Мальва расцветает по весне

      Собрания революционеров были, пожалуй, самым неприятным во всей этой истории. Высидеть их казалось невозможно тяжёлым делом. Нужно было слушать споры, перепалки, предложения одно хуже другого и морозить хвост и всё прилагающееся в свежем только выпавшем первом снегу. А как иначе? Не ходя на собрания революционеров нельзя было втихаря следить за их планами. Нужно было терпеть.       Ну и Мальвокрылая терпела. И помалкивала — до тех пор, пока в революционеры не затесался один из самых близких ей котов. — А у нас новенький, — с задором оповестил Малоног, улыбаясь так, что было видно жёлтые зубы с дырами на месте выпавших и выбитых. — Приветствуем Солнцехвоста, ребятушки. — И чего это ты тут опять лезешь вперёд всех, — недовольно разбухтелась Пухогривка.       Солнцехвост, не так давно ставший воином и ещё не отвыкший от того внимания, что ему досталось на церемонии — его и его сестры Хвощелистой — и после неё, радостно раздулся и задорно помахал собравшимся рыже-бурым хвостом. И вдруг, наткнувшись взглядом на Мальвокрылую замер, с удивлением округлив глаза: увидеть её здесь кот явно не ожидал.       Воительница отвела взгляд, лишь бы не видеть, с каким осуждением брат на неё уставился. Этого-то она и боялась: что друзья, узнав, что она теперь вместе с заговорщиками, от неё просто-напросто отвернутся. И ведь не объяснишь им правды: себя подставлять — на верную смерть подписаться.       Да только что Солнцехвост здесь забыл? Такой вежливый, хоть и деятельный, но не в плохих компаниях, активный тогда, когда это касается блага его близких — и вдруг среди революционеров!       Мальвокрылая, краем глаза наблюдая за Солнцехвостом, отметила, что он всё за Малоногом таскается, но держится весьма уверенно и на новичка не тянет. «Ну и как тебя угораздило, дурень? — кошка вздохнула. — Надо будет с ним поговорить». — Мы не собирались целую неделю, — между тем даже не озаботившись введением Солнцехвоста в курс дела, привычно начал собрание Малоног. — Так что, у кого за это время возникли дополнения? — На недавней церемонии у меня возникла идея, — поделилась Пухогривка. — Что, если выдвинуть ультиматум на одной из таких? — Да, если идти лично, то только чтобы его сразу и прибить, — поддержал сестру Овсяник. Эти двое да Малоног были постоянными посетителями собраний — остальные появлялись лишь периодически. — А тут нас может поддержать племя.       Сейчас на собрании были почти все: собственно, выступавшие и особенно деятельные Малоног, Пухогривка и Овсяник, ещё — Пестролапка, недовольная и оттого угрюмая, ну и сама Мальвокрылая. И Солнцехвост, только-только вводимый в курс происходящего. Не присутствовали лишь Легкопят, бывший в патруле, Чертополошка, возившаяся с маленькими котятами и особенно озлобленная на мир после посвящения брата и сестры, и Усач, видимо, помогавший своей ненаглядной с потомством. — А какие у нас мотивы? — со знанием дела вступил в беседу Солнцехвост. — Ну, чтобы их поддержало племя, они должны быть очень актуальными. На чём основывается вот это всё? — Мотивы? — переспросила Пухогривка и хмыкнула: — Да самые обширные. Мы хотим перемен. — Некоторые из нас — отомстить, — явно намекая на отсутствующую Чертополошку, добавил Овсяник. Взгляд его, направленный на молодого воителя, был враждебным донельзя.       Солнцехвост встряхнулся, расправил плечи, хотя подобное упоминание Чертополошки не могло его не задеть. Он уже давно не был так привязан к сестре, как раньше, а новость о том, что именно Чертополошка убила Стрижелапку, стала для кота большим ударом, однако Солнцехвост всё ещё цеплялся за родственные связи и пытался, не веря в то, что сестра окончательно спятила, найти в ней хоть что-то светлое, оставшееся от той Чертополошки, которая была с ними совсем недавно, ещё два сезона назад.       И Мальвокрылой было безумно жаль Солнцехвоста, да только помочь она ничем не могла: как бы ни старалась, не могла воспринимать Чертополошку иначе, как поехавшую истеричку, не могла думать и говорить о ней, заварившей такую бучу, без неприязни. А теперь, когда брат, кажется, разочаровался и в ней самой, Мальвокрылая и вовсе решила, что вновь подступиться к Солнцехвосту будет трудно. Но это необходимо было сделать: она должна была убедить кота, что он лезет в дурное дело! Даже если он решился на это, чтобы хоть как-то помочь Чертополошке, ему здесь было не место.       Мальвокрылая верила: Солнцехвост не мог разделять идеи революционеров. Должно быть, он вмешался лишь потому, что решил разобраться в происходящем сам — ну, или потому, что хотел понять Чертополошку и попытаться вернуть её прежнюю, быть может, даже в корне изменить мнение сестры. — Все мы хотим нового лидера, — подытожил слова Пухогривки и Овсяника Малоног, скорчив омерзительную гримасу — всем своим видом он выражал неприязнь к действующему предводителю. — Однозвёзду давно пора на покой. Он совсем забыл о нас! — Да, племя его интересует мало, — согласно кивнула Мальвокрылая, и Солнцехвост вновь покосился на неё с каким-то болезненным разочарованием. Воительница почувствовала, как сжимается в маленький комочек её сердце: ну вот, лучший друг, брат, что ближе родного — и презирает её теперь. Однако, подавив чувство обиды, она закончила: — Что это за предводитель, которого мы почти не видим? — И он самодур! — ввернула до этого молчавшая Пестролапка, подпрыгивая на холодном снегу. В воздухе висела неприятная колючая сырость, а по дну оврага, ставшего местом революционных собраний, тянулся холодный туман, наполненный острыми льдинками, которые обжигали, стоило их вдохнуть.       Близилось начало Голых Деревьев. Снег ещё не полностью укрыл пустоши, местами виднелись проплешины, холмы тёмными громадинами возвышались над теперь уже полностью голыми степными просторами. Зрелище было унылое и, что самое отвратительное, затяжное — аж до середины Юных Листьев. — Выучила новое слово и радуешься? — Малоног оскалился на Пестролапку. — А что это ты до меня докопался? — обиделась ученица, надув щёки. Она сегодня была особенно капризна и недовольна, и было понятно, почему: плохая погода всем знатно испортила настроение. Затянутое тучами небо навевало тоску и скуку. — А что ты вякаешь, когда у старших важные разговоры? — огрызнулся воитель. — Тебя-то взяли лишь потому, что у нас недобор был, а так ты же дура дурой! — Не обзывайся! — завизжала Пестролапка, до ужаса обиженная, и кинулась молотить Малонога лапами по боку. — Я тебе ничего плохого не сделала! А теперь сделаю!       Совместными усилиями Пестролапку удалось утихомирить, но после этого пришлось прекращать собрание: близился вечер, стало ещё холоднее, нужно было торопиться в лагерь, тем более, что там их уже могли хватиться. Мальвокрылая, конечно, заранее предупреждала Кролика о том, когда у заговорщиков встречи, чтобы он как-нибудь это всё прикрывал, но лишних подозрений у всего племени, конечно, вызывать не стоило.       Когда овраг остался за спиной, а впереди потянулись гряды припорошенных снегом покатых холмов, Мальвокрылую, бредущую в одиночестве, — остальные отправились своими путями, чтобы не привлекать лишнего внимания, — нагнал Солнцехвост. Весь его вид выражал явное недовольство. — Что ты вообще делала в этом овраге? — возмущённо воскликнул молодой воитель. От искреннено непонимания у него даже дыхание перехватило — так кот был взволнован всем происходящим: — Неужели ты… ты… с ними?.. — А что тебя так напрягает? — Мальвокрылая как можно более равнодушно пожала плечами, стараясь показать, что её нисколько не заботит отношение Солнцехвоста к факту её принадлежности к революционерам.       Она пока не могла определиться, стоит ли доверять двоюродному брату — или обождать, посмотреть, что будет. Да, Мальвокрылая была уверена: по своей прихоти Солнцехвост не стал бы участвовать в заговоре, у него было достаточно мозгов, и идеи революции кот не разделял, хоть Однозвёзда и не уважал. Однако, быть может, воительница не так хорошо и знала своего лучшего друга? В любом случае ей стоило быть осторожной. — Но это же… бунтовщики! Мальвокрылая, ты что… ёбнулась? — Солнцехвост так разнервничался, что даже перешёл на шёпот, хотя вокруг не было ни души. — Они же выступают против власти! Против твоего отца! А ты поддерживаешь их! — А ты-то сам как будто бы невинная букашка! — огрызнулась Мальвокрылая, которая всё не могла взять в толк, с чего бы Солнцехвосту её обвинять, когда он недалеко ушёл. — Сам сегодня стал одним из нас! — А я… да, стал, — кот внезапно сник, и всё его возмущение улетучилось, словно он сам только что вспомнил, что лично вступил в заговорщики совсем недавно. — Прости, не стоило мне тебя обвинять.       Мальвокрылая окинула воителя задумчивым взглядом. Нет, не зря Солнцехвост казался ей странным, как и тот факт, что он обвинял её, сам теперь будучи одним из вершителей грядущего переворота. Она хвостом чуяла: ну не мог Солнцехвост, ещё недавно напуганный тем, что Однозвёзду грозит смерть, пытавшийся самостоятельно во всём разобраться и никогда не бывший замеченным в сомнительных компаниях, вот так взять, прийти и вступить — или согласиться лишь потому, что разделяет подобные идеи. — Солнцехвост, только не говори мне, что ты здесь не по своей воле, — кошка вздохнула и, вспомнив, как сюда попала она сама, решила бить наугад: — Тебя шантажировали?       И, как оказалось, попала куда надо. Солнцехвост неопределённо пожал плечами и отвёл взгляд, уставившись себе под лапы. — У Малонога оказался на меня серьёзный компромат, — уклончиво ответил он, и Мальвокрылая поняла, что что-то кот всё-таки недоговаривает. — А тебя… ну тоже, что ли, сюда завлекли без твоего желания? — Ну я бы никогда не стала участвовать в подобного рода затеях просто потому, что хочу, — ответила она, стараясь осторожно обойти подобный вопрос.       Определённо, Солнцехвост вступил не потому, что разделял революционные взгляды. Но было что-то ещё, помимо того, чем шантажировал его Малоног. Как и у каждого здесь, у кота точно имелись личные мотивы. Наблюдая за своими новыми союзниками, Мальвокрылая с уверенностью могла сказать, что каждым из них руководили какие-то собственные цели и желания, которые стояли впереди общей идеи переворота. Именно поэтому собрания часто заканчивались ничем, дельные идеи не обсуждались, не дельные — отвергались, и всё оставалось примерно на том же уровне, что и луну назад: были планы, но не было чёткого понятия о том, как действовать. — Тогда почему ты участвуешь? — задал весьма логичный вопрос Солнцехвост. Воительница немного помялась, а потом решила: была-не была, Солнцехвост — один из немногих, кому она могла доверять. Ему стоило знать, и он бы точно никому не рассказал. Уж на кого, а на этого кота Мальвокрылая могла положиться — иначе какой толк от их дружбы? — Чтобы знать, что происходит за спиной Кролика и Однозвёзда, — наконец решилась она раскрыть правду. — Так ты что, шпионишь? — с восхищением воскликнул Солнцехвост, его яркая рыже-бурая шерсть встала дыбом, в глазах загорелся неподдельный восторг. — Вау! Как в историях о крутых воинах! — Тише ты! — Мальвокрылая подопнула его лапой. Несмотря на то, что пустоши были пустыми, и любой, кто оказался на них, был бы виден издалека на чистом белом снегу, кошка продолжала опасаться, что об этом узнает кто-нибудь лишний. — Это я только по большой дружбе и потому, что я тебе доверяю, как самой себе. — Я знал, я знал, что ты не можешь быть плохой кошкой! — привычно игнорируя её призыв, тонко взвопил Солнцехвост своим звонким голоском, таким, что не у каждой кошки найдётся, и кинулся на сестру, едва не уронив её в снег.       Мальвокрылая засмеялась, довольная тем, как хорошо всё разрешилось: Солнцехвост, уже успевший в ней разочароваться, сам оказался не предателем племени, да ещё и счёл её невероятно крутой. А как иначе: братец просто обожал слушать сказки про крутых шпионов, и теперь воительница, должно быть, казалась ему настоящей героиней. Мальвокрылой же хватало для радости лишь того, что дружба с Солнцехвостом не была разрушена — напротив, только скреплена, учитывая, какую серьёзную тайну доверила кошка воину.       И, она была уверена, от Солнцехвоста о её роли в революционном кружке никто и никогда не узнал бы. Как бы то ни было, сам кот не разделял бунтарских идей и втянут в это всё оказался не по своей воле — значит, он не был преданным сторонником переворота, он не стал бы доносить на сестру. А ещё Солнцехвост хорошо умел хранить секреты. — А чем Малоног угрожал тебе? — поинтересовалась Мальвокрылая, когда они продолжили путь в лагерь, протаптывая тропинку в снегу. На мрачном небе собирались тучи. Близилась непогода, и пришлось ускорить шаг, тем более, что стремительно наступал вечер, и пустоши окутывала темнота. — Шантажировал, — поправил Солнцехвост и замялся: — Как сказать… это личное. — И откуда он узнал, если это личное? — Дымолапка проболталась своей матери при нём.       Солнцехвост отвечал нехотя. Делиться информацией о том, каким образом его заманили в участие в заговоре, он явно не собирался, однако напрямую отказаться отвечать на вопросы Мальвокрылой не позволяла с детства привитая строгими родителями вежливость.       С одной стороны, воительница понимала его: мало ли, какая там тайна, быть может, весьма позорная. С другой стороны, было неприятно, что с ней-то Солнцехвост не поделился, зато подружке своей доверился. — То есть, Дымолапка знает, а я — нет? — спросила Мальвокрылая и тут же увидела, каким виноватым сделался Солнцехвост, ожидавший подобного вопроса. — Дымолапка — моя подруга! — в своё оправдание воскликнул он. — В том смысле, что… ну, ты просто подруга, а она…! — Любовь всей твоей жизни? — закончила за кота Мальвокрылая.       Если Дымолапка стала Солнцехвосту ближе — что же, так тому и быть. Воительница не могла осуждать брата за наличие отношений и кошки, с которой он хотел проводить своё время. В конце-концов, они все уже давно выросли — и она, и Солнцехвост, и Дымолапка, и пора было каждому отдельно строить свою жизнь, своё будущее, свою семью. «Вот уйду я в Речное племя — будешь ли ты по мне скучать, или забудешь меня? Дружба дружбой, но появятся новые друзья, — подумала Мальвокрылая. — И у меня самой — тоже. Вспомню ли я хотя бы через сезон после того, как уйду, тех, кого оставлю здесь? Может, и не вспомню». — Нет! Любовь — это какое-то устаревшее понятие, — между тем объявил Солнцехвост. В его голосе зазвучало чрезмерное самодовольство, словно он разъяснял глупому котёнку простые истины: — У нас свободные отношения, основанные на взаимных симпатии и уважении… — Говоря проще, у вас всё-таки любовь, — устало прервала начавшуюся было тираду Мальвокрылая, вынужденная перестать думать о своём будущем. — Я тебя умоляю, Солнцехвост, не выделывайся! Всего две недели как воитель, а уже мнишь себя самым взрослым. — Но я правда взрослый. — Новое звание не означает, что ты внезапно стал умным и всё такое. — А то я сам не знаю, — огрызнулся Солнцехвост.       За заснеженными холмами наконец-то показалась низина, заметённая снегом, и лагерь, укрывшийся в ней. Было уже совсем темно, когда воители добрались до него, уставшие, с намокшей от снега шерстью, продрогшие, с замёрзшими ушами и хвостами. — И вообще, кто бы говорил! — яростно отряхиваясь от снега на более-менее чистой лагерной поляне, гудевшей десятками голосов соплеменников, пламенно продолжил Солнцехвост. — Сама-то ты будто много понимаешь в чувствах. У тебя и кота-то нету! — А что, ты уверен, что нету? — Мальвокрылая уже отряхнулась и теперь, сделав голос как можно более интригующим, предложила: — Вот давай ты мне скажешь, чем тебя шантажировал Малоног, а я тебе скажу свою самую-самую большую тайну. — Тайну о том, что у тебя никого нет? — прыснул Солнцехвост, потом ненадолго прикрыл глаза, размышляя, но всё-таки отказался: — Знаешь, я подумаю пару недель… до посвящения Дымолапки. Это и её касается. — Жопа ты, Солнцехвост, — с досадой поделилась с ним своими мыслями о подобном поведении Мальвокрылая. — Сама такая, — обиженно отозвался кот и умчался прочь, даже не попрощавшись, — в нору, греться.       Мальвокрылая проводила его взглядом и крепко задумалась. Какая тайна могла быть у Солнцехвоста, да ещё и та, что связана с Дымолапкой, которой его мог бы шантажировать Малоног, уговаривая вступить в революционеры? «Солнцехвост и Дымолапка, — воительница уставилась в одну точку перед собой, соображая, что такого мог скрывать её двоюродный брат. — Дымолапка там как-то замешана, и она же растрындела об этом Верескоглазке. Если бы это был какой-то личный позор Солнцехвоста или что-то в этом роде, то Дымолапка бы не стала говорить о нём своей мамаше. У Верескоглазки информация долго не задерживается, она любит поболтать. Соответственно, это что-то, что касается не исключительно Солнцехвоста… а, зайцу в жопу!»       Она отмахнулась от размышлений — начинала болеть голова, а сидеть на одном месте было холодно, мороз пробирался под шерсть и сковывал в своих крепких когтях. Солнцехвост сам расскажет как-нибудь потом. Самое главное — на него можно положиться, Мальвокрылая знала. — Приветик, тёть, — весело окликнул её тонкий голосок и, обернувшись, воительница увидела с лап до головы облепленную снегом Зайчишку. — Как дела? У меня вот всё так хорошо! Мы играли в снежки, меня закидали, но я победила. Мама говорит, я вырасту очень сильной! — Ты будешь классной воительницей, это точно, — Мальвокрылая принялась смахивать с коричневой кошечки снег, чтобы та, не приведи звёзды, не простудилась.       Зайчишка была уже взрослой — пять лун, как-никак, — и очень крупной, крепкой кошкой, быстро переросшей и брата, и сестру. Уточка и Утречко сильно отставали от неё в габаритах, хотя едва ли кто-то всего пару месяцев назад мог сказать, что Зайчишка так вымахает. Все ждали, что вырастет копия Жавороночки — изящная, грациозная и красивая… Зайчишка же пошла телосложением в отца. — Меня немного смущает, что я такая большая, — когда с её шерсти был счищен весь снег, поделилась Зайчишка. — Особенно когда мы проводим время с Оленёнком и Орешком. Они такие крошечные! Уточка и Утречко умеют с ними обращаться, а я чувствую себя такой неловкой! — Не переживай по этому поводу так сильно, — Мальвокрылая обхватила племянницу хвостом и направилась вместе с ней в сторону детской. — Ты ещё научишься и ловкости, и осторожности, и аккуратности, когда придёт время. Радуйся: у тебя ещё луна беззаботного детства. — А потом? — тёмные синие глаза Зайчишки загорелись любопытством. — Быть ученицей — сложно? — Сложнее, чем воительницей, — Мальвокрылая коротко фыркнула, вспоминая своё ученичество. — Нужно учиться, а ещё убираться в норах и выполнять кучу поручений, которыми нагрузят тебя воители. Спроси Дымолапку и Пестролапку, уверена, они скажут, что ждут с нетерпением своих воинских званий. — Я обращаюсь только к достоверным источникам, — важно заявила Зайчишка, отклоняя предложение порасспрашивать учениц о том, каково это вообще — быть на их месте. — То есть, к тебе, к маме с папой и ещё к немногим.       Мальвокрылая улыбнулась маленькой племяннице: она не могла не признать, приятно было ощущать себя авторитетной личностью для котят. Зайчишка, Уточка и Утречко частенько спрашивали её совета, просили рассказать о том, каково это — быть взрослой, и вообще, весьма уважали.       Переваливаясь через снег, Зайчишка бодро топала впереди, ведя Мальвокрылую в сторону детской. Это уже стало традицией: как только кто-то из котят находил тётушку в лагере, ей приходилось идти и здороваться с каждым из них лично.       У детской, где не было ветра, и мороз не казался таким сильным, собралась целая толпа: тут была и Чертополошка с её котятами, и Жавороночка — со своими, и Дымолапка с Пестролапкой, наперебой рассказывающие заинтересованным Уточке и Утречку о том, что ученичество — пора нелёгкая. Зайчишка моментально забыла про тётку и кинулась к брату и сестре, забавно повизгивая.       Мальвокрылая же окинула взглядом умиротворённую Чертополошку, которая с несвойственным ей спокойствием наблюдала, как возятся в снегу ещё совсем крошечные, только недавно открывшие глаза Орешек и Оленёнок, потом посмотрела на учениц, что-то увлечённо рассказывающих старшим котятам, и неожиданная догадка посетила её. «Да нет, быть такого не может, — отмахнулась от настойчивой мысли кошка, однако чем больше вглядывалась в учениц, в частности, Дымолапку, звонким голосом расписывающую Уточке и Утречку прелести ученичества вроде чистки подстилок и поддержания порядка на поганом месте, тем больше сомневалась. — Или всё-таки?..»       Солнцехвост был достаточно умным, чтобы не делать того, что не надо, и утверждал, что у них с Дымолапкой нет ничего большего, чем симпатия. Дымолапка всегда говорила, что она не хочет любви и отношений и высмеивала Пестролапку за частые влюблённости, а ещё никогда не мечтала о семье. «Но могли ли они?.. — саму себя спросила Мальвокрылая и себе же ответила: — А почему нет? Я и моложе Дымолапки, хоть и была ответственной, не особо заботилась о том, где я и с кем, и как это опасно. Она ещё более легкомысленна, как бы ни красовалась порой, так что могло помешать её «свободным отношениям» с Солнцехвостом? И более того, Солнцехвост не хочет говорить об этом до Дымолапкиной церемонии — не потому ли, что боится, что в таком случае Дымолапке не видать воинского звания, как своих ушей? Не потому ли он и вступил в революционеры, чтобы увидеть, во что вляпалась Чертополошка, и, если Дымолапке всё же не повезёт и кто-то сдаст её до церемонии, не допустить, чтобы она пошла по Чертополошкиным стопам?»       Мысль была дельная, но требовала тщательного обдумывания, потому что поверить в подобное было трудно. И хотя вокруг и так творилось немыслимое — ученицы рожали котят, революционеры планировали бунт, а в Речном племени её ждал самый прекрасный кот на свете (в общем, происходило то, во что Мальвокрылая бы не поверила, скажи ей кто пару сезонов назад), — сложно было всё-таки принять подобную мысль как одну из способных к существованию.       Это бы означало разувериться в том, что Солнцехвост ответственен, умён и осторожен — а именно таким Мальвокрылая считала брата, пускай порой он и был непоседливым, деятельным и шебутным. А впрочем… если Солнцехвост готов был к последствиям, если это была не случайность, а решение, к которому они с Дымолапкой пришли вместе? Если это правда — то, о чём подозревала теперь Мальвокрылая, — то Солнцехвост, пожалуй, напротив, заслуживал уважения. Он не спрятался в кусты и не оставил Дымолапку, более того, он тщательно хранил этот секрет, не выдав его даже Мальвокрылой, столь близкой ему кошке. «Если это всё же так, то Солнцехвост повёл себя как настоящий воитель. Он уже вырос и способен сам принимать важные решения и нести ответственность за их последствия», — с теплотой подумала Мальвокрылая.       Однако ей всё-таки было необходимо хорошенько поразмыслить над таким предположением, подумать, не ошиблась ли — ведь вполне могла. Ни с кем не здороваясь и не прощаясь, Мальвокрылая попятилась назад, едва не наступив на заигравшихся посреди клочка свежего снега Орешка и Оленёнка, маленьких, тёмных и почти сливающихся цветом с окружающей средой.       Когда Зайчишка обернулась, чтобы позвать тётку присоединиться к ней и Утречку с Уточкой, Мальвокрылой уже не было у детской.

***

— Вот такие новости, — так Мальвокрылая подвела итог под всеми событиями, произошедшими в этот день — и закончила своими догадками касательно Солнцехвоста.       Стручок, внимательно её слушавший и гревший своей длинной пушистой шерстью, хмыкнул. Что ни встреча — Мальвокрылая сначала рассказывала о том, что случилось в её племени и как продвигается её шпионаж, а потом они со Стручком беседовали обо всём подряд, и кошка ненадолго отвлекалась от насущных проблем.       Которые, если быть честной, её порядком раздражали. Мальвокрылая признавалась себе: она уже устала от этих бунтов, переворотов, от истеричных якобы-союзников, от того, что вечно происходило что-то малоприятное — как, например, вступивший в ряды заговорщиков Солнцехвост… — А ты сама, случаем, не…? — задорно улыбаясь, поинтересовался Стручок, но его сияющий вид не смог поднять Мальвокрылой настроение. — Не, — буркнула она, отрицательно качая головой. — А что, ты не хочешь, чтобы вышло «да»? — Почему же не хочу? В моём возрасте все уже давно с котятами, чего бы мне их не хотеть? — от души удивился Стручок, потом поднялся со снега, потоптался на нём и, устроив что-то навроде углубления, улёгся в него. Мальвокрылая наблюдала за этим скептически: и как ему было не холодно? Наверное, шерсть грела. Кошка сама уже продрогла вся, и спасал её только пушистый хвост речного кота. — В твоём возрасте уже лежат в палатке старейшин и скрипят костями, — съязвила она, но безо всякой злобы — так, чтобы хоть немного разогреть беседу, снова начавшуюся с общей картины происходящего в её племени, которая была уж больно интересна Стручку.       Начинать свидания с изложения всех своих переживаний уже стало привычным делом, но Мальвокрылой всегда казалось, что это неправильно, и она торопилась поскорее замять первую тему. Судя по тому, как праведно возмутился Стручок, у неё получилось: — Эй!       Мальвокрылая коротко рассмеялась и показала ему язык. В этот раз ей удалось подшутить над Стручком — не ему, ей! Стало гораздо легче на душе, и разговор пошёл повеселее. — И вообще, если ты окажешься в положении, тебе придётся срочно переходить ко мне в племя, а ты ещё ни разу даже не искупалась! — поймав за хвост новую тему, принялся весело тарахтеть Стручок. — Знаешь, что делает каждая уважающая себя речная кошка ежедневно? — Ты говорил уже много-много-много раз, — Мальвокрылая вздохнула и возвела взгляд к небу, сегодня мрачному, тёмному и покрытому тучами. — Плавает. — Вот! — в голосе Стручка зазвучало торжество, и он даже выскочил из ямки. Мальвокрылая попыталась поймать его хвост, чтобы вернуть себе былое тепло, но не успела. Пронзительный холод вновь пробрался под её шерсть. — А если ты не умеешь плавать и так и не осмелишься лезть в воду, кто будет учить плавать котят? — Ты и научишь, — заворчала воительница, с трудом усаживая Стручка обратно и снова забираясь под его хвост. Стало теплее. — И вообще, разве это забота родителей? Станут учениками — и вперёд, у них для этого будут наставники.       Стручок посмотрел на неё, как сама Мальвокрылая порой смотрела на своих племянников, и его ясные зелёные глаза смеялись, хотя сам кот старательно пытался не улыбаться, видя, что воительнице не по душе, когда над ней подшучивают. — Ну ты скажешь! — воскликнул он и пояснил недоумевающей кошке: — Котят учат плавать уже лун с четырёх, как они достаточно подрастут! И к ученичеству они умеют это делать в совершенстве. — Ну и порядки! — тут же возмутилась Мальвокрылая. Немыслимо: маленьких глупых котят — и учить плавать! Да они и в луже-то захлебнуться могут, чего говорить о целом озере. — А если утонут? — Так я и говорю, мать им на что нужна? — вновь изумился Стручок. — Она и учит! — Значит, в нашей будущей семье матерью придётся побыть тебе. Хотя бы иногда.       Для Стручка всё устройство его племени, все обычаи и порядки были столь повседневны, что он даже не задумывался: для Мальвокрылой обыденная жизнь речного кота может показаться какой-то дикой, странной и нелогичной. Для неё всё так и было, когда кошка слушала о том, как живётся в племени её возлюбленного. Вот как можно было брать — и учить котят плавать? «Плавать! Котят! Маленьких, тупых, за которыми и в лагере не уследить — и плавать! В самой настоящей воде! В во-де!» — это казалось кошке особенной дикостью. Мальвокрылая ни разу в своей жизни не заходила в воду дальше, чем по пузо — и то только чтобы попить. А здесь! Всего в четыре луны котята уже плавали.       Определённо, чужие порядки были странными. Но Мальвокрылая молчала и мотала на ус, что и как в Речном племени устроено. Спорить с обычаями тех, к кому намеревалась напроситься на постоянное жительство, где собиралась создать семью и беззаботно проторчать до самой старости, было бы просто-напросто невежливо. — Да я и не против, но… — начал было Стручок, да отмахнулся: — Хотя ладно, всё равно сейчас зима. Так что, ты точно уверена, что котят пока ожидает только эта… ой, забыл… подружка Солнцехвоста? — Дымолапка, — в который раз напомнила Мальвокрылая. У Стручка, как и у неё самой, была не лучшая память на имена. — Не уверена, но подозреваю. — Поговори с ней. — Не буду. Это их право: хранить всё в тайне, — Мальвокрылая покачала головой. — Как станет воительницей, Солнцехвост мне сам всё расскажет, а то я его не знаю!       Конечно, брат бы не устоял и поделился новостью. Тем более за ответный большой секрет. Одного Мальвокрылая не понимала: если она права, и Малоног действительно шантажировал Солнцехвоста тем, что он в курсе того, что юный воитель скоро станет отцом — какой в этом был толк? Рано или поздно все бы узнали о том, что Дымолапка ждёт котят. Значит, тут было что-то ещё. И Солнцехвост бы рассказал, но позже, когда Дымолапка станет воительницей, чтобы не повторила судьбу Чертополошки. — Потом мне расскажи, угадала или нет, — попросил Стручок, и кошка кивнула: — Договорились.       Чем глубже и темнее становилась ночь, тем холоднее было. Снег колол подушечки лап обжигающим морозом, и было понятно: дольше сидеть нельзя, пора расходиться, чтобы не простыть и вовсе не свалиться с болезнью на луну. — Так что насчёт тебя? — уже прощаясь, снова решил спросить Стручок. — Ты будешь готова плюхнуться в озеро, как только пройдут Голые Деревья, а? — И как можно любить воду!.. Ладно уж, так и быть, — согласилась Мальвокрылая. А куда деваться? Раз уж решила стать речной кошкой, придётся и в озеро лезть. — Но если мне не понравится и будет страшно, я лучше стану первой кошкой в Речном племени, которая не плавает. Мне ещё к вашей рыбе привыкать придётся, бе-е! — Бе-е — так козы с Пастбища говорят, — передразнил Стручок. — А рыба вкусная, вот увидишь, ты её полюбишь! И воду тоже полюбишь! — и оптимистично подытожил: — В конце-концов, у тебя будет много-много-много лун, чтобы привыкнуть. «Да, у меня будет много лун. У нас они будут, и мы вместе вырастим детей и внуков. И неважно, в каком племени, и неважно, придётся ли для этого учиться плавать, — с теплом думала Мальвокрылая, шагая домой через заснеженные пустоши. — Вот оно — моё будущее. И осталось совсем немного!»