Мальва расцветает по весне

Мальвокрылая дрожала, как перед самой настоящей битвой. Впрочем, это и была битва. Битва идеалов, убеждений… её собственная битва, битва в её голове, битва того, что правильно, того, что нужно сделать, потому что обещала, и того, что казалось ей лучшим вариантом для племени. Для себя. Для Кролика и его благополучия. Но в душе она понимала, что давно уже решилась. Ещё тогда, когда впервые начала думать о том, как ей поступить, Мальвокрылая знала, что она в итоге выберет. Она не ценила племя так сильно, как Кролика, она не была так предана Однозвёзду, Воинскому Закону и не блюла правила чести и долга, как положено хорошей воительнице. Соглашаясь участвовать в этом, Мальвокрылая думала, что всё будет гораздо проще, но жизнь, смеясь, поставила её перед выбором. И воительница его сделала, и она знала, уже сейчас знала, что именно её роль во всём этом будет решающей. Не знало ни племя, ни революционеры, ни даже Солнцехвост. Этот план родился недавно, он был, может, не самым лучшим, но просто-напросто единственным. Оставалось лишь претворить его в жизнь. «Я сделаю так, что ты будешь в безопасности, отец», — пообещала себе Мальвокрылая, взглядом находя на заснеженной поляне его невысокую фигурку. Кролик весело смеялся вместе с Головёшкой, сидя у большого сугроба. В племени было спокойно. Прошло около половины луны или чуть больше — и всё улеглось. Однозвёзд перестал ходить и оборачиваться, поверив, что революционные настроения подавлены, а сами бунтовщики притихли на это время. Притихли для всех остальных, но внутри шла бурная дискуссия, разворачивалась деятельность… и сегодня всё должно было случиться. Потому что накануне терпение заговорщиков лопнуло. Дичи было немного. Однозвёзд же любил поесть — и вчера он под предлогом «да я отнесу Белогрудке, нужно же кормить старейшин» отобрал у Пухогривки кролика. Отобрал — а до Белогрудки не донёс. И это стало той самой каплей, после которой переполнилась река гнева — и плеснула через берега. Однозвёзда пора было свергнуть. Мальвокрылая до последнего надеялась, что всё уляжется, что тяжёлые Голые Деревья, начавшиеся со снегопадов, усмирят революционные настроения, но все её надежды разбились, как хрупкая сосулька, сорвавшаяся с ветки высокого дерева. И теперь всё, что ей оставалось — защитить Кролика в грядущем перевороте. В перевороте, который сейчас должен был грянуть, застигнув врасплох ничего не подозревающих соплеменников. А ещё ей нужно было сберечь себя. Мальвокрылая удобнее устроилась на снегу и нежно обняла хвостом свой худой живот — пока что худой. Но скоро, она знала, она чувствовала, совсем скоро её бока должны были округлиться под гладкой короткой шерстью. Вот уже половину луны, с той самой встречи со Стручком, на которой они всё для себя решили, внутри неё зарождалась новая жизнь — или несколько новых жизней, и несколько дней назад Пустельга, которого кошка попросила проверить её, подтвердил это. Она ждала котят и она не могла рисковать ими. Ни в коем случае. Никогда. Это было её и Стручка продолжение, это были её дети, ещё нерождённые, но её, и Мальвокрылая уже ждала их, уже любила их, уже представляла с волнением и трепетом, какими они будут, и, засыпая каждую ночь, думала о том, как назовёт их, когда они появятся на свет. И поэтому воительнице необходимо было всеми силами защитить себя. Но как это было сделать, если всё племя знало: она против Однозвёзда? И в готовящемся перевороте её вместе с Солнцехвостом первых бы смели, уничтожили, на них бы выместили всю злость, считая зачинщиками их. Их, совершенно непричастных к тому, что должно было грянуть. Или не совсем причастных, усмехалась Мальвокрылая, ещё раз мысленно проговаривая собственный план, о котором никто не знал, даже верный двоюродный братишка. Она волновалась, лапы дрожали, но это необходимо было сделать. Она не могла остановить революцию, но зато могла направить её так, чтобы переворот не задел её семью. Мимо, смеясь, промчались Зайцелапка и Утколапка, гоня перед собой снежный шарик. Мальвокрылая проводила их долгим взглядом: ей теперь не позволялось и на шаг приблизиться к племянникам. Суховей бдил, он наблюдал за сестрой, и едва она подходила к оруженосцам, подзывал их к себе или открыто прогонял Мальвокрылую прочь. И, что самое грустное, он совсем не хотел её выслушать и понять. И Мальвокрылая сдалась, потому что больше ничего не оставалось. Суховей перестал видеть в ней сестру… значит, ей нужно было перестать считать его братом, а его детей — племянниками. Близился полдень — время, когда на поляне собирались все. Время, когда должна была начаться революция. Отряхнувшись от снега, Мальвокрылая поднялась, потянулась, разминая лапы перед возможным боем. То, что придётся, вероятно, сражаться с соплеменниками, не волновало её: какая разница, с кем. Они всё равно были по разные стороны. А если так посудить, она, Мальвокрылая, вообще не занимала никакую из двух позиций. Она не поддерживала революционеров так уж искренне и, несмотря на то, что собиралась сделать, всё равно продолжала быть шпионом в их рядах. При этом она не выступала за Однозвёзда и в своих самых отважных мечтах представляла, как он будет свергнут, а на его место заступит Кролик. Это было бы прекрасно. И это просто должно было случиться! Мальвокрылая знала, что она будет одна против всего племени, когда придёт час исполнить задуманное, но все события играли ей на лапу: и революция, и тот факт, что Кролика бунтовщики всё-таки уважали, и то, что племя тоже поддерживало отца. Ну, она должна была хотя бы попытаться. В конце-концов, в эпицентр событий Мальвокрылая встревала не впервые, пускай раньше и не по своей воле. Когда на поляне появились революционеры, Мальвокрылая даже не вздрогнула. Страх уступил место апатии и усталому смирению с тем, чего нельзя было избежать. Этот день был выбран ими потому, что Однозвёзд обещал быть в лагере — накануне его разговор с его дочерью, Верескоглазкой, просившей отца провести время вместе, подслушали. Это значило, что его не придётся искать по всем пустошам… только вот в лагере кроме предводителя было всё племя. И это оказалось крайне неудачно, так как большинство старших воинов выступало за Однозвёзда. Могла завязаться драка. Должна была… Мальвокрылая поёжилась, поднялась со снега, поймав на себе взгляд Пухогривки, кивнула ей. Да, пора. Пухогривка чутко уловила этот условный жест и передала его дальше. И так — по цепочке, от неё самой до Малонога, который был коллективно выбран в качестве зачинщика бунта. Он сам просился, а кроме него желающих не было. Вот и взялся выступать. — Дорогие наши соплеменнички! — громкий визгливый голос Малонога прокатился над поляной. Его рыжая шерсть ярко выделяла его на фоне чистейшего белого снега. — Какой исторически важный, эпохальный сегодня день! А где же, где же Однозвёзд? Неужели наш лидер не хочет быть с нами во время такого события? Как бы Мальвокрылая ни презирала Малонога, она не могла не признать: на роль зачинщика смуты он подошёл лучше всех. Его голос звенел над лагерем, и слышно было, наверное, даже на пустошах. Он не мог не привлечь внимания соплеменников своим кривлянием и нарочито насмешливым тоном. — Что ты устраиваешь здесь, Малоног? — и — да, Однозвёзд собственной персоной выглянул из своей норы. — Что ты хочешь от меня? У тебя новости? Очередная кошка беременна от тебя? Или что ты хочешь сообщить? Он был напряжён, шерсть стояла дыбом. Однозвёзд был себе на уме и, конечно, предводителем являлся никудышным, но мозги у него присутствовали. И интуиция — тоже. «Жопой чует опасность», — поняла Мальвокрылая и, пробираясь мимо соплеменников к Солнцехвосту, чтобы вместе с ним занять заранее отведённые им на собрании революционеров позиции, бросила беглый взгляд на Кролика. Тот больше не выглядел весёлым. Он весь подобрался, как и сидевший с ним Головёшка, но ничего не предпринимал и не вмешивался. Мальвокрылая подумала, что это хорошо. Потом она заметила пробирающегося к глашатаю Пустельгу, и от сердца отлегло: дядька был умным котом, разумеется, он понимал, что к чему. Он бы удержал Кролика и не дал ему кинуться в гущу событий, в этом Мальвокрылая не сомневалась. Ей хватило ума и осторожности намекнуть Пустельге о готовящемся перевороте и о своём собственном плане по защите Кролика. Как раз тогда, когда целитель обследовал её на предмет наличия или отсутствия беременности — это было удачно, никто бы ничего не заподозрил. И Мальвокрылая знала, что Пустельга, в общем-то, поддерживал её затею, понимая, что Однозвёзду долго у власти не продержаться — а значит, и им с Кроликом тоже. Иметь дядьку с честолюбивыми наклонностями, пожалуй, всё же было полезно. Особенно если дядька был влиятельным и вообще целителем, а целителя принято было уважать. Пожалуй, Пустельга вполне мог оказать отличное содействие, если бы затея Мальвокрылой увенчалась успехом. — Я хочу сообщить тебе, Однозвёзд, что ты низложен, — звонко промявкал Малоног с центра поляны. — Пришёл конец твоему самоуправству. — Это очередная ваша шутка? — Однозвёзд высокомерно вскинул голову, его яркие оранжевые глаза сузились. — Мало мне было Мальвокрылой и Солнцехвоста, так и ты решил выделиться слабоумием? — Взрослые воины такой ерундой не занимаются, — хмыкнул кто-то из собравшихся и наблюдающих соплеменников. Мальвокрылая нашла его взглядом: говорил Проныра. О, каждому дуплу затычка! В том, что он будет подлизывать Однозвёзду, кошка не сомневалась. — Шёл бы проспался, не позорил меня. — Ты уже давно опозорен, — донеслось до ушей Мальвокрылой шипение Ивицы, матери Малонога, почему-то не ладившей с его отцом. — А вот моё имя Малоног порочит. Ну да, соплеменники, кажется, собирались устроить ещё и свою свару. Будто не понимали, что сейчас должно грянуть. А впрочем, откуда бы им было знать? Малоног пока что был один. Мальвокрылая и Солнцехвост тогда произвели не такой уж фурор, как хотелось революционерам. Тайное общество осталось тайным, о нём никто не знал, кроме Кролика, Пустельги да теперь ещё и Головёшки, ну а те никому ничего и не говорили, чтобы не спровоцировать… А провоцировать и не надо было. Бунт разгорелся сам. — Ты сама себя порочишь, — хмыкнул Малоног, скаля жёлтые некрасивые зубы. — Я повторяю ещё раз. Мы решили, что правлению Однозвёзда пришёл конец. — Хватит это терпеть, — решительно поддержал сообщника Легкопят, выступая вперёд. — Мы знаем, что у тебя в запасе лишь одна жизнь, Однозвёзд. И либо ты добровольно сложишь с себя обязанности, либо этой жизни ты быстро лишишься. — Ты взялся мне угрожать? — тихое рычание Однозвёзда было отчётливо слышно в повисшей тишине. — Ты знаешь, что будет за это? Но по тому, как забегал его взгляд, Мальвокрылая, следившая за ситуацией, поняла: предводитель боялся. Он до ужаса боялся того, что племя действительно может его свергнуть. — Так ты отказываешься? — хмыкнул Легкопят. — Жаль. И прежде, чем кто-то успел опомниться, он молниеносно взвился в воздух и прыгнул на Однозвёзда, вцепляясь когтями в бока предводителя. Тот завизжал, извернулся, ударил нападавшего и рухнул в снег. Старый, слабый, Однозвёзд просто не мог бороться против молодого сильного воина, вдвое больше него самого. Никто не ожидал, что от угроз Легкопят и Малоног перейдут к действию. Замешательство племени было понятно: никогда такого не было, и сейчас вдруг — и никто не знал, что делать. Поднялся невообразимый шум. Мальвокрылая подалась вперёд, чтобы лучше видеть из-за разномастных спин, что же происходит, чтобы понять, когда действовать. — Оттащите его от Однозвёзда! — раздался истошный визг выскочившей из предводительской норы взъерошенной Верескоглазки. Верная предводителю Ивица метнулась к Легкопяту, без труда схватила его за загривок, отбрасывая в сторону, принялась молотить его когтями, приговаривая: — Ответишь, ты мне ответишь, ты в своей крови умоешься, бунтовщик! Не смей предводителя трогать! Вот и началось, поняла Мальвокрылая. Хватило крошечной искры, чтобы разжечь пожар. На пределе, как оказалось, были не только революционеры. А в тот же миг на Ивицу прыгнул Малоног. Он уронил кошку в снег, позволяя Легкопяту выбраться, и началась совершенная анархия. Мальвокрылая переглянулась с Солнцехвостом, с которым они сидели рядом, ожидая начала переворота, кивнула ему — и они оба кинулись в гущу происходящего. Разгоралась не просто битва — нет, самая настоящая внутриплеменная бойня. И драться нужно было не с врагами, а с теми, с кем они делили норы, еду и, в общем-то, жили бок о бок. Происходящее набирало обороты с немыслимой скоростью. Малоног и Ивица боролись друг с другом, забыв о том, что они соплеменники, о том, что связывает их и семейное родство. Все революционеры рванулись туда — в центр, к Однозвёзду, чтобы окружить его и заставить сдаться. Мальвокрылая знала, убить его должны были лишь в крайнем случае, и хотя это противоречило её обещанию защищать предводителя, втайне надеялась, что этот случай настанет. Да, всё-таки она была не так благородна. И, признаться честно, угрызений совести кошка не чувствовала. Однозвёзда защищали, ему помогали встать и уйти — кровь текла из его разодранного плеча, кот хромал, опираясь на Грача, одного из верных ему старших воинов. Попытки отбить Однозвёзда, которые предпринимали Овсяник и Пестрянка, парировались старшими, и одним из них, — кто бы сомневался, — был Проныра. Драка разрасталась в масштабах, превращаясь в битву. Визг стоял невообразимый. Паникующая Жавороночка хватала в кучу своих детей и тащила их в ученическую нору. Те вырывались, желая посмотреть на происходящее, и голосили, что они уже взрослые и совсем не котята, чтобы слушаться мать. Жавороночка их уверенно игнорировала, вместе с Суховеем и Утёсницей уводила прочь. Та же участь постигла и игравших на поляне Орешка и Оленёнка. Не их мать, сама кинувшаяся в бой против защитников Однозвёзда, но Осока прятала малышей в детской. Усач, подбежав к ним, лизнул каждого в ухо и умчался на помощь к Чертополошке. Это было какое-то безумие — то, что развернулось в центре поляны. Часть соплеменников сгрудилась вокруг, часть ломилась прочь, чтобы не попасть под раздачу, а Мальвокрылая, напротив, старательно проталкивалась вперёд, надеясь, что ей по доброй памяти не пропишут по ушам, вспомнив не такое уж и давнишнее выступление. Мальвокрылая должна была помогать сообщникам, но она имела другие планы. Пробираясь через соплеменников, некоторые из которых рвались поучаствовать и поддержать кто Однозвёзда, кто бастующих, некоторые — паниковали и возмущались, она стремилась к Кролику. — Отец, подожди! — кошка перехватила глашатая, когда он прорывался к Однозвёзду, попутно успокаивая приставшую к нему перепуганную Хвощелистую, нывшую потому, что она-де видела, как Солнцехвост полез в самый эпицентр, и теперь беспокоилась за брата, не зная, кого он поддерживает. — Что вы затеяли? — Кролик смерил Мальвокрылую негодующим взглядом. — Вы понимаете, что вы творите, грозясь убить Однозвёзда?! — Никто не убьёт его, если он будет благоразумен! — взвизгнула Мальвокрылая, отбивая Кролика у Хвощелистой и утягивая его за собой. Та осталась стоять, растерянно моргая. — Нам важнее обезопасить тебя, понимаешь? — Убивать собрались Однозвёзда, а обезопасить меня? — переспросил Кролик, но остановился. — И что значит, если будет благоразумен? — Если он откажется от власти, — хмыкнула Мальвокрылая. — Я знаю, что делать, понимаешь? Ты станешь новым предводителем! Она, конечно, предполагала, что отца это не устроит, но всё-таки надеялась, что тот подумает и согласится. Однако надежды не оправдались: — Не говори ерунды, — отмахнулся от неё Кролик. — Каким ещё предводителем, если Однозвёзда вы не убиваете? — Племя не против тебя! — Мальвокрылая подтолкнула отца к валуну посреди поляны, припорошенному снегом, думая, что если не словами, так силой. — Ты станешь лидером, а Однозвёзду сохранят жизнь. И ты будешь в безопасности! Смотри, его сейчас окружат, и тогда — тогда конец. И правда: защищали Однозвёзда лишь четверо воинов. Остальные разбежались, не желая лезть, и большинство не поддерживало ни его, ни переворот. А революционеров было гораздо больше: Пухогривка и её брат Овсяник зашли в тыл, Малоног и Легкопят до глубоких ран изодрали Ивицу, Пестрянка наступала слева, Усач — справа, а Солнцехвост скакал у всех за спинами и грозно шипел, но вперёд не совался и удерживал от этого Чертополошку. В общем, создавал видимость участия, но открыто не поддерживал, хотя и этого хватило, чтобы племя поняло, кто на чьей стороне. — Это спасёт Однозвёзда? — с опаской спросил Кролик, тоже понявший, что дело обстоит плохо. И правда, подумала Мальвокрылая, отец ведь был далеко не глуп. Было два варианта: обезопасить себя содействием бунтовщикам и сохранить Однозвёзду жизнь либо и себя под удар подставить, и предводителя вечерком прикопать за лагерем. Выбор, конечно, был очевиден. — Обещаю, — кивнула Мальвокрылая и одним прыжком взлетела на валун. Ну вот, оставалось только подтолкнуть Кролика к тому, чтобы он возглавил эту революцию, создать видимость его благосклонности к бунтовщикам, и тогда — о, тогда пусть наступило бы хоть и шаткое, но перемирие. А дальше можно было подумать и потом. Всё-таки все проблемы, правильно говорилось в поговорке, стоило решать по мере их поступления. И Мальвокрылая, взобравшись на скользкий камень, обледеневший за эту луну так, что пришлось выпустить когти, поняла: всё, сейчас или никогда. Она никогда не стояла здесь и никогда бы больше сюда не встала, но сейчас в её лапах была жизнь Однозвёзда — нужно было сказать, что Кролик согласен быть новым лидером и нет смысла сражаться, ведь прежний предводитель уже свергнут, — и судьба Кролика. И нужно было набраться смелости и провозгласить на всё племя, что… — Делай, что ты собиралась, — Кролик подтолкнул дочь, вставая рядом с ней. — Я знал, что ты что-то учудишь, и если это действительно даст Однозвёзду уцелеть, пусть так и будет. Я не хочу быть виной его смерти лишь потому, что не могу это остановить, но если ты можешь — останови! И Мальвокрылая решилась. Она откашлялась и громко прокричала, выступая вперёд: — Остановите это всё! — Что ты там забыла? — оскалилась на сообщницу Пухогривка, однако это подействовало. На неё обратили внимание. Постепенно драка прекратилась, революционеры замерли, обступив Однозвёзда и его защитников, — измождённую Ивицу, оборонявших лидера Проныру и Грача и перепуганную Верескоглазку, — и уставились на Мальвокрылую. Она волновалась, видела направленные на себя недружелюбные взгляды, так и выражавшие что-то вроде «да какое право она имеет там стоять?!», но это было ничем по сравнению с тем, что только так можно было не бояться ни за Кролика, ни за… за кого там ещё, впрочем, она боялась? Ну, пожалуй, только за отца. — Нет смысла драться. Мы ведь одно племя, — говорить было страшно, страшно было стоять перед всеми, пусть и вместе с Кроликом. Мальвокрылая дрожала, и посильнее, чем недавно, объявляя предводителю ультиматум. — Всем ясно, что Однозвёзда некому защишать. Нас больше, и мы хотим перемен. Давайте придём к ним с миром. — Я не помню, чтобы это было в плане, — хмыкнул Малоног, подходя к самому валуну. — С каких пор ты самая главная? Кажется, ты с нами не так давно. — Эта идея пришла ко мне только сейчас, — уверенно выдержав его взгляд, ответила соплеменнику Мальвокрылая. Вот кого, а своих, — революционеров, то есть, — она не боялась. Знала, что голов с мозгами там не так уж и много. — Я думаю, что Однозвёзду понятно, что настало время уступить место тому, кого племя уважает. Например, Кролику, — она махнула хвостом в сторону глашатая, стоявшего рядом. — Предатель, — прошипел Однозвёзд, но не предпринял попытки спорить и угрожать. Страх застыл на его лице, и он понимал: чтобы выжить, лучше согласиться. И все это понимали. Предводителя можно было свергнуть, но не убить. На это Мальвокрылая рассчитывала, и расчёт оправдал себя. Племя не взяло бы на душу такой грех. Никто не готов был защищать Однозвёзда, но никто не собирался и смотреть, как он погибнет. И Мальвокрылая предложила лучший вариант. По крайней мере, пока что, потому что других ни у кого не было. — Ты перетащила Кролика на нашу сторону? — настороженно уточнила Пухогривка. — Да! — тут же воскликнула Мальвокрылая и торопливо заговорила: — Он готов быть нашим новым лидером по праву своей должности! Кролик будет прислушиваться к нашему мнению, как он делал всегда, высказывая Однозвёзду наши мысли! — Ну, он глашатай, — задумчиво протянул Малоног и озвучил то, что у каждого крутилось в голове: — Мы уже говорили, что это разумно, что власть перейдёт к нему. Это было действительно так. Никто не был против Кролика, по крайней мере, пока что, и стать предводителем ему вполне могли позволить. В том случае, если Однозвёзд оставался жив, естественно, так как его смерть так или иначе означала бы начало совершенной анархии: убить предводителя — значит, убить всё племя, потому что жизни рядовых воинов всяко разно ценились далеко не так сильно. — Никто из нас всё равно пока что не годится, — хмыкнул Солнцехвост, поднимая взгляд на сестру, и Мальвокрылая поняла: он обо всём догадался. Солнцехвост понял её план и теперь выступал от революционеров с поддержкой, одновременно убеждая их. Умно. Мальвокрылая знала, что брат не дурак, и послала ему благодарный взгляд. Солнцехвоста, в общем-то, и в революционерах любили. Он согласится — все согласятся, потому что авторитет и юный воин, и Мальвокрылая себе уже завоевали. О, тот ультиматум всё-таки был как нельзя кстати!.. — Почему не сохранить Однозвёзду жизнь? Голые Деревья добьют его сами, — продолжила Мальвокрылая. — Всем ясно, что нас больше. Откажись, Однозвёзд, Кролик будет лучшим предводителем. — Предатели! Племя предателей! — взвизгнул Однозвёзд. Мальвокрылая видела, как Проныра что-то зашептал предводителю в ухо, но тот отмахнулся в крайнем раздражении. Дело принимало не самый лучший оборот. Мальвокрылая всё же надеялась, что Однозвёзд струсит и сложит с себя полномочия, а он… впрочем, на такой случай у неё всё же была заготовлена лазейка. И кошка даже собралась вновь заговорить: расправила плечи, мысленно досчитала до десяти, успокаиваясь… А потом она услышала, как Кролик тяжело вздохнул. Повернулась — отец шагнул вперёд, обвёл взглядом лагерь и, кивая воительнице, мол, он понял её основную задумку, произнёс самым жёстким голосом, на которой только был способен (впрочем, это всё равно звучало совсем не так, как у Однозвёзда, когда тот злился; Кролик был слишком мягок, и это, наверное, во многом его спасало): — Возьмите Однозвёзда под охрану. Я вижу, ты, Малоног, и ты, Пухогривка, особенно рвётесь его свергнуть. Не берите грех на молодые души, не опускайтесь до убийства, — слова явно давались Кролику с трудом. Он не думал так же, как говорил, и, наверное, старшие понимали это, потому что лица некоторых разгладились: они поняли, что Кролик не менял сторону, а лишь старался сберечь предводителя. — Можете сторожить его… или сами решить, кто станет его охранять, пока мы не решим, отпустить нам его на все четыре стороны или дождаться, будет ли с него нам прок. Это было полной победой. Мальвокрылая видела, как тяжело было отцу, видела, что всё им сказанное противоречило его мыслям, его характеру. А ещё она знала, что Кролик понимал: так надо. Иначе никак. — Предатель! — всё так же истерично завизжал Однозвёзд. Мальвокрылая втайне ликовала, понимая, что у неё получилось. Племя внимало Кролику, и она видела: большинство одобряет его в качестве нового предводителя. — Но у нас одно условие, — произнесла Пухогривка, выступая вперёд. — Мы хотим, чтобы нас слышали. Хотим следить за твоей деятельностью. Пусть наша группа будет законной. Малоног, Пестрянка и Усач поддержали её общим шумом. Пользуясь паузой, Кролик подтолкнул дочь лапой и шепнул: — Скажи им что-то выгодное. Выгодное?.. на миг Мальвокрылая растерялась, не понимая, что имел в виду отец. — Повысим твой авторитет, — едве слышно шепнул Кролик, видя её замешательство. Ага, вот что он хотел! Теперь Мальвокрылая быстро поняла его намерение протолкнуть её вперёд, позволить ей обеспечивать контроль над революционерами. Это было крайне хорошо придумано, и она, будто соглашаясь с Пухогривкой, кивнула: — Да, это разумно… — и предложила, глядя уже на Кролика: — Да, я думаю, мы можем не повиноваться предводителю в вопросах, которые связаны с битвами. Голосовать, принимать решения все вместе. Кролик кивнул, хотя Мальвокрылая по взгляду видела, что он ожидал не совсем этого. Она хмыкнула: ну и ладно, надо было выражаться яснее… и какая разница, что возможности, когда на них смотрело всё племя, не было! А Кролик, сделав вид, что задумался, согласился спустя некоторое время: — Пусть будет так. К словам племени нужно прислушиваться, — потом вздохнул, но воительница понимала, что это всё лишь прекрасное притворство (а она и не знала, что Кролик так умеет!): — Мальвокрылая, от тебя я не ожидал… но ты всё равно моя дочь, — он укоризненно покачал головой, и воительницу разобрало на смех, она едва умудрилась сдержаться. Это выглядело так непохоже на Кролика! Впрочем, одна лишь она знала его как отца, и племя поверило без особых проблем. Или всё же не все, думала Мальвокрылая, взглядом вдруг натолкнувшись на сосредоточенного Суховея. И это было не очень хорошо, но Кролик ничего не заметил, продолжая: — И, не могу не признать, у тебя неплохо выходит отстаивать желания твоих друзей. Может, ты будешь их представителем? — А чего она? — возмутился Малоног. Пухогривка шикнула на него: — Тихо ты! — и быстро зашептала: — Она близка к Кролику, она может знать больше и… Дальше она настолько понизила голос, что ничего уже было не разобрать. Наконец, Малоног, убеждённый сообщницей, согласно кивнул: — Ну а почему нет? — И я не возражаю, — произнесла Мальвокрылая, понимая, что тем всё и кончится. Она нарочно дождалась, когда спор товарищей-революционеров уляжется, надеясь, что это хоть как-нибудь да расположит их к ней. Ну а Пухогривка выдвинула дельный аргумент: и впрямь, Мальвокрылая считалась своей. В их представлении она могла шпионить за Кроликом — не наоборот, как, в общем-то, собиралась, как уже делала не первую луну. Однако стоило признать, что всё это было внезапно. Представлять интересы революции — этого она не ждала! Но всё это было к лучшему. Определённо, так они могли совсем искоренить угрозу, одновременно избавиться от Однозвёзда и сделать Кролика лидером. Решались все проблемы, в выигрышном положении была бóльшая часть племени, если так посудить, поняла Мальвокрылая. Между тем товарищи продолжили решать насущные вопросы, теперь уже не боясь выступать открыто. Солнцехвост тут же предложил: — Я буду сторожить Однозвёзда! — потом глянул на своих, выбрал напарника: — Я и Легкопят. «Быстро он начал действовать», — хмыкнула Мальвокрылая. Всё более стремительными темпами Солнцехвост участвовал в бунтарской деятельности и тем зарабатывал доверие, а это было важно… Важно, да только была одна проблема, поняла Мальвокрылая, проследив за взглядом братишки, направленным совсем не на Кролика, не на неё и даже не на революционеров. Солнцехвост действовал на автомате, понимая, что это надо, а сам смотрел на Дымовейную, круглую, как перекати-поле, распушившуюся и отвернувшуюся. И по губам её, искривившимся в шипении, отчётливо читалось: «Ненавижу, Солнцехвост». Они недавно помирились — а теперь снова ссорились, и вновь — из-за революционной деятельности Солнцехвоста. И братишку было жалко, и вместе с тем Мальвокрылая, да и он сам, понимали, что иначе им никак, что нужно крутиться, чтобы не спалиться, а личные проблемы отложить на потом. — Вот мы и решили, — между тем кивнул Кролик, к тому как все вопросы улеглись, а Однозвёзда увели. Он скатился вниз по булыжнику, не слишком уверенно ступил на истоптанный лапами снег, замирая напротив племени, молчащего в неловкости и испуге. Мальвокрылая тенью скользнула за спину отца, прижалась к его боку, подбадривая, а Пухогривка вдруг завопила: — Да здравствует новый предводитель! Но всё это было вяло. Её мало кто поддержал, и она сдулась, заткнулась и быстро смешалась с толпой. Остальное племя пребывало в растерянности и непонимании, и никто не мог отойти от случившегося. Их чувства были понятны, но Мальвокрылая искренне верила: привыкнут. Со временем всё утрясётся и уляжется. Вот только волнение всё равно охватывало её, будто что-то всё же было сделано не так, хотя Мальвокрылая не понимала, что же именно. Да и Кролик выглядел неважно. Он казался подавленным, и, отгоняя свои страхи подальше, понимая, что сейчас нужно поддержать отца, а не впадать в задумчивость и самоанализ, Мальвокрылая пихнула его в бок, радосто восклицая: — Ну вот! Видишь, я говорила, всё будет хорошо. — Посмотрим, хорошо или плохо, — пробормотал Кролик. — На что я только согласился… Кошка только вздохнула, — едва ли она сама понимала, теперь и вовсе сомневаясь в том что всё сделала правильно! — а потом, чтобы отвлечь Кролика от невесёлых мыслей, решила сменить тему: — Кстати, отец, хочу тебе сказать ещё кое-что важное, — она выдержала паузу, думая одновременно о том, что теперь поздно что-либо менять, и раз уж всё так вывернулось — значит, так тому и быть. Но пора было отвлечь отца, и Мальвокрылая закончила: — Ты очень скоро станешь дедом. Кролик в ответ булькнул нечто крайне усталое, будто ему было плохо, и плюхнулся на снег. Мальвокрылая только пожала плечами: ничего, отойдёт, поймёт, что всё это к лучшему. Зато всё свершилось.