Мальва расцветает по весне

— Ну и зачем ты только замявкала? — Кролик недовольно нахмурился, стоило Мальвокрылой подойти к нему, когда соплеменники остудили пыл, убедились, что глашатай переубедит Однозвёзда и разошлись по своим делам: кто отдохнуть, кто в патруль, кто поохотиться, а кто — просто погулять. — Ты совсем не знаешь Однозвёзда, и это к лучшему, но он может очень больно… словесно избить, да, когда ему что не по нраву.       Мальвокрылая пожала плечами и задумчиво уставилась себе под лапы, соображая, как она вообще умудрилась влезть в этот небольшой скандал, в котором ей, всего три дня как воительнице, точно не стоило участвовать.       Кошка не могла понять, что нашло на неё в тот момент, когда она решила зачем-то выразить своё мнение — и, как итог, получила в ответ угрозу отобрать новую должность за излишнюю болтливость. Едва ли Мальвокрылая вообще могла вспомнить, как это было. Прошло всего ничего, солнце, сокрытое тучами, наверное, почти не сдвинулось в сторону, а воительница уже и не помнила, что именно она сказала, как вообще решилась подскочить, словно ужаленная, и вступиться за отца…       Она понимала, что это была злость, такая, которую Мальвокрылая раньше если и испытывала, то точно всего раз-два за всю жизнь. Чем же она была вызвана — неужели признательностью к отцу и желанием помочь ему? — кошка не представляла. Мальвокрылая вообще удивлялась своему столь резкому порыву — но заострять на нём внимание не стала. «В конце-концов, я просто хотела защитить Кролика. Это совсем не плохо», — убедила она себя. — Я вижу, ты не жалеешь, — Кролик вздохнул, расслабил мышцы лица, и хмурость прошла, словно её и не бывало. — Я лишь прошу тебя не говорить больше ничего такого, ладно? Я рад, конечно, что ты меня так ценишь… — Но больше влезать в разговоры взрослых я не буду, да, я поняла, — перебила Мальвокрылая, заканчивая за котом фразу, которую он не успел договорить до конца. — Я не глупая, отец, я знаю, что моё слово ничего не значит. Просто тогда я не могла себя контролировать, это было… как во время боя, помнишь, я рассказывала?       Кролик кивнул, и Мальвокрылая испытала облегчение: отец не собирался её отчитывать и, кажется, даже понял, что она чувствовала — только сама кошка до сих пор не могла разобраться в себе, что было для неё несвойственно.       В бою всё было, как ни крути, немного иначе — всегда, тренируя свои навыки, Мальвокрылая слишком сильно погружалась в себя, забывая замечать детали в окружающей её реальности, но это происходило, как полагала сама кошка, из-за её неуверенности в себе и в своих умениях. В сегодняшний же день Мальвокрылая испытала чувство, схожее с тем, что появлялось у неё во время драки: на небольшой срок она так же, как тогда, перестала замечать реальность и анализировать свои действия и слова, но причины тут были совсем иными. «Это из-за Кролика, — снова предприняла она попытку убедить себя в том, что ничего необычного в её поведении не было, и всё здесь закономерно, и ощущение какой-то неправильности постепенно отступило. — Я уважаю его и люблю, и я не могла просто стоять и слушать, как его обижают! Кролик не заслужил плохого обращения, как я могла не вступиться за него, когда он столько сделал для меня?..»       Беспокойство, вызванное собственной выходкой, улеглось. Мальвокрылой казалось, что она сумела убедить себя не волноваться лишний раз о том, что не стоило внимания, и она решила больше не думать о произошедшем: в конце-концов, всё разрешилось хорошо, да и ничего ужасно-невежливого воительница, в общем-то, и не сказала. Подумаешь, немного пристыдила предводителя! С кем не бывает? «Со многими не бывает, — хмыкнула она, ощутив, что, пытаясь себя успокоить, внезапно сделала только хуже. — Ну всё, хватит об этом думать!»       Самое главное, Кролик на дочь не злился — так, пожурил да и только, как обычно, когда она где-нибудь да ошибалась. Но у кого не бывало промахов? Мальвокрылая вполне обоснованно считала, что она, в общем-то, беспроблемная кошка и примерная, послушная дочь, которая почти никогда не доставляла неприятностей. Все её косяки были такими незначительными, что, как сама Мальвокрылая считала, её можно было прощать за всё и сразу.       Кроме, разве что, намерения покинуть племя через пару-тройку сезонов. Помявшись на одном месте, Мальвокрылая посмотрела на Кролика, напряжённого и уставшего, и ей показалось, что таким он стал не только из-за недавнего конфликта почти всего племени с Однозвёздом, но и из-за того разговора в норе во время грозы.       Несомненно, Кролик желал ей только счастья — Мальвокрылая это знала так же точно, как и своё имя, как и то, где она живёт и сколько в лагере нор. Да, он пообещал помочь и поддержать, но Мальвокрылая сомневалась, что в душе, не на словах, отец одобрял её решение и её выбор. «Наверное, как-нибудь я познакомлю его со Стручком, — пришла кошке в голову неожиданная мысль. — Тогда Кролик поймёт, что я иначе просто не могу».       Эта идея показалась Мальвокрылой неплохой. Кролик, искренне веривший, что каждый волен сам распоряжаться своей жизнью, даже не стал отчитывать дочь за отношения с чужаком — только, как воительнице всё же показалось, разочаровался в ней, словно до последнего надеялся, что ошибся в своих подозрениях.       Она знала, что была для Кролика дороже всего, как единственная, пусть и не родная дочь, как его последний в жизни шанс побыть отцом и воспитать себе достойное продолжение. И это порождало противоречивые мысли и эмоции: с одной стороны, Кролик готов был помочь Мальвокрылой скрыть её тайные отношения и, когда она решится, перейти в Речное племя, замолвив за неё словечко перед тамошними представителями власти. С другой стороны, он абсолютно точно не хотел расставаться с дочерью, которой посвятил все последние сезоны и которую вырастил, борясь с её поначалу таким сильным непринятием и эгоизмом. Мальвокрылая понимала: что бы ни говорил Кролик, он с трудом представлял это будущее, в котором она всё-таки решается на столь большой шаг и покидает племя Ветра ради своей любви, ради того, чтобы попытаться создать свою счастливую семью.       Кошка вздохнула, когда молчание затянулось. Ей было бы неплохо сейчас уйти — не тревожить Кролика своим присутствием, но Мальвокрылой не хотелось двигаться с места. Вместо этого она немного помялась на одном месте, нервно сжала лапы — и расслабила, и только потом спросила: — Хочешь познакомиться со Стручком? — Знакомое имя, — Кролик перевёл на неё взгляд, усталый и тяжёлый, и Мальвокрылой показалось, что впервые отец смотрел на неё без особого интереса, занятый слишком многими случившимися сегодня неприятными разговорами. — Это твой… твой кот?       Он не сразу подобрал нужное слово, и Мальвокрылая подумала, что Кролику, наверное, сложно было принять, что она выросла так быстро — и стала достаточно взрослой для того, чтобы заводить отношения с котами. А ведь совсем недавно он отчитывал её за разгульное поведение, наставлял на верный путь и уговаривал поостеречься, боясь стать дедом слишком рано! Казалось, прошло несколько сезонов, а не несколько лун — так долго тянулось время для Мальвокрылой, в жизни которой происходило слишком много интересных событий.       Расследование Стрижелапкиного убийства, такая прекрасная и сильная любовь к Стручку и не менее захватывающие встречи, конец обучения и становление воительницей — всё это, казалось, было словно не сейчас и не в последние дни. — Да, — тряхнув головой и отогнав удивительные мысли, произнесла Мальвокрылая и прибавила, надеясь, что хотя бы так поднимет Кролику настроение (авось как перестанет переживать, можно ли этому Стручку доверить единственную дочь): — Он чудесный, вот увидишь! — Ты уверена, что так его любишь? — не проникся Кролик, и всё его лицо выражало скептическую задумчивость. Мальвокрылая поймала взгляд отца — и сникла, понимая, что он с сомнением относится ко всем её словам. — Я абсолютно уверена в том, что я люблю его, — уже не так бодро, как раньше, сообщила Мальвокрылая, однако твёрдости не растеряв. — И в том, что он меня — тоже.       Кролик смерил её долгим взглядом, каким-то особенно цепким, словно он пытался понять, правду ли сказала Мальвокрылая, действительно ли она уверена в своих словах — и, когда воительница, не вздрогнув, выдержала тяжёлый и непривычно оценивающий отцовский взгляд, только махнул хвостом: — Ладно, знакомь меня с этим своим Стручком. — Я его предупрежу, — с секунду поразмыслив, решила Мальвокрылая. — Наверное, лучше всего будет познакомить вас на Совете. — Если тебе удобнее, то давай на Совете, — спокойно согласился Кролик, несмотря на то, что до Совета оставалось чуть меньше луны — вполне себе немало. — Главное, чтобы тебе было комфортно во время этой встречи, и если тебе нужно подготовиться… я понимаю и подожду. — Спасибо, — кивнула кошка и потянулась было к отцу, чтобы уже привычно ткнуться носом в его короткую шерсть, но что-то словно остановило её.       Напряжение, пусть и не сильное, но ощутимое, повисло в воздухе, и Мальвокрылая, не зная, что думал в тот момент о ней Кролик — быть может, он всё-таки разочаровался в ней? — не решилась приблизиться к нему.       Кролик, конечно, не мог это не заметить. Уловив волнение Мальвокрылой, он посмотрел на неё с пониманием, смешанным с тоской и улыбнулся — почти незаметно, неуверенно, и нервозность чувствовалась во всей его позе, когда Кролик сам сделал первый шаг навстречу не знающей, что и думать, дочери. — Всё хорошо, я тебя понимаю, — кивнул он, когда Мальвокрылая, ещё немного помявшись, продолжая ощущать странное напряжение, словно перед надвигающейся грозой, подвинулась поближе к отцу. — Когда я был в твоём возрасте, у меня тоже были подобные проблемы. — Да? — не этого она ожидала от Кролика. Скорее, очередного и без того понятного «обращайся, если что, помогу, прикрою». Помедлив немного, кошка с сомнением протянула: — А-а я думала, у тебя была подружка из наших.       Кролик уставился себе под лапы, и Мальвокрылой показалось, что она услышала, как он с силой сжал зубы — то ли от раздражения, то ли от неприятных воспоминаний. Воительница только пожала плечами: Кролик сам завёл этот разговор, не она, и на себя только и должен был злиться.       К кошке, которая когда-то давным-давно была подружкой отца, а потом двинула лапы на тот свет, Мальвокрылая относилась ровным счётом никак. Кролику она, конечно, сочувствовала, если вдруг задумывалась о том, что ему пришлось пережить, но той к воительнице, имя которой даже не знала — или, скорее, не помнила за ненадобностью, Кролик ведь говорил как-то раз, — приязни и иных тёплых чувств не питала.       Та кошка, наверное, могла бы стать ей, Мальвокрылой, матерью — вот только какой, такой же хорошей, каким был Кролик? Или, быть может, имея собственную семью, кот и не стал бы опекать её, почти всеми заброшенную ещё в детстве сиротку? И имела бы она только старшего брата, который так же быстро ускакал бы нянчить собственных котят, и был бы у неё другой наставник, и, кто знает, что бы вообще было.       Так что, наверное, Мальвокрылая была благодарна подруге Кролика за то, что та умерла — и понимала, что это эгоистично и некрасиво, но ничего не могла с собой поделать. Главное было не сообщать самому Кролику свои мысли, и ладно.       Сам Кролик всё это время сосредоточенно разглядывал мокрый после дождя песок у себя под лапами, словно собирался с мыслями и всё никак не мог решить, что ответить. Мальвокрылая на всякий случай постучала хвостом по его лапе, напоминая о себе и о том, что она всё ещё ждёт ответа.       Кролик вздохнул — так тяжело, что Мальвокрылой на миг стало не по себе, — и с этим вздохом подавил в себе все противоречивые эмоции, потому что уже в следующую секунду спокойно сообщил: — Так и было. Просто она… — он замялся ненадолго, словно сказал то, что изнчально не собирался. — Хотя, знаешь, неважно. Тебе же это не поможет.       Мальвокрылая пожала плечами: Кролику было виднее. Кошка не собиралась давить на него и заставлять его говорить о неприятном. Это было бы ужасно некрасиво, и Мальвокрылая не хотела портить отношения с отцом.       Тем более, сейчас, когда всё было слишком непонятно. Мальвокрылой всё казалось, что она находится в каком-то странном состоянии, словно в шатком положении. Она вроде и верила в то, что Кролик на её стороне, а вроде и сомневалась в этом, видя, что кот был в глубоких раздумьях, которыми, судя по всему, не собирался делиться с дочерью. «Что я вообще чувствую? — задала самой себе вопрос Мальвокрылая. — Я доверяю Кролику, я знаю, он поможет мне, когда это понадобится, заступится за меня и скажет пару слов речной предводительнице — как бишь её, не помню, — если я решу-таки пойти проситься в Речное племя, чтобы быть рядом со Стручком. Кролик всегда будет на моей стороне, но я знаю, что это тяжело для него. Он привык ко мне, а я привыкла к нему, и я не знаю, как я смогу просто оставить его и уйти. И не только его! Как я оставлю Суховея, Солнцелапа, Утречко и его сестёр? Как я смогу жить без них в совершенно чужом племени, имея там одного лишь близкого мне кота? Но я не могу заставить Стручка присоединиться к племени Ветра, — мысленно вздохнув, решила Мальвокрылая. — Я не могу даже попросить его об этом, я не могу ставить себя выше его близких, его друзей, его племени, в котором он так долго живёт! Это я должна буду прийти к нему, а не он ко мне, и мне придётся решиться на это, — она снова перевела взгляд на Кролика, а потом — на детскую, в которой сейчас спокойно спали её племянники. — Мне придётся оставить родных. Выбирая между старыми привязанностями и счастливым будущим с любимым котом и своей семьёй, я выберу последнее». — Ну, тогда просто знай, что я никому не расскажу. Можешь обращаться, если что, — Кролик встрепенулся, словно заметив, какие смешанные чувства испытывала Мальвокрылая, словно как-то сумел догадаться, о чём она в тот момент думала. — Если этот твой Стручок — то, что тебе надо, то я тебе не буду мешать строить будущее. Пусть хоть у тебя оно будет счастливым.       Мальвокрылая как-то заторможенно кивнула, поднимая взгляд на Кролика. Конечно, он думал о ней в первую очередь, тут и гадать было нечего, и от этого стало как-то гадко на душе. Воительница понимала: выбирая между отцом, который всегда был на её стороне, а вместе с тем и племенем, и братом, и любовью, которая, нельзя было исключать такой вариант, вполне могла и закончиться в любое время (если бы Стручок встретил кого получше), она всё-таки выбрала бы Стручка. — Ты только решайся поскорее, — снова заговорил Кролик, несмотря на то, что никакого ответа до этого не получил. — Если кто узнает, тебе может нехило так достаться. У нас не любят, когда нарушают Воинский Закон, ты сама знаешь.       Мальвокрылая хмыкнула, и настроение, без того паршивое, скатилось ещё ниже. Она понимала и сама: Кролик был прав, её по головке бы не погладили за отношения с речным воителем. И, как это было странно и парадоксально, только Кролику она могла доверять и рассказать о своих тайных отношениях — только ему, несмотря на то, что это была именно обязанность глашатая: уличать нарушителей Воинского Закона и увещевать их исправиться. «Впрочем, о каком соблюдении Закона нами, обычными воителями, может идти речь, если наш предводитель плевал на него с высоты глубокого оврага?» — невесело отметила она и озвучила свои мысли вслух: — Кто не любит? Однозвёзд, который сам призывает его нарушать? — Хотя бы он, — Кролик пожал плечами, но равнодушие это было напускным: Мальвокрылая заметила по тому, как дёрнулся кончик его хвоста. — Он уже стар, его можно понять, если подумать. После такой долгой жизни племя не могло ему не надоесть. Тем более, к закату жизни разум постепенно отказывает.       Кошка скептически хмыкнула. Кролик пытался, должно быть, обосновать поведение Однозвёзда не только ей, но и самому себе, потому что, было видно, задетая тема что-то всколыхнула в коте. — Ну вот и пусть бы отказался от власти и переехал к старейшинам, — проворчала Мальвокрылая, подпинывая лапой землю.       Действительно, почему бы Однозвёзду, если ему так надоело племя, надоело быть предводителем, если он уже был глубоко стар, было не отказаться от своего поста и не передать его Кролику? Мальвокрылая была уверена, что отец стал бы отличным лидером, гораздо более лучшим, чем Однозвёзд. «Наверное, так просто нельзя сделать, — с огорчением вздохнула она, тем не менее, всё ещё мечтая, что было бы, если бы Однозвёзд передал Кролику управление племенем. — Наверное, он не может отказаться от своих девяти жизней. В конце-концов, высшие силы наделили его этим правом быть предводителем… и это не очень-то хорошие новости». — Ну, или просто перестал бы быть предводителем, объяснил бы этим предкам всю ситуацию, как есть, — немного погодя поправила себя Мальвокрылая, заметив, что Кролик поглядывал на неё так, как не смотрел давно — как на нашкодившего котёнка, не понимавшего в силу своего возраста и отсутствия жизненного опыта, что он сделал что-то не так. — Ты мыслишь, будто тебе всё ещё всего семь лун, — Кролик покачал головой, но объяснять, в чём Мальвокрылая не права, почему-то не стал. — Всё-таки будь поосторожнее с такими словами, они могут сбыться совсем не так, как ты хочешь. — Что ты имеешь в виду? — насторожилась воительница. Кролик наклонился к самому её уху и, чтобы никто, кроме Мальвокрылой, не приведи звёзды, не услышал, осведомился: — Ну, хочешь узнать правительственную тайну, которую не знает даже сам Однозвёзд? — Какая же она правительственная, если Однозвёзд её не знает? — тут же нахмурилась Мальвокрылая, решив, что Кролик или приукрашивает, или что-то не договаривает.       Кот нетерпеливо дёрнул кончиком хвоста, — он, кажется, надеялся, что дочь сразу заинтересуется, — и кивнул в сторону укромного местечка между кустом терновника, выросшем у самой ограды, и самой этой оградой, намекая на то, что такой серьёзный разговор лучше вести подальше от центра лагерной поляны.       Мальвокрылая только пожала плечами, — если Кролик считал, что стоило перейти на другое место, она была не против, — и последовала за котом, который на ходу пояснил: — Ну, о ней знаю я и Пустельга, — и спросил: — Мы с ним разве не правительство? — Э-э, ну, вообще-то да, правительство… но всё-таки как-то непонятно, — помявшись, откликнулась Мальвокрылая, которой всё это почему-то казалось чрезвычайно странным и подозрительным, и озвучила часть своих сомнений: — А почему Однозвёзд не знает? И кто знает ещё?       Кролик вздохнул, почему-то напрягся, и его короткая пятнистая шерсть смешно встопорщилась на плечах. Мальвокрылая не удержалась от улыбки: настроение потихоньку ползло вверх. Отец уже не казался разбитым и задумчивым, а она сама отпустила тревожные мысли о будущем. — Усач и Жавороночка, а что? Сомневаешься, можно ли тебе совать нос в такие важные дела? — Кролик глянул на неё вопросительно, и воительница тут же выпалила, немного задетая его недоверием: — Я-то не сомневаюсь! — и прибавила, не смогла ничего поделать со своей ещё искренне-детской неприязнью: — А почему Жавороночка? Она же, ну… неприятная. Капризная. Суховея использует. — Давай я расскажу тебе по порядку, хорошо? — Кролик легко улыбнулся, снова увидев в Мальвокрылой не непривычно серьёзную и решительную взрослую воительницу, с которой он совсем недавно говорил о будущем, о Стручке и важных решениях, а знакомую ему молодую ещё кошку, которая, как ни считала себя умной и серьёзной, иногда, проникаясь компанией самых близких, становилась той самой простенькой и открытой ученицей, какой была ещё пару лун назад. — Тогда тебе станет понятно, что случилось, почему Однозвёзд не в курсе и что среди нас делает Жавороночка.       Мальвокрылая согласно закивала, готовая слушать увлекательную историю, более того, такую важную, что даже тайную, и растянулась на земле, опустив голову на лапы и навострив уши. — Всё началось с Чертополошки. Забеременев, она получила от Однозвёзда не поддержку для молодой матери, а строгий выговор, — размеренно начал Кролик, выглянув из-за куста и убедившись, что никого рядом нет и никто, кроме Мальвокрылой, его не услышит. — И, ты знаешь её характер, она в сердцах пообещала, что за свой позор Однозвёзду она отомстит.       Кролик вдруг встрепенулся, запнувшись, потом как-то неловко кашлянул, — усы его нервно задрожали, — и негромко прибавил: — Вообще, с ней я немного согласен, отложить её посвящение было слишком жестоко… — он вдруг резко оборвал себя. — Но не об этом речь, а о том, что Чертополошка серьёзно загорелась своей идеей и, она же не глупая, решила найти союзников. Как-никак, избавиться от Однозвёзда — отличное решение, как она решила, потому что с приходом к власти нового предводителя она могла надеяться на отмену наказания…       Мальвокрылая с некоторым удивлением отметила, что Кролик, обычно не такой уж и скромный, когда разговор касался его должности, решил не упомянать, что в таком случае новым предводителем стал бы именно он, причём, слегка сочувствующий Чертополошкиной участи — видимо, это казалось ему слишком неловким. «А может, он сомневается, что если избавятся от Однозвёзда, то не факт, что не избавятся и от него, — вдруг подумала воительница — но тут же себя оборвала: — Нет, Кролик — отличный глашатай, он станет лучшим предводителем, чем Однозвёзд, никто не станет избавляться и от него».  — Разумеется, сначала Чертополошка искала союзников среди близких. Так об этом узнал Усач — и рассказал Пустельге, потому что побоялся, что Чертополошка тронулась головой, в здравом уме никто такие речи бы не говорил, — между тем, продолжил Кролик, и снова как-то нервно выглянул из-за куста, словно ужасно сильно боялся, что его рассказ всё-таки подслушают. — Пустельга, как примерный брат, всё рассказал мне, а буквально через день вдруг умерла Стрижелапка. Как позже оказалось, — Усачу Чертополошка доверила всю правду, — пояснил он, как именно оказалось, заметив непонимание в ярких синих глазах дочери. — Как оказалось, Стрижелапка отказалась участвовать в Чертополошкиных глупостях и пообещала всё рассказать Однозвёзду, при этом, дура, мехом набитая, сказала, что тогда Чертополошке никогда не видать воинского звания. Чертополошка испугалась — и прикончила Стрижелапку, обставив всё, будто несчастный случай. — Ну это же пиздец! — не удержалась от восклицания Мальвокрылая.       Кролик бросил на неё осуждающий взгляд, — он не любил сквернословия, особенно, от таких, как он сам считал, нежных натур, как юные кошки и Мальвокрылая в их числе, — потом вздохнул и продолжил, переведя дыхание: — Ты слушай дальше! Чертополошка, видать, смекнула, что ко всем вот так просто подходить не стоит, и решила искать союзников среди тех, кто недоволен тем, как Однозвёзд забросил племя, и такие, разумеется, нашлись, — он снова вздохнул, на этот раз ещё тяжелее, и перешёл к менее оптимистичной части рассказа: — Проблема в том, что с Усачом она быстро перестала делиться своими планами, замкнулась, а, когда переехала в детскую, и вовсе отдалилась от него, и мы не знаем, насколько это всё серьёзно — если идея Чертополошки не утихла, а это, со слов Жавороночки, именно так, она и её единомышленники (я знаю только, что в её кружке юных революционеров, вроде бы, есть Малоног), могут представлять серьёзную угрозу для жизни Однозвёзда.       Мальвокрылая задумчиво качнула головой. Вот, как всё оказалось на деле! Вот, как были связаны истерика Чертополошки и гибель Стрижелапки! И ведь, выходит, Чертополошка-то и не горевала по Стрижелапке по-настоящему, если сама её гибель и спланировала, а весьма умело притворялась!       Нет, они с Солнцелапом до такого вряд ли бы додумались, и Мальвокрылая сейчас понимала, что, наверное, изначально стоило всё рассказывать Кролику. — Ну, а Жавороночка-то как оказалась посвящённой? — нетерпеливо спросила она, так и не получив ответ на один из самых интересных вопросов: как можно было доверять этой кошке, Мальвокрылая не понимала. Кролик раздражённо выдохнул: — Тебе одно интересно! Жавороночке Чертополошка тоже предложила присоединиться, и она, как и Усач, тоже засомневалась в том, что у сестрицы всё в порядке с головой, и тоже пошла делиться сомнениями, — пояснил глашатай, всё-таки решив удовлетворить любопытство дочери и поделиться с нею всеми деталямм. — И, оказалось, ей можно довериться, потому что она может последить за Чертополошкой, пока они вместе живут в детской. — Всё как-то очень сложно, — после недолгой паузы сообщила Мальвокрылая и, вскинув заднюю лапу, почесала ею за ухом. — А я-то думала, за что Чертополошка убила Стрижелапку… а тут не личная неприязнь, а политика! — Вот так-то, — Кролик немного рассеянно кивнул, в третий раз выглянул из-за куста, и, с облегчением отметив, что никто рядом не нарисовался, бухнулся на траву напротив Мальвокрылой. — Я думал о том, чтобы тебе рассказать, — я же видел, ты этим увлеклась всерьёз, — но как-то сомневался.       Мальвокрылая только хмыкнула, опуская лапу — ухо уже не чесалось, а сама она как-то даже обиделась на отца за его недоверие — впрочем, сама виновата была тоже: кошка уже поняла, что стоило сразу идти к Кролику со всеми своими сомнениями.       Тот, заметив огорчённое лицо дочери, торопливо прибавил: — Вчера, когда Пустельга рассказал, что ты обратилась к нему, я, и он тоже, как-то поуверились в том, что голова у тебя в общем-то светлая и думающая, так что вот — как раз к слову пришлось. — Значит, ты мне теперь всё-таки доверяешь, да? — с подозрением осведомилась Мальвокрылая. Кролик закивал, и она почувствовала, что обида проходит, и решилась задать волнующие её вопросы, которые кот не затронул в своём рассказе: — Ну, а что такого страшного в Чертополошкиной деятельности? Почему ты не расскажешь о ней Однозвёзду? Это же детский бред, кто согласится по-настоящему свергнуть предводителя?       Кролик выразительно посмотрел на Мальвокрылую, и та вдруг подумала, что всё то, что казалось бредом ей, могло быть реальной целью для кого-то другого. — Или всё-таки кто-то согласится? — пискнула она вмиг севшим голосом, чувствуя необъяснимый страх, охвативший её. — Не кто-то, а многие, и это — реальная проблема, — Кролик покачал головой и добавил: — И пока она не будет решена, Однозвёзду знать не стоит, иначе он просто-напросто порешает Чертополошку за её деяния, но идея-то останется в массах. — И что ты будешь делать с этим всем? — почувствовав вдруг вместе с неожиданным страхом перед чем-то неизвестным и ужасным, — а предпосылки к революции, о которых говорил Кролик, были именно такими, — всё ещё тонким подрагивающим голосом спросила Мальвокрылая. — Ты же должен всё решить, да? — А кто, если не я? — Кролик хмыкнул, но невесело и как-то уж больно обречённо, словно он и не надеялся, что всё разрешится мирно, тихо и без особых проблем. Мальвокрылая, прикинув масштаб недовольства Однозвёздом, мысленно согласилась с котом: мирно тут ничего не решишь.       Кролик, между тем, подобрался, снова напрягся и, понизив голос, быстро заговорил, и выражение его лица было серьёзным и каким-то даже холодно-решительным: — Не один, конечно — вот я и решил тебе рассказать. Ты можешь помочь — не Жавороночка, потому что она боится, — речь его стала взволнованнее и быстрее, а во взгляде заблестела странная и пока непонятная Мальвокрылой надежда. — Не Усач, потому что он слишком любит свою Чертополошку, что бы она ни делала, и, тем более, не мы с Пустельгой, сама понимаешь, почему. — А что надо сделать? — тоже напряглась Мальвокрылая, понимая, что рассказы закончились, и Кролик снова говорил с ней серьёзно, по-взрослому, что он надеялся на неё и рассчитывал на её помощь: дочери он доверял как самому себе. — Что-то узнать, да, если ты говоришь, что Жавороночка боится? — Узнать не что-то, а всё: кто в этом замешан, насколько реальны их планы, насколько серьёзно они настроены… — Кролик взмахнул хвостом, одёргивая самого себя. — В общем, я предлагаю тебе присоединиться к ним.       Мальвокрылая почувствовала, как от волнения зудят лапы. Она понимала: Кролик предлагал ей важное, ответственное дело, рассчитывал на неё, как на равную себе, как на взрослую кошку — на воительницу, разумную и уравновешенную, а не ученицу, коей она была совсем недавно. — Ты тоже молодая, заинтересованная в переменах кошка, это не будет подозрительно — если ты вдруг выскажешься против Однозвёзда, и, я уверен, после того, как ты вмешалась на собрании, кто-нибудь да намекнёт тебе на это, — пояснил Кролик, видя, что Мальвокрылая, хоть сразу и не согласилась, но и отказываться не стала, и предложение это восприняла серьёзно. — А ты примешь участие и расскажешь нам, что творится за нашими спинами. — Но это же измена, — осторожно заметила воительница, понимая, что если всё будет настолько серьёзно, её могут легко обвинить в отступничестве. — Ты что, подбиваешь меня на предательство? — И что с того? — удивился Кролик — а потом понял её сомнения. — Если ты боишься, что тебя потом накажут, то не волнуйся: я вступлюсь за тебя. Тем более, тебе нечего терять, если ты собираешься в будущем покинуть племя. — Но это как-то… — Мальвокрылая замялась и не смогла подобрать верное слово. «Вообще, Кролик прав: если я уйду, мне ничего не грозит», — подумала кошка — и с этой мыслью ощутила, что почти готова согласиться помочь отцу.       Кролик выжидающе смотрел на неё, но воительница только покачала головой: она не знала, что говорить, и тогда кот продолжил сам: — Как? Ты же не собираешься по-настоящему предавать Однозвёзда, верно? Ты будешь… — он на несколько секунд замолк и поднял взгляд к небу, старательно подбирая слова, которыми мог бы воодушевить дочь. — Шпионом, вот, отличное слово, и главное — как круто звучит, а? — Ну да, — кивнула Мальвокрылая, уже и сама себя убедившая, что ничего плохого она не сделает — только полезное, — и продолжила рассуждать вслух: — То, что я буду с ними, не значит, что я разделяю их мысли, ты прав. Но как мне присоединиться к этим… революционерам? — Это — второй вопрос, — быстро отмахнулся Кролик, словно у него уже была идея. — Первый в том, согласна ли ты участвовать?       Мальвокрылая открыла было рот, чтобы согласиться, — она уже подумала и решила, что и правда, ничего не теряет, но Кролик остановил её жестом и договорил: — Тебе придётся научиться врать, если ты согласна мне помочь, притворяться и втираться в доверие, и это может быть достаточно опасно, если Чертополошкин кружок зашёл действительно далеко. — Ну…       Мальвокрылая поскоблила землю лапой. Сомнений у неё не прибавилось, но риск действительно был — и кошка готова была на него пойти. «Если Кролик на меня надеется, я могу попробовать ему помочь!» — воодушевлённо подумала она.       Кролик ждал ответа, терпеливо наклонив голову чуть вперёд, и не торопил Мальвокрылую, а она внезапно подумала, что, наверное, не так уж и плохо было бы присоединиться к новой компании с совершенно необычными и на первый взгляд неправильными идеями. «Но что, если бы Однозвёзд действительно внезапно умер? — задала самой себе вопрос кошка. — Как бы изменилась жизнь племени? Что, если бы тем, кто хочет его сместить, удалось это сделать? Может, всё было бы гораздо лучше… — и тут же одёрнула себя, понимая, что мысли стали какими-то не такими, и уж точно не теми, что ждал от неё Кролик. — Нет, это бред! Каким бы он ни был, он наш предводитель, и он сейчас может быть в опасности! А я могу помочь Кролику разобраться с таким важным делом, как революция и попытка устранить Однозвёзда… я могу помочь и сделать что-то полезное, заслужить уважение…»       Желание стать опытнее и значимее в глазах соплеменников, — или хотя бы их части, тех, кто знал бы о том, чем Мальвокрылая собралась заниматься, — в итоге перевесило, и она решительно встряхнулась и сообщила: — Ладно, я оценила риски, и я решила, что я поучаствую.       Кролик довольно улыбнулся: он-то и не сомневался, что кошка согласится, и был готов к такому ответу.