Мальва расцветает по весне

      Когда в очередную холодную снежную ночь, прячась под навесом сугроба от ужасного ветра, Мальвокрылая рассказала Стручку о том, что произошло в лагере всего несколько часов назад, он даже не нашёлся, что такого весёлого заявить, чтобы успокоить подругу, и так сильно призадумался, что Мальвокрылая начала бояться, что у него голова лопнет от напряжения: Стручок же никогда особенно ни о чём не думал.       Кошка изложила всё, что только могла: и то, как её втянули в выступление против Однозвёзда, и то, как всё прошло, и что всё племя теперь сидело, как на иголках ежа, не зная, что будет дальше. Что Кролик собрался выставить её в Речное племя, Мальвокрылая сообщила тоже и поделилась сомнениями о том, нужна ли она сейчас там. — Как-то всё завертелось с этой вашей революцией, у меня голова кругом. Голые Деревья на носу… не знаю, примут ли тебя, — с сомнением произнёс Стручок, почёсывая задней лапой плечо передней. Мальвокрылая вздохнула: она и сама об этом думала, однако надеялась, что сможет найти весомые аргументы. — А я помогу с охотой, племя прокормить станет чуточку легче, — сказала она, хотя это и было слабым доводом — что сделает одна кошка? На чужой территории, в незнакомых краях…       У себя она знала каждый холмик, каждую низинку, каждый кустик. Знала, где чаще можно найти кроликов, где водятся мыши, куда слетаются птицы в поисках зёрен, знала, где под снегом чаще всего скрываются норы, где, напротив, не стоит и время тратить… Мальвокрылая по праву считала себя отличной охотницей: она любила это дело, и навыки её были поистине велики. Но все они превращались в ничто, если подумать о переходе в Речное племя. Там ели рыбу и намного реже — дичь. Там были болотистые земли, на которых не водились кролики, и лишь крошечный кусок пустошей. Там преобладали животные-верхолазы, которые скрывались на деревьях, или крошечные мыши, охота на которых была не похожа на забег за зайцами. Всё там было иначе, и Мальвокрылой пришлось бы привыкать заново, и заново учиться всему, и, кроме того, ей пришлось бы иметь дело с рыбой… да что не сделаешь ради собственного будущего! — Так оно так-то! Это верно, — согласился с ней Стручок. Сегодня было так холодно, что мёрз даже он, несмотря на густую длинную шерсть, и прятался под сугробом. — А всё-таки если без особой причины придёшь, выгонят прочь. У нас к чужакам не очень. Что вот объясним? Типочки, так вот и так, а как — так? а никак! — А как? — уныло переспросила Мальвокрылая. Она чувствовала, что лапы совсем уже окоченели, не грел даже мохнатый хвост Стручка, и ветер выл над головой, заметая снег в кольца.       Стручок снова задумался, хоть и ненадолго. Порядки своего племени он знал, и Мальвокрылой объяснял не раз: не так-то просто относились речные к новым лицам. — Как? В Юные Листья у всех настроение на подъёме, там бы, может, и разрешили легко, а тут ещё какую проверку на верность замутят… наша старуха — с неё песок сыплется уже, каша в голове, — и не такое может! — ответил он, и, несмотря на привычную лёгкость голоса и тон «не-парься-прорвёмся», звучала в его словах не то обида, не то досада.       Мальвокрылая запыхтела от недовольства и едва не укусила себя за щёку, когда ей в голову пришла неожиданная идея. Ну конечно! И чего она думала так долго? Тем более, если до окончания всей этой чехарды с бунтом и революционерами оставалось недолго, она вполне могла позволить себе внезапно обзавестись семьёй. И — чем не причина прийти в Речное племя? Кто же откажется, если кошка явится сама, и сама же предложит своих котят — в распоряжение этого самого племени? — Но не может же она семью разлучить, а? — загоревшись новой идеей, принялась втолковывать Стручку Мальвокрылая. Стручок старательно вникал и думал, как же это всё обставить. — Это сколько бессердечия надо, чтобы… а если я приду и скажу, мол, извините, но у нас тут котята намечаются, негоже их по разные стороны границы растить… тогда что, а? Уж и наш Однозвёзд бы принял, а ваша карга вряд ли хуже.       Стручок снова почесался, но было видно, что идею оценил. Может, потому, что собственных у него не было: он вообще иногда диву давался на то, сколько в Мальвокрылой порой бывало хитрости и изворотливости, особенно когда дело касалось того же шпионажа за революционерами, все детали которого кошка в мелочах излагала Стручку. — Тут дело в том, что тогда от тебя никакого толку вообще не будет, — наконец, выдал Стручок, однако голос его теперь звучал обнадёженно. Он и сам волновался о том, что если в племени Ветра грянет-таки бунт, то Мальвокрылую уже будет не вытащить оттуда. А теперь нашёлся выход — однако тоже не самый удачный. — Это палка о двух концах: тебя не могут не принять, если ты будешь ждать котят, и я подтвержу, что они мои в том числе, но при этом наши могут тебя просто загрызть своими нападками, потому что никому не захочется делиться едой.       Еда решала всё. Особенно в Голые Деревья. За неё ругались, ссорились и дрались, готовы были друг друга загрызть за последний кусок, настолько силён был голод. — Но по-другому меня не возьмут вообще! — тут же возразила Мальвокрылая. — Кролик сказал, на поклон пойдёт, но я сомневаюсь, что это сработает… — Не сработает, — вздохнул Стручок и сделался снова непривычно задумчивым и грустноватым. — Если бы я был в более дружественных отношениях со своим отцом, я бы попросил его всё устроить, но как-то у нас всё не как-то… как тяжело думать! Не люблю я думать, ну вот не люблю, и всё тут, — и он топнул тяжёлой толстой лапой по снегу.       Мальвокрылая, напротив, думала много и часто, и голова у неё работала хорошо, так что кошка сообразила: кидаться на неё, конечно, будут, не без этого, но если у речных, как, в общем-то, и в любом племени, не принято разлучать семьи и позволять котятам расти без отца или без матери при их наличии, она могла бы перетерпеть. Как-то переждать, когда стихнут нападки, самостоятельно добывать пропитание — и с помощью Стручка… к тому же, его родня наверняка бы поддержала. Мальвокрылая хорошо помнила доброту Завиток, и, к тому же, знала, что и мать у Стручка хоть и строгая, а до сих пор только детьми и живёт, несмотря на то, что они уже много лун назад вступили во взрослую жизнь.       Только об отце Стручка, и сейчас упомянутом лишь мельком, Мальвокрылая знала мало. Он бросил семью, когда его детям было всего-то несколько недель, а ещё он был не последним котом в Речном племени, и он мог бы на что-то повлиять, однако Стручок из принципа не ходил к нему за помощью, считая, что это бы бросило тень и на него, и на Завиток, и на их мать, и на другую семью отца — те были ровесниками Стручка, как знала сама Мальвокрылая, и с ними он имел неплохие отношения. Однако воительница старалась в это не лезть: она видела, Стручок таил злобу на отца за его прошлые прегрешения, и не хотела тревожить то единственное тёмное качество, что она в нём знала.       Но вся остальная семья Стручка, его друзья! Мальвокрылая думала, что они не были бы против неё, они могли бы оказать ей посильную поддержку. Да, это было глупо — собираться обзаводиться котятами в разгар Голых Деревьев… однако у неё не было других оснований покинуть племя Ветра. Даже если бы Кролик выставил её прочь, никто не обещал, что речные бы её приняли. А уходить было надо, хотя Мальвокрылая не собиралась делать это по желанию Кролика. Только когда она сама закончит всё… и доделает начатое. План уже был у неё в голове, воплотить его — вопрос времени. Времени же было немного, а после нужно было сразу рвать лапы как можно дальше. Особенно если бы ничего не получилось. А если Кролик бы развёл самодеятельность со дня на день… Мальвокрылой вообще ничего не оставалось бы, кроме как перебиваться где-то на границе и в одиночестве. В лагере же ей нельзя было бы жить после поимки революционеров: Однозвёзд причислил бы туда и её. Но если бы не было Однозвёзда…       План Мальвокрылой был немного наивен, она сама это понимала, не так уж прост, но весьма хорошо звучал. Однако для него нужно было подготовить почву, то есть — условия для того, чтобы сбежать в один миг, когда потребуется. Если потребуется. Если она не сможет сама уйти с гордо поднятой головой. — Значит, не будем мы жить вместе, а? Ну, как бы не так, — она сама вдохновила себя, поддела, чтобы думалось лучше, и всё-таки решила не отметать единственный пока вариант — переход в Речное племя, основанием для которого могла бы стать беременность. — Нет, погоди, а если всё-таки у вас не разлучают семьи… ну пусть ваши хоть зазлобствуются! Голые Деревья не бесконечны, а мне не привыкать. А, ну тебе тоже достаться может… — Ой, да мне-то нет! — по-новому весело прервал её Стручок и затараторил так быстро, что у него зубы стучали (хотя это, скорее всего, было от мороза): — Я у наших любимчик. Знаешь, а может хотя бы поэтому к тебе отнесутся более благосклонно, — и он сам засиял, радуясь такой хорошей мысли: ведь и правда, не одни они были в этом мире, и были вокруг и рядом добрые и неравнодушные! — По крайней мере, мои сверстники и младше со мной все в хороших отношениях, не станут они открыто выступать против тебя. — Подумать бы об этом хорошенько. Поговорить с твоей предводительницей лично… только времени нет, — печально вздохнула Мальвокрылая.       И хотя её тоже охватила стремительная пылающая надежда на то, что всё-таки обойдётся без лишних проблем, мысли все сбились в кучу, и кошка ощущала одновременно с желанием, чтобы всё сбылось, тревогу и волнение — не за свой уход, а за то, что до него нужно слишком многое успеть. — Кролик настроен решительно, день-другой, он выждет более удобный момент, и всех наших заговорщиков — и ы-ых! — она выразительно оскалила зубы, показывая, что «ых» будет весьма нехорошим. — Не знаю, что он с ними сделает, но тогда будет плохо. Однозвёзд уже знает, что я с ними, и потребует и меня тоже… к ним, — Мальвокрылая подобрала наиболее нейтральные слова, так как всё ещё сомневалась насчёт участи своих соплеменников, пошедших по кривой дорожке. — И ничего не докажешь, что это не так. А их не будут убивать, слишком большая потеря, и если они в один момент всё же поднимут бунт, то погибнет не только Однозвёзд, но и Кролик…       Кошка подавила вздох, думая о том, что если Кролика ей удастся обезопасить так, как хочет она, то отец от неё наверняка отречётся. А может, разочаруется, а потом будет делать вид, что её не существует. Что её вообще никогда не было… но иначе было нельзя. Мальвокрылая не знала, что ещё сделать, чтобы не дать Кролику наворотить дел, а потом попасть под горячую лапу тех, кто его возненавидит. — И пока есть какие-то жалкие дни, — Кролик скажет мне, как он решит действовать, ведь должен же он сначала меня обезопасить? — мне нужно самой сделать так, чтобы он был в безопасности, — решительно закончила Мальвокрылая, делясь со Стручком всеми своими мыслями и планом, который возник в её голове всего за один вечер. — Мне нужно, чтобы он стал предводителем.        Пусть Кролик отречётся от неё, если она лично устроит бунт, зато он будет жить, зато он будет в безопасности, его никто не тронет и никогда не посмеет, потому что он будет предводителем — действительно достойным своего места. — И ты сама чирикнешь Однозвёзда? — словно не замечая, какое волнение охватывало Мальвокрылую в тот момент, что она думала о будущем — будущем, в котором ей уже не было места как дочери Кролика, — любознательно поинтересовался Стручок, растопырив уши. — Сама… нет, не знаю, — засомневалась Мальвокрылая: эту часть плана она пока не обдумывала. Да и мыслимо ли — лично убить предводителя? Нет, но подстегнуть бунт… заставить его добровольно отречься от правления… это же не грех! Это не убийство. А если и убьют, то не она — какая тут её вина? Однако это было не очень убедительно, хотя Мальвокрылая и понимала, что никакого другого выхода у неё нет. Он был бы, если бы она имела больше времени, чтобы подумать, но план родился меньше, чем за полдня.       Мальвокрылая не знала, как скоро Кролик собирается устроить облаву на всех бунтовщиков, но была уверена, что он это сделает. Значит, ей нужно было опередить действия отца, чтобы его обезопасить, и было у неё на это, быть может, около пары-тройки дней. — Но если Кролик станет предводителем в ходе переворота, революционеры решат, что он тоже против бывшей власти, и будут к нему хорошо настроены, — видя, что Стручок всё ещё заинтересован и даже забыл про холод снежной ночи, слушая её внимательно, договорила Мальвокрылая. — И какая разница, сам ли Кролик учинит этот переворот, или я просто подтолкну то, что надо подтолкнуть? К тому же, у него будет девять жизней, как у всех предводителей. Никто их не отберёт, нельзя же убить девять раз подряд! — Не знаю, если честно… тебе бы его обезопасить тем, что удалить от революционеров подальше. Или их — от него, — не долго думав, поделился своими соображениями Стручок и быстро прибавил: — Мне так кажется. Это всё слишком сложно, откуда тебе знать, как они к нему относятся? — Ну смотри! Кролика любят и как-то уважают, что ли, и среди них. Если он будет проводить политику, отличную от Однозвёздовой, если он простит революционерам их выходки и не станет наказывать — да, это абсурдно, не наказать за такое, но! — они его полюбят и не тронут, — быстро выпалила Мальвокрылая, едва не подпрыгивая оттого, каким хорошим казался ей её план — хорошим для Кролика и племени, не для себя. О себе она старалась не думать, о том, что ждёт её после этого — тоже, о том, что может потерять и отца, и друзей, и племянников, она пыталась просто не размышлять, и закончила заранее заготовленной, самой универсальной версией: — А я со спокойной душой свалю подальше, чтобы никто из них не понял, что я там замешана.       Подальше — это значило в Речное племя. И, как видимо, совсем скоро: вряд ли весь переворот занял бы много времени. Проблема была в том, что его нужно было как-то спешно подготовить… как-то подтолкнуть революционеров. Или же выиграть хоть неделю, хоть две, чтобы что-то устроить. Но как? Мальвокрылая пока не представляла. — Звучит круто, — оценил её идею Стручок. — А можно ли исполнить? — В том-то и дело, что даже у меня голова идёт кругом, когда я об этом думаю, — посетовала Мальвокрылая. Это была чистая правда: у неё уже ум за разум заходил, когда дело касалось революции, шпионажа и того, как совместить это с переходом к Стручку. — Но если не получится, нужно будет куда-то уходить. Не помирать же там, правда? Так вот я пойду к тебе, и для того нам надо решить, как быть.       Стручок быстро кивнул, но тут же на его лице промелькнула тень сомнения: — Ну, а Кролик? А твой брат… который не Суховей? — Солнцехвост? Действительно, а как его-то спасти?.. — она вспомнила о том, что и брату грозит опасность, слишком неожиданно. И правда! Думая о Кролике и о том, как его обезопасить, она совсем забыла про Солнцехвоста. — Ничего я не представляю! И времени нет совсем-совсем. Вот и что предпринять, а?       Стручок точно не знал, что делать, Мальвокрылая это хорошо понимала: он был в курсе всего, но знать со слов и участвовать вживую — это было не одно и то же. — Сделай всё, что считаешь нужным, у себя в племени, а я предупрежу о том, что планирую привести тебя, у себя, — предложил Стручок. — Ну и, в общем, если всё действительно сработает, приходи сразу к нам. Хорошо бы, если всё-таки всё сложится как надо. Так шансов больше.       Мальвокрылая кивнула, соглашаясь, что другого выхода у них пока нет. Это был лучший вариант: провернуть всё, что она хотела, возвести Кролика на правление путём переворота, а потом сбежать… однако для этого ей необходима была поддержка революционеров. И хотя кошка уже хорошо зарекомендовала себя хотя бы тем, что открыто выступила против Однозвёзда, это мало что ей гарантировало. — Это уже не от меня зависит, — понимая, что уговорить бунтовщиков хоть и будет тяжело, но всё же возможно, произнесла она. — Не только от меня. Посмотрим, что будет. Но пока что всё звучит логично, и хотя я не хочу спугнуть удачу, я думаю у нас всё получится.       И — подумать только! — она будет со Стручком. Всего ничего, чуть меньше луны! Только в этом и была основная загвоздка: если перейти в Речное племя она могла, лишь доказав, что ждёт котят, то ей нужно было как-то выиграть время — не через два, не через три дня, а через недели, она могла бы судить об этом наверняка. Время нужно было и для разогрева революционных настроений, и для продумывания плана… и что-то уже стыковалось в голове Мальвокрылой, когда она начала вслух делиться своими мыслями: — Смотри, проблема в том, что даже если ты договоришься, наверняка узнать, будут у меня котята или нет, я смогу… если верить тому, что я слышала от Жавороночки… не так уж и скоро. Даже если отсчитывать от сегодня — у меня нет такого количества времени в запасе. У меня и недели нет! Нужно будет тянуть время… — и тут всё встало на свои места: ну конечно! Она могла выиграть время для того, чтобы устроить переворот, попросив отца отложить облаву на революционеров! Он бы не смог отказать, ведь её жизнь, её безопасность, её уход из племени зависели от этого! Как всё оказалось просто, и Мальвокрылой даже захотелось засмеяться, но это было как-то неудобно, когда мороз покрыл инеем и заставил отвердеть все шерстинки. — Уговорить Кролика повременить. Наверное, сейчас я займусь этим. Попрошу его отложить нападки на революционеров, пока не станет понятно, есть ли у меня основания перейти к тебе в племя. Ну, да Кролика можно уговорить. Я у него уже столько раз выпрашивала что угодно!.. А пока он тянет, я подговорю их на бунт. Слушай, хорошие же вырисовываются перспективы! Ну наконец-то всё это решится.       И план наконец-то перестал быть каким-то призрачно-неисполнимым, он оброс подробностями и чёткой структурой действий. И Мальвокрылая наконец-то знала, что именно ей нужно предпринять, чтобы закончить то, во что она даже не по своей воле вляпалась.       Она могла остановить революцию, совершив свою, могла спасти жизнь Кролика и, быть может, если удастся хорошо подумать, даже обезопасить Солнцехвоста. И какая разница, что бы потом они говорили о ней? Главное, им было бы хорошо. Они потом бы поняли. И Мальвокрылая внутренне была готова на любой риск и на любые последствия — даже стать изгоем для самых близких! — но устроить всё как надо, но обеспечить сохранность для родных и для племени. Невелика цена: покинуть родину и поставить под вопрос жизнь Однозвёзда!       Помня о своём плане, Мальвокрылая вернулась в лагерь лишь под утро, с первыми рассветными лучами, и, пока она пробиралась по занесённым снегом пустошам, утопая в сугробах и замерзая до состояния ледышки, то прокручивала в голове всё, что надо сказать Кролику.       Зная, что отец всегда встаёт рано, Мальвокрылая отправилась искать его, вместо того, чтобы поспать хоть немного, пока была возможность, отдохнуть перед днём, в который ей предстояло трудиться: сейчас все работали без устали, охотились и приносили дичь, чтобы, пока она окончательно не исчезла с пустошей, наесться перед грядущим голодом.       Кролика кошка нашла сразу за земляной насыпью, припорошенной снегом — большой белой горкой. Вчера ей так и не удалось поговорить с отцом, но сегодня он уже был настроен куда более спокойно и миролюбиво, и Мальвокрылая, долго не думая, рассказала, что да как: что виделась, мол, со Стручком, что перейти к нему в племя не так-то просто и что они решили-таки завести котят, но пока она будет знать наверняка, пройдёт некоторое время, и ей нужно, чтобы в это время Кролик ничего не предпринимал, иначе ей просто некуда будет бежать. — Вот такие вот дела, — подытожила всё, что выяснила за ночь, Мальвокрылая, разумеется, умолчав о своих планах касательно переворота и всего прочего: вот об этом-то Кролику ни за что не стоило знать. Когда грянет, тогда и будет введён в курс происходящего. Как всё племя. — Если всё удачно, значит, к окончательному наступлению Голых Деревьев я смогу с уверенностью сказать, что жду котят, и тогда я имею полное право уйти в Речное племя. Поэтому я прошу тебя подождать с разборками. Возможно, что мне некуда будет идти, если ты устроишь их сейчас, и я отвечу головой вместе с ними — ни за что.       Конечно же, Кролик не мог отказать, но было понятно, что всё это ему не по нраву. И чувствовал он какой-то подвох, но всё же не мог не доверять Мальвокрылой. А ей было ужасно гадко на душе оттого, что собиралась устроить за спиной отца, однако кошка пыталась объяснить себе, что это ради его же безопасности. — Только для того, чтобы тебя наверняка забрали. Я готов подождать, но над Однозвёздом нужно будет установить усиленный контроль, — наконец, согласился Кролик. И то ли дело было в том, что произошло вчера, то ли в том, что всё теперь решилось, и было ясно, что неделя-другая, и Мальвокрылая покинет племя Ветра, весь разговор звучал слишком напряжённо. — Ты же отдались от революционеров и пореже к ним ходи. Резко прекращать не стоит, чтобы они сами не заподозрили неладное, но сведи это всё к минимуму. И Солнцехвосту нужно это сказать… — Давай я сама ему передам? — предложила Мальвокрылая, внутренне желая поскорее уйти: она не могла вынести беседы с Кроликом и боялась, что чем-то себя выдаст, расколется, проговорится о своих планах… с возрастом становилось всё труднее ему врать. — Сейчас ты его не трогай. У него ситуация вообще… он же с Дымовейной разосрался в пух и перья! Хоть бы не передрались с ней. Она-то может. — Вы с ним друзья, тебе виднее, — кивнул Кролик. И ему что-то в этом разговоре было не по душе: он не мог не чувствовать недомолвок. — Только не забудь. И сходи-ка ты поохотиться, а? — Это вдруг зачем? — тут же прониклась подозрением Мальвокрылая.       Охота — это дело хорошее, несомненно, однако прямо с рассветом, пока племя ещё спало? К тому же, Кролик прекрасно понимал, что Мальвокрылая не отдохнула нисколько, и ночь у неё была совсем бессонная. Ну как так можно было?       Впрочем, наверное, дело в той холодности, с которой шёл разговор, и внезапно возникшей отчуждённости. — Что-то у вас с Суховеем не то, — произнёс Кролик, разрушая все догадки дочери. — Поговори с ним. Грустно будет, если уйдёшь, а вы так и не помиритесь.       Суховей! Они не общались после того, как Мальвокрылая высказала всё, что думала о его указаниях и о его мнении насчёт Стручка. А вчерашнее выступление против Однозвёзда, чувствовала воительница, окончательно настроило кота против неё. Они вернулись к истокам: как много лун и даже сезонов назад собачились, так снова было теперь. И в бездну полетели времена, когда удалось выстроить нормальные братосестринские отношения.       Но Мальвокрылая не хотела сейчас перечить Кролику. И разве было сложно ей попытаться поговорить с Суховеем? Чтобы не выдерживать больше эту напряжённую беседу, кошка согласилась: — Ладно. Мне самой не хочется с ним ссориться, — и спросила: — Ещё кто-то пойдёт, или мне только с ним? — Надо бы еды достать побольше… я отправлю с вами ещё Хвощелистую и… кто там точно не бунтует? Утёсницу, — чуть подумав, решил Кролик. — Но они потом пусть пойдут в низину у ручья, а вы идите в поля. У тебя больше шансов поймать зайца или кролика, а они у нас больше по мышам. Суховей, конечно, вообще никуда, но ты хоть поговори с ним.       Мальвокрылая кивнула и отошла в сторону, чтобы дождаться своего патруля. Клонило в сон, а ещё хотелось есть, но куча была практически пуста, и нужно было оставить те жалкие кусочки тем, кто в них больше нуждался: старой Белогрудке, Чертополошке с её мелочью да Дымовейной, которая, правда, всё ещё не афишировала своё занятное положение. «Скоро и меня будут просто так кормить, — подумала воительница, и от этого стало стыдно: ну как так, всё племя будет охотиться, терпеть голод, а она — нет. Чужое племя! — Со злобой, скрипя зубами, а будут. Но ничего, я как-нибудь перетерплю. И как только будет возможность, сама буду для них охотиться, чтобы они стали считать меня своей… хотя бы со временем».       Совсем скоро собрался патруль. Мальвокрылая заметила, что на неё стараются особо не смотреть. Утёсница давно поставила на внучке крест и даже не замечала её теперь. Хвощелистая была пустым местом для самой Мальвокрылой: хоть и сестра Солнцехвоста, а совсем на него непохожая, скучная, серая, унылая, молчаливая и слишком непонятная.       И поэтому, оставив этих двоих, Утёсницу и Хвощелистую, наедине друг с другом, едва патруль вышел на занесённые снегом и залитые лучами поднимающегося солнца пустоши, Мальвокрылая догнала Суховея. Он тяжело наступал на снег, проваливаясь в него с каждым шагом, и весь патруль шёл медленно, потому что позади Утёсница тоже еле переваливалась через сугробы. И только Хвощелистая весело скакала по снегу. Мальвокрылая, сама лёгкая, тоже не тонула в нём, однако снег лип к её лапам, делая их мокрыми, и это было неприятно. Оставляя за собой след из отпечатков лап, она в несколько прыжков приблизилась к Суховею и окликнула его.       Брат ничего не ответил и даже не повернул головы. С гордым молчанием он делал вид, что кошки здесь просто нет, и Мальвокрылую это не то, что бесило — раздражало, но немало. Ну неужели он сам не хотел наладить отношения? — Не игнорируй меня, Суховей, ты не можешь просто отмахнуться от моего присутствия, — окликнула она кота, однако в ответ услышала только молчание — и хруст снега под лапами, и вой ветра над холмами.       Мальвокрылая вздохнула и быстро обогнала Суховея, встала у него на пути. Где-то позади шли и разговаривали Утёсница и Хвощелистая, но воительнице не было дела до них. — Я не буду перед тобой извиняться за то, что сказала о тебе и Жавороночке, но мне нужно поговорить с тобой, — вперив грозный взгляд в Суховея, требовательным тоном произнесла Мальвокрылая. — То, что ты сказала о Жавороночке, неприемлемо, — Суховей поднял глаза на неё, впервые обратив внимание на присутствие кошки. — Ты была права, она истеричка и стерва, но это не повод считать мои с ней отношения хуже твоих с… этим… Стручком, — и это было не презрение, не отвращение, но будто бы обида — то, что Мальвокрылая слышала в его голосе. — Я всеми силами пытаюсь сохранить эту семью, ты не имеешь права осуждать меня и мои чувства. — Ты сказал, что хотел? — поморщилась Мальвокрылая. Помириться с братом было бы хорошо, да только он этого, кажется, не хотел, намеренно её задевая. И почему было бы не выдерживать спокойный тон? А Суховей словно специально решил вернуться к старому разговору.       И если до этого момента Мальвокрылая готова была забыть их ссору и претензии Суховея — и, быть может, даже сказала бы, что свои забирает назад, — то теперь она точно хотела выслушать всё, что он скажет, а потом… ну, вернуть ему всё в таком же размере.       И попросить не настраивать Утролапа, Утколапку и Зайцелапку против неё. Мальвокрылой казалось, что даже для Суховея это было бы слишком подло, пусть характер у него действительно и был тяжёлым. — Почти. Быть может, мне было бы и всё равно, что бы ты ни говорила обо мне и Жавороночке, но твоя недавняя выходка… — в голосе Суховея было столько возмущения, что Мальвокрылая подумала: не помирятся. Точно не сейчас. — То, что ты при всём племени осмелилась выступить против предводителя… после такого мне не хочется иметь с тобой общих дел. Ты сама проводишь между нами границу.       И отчасти Суховей был прав, потому что он не знал, что Мальвокрылая не бунтовщица, не знал, что она шпионит для Кролика, не знал, что всё куда сложнее, чем выглядит со стороны. Однако объяснить ему это не представлялось возможным: он бы просто не поверил. А если бы ещё и растрепал кому-нибудь? Но намекнуть было можно. А там… не дурак же он, всё-таки. — То, что было на собрании, было лишь потому, что так надо. Это не было правдой — в моём к этому отношении, — едва слышно пробормотала Мальвокрылая. Для Суховея бы хватило, а отставшие и где-то позади не то охотящиеся, не то прохлаждающиеся на лёгком морозце Утёсница и Хвощелистая не услышали бы. — То есть? Ты хочешь сказать, что то, что ты там несла — это ты несла не по-настоящему, а просто так, чтобы побалдеть? — Суховей с подозрением нахмурился, а то, что Мальвокрылая сказала, явно не воспринял всерьёз. — Не понимаю, хоть убей, какая тут логика. — Какая! — Мальвокрылая не могла взять в толк, нарочно он так тупит и делает вид, что не понимает её слов, или она действительно так себе объясняет, поэтому предприняла ещё одну попытку: — То, что я говорю и то, что я думаю — это не всегда одни и те же вещи. Ты хоть знаешь, что творится в племени, или ты ничего не видишь и не слышишь, увлечённый… чем? — и не сдержалась, бросила презрительно, таким же тоном, каким недавно говорил Суховей: — Жавороночкой? Детьми? — Кстати о них. Не могла бы ты держаться от них подальше? — Суховей махом переключился на другую тему, даже не ответив, верит ли он в непричастность Мальвокрылой, или после её поступка его никакие слова не переубедят. — Ты сделала всё это прямо на их посвящении… надолго ли они запомнят, что их тётка идёт против власти?       Как же сильно ошибся Кролик, подумала Мальвокрылая, когда решил, что совместная охота позволит им с братом примириться! Вот теперь Суховей пытался лишить её племянников — тех, кого она любила не меньше, чем отца или Солнцехвоста. И ведь он имел на то полное право, он мог запретить если не Мальвокрылой, то ученикам, подходить к ней и разговаривать с ней. Даже если воительница и плевать хотела на его мнение, Утролап, Зайцелапка и Утколапка этого сделать попросту не могли, потому что Суховея они обязаны были слушаться и как отца, и как просто старшего, как воина.       Однако, не теряя надежды отстоять своё право возиться с племянниками и посвящать им время, Мальвокрылая настойчиво повторила: — Я не иду! И им всё равно… — Им не всё равно! Я получше тебя их знаю! А ты — что ты? — Суховей смотрел на неё с нескрываемым презрением. Прямо как тогда, в детстве, когда он её считал лишь мелкой ненужной обузой. — С кем ты связалась… или это всё твой Стручок? И все эти бунтарские идеи — его влияние?       О, никому нельзя было обвинять Стручка, тем более в том, к чему он не имел никакого отношения! Мальвокрылая понять не могла, отчего брат так предвзято отнёсся к её избраннику, однако сейчас было не до разбирательств: всё равно Суховей не скажет ничего внятного. Оставалось лишь защищаться: — Он тут никак не замешан! И ты даже не слышишь меня… ты не понимаешь, что я тебе говорю? Я сделала это всё потому, что я не могла по-другому, — Мальвокрылая совсем уже отчаялась донести до Суховея что-то окольными путями — и высказала ему всё как есть, всё же рассчитывая, что брат — он и после ссоры брат, и он её не сдаст: — Если я не буду следить за их действиями, если я не буду контролировать их сама, всё будет плохо… всем будет плохо. И Однозвёзд — он будет убит, и Кролика всё равно постигнет та же участь, потому что они не остановятся, если им не помешаю я! Понимаешь или нет? И ты тут ещё…       Суховей в очередной раз провалился в сугроб и метнул на Мальвокрылую такой гневный взгляд, словно она была в этом виновата. И, судя по его следующим словам, он даже разбираться не хотел, что кошка пыталась ему донести: — Я ничего не понимаю! Просто, пожалуйста, не трогай моих котят, — голос Суховея звучал требовательно, так, как до этого — почти никогда, только в детстве, когда он пытался отчитывать младшую сестру. Однако его и самого, кажется, напрягла подобная резкость со своей стороны, и кот куда более примирительно добавил: — Быть может, потом мы с тобой поговорим и всё выясним. Но сейчас — пожалуйста, не стоит. Дай им учиться спокойно, будто ты им и впрямь никто. Договорились? — Ну почему ты так? — чувствуя досаду, пробормотала Мальвокрылая, и упрекнула брата, надеясь, что хоть это заставит его передумать: — Одну сестру ты уже потерял, а я… — Послушай, я не лезу в твои дела, а ты не лезь в мои, — резко прервал её Суховей. — Так тебя устроит? Я не буду трогать тебя и твоего Стручка и ваши отношения, ну, а ты просто обходи стороной мою семью, — и прибавил, ставя точку в разговоре: — И все будем довольны.       Это было слишком обидно, а ещё ясно, как этот лучистый зимний день, холодный, искрящийся белым-белым пушистым снегом, что никакого примирения не будет, что Суховей решил не доверять сестре и обезопасить от её пагубного влияния и себя, и оруженосцев.       Он просто ускорился и пошёл — попрыгал по снегу — в сторону ближайшего холма, где видно было заячьи следы. — Не волнуйся, я не трону тебя и твою семью, — прошипела ему вслед Мальвокрылая, не понижая голоса, пользуясь тем, что Утёсница и Хвощелистая уже отделились и отправились на охоту к ручью. — Кролик собирается отправить меня в Реку… подальше от всех опасностей. Вот вы и разбирайтесь без меня, — пояснила она, когда Суховей всё же повернулся, будто не веря, что Мальвокрылая так просто сдалась. А она, подумав, всё же попросила, надеясь, что хотя бы потом, после её ухода, брат что-то для себя переосмыслит: — И если я всё же уйду, ты за ним проследи. Ну, за Кроликом. По доброй памяти.       На том они с Суховеем, который так ничего не ответил, и разошлись. Он — к холму, выслеживать зайца по следам, а Мальвокрылая — в противоположную сторону, на вересковую пустошь, когда-то цветущую, теперь представляющую собой заваленные снегом голые кусты.       Не помирились — и собаки с ним. А охота — это, всё-таки, главное.