне

      Где-то за холмами плескался тонкий, что шерстинка, ручей, скрытый, как и в сердце ветряной территории, за вересковыми зарослями. Ночь была такой тихой, что даже отсюда, с земли далеко за границами племени, было слышно шум воды.       Именно сюда пришла Мальволапка, в место, где её не нашёл бы никто, как бы ни старался. Она старательно скрыла запах, извалявшись в вересковом кусте и больно уколов веткой нос, но это того стоило.       Ради очередного свидания, такого важного не только потому, что можно было вновь увидеть речного красавца, но и потому, что наступило время начать рыть под Чертополошкой яму, можно было перетерпеть всё, что угодно, и даже колючие ветки вереска, исцарапавшие нос. — Стручок, ты просто обязан мне помочь! — с трагедией в голосе возвестила Мальволапка, возводя взгляд к усеянному звёздами небу. Ночь была тихой, слабо поблёскивал на небесах молодой месяц, окружённый блестящими серебристо-белыми и голубоватыми искрами, а в траве стрекотали цикады, нарушая темноту и тишину столь прекрасной ночи, лёгшей на пустоши. — Что такое? — тут же изумился только-только появившийся из-за холма речной воитель и выронил какое-то странное растение с толстым стеблем, которое тащил в пасти. — Если я не узнаю правду — всё погибло, — как можно более драматично сообщила Мальволапка, надеясь, что сумеет заинтриговать Стручка настолько, чтобы он помог ей реконструировать события Стрижелапкиной смерти, и прилагая все усилия, чтобы её голос звучал так взволнованно, как только мог.       Стручок в один миг забыл о своём растении, оттолкнул его лапой в сторону и поскакал, притопывая мощными толстыми лапами, навстречу ученице. Глаза его ярко и тревожно сверкали, словно он был обеспокоен тем, что же всё-таки случилось у Мальволапки.       Та только уцепилась когтями за землю, чтобы не свалиться, когда Стручок оказался совсем близко, почти нос к косу, и с опаской оглядел свою собеседницу, словно волнуясь, не с ней ли лично приключилась какая-то беда. Мальволапка, несмотря на то, что встреч за эти дни было организовано немало, никак не могла привыкнуть к тому, что Стручок, узнав её получше, явно счёл новым другом и не стеснялся нарушать личное пространство, даже не спрашивая на то дозволение — и всё ёкало как в первый раз. Мальволапке порядком поднадоело чувствовать себя влюблённой и наивной, но ничего с этим она не могла поделать: впервые чувства настолько сильно преобладали над её разумом. — Так что у тебя произошло? — Стручку пришлось значительно пригнуться, задевая длинной шерстью траву и землю, чтобы стать на одном уровне с Мальволапкой. — У меня случилась трагедия, — выдала ученица, даже не думая о том, что она говорит. Все мысли и планы выветрились из головы, стоило взглянуть на Стручка, его большую круглую голову с аккуратной мордочкой, на его пушистую переливающуюся в звёздном свете шерсть с яркими серыми пятнами и взволнованное, но вместе с тем искренне добродушное и улыбчивое выражение лица. — Кажется, мне сложно прожить даже сутки без встречи!       Стручок выпрямился, оказавшись подбородком над головой Мальволапки, по сравнению с ним — той ещё мелочи, и неожиданно захохотал так громко, что перекрыл своим голосом стрекотание цикад. Ученица посмотрела на него исподлобья и тоже улыбнулась. Невозможно было не отбросить прочь все волнения, глядя на этого жизнерадостного кота, такого весёлого и такого открытого. Стручок вообще не сдерживал эмоций и ни в чём себя не ограничивал. Смеялся он всегда громко, от души, может, не так красиво и прилично, как стараются те, кто хочет произвести на собеседника хорошее впечатление, но зато честно — и сразу было видно, в каком он настроении. «Впрочем, он всегда безумно позитивен», — отметила Мальволапка, тяжело и пронзительно вздыхая и любуясь Стручком, большим таким, пушистым и очень мягким. Вновь захотелось помять его шерсть лапкой, и кошка, не раздумывая долго, осуществила своё желание, плюхнув речного по такому мохнатому боку. Она знала, что Стручок возражать не будет: он с первой встречи заметил, что Мальволапка интересуется его шёрсткой, и, поглядев немного, как она мается, мечтая потрогать и понюхать, в итоге позволил жмякать его тогда, когда захочется. — А теперь без шуточек: что приключилось? — снова спросил Стручок, терпеливо ожидая, когда Мальволапке надоест мять лапой его хвост. — Ничего серьёзного, — отмахнулась ученица, решив, что расследование смерти Стрижелапки может и подождать, особенно сейчас, когда Стручок вот прямо на расстоянии вытянутой лапы. Мальволапка просто-напросто думать не могла ни о чём, кроме шерсти воителя и того, что он, кажется, за неё беспокоится — иначе не спрашивал бы так настойчиво о том, что случилось.       Стручок серьёзно кивнул и, убедившись, что проблема не срочная, снова расплылся в извечной лучезарной улыбке, особенно понравившейся Мальволапке сейчас, в звёздную и тихую ночь. — Я кое-что принёс, — голос кота сделался вдруг более тихим, он обернулся и, осторожно отстранив Мальволапку от своего хвоста, решительно направился в ту сторону, где бросил странное толстое растение. Ученица, вытянув голову, наблюдала за тем, как Стручок грузно топает подбирать свою недавнюю ношу, и думала, что с каждой встречей, кажется, влюбляется в него всё больше и больше.       Холмы, невысокие, но тянущиеся почти сплошной грядой, надёжно скрывали ветряную ученицу и речного воина от взглядов тех, кому вдруг случайно взбредёт в голову прогуляться до самой границы среди ночи. — Смотри, — Стручок уже вернулся к ней, забавно и быстро перебирая пушистыми лапами, белыми с серыми пятнами, и замер напротив, навострив округлые уши. Свою ношу он опустил на землю.       Мальволапка вытянула вперёд нос, с интересом разглядывая необычное растение. Это был толстый стебель — наверное, зеленоватый, хоть и непонятно было в темноте, — который имел очень длинный, жёсткий с виду и угловатый лист, а так же странную тёмную шишку на конце, словно бархатную. Мальволапка даже рот раскрыла: она таких никогда не видела. — Это камыш, — сообщил Стручок, видя замешательство и удивление соседки, а потом осторожно провёл лапой по тёмной вытянутой макушке растения. — В нём хранится очень мягкий пух, — воин встрепенулся и распушился, отчего стал совсем-совсем круглым, как большой комочек меха. Мальволапка, ожидая продолжения описания этого чудесного растения, правда, неизвестно зачем сюда принесённого, вскинула голову и наткнулась на пронзительный взгляд Стручка, от которого кончики ушей стало понемногу покалывать — ну вот, опять!.. Стручок чуть наклонил вперёд округлую голову, не разрывая зрительного контакта, и неторопливо произнёс: — В моём племени есть небольшая традиция. Если кот хочет сказать кошке, что она ему небезразлична, он находит самую мягкую, самую красивую и самую большую камышину, а потом приносит той, которая покорила его сердце, — он вдруг как-то надулся, но быстро подавил вздох, чуть не сорвавшийся и не вылетевший наружу, снова ясно улыбнулся, носом подтолкнул камышину к Мальволапке и закончил: — Если кошка принимает подарок, то она говорит этим, что чувства взаимны. Если не принимает… ну, тут всё понятно, я думаю.       Ученица почувствовала странное оцепенение и, пытаясь его сбросить, подняла плохо слушающуюся лапу, опуская её на камыш. Это растение и впрямь было мягким, как нежный пух маленьких котят, и, содрав когтями верхний тёмный слой, Мальволапка погрузила лапу в белые пушинки, тут же прилипшие к её шерсти. Ощущение было странное, непривычное, но приятное.       Она опустила голову и уткнулась взглядом в камыш, лежащий прямо у её лап. Невозможно было больше смотреть Стручку в глаза — он, пожалуй, был единственным, с кем Мальволапка не могла долго поддерживать зрительную связь. От взгляда воина, такого простого, доверительного, доброго, всегда становилось очень-очень тепло где-то в районе груди, и ученица, пугаясь этого чувства, старалась подавить его.       Но ничего не получалось — не сейчас, когда Стручок прямо признался ей в симпатии. И Мальволапка, чувствуя, что уши горят так, что хоть в ледяную воду окунай, только и могла, что давить когтями мягкий камышиный пух.       В её голове столкнулись восторженное «он тоже мне очень нравится!» и осторожное «так неправильно, мы из разных племён!», и Мальволапка впервые настолько сильно сомневалась, что ей выбрать. Стручок был терпелив — склонив голову вперёд, он продолжал ненавязчиво разглядывать собеседницу, и не было в его фигуре, в выражении его лица, в его взгляде ни намёка на смущение и стеснительность, которые Мальволапка привыкла наблюдать на морде Овсолапа каждый раз, когда тот приносил очередной подарок.       И это, пожалуй, стало решающим фактором. Стручок был совсем другим, непохожим на Овсолапа, и подарок свой он преподнёс совсем иначе — без лишних заминок, ненужных извинений, без робости, стеснения и страха быть отвергнутым. Стручок был искренним, говорил от всей души и, понимая, как и Мальволапка, что между ними непреодолимой стеной стоит граница, не ждал от ученицы ничего и ни на что не надеялся. «Он сказал просто потому, что он не станет держать в себе никакие чувства, — подумала Мальволапка, осторожно наклоняясь к камышине и сжимая зубами толстый жёсткий стебель. — Все его эмоции на поверхности, и он просто не мог не рассказать мне».       Определённо, Стручок именно этой душевной искренностью Мальволапку и зацепил, и это казалось в нём самым прекрасным, потому что именно благодаря этой открытости кот всегда улыбался столь ярко, именно поэтому глаза его блестели, именно этим напоминал он Мальволапке Кролика — Стручок был, так же как отец, беззлобен и восхищён всем миром вокруг него. «И это восхищение не напускное, как у Овсолапа, когда он залипает на пейзажи, — отметила Мальволапка, уже не раз наблюдавшая, как меняется выражение лица Стручка и как он весь светится, замечая особенно красивый цветок, видя забавного кузнечика или глядя на свою собеседницу. — Это что-то совсем невероятное. Он не такой, как многие в нашем или в его племени, он… просто необычен. Он так открыт, он такой настоящий!.. И то, что я влюбилась в него, совсем нестрашно, потому что иначе и не могло произойти».       Камышина оказалась тяжелее, чем Мальволапка думала, но кошка всё-таки заставила себя поднять голову, крепче сжав зубами толстый стебель. Ей казалось, что звёзды сияют слишком ярко, почти неестественно, и ученица, щуря глаза, решительно уставилась на Стручка, игнорируя, что уши снова начало покалывать.       И не нужно было что-либо говорить — но не потому, что камышина просто не давала разжать зубы, а потому, что всё было понятно и так. «Я приняла твою камышину», — подумала Мальволапка, уверенно устанавливая со Стручком зрительный контакт и вновь чувствуя, что теряется в этой травянистой зелени. «Я надеялся на это, и я рад», — ответил ей до простоты ясный и понятный взгляд кота.       Далеко над горизонтом уже забрезжила первая полоса рассвета, совсем тонкая и нечёткая. Ночи Зелёных Листьев были короткими, и встреча потихоньку подходила к концу. Мальволапка понимала, что ей необходимо вернуться до того, как рассветный патруль покинет лагерь, но уходить совсем не хотелось.       Она не знала, сколько времени просидела, просто глядя на Стручка и, не испытывая никакой неловкости, любуясь каждой его чертой. Скоро затекла челюсть, и пришлось разжать зубы, выпуская камышину, тут же плюхнувшуюся в невысокую траву.       Несмотря на то, что над горизонтом потихоньку расплывалось светлое зеленоватое пятно, небо здесь, над холмистыми пустошами, ещё было глубоким и тёмным, усыпанным звёздами, похожими на далёкие искрящиеся точки. — Надеюсь, ты не обидишься на то, что я не могу взять этот камыш с собой, — произнесла Мальволапка, опуская голову и прижимаясь щекой к белой в коричневой махровой оболочке шапке растения. — Ну да, — Стручок фыркнул, пушась так, что невозможно было различить, где у него голова, где шея, где туловище, а где — уже лапы. — Сложно было бы объяснить твоим задиристым соплеменничкам, откуда ты взяла тако-о-ое!.. — Ваши тоже задиристые, — не преминула надуться Мальволапка. Стручку явно было весело высказываться в сторону её соплеменников и наблюдать, как ученица обижается, пытаясь сказать что-то подобное в ответ. — Не ёршись ты так, милашка, — Стручок пощекотал её кончиком толстого пушистого хвоста, уложенного гладко-гладко, шерстинка к шерстинке. Мальволапка аж вспыхнула вся. Вроде уже и стоило бы привыкнуть, что Стручок с высоты своего роста и возраста постоянно, потешаясь, звал её то малышкой, то милашкой, но никак не могла, и каждый раз сердце подскакивало и замирало, и становилось приятно-приятно от этого ласкового прозвища.       И говорил Стручок всегда добродушно, беззлобно, весело — так что даже все «а твои соплеменники такие…» воспринимались как нелепая шутка, и Мальволапка обижалась просто для виду, чтобы через секунду получить очередную порцию «малышек» и «милашек» и ощутить на голове увесистый толстый хвост, пахнущий тиной. — Ты явно не знаешь, что такое личное пространство, — для виду забурчала Мальволапка, тряся головой и пытаясь скинуть с себя хвост Стручка. Тот легонько шлёпнул её по ушам, прыснул, наблюдая, как напыжилась ученица, и клубочком откатился в сторону, широко расставляя лапы.       Мальволапка помотала головой, прогоняя разочарование: несмотря на то, что строила из себя задетую гордость, ей очень хотелось, чтобы Стручок был ближе к ней… или хотя бы его хвост. Она запрокинула голову назад, разглядывая небо, чтобы Стручок не заметил, что кошка немножко так расстроилась. «Что мне вообще нужно делать после того, как я приняла эту камышину? — подумала она, разглядывая звёзды, далёкие и молчаливые. — Я, можно сказать, тоже сказала ему, что он мне нравится… но что должно быть теперь?» — Они тебе не ответят, — произнёс Стручок, усаживаясь на расстоянии вытянутой лапы от ученицы. — Думаешь о своих предках? Или… одобрили бы твои родители твои ночные прогулки? — Не угадал, — хихикнула Мальволапка, осторожно пихая Стручка в бок. — А ты думаешь, одобрили бы твои?       И, чуть повернув мордочку к Стручку, уставилась на него немного искоса. Тот улыбнулся ещё шире — хотя, казалось бы, уже некуда так широко улыбаться, — и ответил: — Мои, слава звёздам, живы, — и потом весело предложил: — Хочешь, познакомлю? — Мне хватает знакомства с одним речным котом, — решительно отнекалась Мальволапка, вскидывая хвост. — Я не перенесу ещё нескольких рыбожоров!.. — Сказала та, у которой дед-рыбожор ещё жив, между прочим, — расфыркался Стручок.       Он прекрасно знал, что Мальволапка имеет родственников в Речном племени — ученица рассказала это почти сразу. С тех пор воитель не упускал возможности напомнить об этом, поддеть или пошутить, когда будет в тему. «Ничего и не изменилось, — подумала Мальволапка, разглядывая камышину, лежащую в траве. — Мы так же будем общаться, встречаться за границами и обсуждать всевозможные глупости!.. Просто теперь он знает, что я влюблена в него, а я знаю, что он — в меня».       Ученица на миг отвернулась, пытаясь справиться с охватившим её с ушей до кончика хвоста приятным и дрожащим чувством. «Он влюблён в меня», — самодовольно повторила кошка, чувствуя, как подрагивает кончик хвоста, и от этого стало ещё теплее и ещё приятнее. Было привычно осознавать, что в тебя влюблён кот — непривычно было то, что не какой-то там заморыш Овсолап, а самый настоящий Стручок, такой прекрасный, такой весёлый и очаровательный!.. — Я хотела попросить тебя о помощи, — вздохнув, произнесла Мальволапка, поёрзав в траве. Она вновь почувствовала волнение, возвращаясь к предыдущей теме, с которой и пришла сюда. Говорить о Стрижелапке не хотелось после всего, что случилось сейчас — после этой камышины, после взаимного признания в симпатии, которая, поняла Мальволапка, в общем-то, была изначально предсказуема, после звёзд над головой и тяжёлого Стручкового хвоста… «Стручок не стал бы приходить на все предыдущие свидания, если бы я изначально не была ему хоть немного симпатична».       Мысль была очевидная, но поняла всю суть этих встреч Мальволапка только теперь. Они оба ходили на эти свидания не ради чего-то интересного, что можно выведать о другом племени, а ради друг друга — просто потому, что не только Мальволапке, как она сама осознала, хотелось любоваться симпатичным котом почаще, но и сам Стручок преследовал те же цели. «Ничего не изменится», — мысленно повторила ученица, успокаивая те остатки разума, которые ещё вяло вякали о том, что взаимная симпатия между ней и речным воином — это очень-очень нехорошо и Воинским Законом не одобряемо. — В чём тебе помочь? — Стручок повернулся к ней, и в глазах его светилось тепло. — Я даже не уверен, что могу тебе помочь. Я не умею ничего, что умеете вы, ветряные… — У нас тут произошёл такой казус, — Мальволапка снова поёрзала, чувствуя странное волнение. С одной стороны, было неправильно делиться со Стручком тем, что происходит внутри её племени… с другой стороны, ученица доверяла коту и была уверена, что его даже просить не надо — он и так не расскажет лишнего.       Стручок был надёжным, и Мальволапка, знающая его не так уж долго, могла заявить это с уверенностью. Воителю можно было верить, и кошка знала это так же точно, как и то, как её зовут, сколько ей лун и где она родилась. — Такой казус, — повторила Мальволапка, потихоньку перемещаясь и усаживаясь на толстый мягкий хвост Стручка, прямо на серое пятно. Сразу стало мягче, теплее, и больше не хотелось ёрзать, выбирая положение поудобнее. — Одна наша ученица упала в овраг, а другая… что-то скрывает. — Сочувствую, — серьёзно кивнул Стручок. Улыбка исчезла с его лица, а зелёный взгляд как-то потух, и Мальволапка не могла не верить в искренность его сочувствия. — Да… Стрижелапку жаль, — пробормотала Мальволапка, отводя взгляд в сторону. Несмотря на всё тепло этой встречи, воспоминания о разбившейся ученице, лежащей на дне оврага, и о похоронах с этими скорбными лицами и заунывными речами были совсем ещё свежими. — По официальной версии она упала во время охоты, однако я была там почти сразу после того, как это случилось, и там не было никаких следов добычи! Представляешь, а Чертополошка сказала, что там был кролик!..       Чем дальше рассказывала Мальволапка, тем больше она распалялась, так и проникаясь негодованием по отношению к Чертополошке, которая умудрилась запудрить мозги всему племени. — Поэтому я поговорила с Пустельгой — нашим целителем, он тоже был у оврага. Вообще, он подтвердил мои догадки, но сотрудничать отказался и всерьёз меня не воспринял!.. — возмущённо воскликнула ученица и даже светленькой лапкой топнула по земле. Травинки закачались, кузнечики распрыгнулись в разные стороны. — Отвратительно, не правда ли? Я уверена, что Чертополошка соврала! Она что-то скрывает, и мне во как надо выяснить, что же случилось на самом деле!       Мальволапка остановилась, чтобы перевести дух. Стручок слушал её с самым серьёзным выражением лица, на которое только был способен, и ученица вдруг подумала, что ему, наверное, всё это совершенно не надо. Она перевела взгляд на горизонт. Зеленоватая полоска, светлая и длинная, стала шире. До рассвета было ещё далеко, однако небо уже постепенно становилось не таким глубоким и тёмным. Оно медленно светлело, и стоило, наверное, уже возвращаться в лагерь… но Мальволапке не хотелось. И пусть потом хоть кто расспрашивает — найдёт, что соврать, лишь бы только посидеть ещё хоть немного со Стручком да на его мягком толстом хвосте!.. — Наверное, тебе это всё неинтересно, да? — спросила кошка, лапами обхватывая у основания так понравившийся ей хвост, широкий, пушистый такой. Было бы здорово оторвать от него небольшой кусочек и потом подкладывать под щёку каждый раз, когда ложишься спать!..       Стручок осторожно пошевелил хвостом, но тяжесть Мальволапки не дала ему высвободить конечность, и коту пришлось оставить всё так, как есть. Да и не шибко ученица ему мешалась. — Нет-нет, продолжай… — пробормотал Стручок, кажется, немного огорчившийся тем, что хвост ему помяли. — Мне нравится твой голос и мне нравится, как ты говоришь. Чем больше ты говоришь, тем больше мне по душе сегодняшняя ночь.       Мальволапка вновь почувствовала, как тепло растекается по телу. Теперь жгло уже не кончики ушей, а нос, и она впервые чувствовала что-то настолько горячее внутри себя — какое-то странное чувство, вызванное столь приятным комплиментом.       Овсолап никогда не говорил кошке, что ему нравится её голос. Чаще всего Мальволапка слушала его трындёж… но товарищ ни разу не предлагал ей самой говорить как можно больше. И оттого Стручок сейчас показался ещё лучше и ещё прекраснее, и сердце привычно замерло, а дыхание перехватило, стоило поднять голову и взглянуть на кота. — Мне тоже нравится… то есть… — Мальволапка сбилась. Она никак не могла собраться с мыслями и выдать какой-нибудь ответный комплимент. В голове всё смешалось в кучу, и ученица, плюнув на то, чтобы придумать что-то красивое, прямо произнесла: — Ты нравишься мне. И твоя шерсть, и твоя улыбка, и твой взгляд, и твой голос, — она тяжело выдохнула — перечислила всё на одном дыхании, пока Стручок смотрел на неё, улыбаясь, как дурачок. Мальволапка расценила эту улыбку как укор для неё и спросила: — Я, наверное, совсем маленькая, да? Это выглядит наивно, но я такая влюблённая!.. Ты уже самый настоящий воин, а я…       Она сползла с хвоста кота и отодвинулась от него на несколько усиков. А ведь если действительно так посмотреть… Чем она, ученица, могла привлечь воителя? Немыслимо!.. И оттого ещё приятнее вдруг стало на душе. — А ты только станешь воительницей! — воскликнул Стручок, решительно обхватывая Мальволапку хвостом и подтаскивая к себе. Ученица слабо пискнула, но сопротивляться не стала — привыкла уже, что у Стручка всегда очень широкие жесты. — Мне не терпится узнать, как тебя назовут!.. Подними нос, малышка, неважно, сколько тебе лун и какое у тебя звание — ты и без этого чудесная кошка, — он снова, как совсем недавно, пощекотал её хвостом за ухом. Мальволапка ради приличия засопела: никакого воспитания, никакого соблюдения личного пространства!.. Впрочем, ей такие повадки Стручка всегда нравились. Стоило ему положить свой хвост на Мальволапку или просто задеть им кошку, и у той моментально не оставалось в голове ни одной здравой мысли — только детский восторг и смелые мечты, порой пугавшие её саму. — Честно, Мальволапка, ты самая очаровательная соседка, которая только может быть. — Соседка, — повторила она, выхватив лишь это слово.       Хвост Стручка вдруг показался непомерно тяжёлым, и впервые захотелось вывернуться из-под него, но на этот раз кот удержал её сам — не она ухватилась, как всегда было раньше, когда он уходил первым.       Мальволапка обвела взглядом тёмные округлые очертания поросших кустами вереска холмов, за которыми были поле и граница, потом снова посмотрела на Стручка. Тот молчал, и улыбка его, до этого такая лучистая, стала вдруг какой-то печальной. — Соседка, да? — переспросила Мальволапка, хватая зубами маячащий у неё перед носом кончик хвоста Стручка. — Ты очень красивая, — спешно произнёс тот. Вновь наступила пауза, и было отчётливо слышно, как стрекочут цикады в высокой луговой траве, начинающейся в паре хвостов от этой лужайки. Стручок, видя, что молчание становится совсем уж неловким, прибавил: — У тебя необычные глаза и необычная шерсть. Ты такая прямолинейная и настойчивая, и ты очень нравишься мне… — Но между нами граница, — перебила Мальволапка, вновь невольно сопоставляя Стручка и Овсолапа: «Он говорит все комплименты искренне… без малейшего стеснения. А Овсолап всегда мнётся… и поэтому ему не хочется верить». — Граница — это всего лишь черта из запахов, которую ничего не стоит перешагнуть. Смотри, сейчас мы оба находимся вне этих границ! — воодушевлённо воскликнул Стручок, стойко перетерпев ещё один укус прямо за кончик хвоста и обхватив им Мальволапку пониже, за шею. — Это значит, что здесь племенные законы не имеют власти. — Это слишком оптимистично, — проворчала она, но не могла не признать, что внезапная угрюмость проходит. Стручок умел извернуть любую ситуацию так, что в ней находился выход.       Ещё и поэтому он так нравился ученице. Если бы Мальволапке предложили составить список лучших качеств Стручка, она наверняка бы растерялась и не решила, что поставить первым. Этот кот казался ей слишком прекрасным. «Он не идеальный, — никто не идеальный, — но я, кажется, люблю его», — подумала Мальволапка, чувствуя уже привычное тепло. Вся угрюмость окончательно слетела, и ученица, греясь под пушистым, толщиной с неё саму, хвостом Стручка, ощущала себя самой счастливой на свете кошкой. — Мне не мешает граница… а тебе? — спросил воин, и его зелёные глаза лукаво сверкнули, когда он наклонился, вновь становясь на одном уровне с Мальволапкой и оказываясь так близко к ней, что ученица могла почувствовать на шерсти и на носу чужое тёплое дыхание. Она немножечко отползла назад, смущённая такой близостью. Одно дело Овсолап, которого воспринимаешь как просто временное развлечение — другое дело Стручок, в которого влюбилась без памяти с первой встречи!.. — А я буду равняться на тебя. Ты же воин, как-никак, — тихонько ответила Мальволапка, когда Стручок, посмеявшись её порыву отодвинуться подальше, разогнулся и снова оказался высоко над головой, и прибавила, возвращая комплимент: — И самый очаровательный сосед и кот, которого я встречала в своей жизни. — Давай поговорим о моих достоинствах на следующей встрече, — прыснул Стручок, помахал хвостом в воздухе, поднимая его, а потом снова плюхнул его прямо на голову Мальволапке, да так, что у той заболело ухо. Всё-таки, что и говорить, а у речных все части тела были слишком массивными. Между тем Стручок, легкомысленно не заметивший того, что случайно ушиб кошку, спросил: — Что там с твоей этой… Стрижелапкой, да? — И Чертополошкой, — кивнула Мальволапка, а потом зачем-то поделилась, хотя это была вообще неважная информация: — Кстати, её назвали в честь моей матери. А мою мать назвали в честь… не знаю, в честь растения, наверное.       Стручок неожиданно оживился, встопорщил длинные жёсткие усы и сообщил, глядя поверх головы Мальволапки в ту сторону, где за грядой холмов была сокрыта территория Речного племени: — А мою мать зовут в честь времени суток. Если так посмотреть, нас всех зовут в честь чего-то или кого-то, — философски заметил он, изобразив на лице одухотворённое выражение. Мальволапка тихонько рассмеялась — настолько забавно выглядел несерьёзно задумавшийся Стручок, нарочно скорчивший как можно более комичную физиономию. — Вот меня назвали так, потому что у меня зелёные глаза, а стручки фасоли и гороха тоже зелёные. А почему тебя зовут Мальволапкой? — Ну… я даже не знаю, — пробормотала кошка. — Сказать по правде, я никогда даже не видела, как цветёт мальва…       Это было правдой. Она знала, что в её имени живёт название цветка, однако даже не предполагала, как выглядит эта самая мальва. Говорили, она расцветает где-то к концу Зелёных Листьев — и ждать ещё было долго, так что Мальволапка пока даже не представляла, в честь чего же её назвали. И, если быть честной, даже подумать не могла, почему родители дали ей именно такое имя. И как только она могла быть связана с мальвой?.. Если только это не просто с бухты-барахты придумали — а ведь так обычно и называли котят. — О, это очень красивый цветок! — оживлённо воскликнул Стручок, снова склоняясь к Мальволапке, видимо, чтобы придать своим словам больше веса. — Так что тебя не зря назвали именно так. — Жду не дождусь, когда она расцветёт!.. — мечтательно выдохнула Мальволапка, на миг забываясь и прижимаясь щекой к плечу Стручка, как делала это порой с Кроликом или Суховеем, когда разговаривала с ними и делилась своими мечтами. Стручок вздрогнул, и ученица, опомнившись, подскочила, снова отодвигаясь на приличное расстояние и поспешно меняя тему: — И кстати, мы опять говорим не о том. Я просто хотела, в общем, попросить тебя немного помочь мне выяснить одну вещь… — она взмахнула хвостом, и, убедившись, что Стручок тоже переключился и слушает, с расстановкой пояснила: — Вот смотри. Овраг высокий, а Стрижелапка лежала головой к стене. Как она должна была стоять до падения, чтобы потом лежать так?.. — Давай подумаем, — хмыкнув, произнёс Стручок, и, поднявшись на лапы, пару раз прошёлся туда-сюда по лужайке. — Умеешь естественно падать? — Что?       Мальволапка недоумённо моргнула. Вопрос поставил её в тупик. Может, он не был таким уж и недоступным её пониманию, но кошка потихоньку осознавала, что соображать ей всё труднее и труднее. Близилось утро, хотелось спать, а полоса над далёким горизонтом стала значительно шире и розовее. Звёзды потихоньку гасли, а небо из чёрного превратилось в тёмно-синее. — Ла-адно, — протянул Стручок, вставая прямо около высокой луговой травы, резко начинающейся сразу за лужайкой, где местами видно было землю, где бегали торопливые муравьи и качались частые жёлтые лютики. — Представим, что я стою не просто в траве, а на краю этого вашего оврага.       Мальволапка активно закивала. Несмотря на то, что она была уже достаточно сонной, кошка не могла не довести до конца дело. Всё-таки, именно ради того, чтобы выяснить правду, не привлекая к своему расследованию много внимания среди соплеменников, она и решила попросить о помощи именно Стручка. И стоило поторопиться — нужно было успеть в лагерь если не до того, как рассветный патруль уйдёт (это было уже невозможно), то хотя бы до того, как проснётся всё племя. — Так, сначала встань боком, — скомандовала Мальволапка, вспоминая, как, со слов Чертополошки, упала Стрижелапка. — Ну, как будто ты бежишь. Понял, да?..       Стручок кивнул, поворачиваясь полубоком и делая вид, что вот-вот стартанёт с места. Мальволапка, помня, что Чертополошка сказала что-то про то, что она задела Стрижелапку на повороте, задумчиво потопталась на месте и пихнула Стручка в бок. Тот покачнулся и театрально завалился в траву. — Как я и думала, — выдала Мальволапка, вырастая над речным и водружая лапу ему на пушистую серую с белым щёку. — При беге так упасть невозможно. А теперь встань спиной… Представим, что ты падаешь с большой высоты, и поэтому перекувыркнулся в воздухе…       Если допустить такую версию, то по всему выходило, что Стрижелапка могла так свалиться, только если она стояла к оврагу именно хвостом. Мальволапка походила кругами вокруг Стручка, подумала, но так и не пришла ни к какому конкретному выводу.       У неё было две версии. Стрижелапка могла упасть в овраг, только если шагнула назад и оступилась — вот только она не могла не знать, что за ней обрыв, и вряд ли бы сделала это.       А вторая версия была куда более пугающей, но самой реальной — и Стручок, с которым Мальволапка поделилась догадками, когда с реконструкцией событий было покончено, тоже это подтвердил.       По всему выходило, что Чертополошка, как Мальволапка и предполагала изначально, нарочно столкнула Стрижелапку в овраг.