Мальва расцветает по весне

— Мальволапка, тебя желает видеть Однозвёзд!       Ученица вздрогнула от неожиданности и повернулась к Кролику, который стоял у неё за спиной и имел вид очень довольный и загадочный, что ученице не понравилось сразу. — Чё он вдруг? — угрюмо поинтересовалась Мальволапка, до этого увлечённая мыслями совершенно далёкими от всего насущного.       Кролик просиял, словно он и ждал этого вопроса от своей подопечной, и улыбнулся ещё более загадочно, чем раньше. Мальволапка поёжилась: это ей не нравилось всё больше и больше. Отец вёл себя подозрительно и был слишком уж радостным, и это было непривычно.       Что бы могло понадобиться Однозвёзду от ученицы? Мальволапка ощутила неприятный холодок, пробежавшийся по её коже, и пошире развернула плечи, чтобы яркое солнце вновь согрело её. Если предводитель хотел поговорить с ней, значит, это было действительно важно, однако Мальволапка никак не могла представить себе причину, которая могла бы быть у этого странного события. Беседа с Однозвёздом! Только от этого становилось не по себе.       Не то, чтобы это было от большого уважения к предводителю. Скорее, Мальволапка боялась, что опять создала какие-то проблемы. Однако с чего бы тогда Кролик давил лыбу и блестел, как звезда в небе? Всё это было очень подозрительно и ученице не нравилось потому, что ничего в происходящем она не понимала. Пребывать в неведении Мальволапка не любила, однако Кролик не спешил просветить её и рассказать о том, зачем Однозвёзду понадобилась встреча с ученицей. — Ты же знаешь, где его нора? — видя, что Мальволапка не торопится, спросил Кролик и указал хвостом на темнеющее на другом конце лагеря отверстие в земле, не прикрытое высокой травой, как иные норы: Однозвёзд даже здесь предпочитал простор и комфорт, а не хоть какую-то, но скрытность и безопасность.       Мальволапка глубоко вдохнула, убеждая себя, что бояться ей нечего, несмотря на то, что не имела ни одной догадки насчёт того, о чём хотел бы говорить с ней Однозвёзд. «Некрасиво заставлять его ждать, — отметила она, решительно стиснув зубы, чтобы поднабраться смелости. — В конце-концов, чего мне бояться-то? Однозвёзда, что ли? Ну и что, что он предводитель! Он такой же кот, как и все, как я или как Кролик, и говорить с ним — то же самое, что вежливо беседовать с любым из соплеменников!»       И, подскочив, Мальволапка поспешила в сторону норы, ощущая на себе довольный и, как ей показалось, немного даже грустно-ностальгический взгляд наставника. Она торопилась, пока запал не пропал, пока бравада ещё была: подбодрить себя более чем удалось. — Мальволапка, заходи, — раздался голос Однозвёзда, как только ученица остановилась перед норой, собираясь спросить, можно ли. Пожав плечами, уже подрастерявшая поначалу охватившую её тревогу Мальволапка шагнула в освещённую лучами утреннего солнца небольшую нору.       Внутри было пыльно, и в лучах солнца, проникающих сюда под косым углом, было видно, как вьются в воздухе крошечные соринки. Однозвёзд сидел посреди норы в небольшой ямке, как обычно, какой-то напряжённый и держащий безукоризненную осанку, и солнце делало золотистой его с мелкими пятнышками шерсть. — Здравствуй, — вежливо склонила голову Мальволапка, вовремя вспомнившая уроки хорошего тона и правила приветствия, которые ей растолковали ещё в котячестве и о которых ученица не вспоминала долгие луны.       Она молча и осторожно присела около выхода, собрав все лапы как можно ближе друг к другу, и принялась ждать. Не ляпнуть чего-нибудь и не сделать что-то лишнее было сейчас очень важно: а если как всё-таки накосячила так серьёзно, что дошло до предводителя?       Однозвёзд, вблизи производящий впечатление уверенного в себе кота, горделивого и даже надменного, смерил Мальволапку холодным янтарным взглядом и неожиданно спросил: — Скажи, что ты сделаешь, если встретишь на нашей территории чужака?       Кошка, не ожидавшая подобного вопроса — и вообще того, что её вот так начнут допрашивать, — вздрогнула и распушилась. Начало разговора ей уже очень не нравилось. «Чужака? — в мыслях сам собой нарисовался образ Стручка, только с которым теперь и ассоциировалось это слово. — А что, если он узнал и хочет наказать меня за нарушение Воинского Закона? Но чему тогда так радовался Кролик?!»       Несмотря на абсурдность предположения о том, что Кролик мог быть доволен тому, что Мальволапку будут за что-то наказывать, ученица не отмела этот вариант развития событий. Вся уверенность как-то разом слетела, и Мальволапка почувствовала, что кончик хвоста мелко подрагивает от волнения.       Она заметно нервничала, уже не так храбрилась, однако, понимая, что нужно успокоиться и всё-таки ответить на вопрос, всё-таки никак не могла этого сделать. — Чужака на нашей территории, — повторила Мальволапка сразу ставшим каким-то бесцветным голосом, чтобы хоть немного взять себя в лапы. Немного помогло — по крайней мере, страх отступил, и боязнь раскрытия её тайных отношений отошла на второй план. — Спрошу, что он тут забыл, конечно. У него ведь могут быть как благие намерения, так и не очень. — Действительно, — невозмутимо кивнул Однозвёзд, по лицу которого невозможно было понять, тот ли это ответ, который он ожидал. — Всё всегда зависит от цели. Намерения зависят от цели, действия… тоже зависят от цели.       Мальволапка заинтересованно покосилась на предводителя. Эти рассуждения уже были, кажется, не связаны с изначальным вопросом, и она позволила себе немного расслабиться и даже ссутулить напряжённые до этого плечи. — А если ты сама пересечёшь границу? — предводитель чуть прищурился. — Например, в погоне за добычей. — Я не пересеку! — моментально воскликнула Мальволапка, а потом, глянув ещё раз повнимательнее на Однозвёзда, поняла внезапно, что он её ни в чём не обвиняет.       Это было похоже на допрос, но никакой угрозы он в себе не нёс: Мальволапка предполагала, что, если бы предводитель был недоволен ею, он вёл бы себя иначе. Сейчас же Однозвёзд казался странным — но не разозлённым или вроде того. Впрочем, он всегда был странным, словно живущим в своих мыслях и не обращающим внимание ни на что вокруг. Даже сейчас он, выдерживая на лице выражение холодной вежливости, смешанной с высокомерием, смотрел словно мимо Мальволапки. — Почему ты уверена в этом? — Однозвёзд моргнул и перевёл взгляд, жёсткий и скептический, на ученицу. Ученица подумала о том, что это похоже на какое-то особенно строгое испытание. Вот только зачем? Неужели предводитель проверяет её преданность? Неужели всё-таки что-то узнал о ней и Стручке? А может, что-то другое?.. — Мне нечего делать на территории чужого племени, — решительно ответила Мальволапка, запрещая себе даже думать о Стручке. Волнение могло выдать её. — Даже если я буду преследовать добычу, я смогу вовремя остановиться. — Почему ты так считаешь? — в голосе Однозвёзда проскользнуло удивление. Впрочем, Мальволапка сочла это невозможным: скорее она ошиблась, чем непрошибаемый ничем предводитель был чем-то изумлён.       Она пожала плечами и ответила на очередной вопрос так, словно это было что-то очевидное и естественное, что вообще-то не нуждалось в лишних разъяснениях: — Я хорошо охочусь.       Однозвёзд хмыкнул так тихо, что Мальволапка бы не уловила, если бы не чуткий слух и наступившая после её ответа звенящая, напряжённая тишина. — Это исключительно твоё суждение? — наконец, Однозвёзд задал очередной вопрос, который Мальволапка уже ждала. Она всё ещё не могла понять, к чему весь этот странный разговор, но зато осознала, что запытывать этим допросом её, видимо, будут долго. — Кролик тоже считает так! — ученица покачала головой. Разумеется, вывод о своих хороших охотничьих навыках она сделала небезосновательно! И почему Однозвёзд спрашивал такие глупости?.. — Он говорит, что я охочусь лучше, чем делаю что-либо ещё. — Вот как, — еле заметно кивнул предводитель, снова концентрируя холодный взгляд на Мальволапке. — Ты уверена в себе.       Кошка осторожно кивнула, несмотря на то, что это был не вопрос, и мысленно приготовилась отвечать на ещё какую-нибудь заковыристую ерунду, которую мог выдать мозг этого себе на уме старика. — С правилами Воинского Закона, как я вижу, ты в ладах, — продолжил Однозвёзд, к удивлению Мальволапки, так и не обратившись к ней с очередным вопросом-проверкой на преданность, как уже обозвала это кошка. — Ты говоришь прямо и не врёшь: Кролик и впрямь отзывался о тебе как о способной охотнице. Впрочем, ты импульсивна и категорична в своих высказываниях… это юношеское, ты ещё молода и многому научишься на собственном опыте гораздо позже, — предводитель сделал паузу и произнёс уже не так сурово, как весь свой монолог до этого момента: — Кролик был прав, ты… доросла. — До чего? — не сдержалась от любопытства Мальволапка. — Не знаешь, зачем я тебя вызвал? — впервые за всё время высокомерная маска Однозвёзда сменилась чем-то более простым, словно он, предводитель, в этой беседе снисходительно решил встать на один уровень с простой ученицей. Кот позволил себе едва заметную вежливую улыбку, мимолётную и адресованную чему-то — или кому-то — за пределами этой норы.       Мальволапка помотала головой. Знать она не знала, однако уже почти не беспокоилась. Ругать её не стали и, кажется, уже не собирались, а предположение о том, что о её отношениях со Стручком стало известно, к счастью, оказалось ошибочным. — Тогда просто передай Кролику, что я даю ему добро. Полагаю, он хочет сам рассказать всё своей дочери, — Однозвёзд выделил голосом окончание фразы и легко взмахнул хвостом, указывая Мальволапке на выход.       Повторять дважды ей было не нужно. Ученица сорвалась с места и одним прыжком выскочила из норы, стены которой, казалось, давили на неё. Оказавшись на свежем воздухе, Мальволапка перевела дух и позволила себе недолго постоять, прежде чем идти искать Кролика и вообще думать о том, что это было такое — и что за странный разговор с Однозвёздом произошёл.       Ей нужно было хотя бы немного прийти в себя после пережитого волнения. Утренняя прохлада, висевшая в прозрачном и свежем воздухе, неплохо помогала справиться. Мальволапка втянула носом приятный запах сухой после недавних жарких дней травы и почувствовала, как её нервозность окончательно уходит. «Однозвёзд спрашивал меня не просто так. Тем более, он сослался на Кролика. Неужели это всё только с одной целью? Или всё-таки нет? Разве не рано? Я не уверена, что я готова!»       Мальволапка оборвала себя. Она одновременно и надеялась, что оказалась права в своих догадках, и боялась этого. Стать взрослой!.. Готова ли она была к этому шагу, смогла бы доказать старшим, что способна во всём быть с ними наравне? — Кролик! — кошка кинулась к наставнику, ждавшему её на том же месте около небольшой кучи земли, где и оставил. — Однозвёзд сказал, что разрешает тебе… что-то там сделать. Но зачем он?.. — Вызывал тебя? — закончил за ученицу Кролик, улыбнувшись ей тепло и ласково. — Все ученики в один момент проходят через это, но вопрос о том, предупреждать ли их заранее, решают наставники. Я решил, что чем неожиданнее, тем лучше! — кот даже приосанился от какой-то ведомой лишь ему одному радости, а Мальволапка отметила, что решение отец принял не лучшее: она со страху чуть не умерла, а ему лишь бы хиханьки!..       Она постаралась вложить в свой взгляд всё недовольство и разочарование по этому поводу, но Кролик ничего и не заметил: он, кажется, был в состоянии какого-то напряжённо-волнительного и вместе с тем радостного предвкушения, а уже через миг возвестил торжественным голосом: — Уже около недели я говорю Однозвёзду, что пора провести твои испытания. Например, в ближайшие дни. Скажем, завтра… или послезавтра, как захочешь сама.       Мальволапка почувствовала, как потрескивает шерсть. Угадала! Однако от этого новость не стала менее ошеломляющей: ученица полагала, что ей своей проверки ещё половину луны ждать, и не была готова услышать, что её судьба решалась за её спиной всю последнюю неделю.       И она не знала точно, рада ли своим грядущим испытаниям, — испытаниям, которые могли (должны были!) состояться в самое ближайшее время, — или всё-таки боится этой проверки. Страх опозориться на всё племя и не пройти испытания столкнулся в Мальволапке с восторгом от осознания того, что она в одном шаге от заветного воинского звания, и трудно было понять, какое чувство всё же было сильней. — Я не знаю точно, готова ли я, — вздохнув, тихонько сообщила кошка, решив поделиться частью своих сомнений. — Я ещё неидеально дерусь, и… — Ты всё умеешь прекрасно, — решительно перебил её Кролик, даже не дослушав. — Ты готова, Мальволапка, более чем готова.       Ученица кивнула, понимая, что спорить с Кроликом бесполезно. Отец считал её готовой ко всем грядущим трудностям, и Мальволапка понимала, что всё уже было решено — и ей оставалось только не подвести его, возлагающего на неё большие надежды. «А что будет потом? — внезапно почувствовав острый укол непонятной пока тоски, подумала Мальволапка, сердце которой будто бы сжала чья-то сильная когтистая лапа. — Я буду нужна Кролику, или он перестанет считать меня своей дочерью?.. Сможем ли мы общаться так, как общаемся сейчас, и не перестанет ли он заботиться обо мне и любить меня? Я ведь стану взрослой, а у взрослых, как водится, не сильны родственные связи». — А… почему нельзя было сказать раньше? — подавив сомнения и тревоги, спросила Мальволапка. Она пока не знала, нужно ли делиться с Кроликом своими страхами, и решила начать с более безобидного вопроса. — Я не хотел, чтобы ты волновалась и нагружала себя чрезмерной подготовкой, — охотно пояснил кот, — а ещё чтобы не растеряла решимости пройти испытания как можно достойнее. — Я пройду их, конечно, — кивнула Мальволапка, отводя взгляд. «Куда я денусь? Если я завалюсь, что будут говорить обо мне — и, более того, что будут говорить о тебе, Кролик? — спросила она саму себя, уставившись в одну точку прямо перед собой, на белый кончик хвоста Кролика. Отец так в неё верил, так гордился ей, так радовался! Подвести его было бы худшим на свете, что Мальволапка, как она считала, могла сделать. — Будут шепотки, будут обсуждать, что у самого глашатая ученица не смогла стать воительницей, и весь его авторитет полетит в задницу зайца. Я просто не могу не пройти испытания!» — Твой самый важный день больше не имеет смысла откладывать, — видя замешательство кошки, прибавил Кролик. — Лучше, чем сейчас, ты уже не будешь, только загоняешь себя и отчаешься. Завтра будет твой день! «Мой день, — мысленно повторила Мальволапка, всё ещё пытаясь привыкнуть к мысли о том, что завтра — всего лишь завтра! — она станет воительницей. — Целый день только для меня, целый праздник только для меня! Но есть ли в нём смысл, — она снова бросила взгляд на Кролика, такого воодушевлённого и, несомненно, гордящегося ею, и вновь вдруг стало грустно и как-то тяжело на душе. — Есть ли смысл в празднике, если после него я буду уже не так нужна отцу, как сейчас?» — Скажи… — всё-таки решилась Мальволапка задать волновавший её вопрос, — когда я стану воительницей, ты не перестанешь считать меня своей дочерью? — Как тебе только в голову пришло? — искренне изумился Кролик, даже подскочив. Он тут же возмущённо замахал пятнистым хвостом из стороны в сторону, кажется, задетый подобным предположением. — Ей-зайцы, вроде умная кошка, а иногда такую дурость мякнешь, что стыдно за тебя становится!..       Мальволапка пожала плечами. Виноватой она себя не чувствовала, и боязнь остаться одной, совсем без отца, никуда не делась, несмотря на то, что сам Кролик выглядел одновременно и удивлённым, и недовольным таким заявлением. — Разумеется, мы станем общаться меньше, когда ты станешь воительницей, — вздохнув и усевшись обратно на землю, примирил своё негодование наставник и продолжил уже по-прежнему спокойно: — Но ты всегда будешь оставаться моей любимой дочерью, и ты всегда сможешь обратиться ко мне с чем угодно.       Мальволапка с силой укусила себя за губу, чувствуя, что недалека от того, чтобы расплакаться, как маленькая, от обиды на саму себя за то, что оскорбила Кролика своим предположением, и от странной приятной радости оттого, что он не забудет о ней и не перестанет быть ей отцом.       Она пододвинулась поближе к Кролику и прижалась носом к его короткой мягкой шерсти, как никогда не сделала бы в раннем ученичестве, но как поступала в последние луны всегда, когда искала отцовской поддержки и защиты. — Спасибо, что приютил меня и воспитал, — собравшись с мыслями, произнесла Мальволапка, когда Кролик погладил её хвостом: он тоже понимал, что ученице необходима его поддержка в канун самого важного в жизни события. — Я не могу желать отца лучше, чем ты, и я ни за что тебя не подведу, я обязательно пройду эти испытания. — Я вообще в этом не сомневаюсь! — воодушевлённо воскликнул Кролик, заботливо лизнув дочь в круглое светлое ушко.       Мальволапка вдохнула поглубже и наконец-то успокоилась. Кошка решила все волнующие её вопросы, а в душе установилось равновесие, и понимание того, что она пройдёт завтрашние испытания — и никак иначе — теперь показалось правильным.       Впрочем, всё это было ненадолго.

***

      Вечер пришёл незаметно. Солнце опустилось и зависло низко-низко над горизонтом, в воздухе ощущалась прохлада, на траве выступила блестящая роса, а в ложбинах и впадинах тянулся туман, белый и густой. Небо окрасилось в оранжевый, а редкие облака у самого горизонта, казалось, светились изнутри.       И всё это — и заходящее солнце, и перламутровая роса, и оранжевое небо — невероятным образом создавали в душе покой и умиротворение, такие странные для Мальволапки, весь день проведшей, как на иголках. Она волновалась, терзалась разными мыслями и сомнениями насчёт завтрашнего дня и, как честно признавалась самой себе, очень боялась испытаний. — Представляешь, весь день тренировок! Я только в лагерь заскочил, хоть шерсть вычистил, и сразу решил пойти на наше место, — распинался Солнцелап, сидевший рядом и возмущённо вздыбивший яркую бурую с рыжим шерсть. — Какое облегчение, что мы с тобой сегодня не дерёмся! Легкопят меня и без того замучал… — Бедняжка, — посочувствовала братишке Мальволапка, даже не посмотрев, однако, в его сторону. Её взгляд был прикован к расстилавшемуся чуть дальше по равнине маковому полю, похожему на бесконечный красный ковёр, дрожащий и колышущийся от порывов ветра.       Маки оказались очень красивыми цветами, как и говорили те, кто их видел раньше, и Мальволапка не смогла не полюбить их сразу, как только увидела. Высокие, красные, с яркими головами и крупными лепестками, они завораживали и притягивали взгляд.       Сейчас, ярким пятном алея на фоне нежно-оранжевого неба, это поле из маков, такое большое, казалось особенно красивым, и Мальволапка не могла отвести взгляд от таких родных пустошей, прекрасных в любом своём месте и в любое время.       И этот простор, и эти цветущие луга и поля, и спеющие колосья, и вереск, ароматный особенно в вечернее время, и редкие кустарнички, и комочки перекати-поля, характерные для отдалённых от лагеря участков ветряной территории, — всё это было знакомым, но не приевшимся, всегда радующим взгляд.       Каждый день в пустошах можно было найти что-то новое, каждый день было, чем восхититься. И Мальволапка искренне любила эти бесконечные просторы, на которых можно было ощутить себя свободной и быстрой — наравне с самим ветром — и невероятно счастливой оттого, что родилась здесь, а не где-то ещё. Порой кошке даже становилось стыдно за прошлую себя, ту, кем она была в начале ученичества, за ту зайцеголовую дурёху, которая испытывала отвращение от видов бескрайних полей и однотипных, как думалось ей тогда, пейзажей. — Думаешь о завтрашнем испытании? — участливо обратился к Мальволапке Солнцелап, однако его выражение лица было всё ещё угнетённым и угрюмым. — Да нет, — кошка пожала плечами и бросила последний взгляд на маковое поле, прежде чем повернуться к собеседнику.       Маки, несомненно, были прекрасны, однако то, что они зацвели, а такая долгожданная мальва — нет, совсем не радовало. Кошка искренне жалела, что до сих пор не увидела цветок своего имени, — несмотря на то, что ему уже было пора распуститься, — и сомневалась, что вообще узнает, как он выглядит, в этом сезоне.       Судя по всему, жара, бушевавшая совсем недавно, почти невыносимая и выжигающая всю растительность, уничтожила большинство цветов на пустошах. Не пострадало лишь то, что чаще всего находилось в тени холмов, как те же маки. — А ты чего такой мрачный? — решила поинтересоваться Мальволапка. Вид у Солнцелапа, и впрямь, был неважный, однако оруженосец казался не столько усталым, сколько недовольным и каким-то даже встревоженным. — Чертополошка собирается сегодня на ужине что-то сказать племени, — угрюмо откликнулся кот, и взгляд его стал особенно беспокойным: Солнцелап по-настоящему переживал за Чертополошку, несмотря на то, что отдалился от сестры в связи с последними событиями. — Я не знаю, что именно, но мне не нравится это. Она ещё не пришла в себя после смерти Стрижелапки… что может она заявить во всеуслышание?       Мальволапка только пожала плечами: она могла предполагать, но делиться своими соображениями с Солнцелапом не стала бы. Оруженосец многого, наверное, не знал о своей сестре… впрочем, может, напротив, он знал гораздо больше Мальволапки — только не рассказывал, не заинтересованный в этом? «Вряд ли она решила признаться в убийстве, — решила Мальволапка после недолгих раздумий и тут же предположила: — Расскажет о том, что ждёт котят? Пора бы уже, она, как-никак, уже, наверное, луну их носит. По ней и видно, что немного располнела… интересно, кто знает — кто догадался, но молчит? Не мог же никто?..»       Она покосилась на Солнцелапа, размышляя о том, знал ли оруженосец, что его сестра беременна, или даже не предполагал подобного. «Никто не заметить не мог, конечно, особенно кошки, которые уже рожали котят, — решительно подвела всему итог Мальволапка, а потом ей в голову пришла неожиданная, но вместе с тем, как казалось, прекрасная и просто гениальная мысль: — Что бы она ни сказала, это будет для неё тяжело. Я могу поддержать её… это мой шанс узнать что-то большее!»       Ожидания Мальволапки оправдались, только чуть позже, чем она рассчитывала, и не совсем так, как ученица предполагала. Вечером, после общего ужина, когда на небе уже зажглись первые звёзды, солнце полностью скрылось за горизонтом, а закат догорел, на поляне внезапно появился имеющий что-то сказать Однозвёзд. — Сейчас он всем скажет, что у нас завтра праздник, — воодушевлённо шепнул Мальволапке Суховей, с которым они недавно напару зажевали вкусного и большого кролика. — Кстати, батя тебе не говорил, как всё будет проходить?       Мальволапка отрицательно покачала головой и с интересом покосилась на брата, ожидая, что он расколется, но Суховей держал на лице прежнее выражение и ничуть не дрогнул под любопытным взглядом сестры. — Он всегда занимается организацией испытаний и знает, что тебя завтра ждёт, — только и сообщил Суховей. — Видимо, как бы он ни хотел, чтобы ты сдала, он всё-таки в первую очередь за честные испытания.       Мальволапка пожала плечами. Она и сама понимала, что, если бы Кролик, такой всезнающий, поделился с ней деталями завтрашней проверки, это было бы нечестно.       Днём, попривыкнув к мысли о завтрашнем дне, она пыталась выбить из наставника хоть пару слов о грядущем, но Кролик молчал и отнекивался тем, что все инструкции Мальволапка получит на месте, когда придёт время — и пришлось смириться и ждать, внутренне сгорая от нетерпения и волнения.       Воительницей стать хотелось, однако сомнения в собственной готовности всё ещё тревожили Мальволапку, да и боязнь стать отцу ненужной, несмотря на все заверения Кролика, не прошла. — Как думаешь, где весь день с утра до ночи пропадает Однозвёзд? Такое ощущение, что он занят ровно ничем, — произнёс Суховей, которому уж больно хотелось поговорить и которого сестра почему-то игнорировала весь ужин, погружённая в свои мысли. — По рядам воителей уже ходят пересуды. Никому не нравится, что предводитель почти не участвует в жизни племени. Боюсь, если так и будет продолжаться, он дождётся того, что на него открыто покатят обвинения так, словно они перекати-поле…       Мальволапка кивнула и перевела взгляд на Однозвёзда. До предводителя ей дела не было: что есть он, что нет — одно и то же. Все, и она в том числе, уже привыкли видеть этого кота лишь изредка, и было до сих пор непонятно, чем он занимается ежедневно и куда уходит, скрываясь от, видимо, наскучивших ему соплеменников. Управление племенем, если так посудить, держалось только на Кролике: он организовывал патрули и обходы границ, устраивал общую для всех деятельность вроде укрепления нор, которые имели особенность иногда осыпаться, и расчистки лагеря от накапливающегося в нём мусора, он же устраивал испытания оруженосцам, собирал отряды на Советы и пытался решать проблемы вроде внутренних конфликтов и ссор.       Однозвёзд не делал ничего из этого и вообще, как полагала Мальволапка, только этим утром встретившаяся с предводителем лицом к лицу, был каким-то странным: он держал себя так, словно был важнейшей фигурой в племени, — что, впрочем, так и было, — но ничего не делал, чтобы поддерживать свой статус, считая это явно лишним.       И сейчас он впервые за много дней стоял перед своими соплеменниками и выглядел так, будто это было обыденным делом для него — общаться с племенем — несмотря на то, что ничего подобного Однозвёзд не делал никогда. Он не высказал ни искренней скорби по двум погибшим недавно ученицам, которые при том были его внучками, ни соболезнований родственникам Стрижелапки и Бликолапки, — не сделал ничего в те последние два раза, когда племя видело его дольше, чем пару секунд. — Вы знаете, завтра у нас с вами небольшое событие, — голос Однозвёзда, резкий и не в меру высокий, как у кошки, разрезал наступившую на поляне звенящую тишину: никто не знал, как реагировать на появление предводителя, от которого все уже отвыкли, и просто молчали, наблюдая. — Вы, наверное, уже слышали, однако я повторю: эстафету испытаний, начатую недавно Пухогривкой и Овсяником, примет Мальволапка. Вполне возможно, что завтра нас ждёт ещё один праздник.       Соплеменники запереглядывались, зашептались, и Мальволапка знала, что они обсуждают: это важное и, несомненно, наигранное «нас» от Однозвёзда. Предводитель всегда говорил что-то в подобном духе, но едва ли сам принимал участие в племенных праздниках.       Что и говорить, если он даже лично не поздравил Овсяника и Пухогривку, когда те стали воителями!.. Всё пришлось делать Кролику, и Мальволапка помнила, как был раздражён отец следующие несколько дней. — Это, однако, не последняя новость за прошедшее время, — продолжил Однозвёзд, и голос его зазвучал строго и надменно, режа по ушам и заставляя ужинающих морщиться. — Я вынужден сообщить вам, что в нашем племени ожидается пополнение, однако не считаю эту новость радостной: котят ждёт одна наша ученица, Чертополошка.       Мальволапка нашла взглядом Чертополошку. Она сидела, вскинув голову, и в жёлтых глазах ученицы застыло какое-то непонятное выражение: тёмненькая кошка, ещё не особо пузатая, но уже далеко не худенькая, смотрела прямо на Однозвёзда с какой-то мрачной решимостью, вызывающей и дерзкой.       На ученицу поглядывали с интересом, однако не было тех, кто начал бы шептаться и обсуждать её: подозрения, как и предполагала Мальволапка, поселились во многих.       Кошка перевела взгляд на Солнцелапа, который после их небольшой прогулки немного развеялся и теперь составлял компанию своему отцу Головёшке и его ученице Дымолапке. Солнцелап не казался удивлённым, и Мальволапка только головой покачала: он знал гораздо больше, чем говорил, как оказалось. — Твой шанс, — обратился к сестре Суховей, который и сам заинтересовался этим расследованием и всё чаще подбивал Мальволапку сблизиться с Чертополошкой. — Я и сама это понимаю, — кивнула та. Она только недавно думала о том, что такого шанса подобраться к Чертополошке больше может не быть.       Тем более, что младшую сестрицу было даже жаль, какой бы она ни была и что бы ни сделала со Стрижелапкой. Её, может, и не обсуждали, — по крайней мере, не громко и не сейчас, когда новость ещё не совсем прижилась среди племени, — но такого осуждения во взглядах многих она точно не заслужила — точно не потому, что оказалась в положении.       Головёшка и вовсе смотрел на дочь со жгучим презрением, и Мальволапка поспешно отвела взгляд от Солнцелаповой компании. Чертополошке нельзя было не посочувствовать, несмотря на то, что в сложившейся ситуации виновата была она сама (ну и Усач, разумеется).       К Чертополошке никто так и не подошёл. Она продолжала сидеть в одиночестве, напряжённая, но полная решимости дать отпор любому, кто обвинит её, а неподалёку Усач отгонял подальше желающих высказать своё ценное мнение. Особенно усердствовал Малоног: лез грудью вперёд, зубоскалил и посмеивался над таким всегда вежливым и правильным Усачом, который — раз — и попал в неловкую ситуацию вместе со своей юной подругой. О своём недавнем подобном опыте Малоног, по всей видимости, уже и думать забыл.       Пользуясь моментом, Мальволапка проскользнула за спиной Усача прямо к Чертополошке и остановилась напротив младшей ученицы. — Привет, — ничего умнее, чем начать с приветствия, Мальволапка не нашла. Чертополошка глянула на родственницу не без интереса, но всё так же угрюмо и воинственно, как смотрела на всех остальных, так что старшая ученица поспешно прибавила: — Не волнуйся, я не осуждать тебя пришла. — А зачем? — насторожилась Чептополошка, недоверчиво поглядывая на Мальволапку с высоты своего немаленького роста. — У тебя завтра испытания, как я слышала. — Да, — кивнула Мальволапка, мысленно радуясь тому, как удачно повернулся разговор: теперь она знала, как можно попытаться найти подход к Чертополошке. — Так что мне тоже сегодня тяжко. Конечно, наши ситуации не похожи, но нам обеим тяжело. Почему бы тогда не посидеть вместе? — Да, ты права, — лицо Чертополошки чуть дрогнуло и озарилось слабой и короткой улыбкой, но по-настоящему тёплой и какой-то мечтательной. — Я бы тоже хотела стать воительницей!       Мальволапка подавила вздох. Жалость к Чертополошке достигла апогея, когда ученица осознала, что её собеседница ещё юная, наивная и, несмотря на все неприятности в её жизни, всё такая же мечтающая и неунывающая, как и раньше. Чертополошка была моложе Мальволапки на пару-тройку лун, и она была уже не котёнком — но ещё и не той молодой кошкой, стремительно взрослеющей, какой была сама Мальволапка, сейчас отчётливо понимающая, что всё свалившееся на Чертополошку вынести юной ученице было невероятно сложно. — Станешь, обязательно! — как можно воодушевлённее заявила Мальволапка, но Чертополошка только покачала головой, и улыбка её померкла, когда кошка заговорила: — Не думаю. Знаешь, когда я вынуждена была сказать Однозвёзду, что беременна — ещё тогда, ещё до того, как умерла Стрижелапка, — на миг лицо младшей ученицы переменилось, и взгляд стал особенно жёстким — но лишь на миг, потому что Чертополошка тут же взяла себя в лапы и продолжила: — Он был на меня зол. Он даже не обрадовался тому, что у него будут ещё одни правнуки! Он сказал, что это позор — то, что я вот так вот залетела, — голос Чертополошки вдруг дрогнул, и Мальволапка ощутила, что собеседница недалека от слёз. — Сказал, что я не стану воительницей, пока не выращу котят, пока они не станут оруженосцами. Представляешь, какой это позор? Я разозлилась на Однозвёзда, сказала, что ненавижу его, и…       Чертополошка резко оборвала себя и порывисто отвернулась в другую сторону. Несмотря на весь свой решительный настрой, она держалась из последних сил и была готова расплакаться в любой момент. — И что? — осторожно спросила Мальволапка, пододвигаясь ближе и кладя свой хвост поверх хвоста двоюродной сестры. Та вздрогнула, но ничего не сказала на этот жест утешения, только отозвалась преувеличенно равнодушно: — Да ничего. Прости. — Всё хорошо. Тебе нужно было поделиться своими тревогами, я понимаю, — тихо произнесла Мальволапка, интуитивно ощущая, что спокойные речи подействуют на Чертополошку позитивнее, нежели что-то иное. Стоило поддержать сестру, чтобы наладить с ней контакт, и ученица начала, осторожно подбирая слова: — Просто… почему ты так опечалена этим? Рано или поздно ты станешь воительницей, это неизбежно. Зато у тебя будут котята, свои маленькие котята, своя семья.       Чертополошка посмотрела уже более доверительно, чуть скосив взгляд вниз, на собеседницу, и всем своим видом показала, что готова слушать дальше. Приободрившись, Мальволапка продолжила более уверенно: — Какая разница, кто считает это позором? Самое главное, что ты будешь счастливой, что у тебя будет то, что многие воители не имеют и по сей день! Представь: свои котята…       Чем дольше Мальволапка говорила, тем больше она сама проникалась собственной речью и начинала верить, что Чертополошка и впрямь не заслужила подобного отношения к себе и столь сурового наказания от Однозвёзда. Представить только — стать воительницей только тогда, когда котятам исполнится шесть лун!.. Это казалось невыносимым, и Мальволапка искренне удивлялась тому, как Чертополошка умудрялась сохранять практически ровное спокойствие на протяжении почти всей последней луны. «Не знаю, верю ли я сама в то, что несу, но это, кажется, действует. Ей становится лучше! — странная радость и удовольствие от того, что разговорить кузину всё же вышло, поднялись в душе Мальволапки. Кроме того, ей было приятно оттого, что получилось показать Чертополошке позитивную сторону всей этой ситуации. — Надо же, общение со Стручком многое дало мне. Раньше я бы, наверное, и не подумала, как выставить всё это в лучшем свете — а сейчас это кажется абсолютно нормальным!.. Наверное, Чертополошке необходимо было поделиться с кем-то, и, не умей я поддержать, наш разговор быстро бы иссяк. Я обязательно поблагодарю Стручка за всё, что дали мне наши встречи!.. Пусть он узнает, какую важную роль сыграл… не только в расследовании и в настроении Чертополошки на один вечер, но и в моей жизни».       Решив так, Мальволапка чуть отодвинулась от Чертополошки и воззрилась на сестру. Та медлила, словно подбирала слова, и смотрела на собеседницу уже без изначальной враждебности и угрюмости. — Спасибо, — наконец, выдавила из себя Чертополошка. — Ты одна из немногих, кто поддержал меня. Даже Осока… — она запнулась, — Осока отвернулась. — Обращайся, если что, — кивнула Мальволапка. — Я не против, если мы начнём общаться ближе. Тебе нужна поддержка, а мне… ну, мне нужна подруга и сестра. «И информация», — неприятно добавил голос совести где-то в дальнем уголке сознания.       Мальволапка встряхнулась, наблюдая, как Чертополошка, кивнув ей на прощание, уходит с Усачом, всё ещё неприязненно косясь на Однозвёзда, что удивительно, ещё не покинувшего лагерную поляну. «Нет, я хочу помочь Чертополошке, правда хочу! — решительно попыталась заглушить голос совести Мальволапка. Кошке было стыдно, и она казалась себе очень лицемерной — и от этого становилось только хуже, как Мальволапка ни убеждала себя в том, что искренне сочувствует Чертополошке. — Это всё не только потому, что мне надо втереться к ней в доверие, я… тьфу!»       Она передёрнула плечами. Несмотря на искреннюю жалость, Мальволапка не могла отделаться от мысли, что пользуется Чертополошкой, и это было неприятное, гадкое ощущение. Быть лицемеркой, такой, какой была когда-то раньше, сейчас казалось мерзко и стыдно.       Вдохнув поглубже, Мальволапка приказала себе больше не думать о Чертополошке. Было кое-что более важное и волнующее, чем расследование и собственные отвратительные черты.       Запрокинув голову, Мальволапка разглядывала ночное небо, усеянное звёздами, блестящими и перемигивающимися между собой. Свежий ночной ветер мягко перебирал её шерстинки, и на душе постепенно стало спокойно и легко.       Завтра она должна была стать воительницей, и Мальволапка теперь была полностью уверена в своих силах и в ждущем её успехе.