Мальва расцветает по весне

      В полдень, что было вполне нормально для середины Зелёных Листьев, солнце светило особенно ярко. От земли, высохшей и местами растрескавшейся, поднимался пар, а горячий песок обжигал подушечки лап. В такую жару хорошо было бы посидеть в тени, в лагере, вместе со своими соплеменниками, насладиться прохладой нор, но для Мальволапки полдень был единственным шансом встретиться со Стручком не ночью, а при свете солнца. Сейчас, когда на пустошах не было ни единой души, ученица тихонько улизнула из лагеря (что оказалось совершенно легко сделать — наставник и брат, которые могли бы заинтересоваться, куда кошка отправилась, были заняты своими делами: Кролик дрых, как барсук, а Суховей проводил время в детской). Предполагая, что будет такой зной, в который мало кто сунется из тени, Мальволапка и Стручок заранее договорились о встрече на берегу озера, там, где пролегала граница между их племенами.       Жара держалась уже около пяти дней. За это время с неба не упало ни капли, и о свежести дождя оставалось только мечтать. Казалось, что даже ночью зной не спадал полностью: в тёмное время суток было так же душно, как днём.       Но, несмотря на то, что солнце жарило сверху, напекая шерсть и особенно голову, что в горле было сухо, а пить хотелось невыносимо, Мальволапке ничего не могло испортить её приподнятого настроения. Она радовалась каждой встрече с котом, которого, как убедилась за прошедшую с последнего Совета неделю, всё-таки невозможно сильно любила, и готова была в любую погоду и в любое время явиться на встречу со Стручком, только чтобы увидеть его и поговорить с ним, даже если это и был бы разговор ни о чём.       Ничего не изменилось в их свиданиях с того Совета, когда Мальволапка решилась рассказать Стручку, что по-настоящему его любит, — но только на первый взгляд. Да, всё было по-прежнему, но теперь Мальволапка чувствовала такую большую заботу, вызванную вниманием Стручка к ней самой, какой не окружали её даже самые близкие родственники. Теперь, когда недомолвок не осталось, любить уже не мешало ничего, и Воинский Закон казался совершенно незначительной деталью, о которой можно было забыть. Мальволапка чувствовала, что по-настоящему счастлива, так сильно, как никогда раньше, только когда видела Стручка, и она была абсолютно уверена в том, что кот испытывал то же самое. И этим чувством, каким-то даже будто бы осязаемым, не нужно было делиться вслух: Мальволапка по одному лишь взгляду Стручка могла понять, о чём он думает и что испытывает к ней, а потому вера её во взаимность их любви теперь была непоколебима.       Одно лишь не нравилось ученице: то, что со Стручком она виделась не так часто, как хотела бы. Раз в две ночи — это было слишком мало, но Мальволапка понимала, что иначе никак, и ей оставались лишь несбыточные мечты, в которых кошка представляла, что они со Стручком не разделены никакой границей и предрассудками соплеменников и могут хоть каждый день проводить вместе. Эти грёзы были такими приятными и тёплыми, что выбираться из них в реальность всегда было неуютно и неприятно, потому что Мальволапка прекрасно понимала: её мечты никогда не сбудутся. Эта любовь была счастливой лишь пока не доставляла никаких проблем и была надёжно скрыта от всего мира, но Мальволапка осознавала, что, вероятнее всего, отношения эти обречены: межплеменная любовь никогда не доводила до добра. «Но пока мне не стоит думать об этом, — потрясла головой Мальволапка, отгоняя тоскливые мысли, которые обычно навевали на неё печаль, от которых сжималось сердце и возникало ощущение обречённости. — Ничего не может быть предрешено заранее! Если в этом возникнет необходимость, я уйду к Стручку в племя. И пускай я буду там чужой — главное, я буду с ним и буду его любить!.. А если речные мне не разрешат присоединиться к ним, то я заберу Стручка к нам и сделаю всё, чтобы его приняли!»       Когда Мальволапка добралась до места встречи, назначенном на этот раз не за территориями племён, а гораздо ближе, и спустилась к озеру, Стручок уже ждал её, расположившись в тени высокой прибрежной травы. — Привет, — ученица легонько улыбнулась, подобралась поближе к границе и юркнула в тень — с её стороны, на ветряной территории росли небольшой группкой низкорослые кустарники с листьями, запылёнными после сильных ветров, нёсших песок с берега.       Здесь было не так душно. Тень под кустарниками и их серыми от пыли листьями ещё хранила свежесть утра, которое, казалось, прошло уже давным-давно. Мальволапка наконец-то смогла перевести дух, отдышаться и немного расслабиться. Теперь зной не так сильно докучал ей. — Что с убийством? — между тем, буднично поинтересовался Стручок, словно он пришёл не на свидание, а на исключительно деловую беседу.       Мальволапка надулась, недовольная таким раскладом. Разумеется, она не стала сообщать Стручку, что не на такой разговор была настроена, понимая, что этим только уронит своё достоинство, но и молчать не смогла. — Тебя интересует только это?       Стручок покачал головой и шкодливо улыбнулся, словно балагур, сделавший пакость и радующийся тому, какое впечатление на окружающих она произвела. — Ты опять повелась! Какая же ты ещё юная и неопытная, — кот, сидящий напротив, тоже в тени, рассмеялся, и смех его был звонким и совершенно беззаботным. Стручка, кажется, не волновало то, что их могут услышать и заметить — сейчас он был увлечён только Мальволапкой, и никакие иные вещи не заботили воителя. — Разумеется, ты интересуешь меня в первую очередь!       Стручок вскинул пушистую, кажущуюся пухлой лапу и, нисколько не волнуясь о том, что нарушил границу, легонько пихнул Мальволапку в плечо. Кошка покачнулась: несмотря на то, что Стручок старался рассчитывать свою силу, ученица всё равно была слишком хрупкой для его дружеских подбадривающих тычков. — Оставишь свой запах с моей стороны, и что делать будем? — тут же пробухтела Мальволапка, озабоченная тем, чтобы никто не узнал об этих отношениях. Если кто-то бы почуял неладное, ничем хорошим это бы не закончилось.       Расставаться со Стручком, когда всё только началось, когда она впервые узнала, что такое любовь, забота и нежность, Мальволапка была не готова. Кошка чувствовала, что ей будет тяжело перенести подобное — особенно в том случае, если близкие отвернутся от неё, узнав о таком серьёзном нарушении Воинского Закона. «Но ведь нельзя вечно скрывать правду, так? — промелькнула в голове быстрая и абсолютно неожиданная мысль. — Рано или поздно все тайны всплывают. Когда-нибудь нас заметят, и тогда… — Мальволапка скрипнула зубами и решительно закончила: — Наверное, мне стоит заранее морально подготовиться к тому, что придётся оставить племя Ветра, Суховея с Кроликом и Утречко с его сёстрами, если я действительно хочу сохранить отношения со Стручком. Когда-нибудь… через луны или сезоны, но это случится». — Мы и так тут уже наследили, — легкомысленно отмахнулся Стручок, выдернув Мальволапку из мыслей, не занявших и пары секунд. — Перекроешь мой запах своим, какие проблемы? — Всё у тебя легко и радужно, — вздохнула ученица, и, понимая, что в целом Стручок прав, пихнула его в ответ. Кот, как ей показалось, этого даже не заметил, и Мальволапка для надёжности тыкнула воителя лапкой ещё несколько раз, мстя за свою помятую шёрстку.       Впрочем, как оказалось, Стручок лишь притворился ничего не замечающим: в пару быстрых движений, таких неожиданных для него, увесистого и выглядящего отнюдь не быстрым и ловким, кот перехватил настырную лапу ученицы. Мальволапка возмущённо пискнула, недовольная тем, что её конечность куснули, а шерсть опять помялась.       Стручок, заметив, что ученица недовольна, тут же разжал зубы, а потом в знак извинения ткнулся холодным даже в жару носом в светлую короткую шерсть на кошкиной лапе. Мальволапка вздрогнула, но скорее от неожиданности. К подобным жестам от Стручка она уже стала потихоньку привыкать и постепенно раскрепощалась сама, иногда пытаясь проявлять инициативу в ухаживаниях. Стручок смеялся над этими неловкими попытками, но против не был, даже цветочки с оплетающего лагерь тёрна, которые ученица однажды приволокла с собой на встречу, принял с радостью и каким-то непонятным ещё для Мальволапки трепетом. — И как ты пройдешь испытания с такой замедленной реакцией? — голос Стручка был полон беззлобного ехидства. Мальволапка показательно нахохлилась и сообщила, перекидывая обвинения: — Это только рядом с тобой она замедлена!       Стручок фыркнул, сдерживая смешок, и покачал головой. Мальволапка бросила на кота беглый взгляд и тут же неловко отвела его в сторону. Всё-таки, у неё и правда была небольшая проблема с реакцией, и Стручок прекрасно это знал, а потому вопрос его был вполне обоснован и закономерен.       И Мальволапка, которой осталось всего ничего до посвящения в воительницы, потихоньку начинала сомневаться в том, справится ли она с финальными испытаниями. — Осталось совсем недолго, — осторожно заметила кошка. — Ты же поддержишь меня, когда придёт время?       Наверное, она волновалась зря, — Мальволапка не знала ни одного случая, когда ученик заваливал проверку, — но какой-то необъяснимый страх всё-таки преследовал ученицу, и связан он был, скорее всего, с боязнью опозориться на всё племя.       Что скажут, если она, ученица самого глашатая, провалится? Мальволапка ощущала большую ответственность за своё недалёкое будущее: она не могла позволить себе подвести Кролика, который вложил в неё столько сил и времени, и со стыдом провалиться на проверке. — Обязательно поддержу, — Стручок, заметив, что ученица задумалась о чём-то не особо радостном, посмотрел на неё с теплотой в зелёном взгляде и задорно подмигнул, а потом неожиданно вернулся к недавней теме разговора, словно внезапно придумал, что сказать: — Поверь, Мальволапка, я живу уже много лун и видел тоже… многое. Да, я всегда живу на позитиве — как ты сказала, «легко и радужно», — но я, как и ты, понимаю, чем нам грозят эти отношения, — кот вдруг чихнул, тряхнув крупной округлой головой, и шерсть его, пятнистая и длинная, стала ещё более пушистой — или так только казалось со стороны.       Стручок бросил на Мальволапку виноватый взгляд, словно извиняясь за залетевшую ему в нос пылинку, а потом продолжил: — Не думай, что я безалаберный такой и не знаю, что нужно тщательно заметать следы, — голос кота слегка изменился, стал более спокойным и размеренно-мелодичным, таким, каким бывал в безветренную ночь под Серебряным Поясом, когда рушить тишину кажется настоящим кощунством, когда каждое слово, сказанное так и пробуждающее в душе бесконечность эмоций, надолго откладывается в памяти и бережно хранится многие дни спустя. Мальволапка вдохнула поглубже, чувствуя прилив тепла во всём теле, и неосознанно уцепилась когтями за землю под собой. — Просто я не люблю излишней серьёзности там, где она неуместна. В отношениях чувства должны быть важнее всего, согласна? — Конечно, согласна, — кошка кивнула и отвесила неуклюжий комплимент: — Ты вообще правильные вещи говоришь насчёт того, что касается отношений, любви и сантиментов. — Вот это было неожиданно! — губы Стручка тронула лёгкая улыбка, усы его и белая шерсть на щеках чуть дрогнули. Воитель перегнулся через невидимую линию границы и заговорщическим шёпотом поделился: — Скажу тебе по секрету, у меня впервые с кошкой всё настолько серьёзно. — Неужели? — как бы Мальволапка ни старалась поддержать непринуждённый и легко заигрывающий тон беседы, удивилась она по-настоящему.       Кошка знала, что Стручок намного старше неё — не на четыре и даже не на восемь сезонов — и полагала, что за всю свою жизнь кот не мог не побывать в отношениях. Как же так, он, такой приятный в общении, привлекательный и позитивный, и ни разу серьёзно не встречался с кошкой?       Мальволапка озадаченно моргнула. Причин не верить Стручку у неё не было: он всегда был искренним и говорил от чистого сердца, и ученице оставалось лишь принять сказанное. Она краем сознания отметила, что, возможно, у Стручка не было серьёзных отношений потому, что кот казался легкомысленным и не в меру беззаботным для своего возраста… «Так лишь кажется», — отметила Мальволапка, тоже поначалу не принимавшая Стручка всерьёз. Лишь узнав его ближе, кошка поняла, что он умеет думать логически и даже мыслить реалистично — и порой очень глубоко и серьёзно рассуждать о важных вещах даже в непринуждённом лёгком тоне. — Чистая правда! — увидев, что Мальволапка как-то засомневалась, убедительно повторил Стручок, чуть повысив голос. — Я верю, — тут же откликнулась Мальволапка, не хотевшая, чтобы кот решил, что она ему не доверяет, и перевела ставший немного неловким разговор в другое русло: — Так… ты интересовался убийством Стрижелапки.       Стручок моментально оживился, поёрзал, примяв своей тяжёлой тушкой выгоревшую на солнце желтоватую травку, и выбрался из тени. Солнце осветило его белую с крупными серыми пятнами шерсть, и Мальволапка поспешила перевести взгляд на нависший над её головой кустарник, чтобы не провалиться в наивные восхищённые мечты, как это обыкновенно бывало в подобные моменты. — Интересовался, — кивнул Стручок, и видно было, что с трудом сдержал рвущиеся в голос оживление и спешку. Он явно хотел узнать побольше, однако не решался расстроить Мальволапку столь резкой сменой направления беседы, памятуя, что в самом начале их встречи кошке это не понравилось. — Может, что-то новое? Та кошка, которая, предположительно, столкнула её в обрыв, никак себя не выдала? — Нет, — Мальволапка покачала головой, попутно удивляясь тому, как Стручок выносит солнце и не прячется от жары обратно в тень кустарников. От одной мысли о том, чтобы выбраться на знойное пекло, кошке становилось плохо, и она, щурясь от слишком ярких солнечных лучей, скользящих неподалёку, забилась поглубже в кустарник. — Я думала над тем, как это может быть связано с тем, что она ждёт котят, но… ты знаешь, ревность я отмела сразу же. Это слишком слабый предлог для того, чтобы убивать, тем более — сестру.       Стручок кивнул, а через миг его лицо озарилось какой-то лишь самому коту ясной догадкой. Он словно просветлел весь — хотя, казалось, больше некуда, — расплылся в довольной улыбке и предложил: — Почему бы не оттолкнуться от этого? — От чего? — не поняла Мальволапка. Она не считала себя недогадливой, но сейчас, к своему стыду, не могла сообразить, о чём говорит Стручок. «Это всё от жары и оттого, что он рядом со мной», — успокоила поднимающееся неприятное чувство ученица, бросила взгляд на Стручка, сидящего в паре усов от неё, прямо на границе, и уточнила: — От предлога? — От того, что они сёстры, — тот покачал головой. Выглядел он действительно довольным своей внезапной идеей: видимо, полагал, что это должно очень помочь Мальволапке в её расследовании. — Подумай, какая действительно важная причина должна быть, чтобы убить свою родную сестру, какие бы отношения между ними не были?..       Мальволапка почувствовала, как по спине пробежал неприятный холодок. Даже подумав немного, она не могла назвать причины, которая могла бы подтолкнуть Чертополошку к убийству такой близкой кошки, как Стрижелапка, её родная сестра!.. «Я бы никогда, никогда не смогла убить не то, что родного брата… даже соплеменника, — поёжившись, подумала Мальволапка, которую, несмотря на жару, пробрало вдруг до мелкой дрожи. Кошка впервые задумалась о том, что Чертополошка и Стрижелапка не просто конфликтовали между собой — они, прежде всего, были сёстрами, которые не могли не дорожить друг другом, и из-за этой мысли смерть Стрижелапки предстала перед Мальволапкой как нечто ужасное. — Когда Суховей говорил, что из-за него погибла его… наша сестра, он испытывал, наверное, подобный ужас, только усиленный во много раз, потому что это произошло с ним на самом деле. Я и представить себе не могу, что он чувствовал тогда!.. И что должна была чувствовать Чертополошка, когда она осознанно — или, быть может, случайно? — столкнула Стрижелапку в овраг… Невозможно быть настолько хладнокровной, чтобы оборвать жизнь родной сестры! Я могу не сочувствовать Стрижелапке, но я никогда бы не подняла на неё лапы — даже я, но Чертополошка!.. Стручок прав: какая же причина должна быть, чтобы сделать это?..»       Мальволапку передёрнуло, и она почувствовала, что уже не так уж и хочет разбираться во всём этом. Всё предстало в ином свете, и кошка не могла решить, нужно ли оно ей теперь — думать о том, какая драма разыгралась между дочерьми её тётки, одна из которых, как оказалось, была способна на столь ужасный поступок, как сестроубийство. — Я не знаю, — наконец, оторвав взгляд от земли, ответила Мальволапка Стручку, обеспокоенно наблюдающему за столь резким изменением в собеседнице: все мысли отразились на её лице. — Даже не представляю… — Я понимаю, — кивнул Стручок, сделал шаг через границу — и замер, словно не решаясь сократить расстояние между ним и Мальволапкой ещё сильнее. Его пушистый длинный хвост взметнулся и тут же опустился на плечо ученицы, но сам кот ближе так и не подошёл, будто бы боясь нарушить личное пространство кошки.       Несомненно, ночью это было сделать легче — и точно не при такой беседе, принявшей неожиданный поворот. — Знаешь, я не представляю, кем нужно быть, чтобы сестру родную прикончить, — произнёс Стручок, видя, что Мальволапка ещё напряжённо размышляет о причинах поступка Чертополошки, и ласково погладил её хвостом по плечу и по шее. — Моя Завиток, конечно, порой бесит, и она непроходимая тупица, но я бы никогда не смог поднять на неё лапу. Я даже голос на неё бы не повысил! А тут — убить… — А у тебя кроме Завиток никого нет? — припомнив недавний Совет и новое знакомство, поинтересовалась Мальволапка, несмотря на то, что и так знала ответ: всё о родне Стручка она выяснила после того нелепого случая на всё том же Совете неделю назад, чтобы подобное больше не повторилось. — Ты же знаешь, нет.       Она ушла от темы намеренно, чтобы перестать рисовать в голове картины безжалостной сцены, в которой Чертополошка толкала Стрижелапку с крутого обрыва — и та падала, в один миг разбиваясь. Чем старше становилась Мальволапка, тем больше замечала за собой появившуюся неизвестно когда впечатлительность… и это не радовало её в подобные таким моменты.       Впрочем, абстрагироваться от ненужных мыслей Мальволапка умела. Да и поддержка Стручка помогла: под его хвостом было уютно и очень мягко, и ученица ощущала те самые заботу и беспокойство о ней, благодаря которым ей всегда становилось очень легко на душе — так, словно там селились лёгкие мотыльки, невесомыми крылышками выметающие всё ненужное прочь. — Суховей предложил мне сблизиться с Чертополошкой, — наконец, решила продолжить прежний разговор Мальволапка. — Ну, ты помнишь, наверное, я говорила, но у меня как-то не получилось. Тут и тренировки, и племянники, и мне было совсем не до Чертополошки. Я почти не вспоминала об убийстве. Наверное, поболтаю с ней сегодня… в конце-концов, не дело это — забрасывать всё на половине, когда я действительно могу всё-таки вызнать правду.       Так она и поступила, получив одобрение Стручка и распрощавшись с ним под конец полудня. Жара шла на спад, и Мальволапке необходимо было поторопиться в лагерь, чтобы не вызвать у соплеменников ненужных подозрений.       Прощаться со Стручком не хотелось совсем, но пришлось заставить себя и, кое-как перетоптав его и свой запахи не без помощи дурно и обильно пахнущей полыни, Мальволапка поскакала в лагерь. Солнце постепенно начинало клониться к горизонту, и зной ощущался не так сильно. Даже лёгкий ветерок, наконец-то не обжигающий и сухой, а свежий, слегка колыхал травинки.       До вечера было ещё долго, но погода уже налаживалась, и дышать стало легче. Солнце уже не казалось таким злостным и испепеляющим всю живую растительность вокруг, и некоторые цветы, не сгоревшие в знойных лучах, самые упорные, уже поднимали головы и тянулись вверх. «Но если не пойдёт дождь, иссохнет всё, — вздохнула Мальволапка, окидывая взглядом колосья вокруг неё, уже пожелтевшие на макушках, но ещё имеющие серовато-изумрудные стебельки. — Трава просто пожухнет, а новые цветы не раскроются. Я не увижу ни маки, ни мальву!..»       Лагерь встретил Мальволапку затишьем. Все ещё отдыхали, ожидая, когда же наступит вечер — раньше выходить на пустоши не было смысла. Дичь пряталась в укромных норах, боясь жары, и следов её присутствия не было нигде. — Привет, — Мальволапку встретил хор тонких котячьих голосков. Уточка и Утречко одиноко возились на полянке перед детской под присмотром греющейся на солнце старейшины Белогрудки, которая в последнее время жаловалась, что ей даже в жару невообразимо холодно.       Зайчишка, судя по всему, была в детской. Эта капризная малышка не переносила зной, дождь, грозы, прохладу, росу на траве, слишком яркий свет и, вдобавок, слишком пасмурную погоду тоже. Сложно было сказать, что ей вообще было по душе: видя в Зайчишке маленькую копию себя самой, Жавороночка воспитывала в дочери свои черты, и малышка в луну отроду уже была очень привередливой и избирательной. — Как поживаете? — Мальволапка бодро двинулась к племянникам. Те подлетели к ней, обступили с двух сторон и наперебой загалдели, нарушая полусонную тишину лагерной поляны: — Меня Зайчишка укусила за хвост!.. — Я съел жука! И жевал шерсть зайца из кучи! — А я почти поймала пчелу!       Мальволапка опустилась рядом на землю. Долго находившаяся под солнцем, она ощущала себя не очень хорошо, но и племянников оставлять не хотела. Оставалось только удивляться тому, как котята так стойко переносят зной — и веселиться при этом умудряются. — Ты пришла, и они сразу разорались, — из детской высунулась голова недовольной Жавороночки. Королева смерила ученицу неприязненным взглядом и движением хвоста подозвала котят к себе.       Мальволапка только и успела, что ткнуться носом в маленький круглый лобик неуклюжего коротколапого Утречко, всегда любившего её больше своих сестёр, и с сожалением проводила взглядом его и уже упылившую к Жавороночке Уточку.       Повеселиться с котятами ей не дали, и от этого было не то, чтобы обидно — скорее неприятно, словно Жавороночка имела что-то против общения ученицы с малышами. Впрочем, Мальволапка понимала, что она не протянула бы долго: нужно было срочно найти тень, да и котятам стоило передохнуть от зноя.       Кошка осторожно заглянула в ученическую нору, где скрывались от жары оруженосцы, опасаясь, что разбудит кого-нибудь, однако, как оказалось, никто не спал. Хвощелапка тихонько беседовала с Солнцелапом, и они оба то и дело бросали взгляды на лежащую в самом конце норы, у прохладной стены, Чертополошку. Пестролапки и Дымолапки здесь не наблюдалось: видимо, они скрывались от зноя в другом месте. После смерти сестры эти кошки неожиданно сблизились со своей матерью на почве общей утраты и своё свободное время проводили вместе с Верескоглазкой. «Хороший шанс побеседовать с Чертополошкой», — отметила Мальволапка, делая пару быстрых шагов и переводя дух. Здесь, в вечном полумраке, было прохладно. От земли веяло лёгкой сыростью, приятно освежающей после жары. В такую погоду норы, большие и просторные, уходящие глубоко под землю, были настоящим спасением. — Ба, кто явился, — дружелюбно улыбнулся Мальволапке Солнцелап, и его янтарные глаза приветливо сверкнули в сумраке норы. — Я уже думал, наша старшая ученица никогда не появится в этой норе.       Несмотря на недавнюю потерю, Солнцелап выглядел бодрым и достаточно оживлённым, чего нельзя было сказать о его сёстрах. Он сумел взять себя в лапы и, кажется, неплохо справился с трагедией, настигшей их семью — впрочем, быть может, дело было в том, что Солнцелап всегда казался отдалённым от Стрижелапки — да и почти от всей своей родни. — Я тоже рада видеть тебя, — мурлыкнула Мальволапка. Двоюродного братца она искренне любила, да только видела редко: тренировки у них проходили раздельно, а по вечерам оруженосцы последнее время не собирались на общие посиделки: влияло то, что спали все теперь под открытым небом… да и смерти Бликолапки со Стрижелапкой и недавний уход из тесного кружка Овсяника и Пухогривки внесли свою лепту в уклад жизни учеников. — Где ты пропадаешь последнее время, а? — Солнцелап моментально забыл о разговоре с Хвощелапкой и переместился в уголок, который заняла Мальволапка, уже плюхнувшаяся на твёрдую землю.       Хвощелапка проводила брата разочарованным взглядом, но не проронила ни слова. Она покосилась на Чертополошку, непривычно уставшую, безвольную и унылую, и бесшумно покинула нору. — Она что, обиделась? — проводив взглядом серый силуэт, спросила Мальволапка, нарочно игнорируя вопрос Солнцелапа. — Никогда её не понимала. — Да, Хвощелапка и вовсе скрытная, а сейчас… — Солнцелап вздохнул и ощутимо напрягся, когда разговор зашёл о его сестре, однако потом словно вспомнил, что Мальволапка была ему почти такой же сестрой и поделился: — Она дружила со Стрижелапкой гораздо больше меня и переживает до сих пор. А ты не ответила на вопрос! — На какой? — Мальволапка показательно зевнула и дёрнула кончиком хвоста, словно ненароком легонько шлёпнув Солнцелапа, чтобы не вмешивался куда не надо. После она повернулась к Чертополошке, мрачный силуэт которой едва выделялся в сумраке норы, куда едва попадал солнечный свет. — Чертополошка, не хочешь присоединиться к беседе? — Не хочу, — ответ младшей ученицы был непривычно коротким, а голос кошки звучал глухо. Мальволапка снова поёжилась, однако сумела прогнать подальше подступившие было мысли о хладнокровии Чертополошки и, решив, что попытает удачу позже, отвернулась от угрюмой ученицы, буркнув себе под нос: — Как знаешь.       Солнцелап перевёл взгляд с одной кошки на другую, немного помялся, тоже ощутив повисшую в воздухе неловкость, и, чувствуя себя единственным, кто способен был разрядить обстановку, обратился к Мальволапке не без живого интереса: — Что у тебя нового? Готовишься к посвящению, да? Тебя почти не видно в лагере. — Я стараюсь тренировать бой, — откликнулась ученица. Чертополошка тут же выскочила у неё из головы: когда была возможность немного потрындеть с Солнцелапом, ни о чём ином думать и не хотелось. — У меня, сам знаешь, с этим тяжко. — Я в курсе, — важно кивнул Солнцелап, с которым кузина нередко делилась жалобами на неудачи, и с не меньшим самодовольством предложил, видимо, ощущая себя благодетелем: — Хочешь, я помогу? Я хорошо дерусь, не хуже тебя, хоть ты и старше. — Ты, как обычно, самоуверен, — не удержалась Мальволапка.       Солнцелап умолк, переваривая услышанное. Впрочем, ненадолго — он был не тем котом, который мог смутиться от замечания, даже если оно было сделано кошкой постарше и, как скромно считала эта кошка, поумнее. — Честно, Мальволапка, признай, что я хорошо дерусь — возможно, даже лучше тебя! — воскликнул оруженосец, не менее уверенный в своей правоте, чем его собеседница. — Возможно, — вынуждена была признать Мальволапка. Солнцелап действительно был неплох в боевом искусстве, и это знали все, а потому отказываться от его предложения было бы странно. Как-никак, ученица хотела пройти испытания, и тренировки с Солнцелапом могли ей в этом помочь. — Хорошо, давай попробуем позаниматься вместе. Всё же, это нам обоим будет полезно. — Тогда завтра вечерком!       Они ещё немного побеседовали ни о чём, и Солнцелап упылил в одному ему известном направлении. За ним скрылась и Чертополошка, не пожелавшая быть вновь уговариваемой на беседу, и Мальволапка, план который пока что никак не мог осуществиться, осталась в одиночестве.       Ближе к вечеру ветер усилился, и жара ощущалась уже не так сильно, так что Мальволапка, чувствующая, что было бы неплохо подкрепиться, решилась выползти из норы.       На лагерной поляне стало немного оживлённее, соплеменники повыбирались из нор и из тени и теперь ужинали и вели неторопливые беседы, ожидая, когда жара полностью спадёт и можно будет спокойно отправиться на охоту.       Мальволапка неспешно дошла до небольшой кучи с добычей. Дичи стало меньше, чем в самом начале сезона: с жарой много зверьков покинуло пустоши, на которых выжить стало гораздо труднее. — Эй, Мальволапка, присоединишься ко мне? — окликнул её знакомый голос. Ученица обернулась и столкнулась с тёмным карим взглядом трапезничающей Пухогривки. «Последнее время она подозрительно добра ко мне», — отметила кошка, впрочем, не пренебрегая предложением. Это было бы невежливо, а почём зря ссориться с воительницей Мальволапка не хотела: ей хватило их соперничества в ученичестве. — Спасибо, — вежливо кивнула Мальволапка Пухогривке, приблизившись к ограде, около которой та и расположилась, и, не ходя вокруг да около, спросила в лоб: — Ты что, хочешь со мной подружиться… после всех наших конфликтов?       Пухогривка улыбнулась как-то совсем уж снисходительно и подпихнула к Мальволапке тушку молодого зайчонка, которым перекусывала, щедро делясь с соплеменницей своим ужином. Воительницу, кажется, позабавило то, что ученица говорила с ней так же прямо, как и раньше. Пухогривка, несомненно, ощущала своё превосходство и не могла его не продемонстрировать: взгляд кошки был каким-то покровительственным, словно она сейчас общалась с юной и неопытной особой. — Теперь, когда у нас нет причин для вражды, я считаю, мы могли бы стать хорошими приятельницами, — дождавшись, когда Мальволапка откусит немного от их общего ужина, Пухогривка снова притянула зайца к себе, однако есть больше не стала.       Серая кошка смотрела на Мальволапку без высокомерия, но с явно выраженной уверенностью в том, что она, воительница, делает благое дело, предлагая ученице забыть разногласия. — И какая мне выгода с того, что мы с тобой начнём общаться по-нормальному? — угрюмо поинтересовалась Мальволапка, косясь на еду, которую у неё забрали. Есть захотелось только сильнее, а Пухогривка словно нарочно медлила в свою очередь кусать и тянула время разговорами. — Всегда хорошо иметь подружку среди воителей, тем более, если ты сама скоро закончишь обучение, — обрисовала она Мальволапке ждущие кошку перспективы и, как подачку, подтолкнула зайчонка к собеседнице.       Ученица, впрочем, не прониклась — только глянула скептически на Пухогривку. Мальволапка не доверяла ей и не могла принять проявление странной заинтересованности воительницы в её персоне за что-то искреннее и не имеющее под собой подвоха. — Не думаю, что это действительно важно, — откликнулась Мальволапка, вскакивая.       Принимать Пухогривкино предложение сблизиться в общении она не спешила. Воительница активизировалась не зря: скорее всего, искала собственную выгоду в окружающих, и Мальволапка не хотела вступать в дружбу — или пока что приятельствование — с той кошкой, которая могла просто пользоваться ею. — Передавай привет Овсянику, — напустив на себя побольше спеси, вместо прощания пробормотала Мальволапка, и двинулась к своей старой цели — куче.       Определённо, лучше было перекусить небольшой мышкой, но в одиночестве, чем вкусным зайцем, но в компании Пухогривки.