Мальва расцветает по весне

— Ну и чего ты тут околачиваешься? Ну конечно, её навязчивое присутствие около целительской норы было сложно не заметить. Мальвокрылая приветливо, — ну, насколько она вообще могла, — кивнула высунувшемуся из своего убежища дядьке и ответила: — Надо. Ты сильно занят? — Не особо, — ответил Пустельга, смерив её долгим усталым взглядом, и сразу предупредил: — Ивица в норе, поговорить не выйдет. Ивица была единственной, кто во всей этой позавчерашней заварушке пострадал. Не считая, конечно, Однозвёзда, который теперь сидел в своей, — ну, уже не своей, но привыкнуть было сложно, — норе и периодически пытался визгливо наезжать на без устали сидевшего перед входом Малонога, лишь изредка менявшегося с Пухогривкой или Легкопятом. Однако это, конечно, не приносило никакой пользы. Только Малоног тешил своё самолюбие, препираясь с предводителем и угрожая ему отсутствием еды, да и всё. Племя обходило нору стороной, бросало косые взгляды, но попыток отбить Однозвёзда никто не предпринимал. Пока что. Однако Мальвокрылая подозревала, что это ненадолго. Рано или поздно племя должно было оклематься, и не было сомнений, что кто-то вроде того же Проныры вполне себе захочет попытаться вернуть к власти законного предводителя. А значит, нужно было что-то предпринимать. Бросать всё на самотёк было чревато новой революцией, и теперь уже — против Кролика, только-только начавшего привыкать к своей новой роли. Он не был предводителем в том понимании этого слова, в котором был им Однозвёзд, пусть и свергнутый. Однако Кролик уже не был и глашатаем — возведённый Мальвокрылой и всем племенем на правление, хоть ещё и шаткое, он уже не исполнял свои прежние обязанности, перепоручив их Головёшке. Теперь Кролик просто думал о том, что же им делать дальше, а ещё забивал свои дни охотой на пустошах и к Мальвокрылой ни разу за всё время не подошёл. Это её огорчало, но кошка понимала: отцу нужно привыкнуть ко всему, что случилось, принять это — а потом уже обсуждать дальнейшие действия. Вот только у воительницы времени на то, чтобы собирать мысли в кучу, не было. Ей нужно было думать о том, как предотвратить переворот, обратный случившемуся, возвращение Однозвёзда к своей должности, — убить его, конечно, было идеей заманчивой, но готова на это Мальвокрылая не была, да и бунтовщики пока что присмирели, всё же опасаясь наказания за подобный поступок, — и, вследствие этого, отстранение и опалу Кролика. Силы были на пределе, думать было сложно, различные варианты крутились в голове, но этим утром, глядя на чистый сияющий снег, Мальвокрылая внезапно надумала нечто более стоящее, чем все её предыдущие потуги. И помочь ей в осуществлении нового, как казалось кошке, просто идеального плана, мог лишь Пустельга. Вот только какой кроличьей задницы он сегодня был таким несговорчивым?.. Мальвокрылая вздохнула, собралась с мыслями и снова настойчиво сунулась к дядьке, юркнувшему было обратно в свою нору: — Тогда давай отойдём в другое место. — Подозрительно будет, — Пустельга понизил голос до свистящего шёпота, но из своей тёплой норы всё же выбрался на морозный снежный холод и тут же распушил пёстренькую неаккуратную шерсть. — Если что, скажешь, что… не знаю, обследовал меня, — моментально нашлась изобретательная и гораздая на ложь и выдумки Мальвокрылая. — Ты ж целитель. Повод есть, к тому же. О поводе, конечно, никто не знал, кроме неё самой, Пустельги, обследовавшего её, да Кролика. Даже Стручок был не в курсе: у Мальвокрылой просто не было времени с ним встретиться — и, к своему стыду, она пропустила два свидания (а ведь Стручок, наверное, её ждал!), однако по их расписанию «раз в три дня» как раз завтра они должны были увидеться, и кошка уже предвкушала, как сообщит другу эту прекрасную новость. Но, возвращаясь к предыдущей мысли, Мальвокрылая считала, что, если уж придётся отмазываться от подозрений соплеменников, она использует этот вариант. — Ага, а причину повода племени ты как объяснишь? — тут же весьма добродушно разрушил все её планы по конспирации дядька. — Ветром со стороны речной границы надуло? — Не надо меня осуждать! — Мальвокрылая метнула на него гневный взгляд, не понимая толком, это он шутит так или вполне серьёзно. Понять Пустельгу, особенно когда он пребывал не в лучшем своём настроении, было в принципе сложно. — Я тебя и не осуждаю, — целитель коротко хмыкнул, и Мальвокрылая покосилась на него. — Мы все не без греха и все нарушали законы. Это было странно слышать от Пустельги, который хоть и был той ещё противной колючкой и смахивал на ворчливого вечно недовольного старика вроде тех, которым даже в тёплой уютной норе вечно дует, всё же казался Мальвокрылой весьма порядочным и законопослушным котом, так что она уточнила: — И даже ты? — Даже я, — тот невозмутимо кивнул, на пару шагов отступая от норы, и снег захрустел под его лапами. Мальвокрылая больше в шутку, чем всерьёз, усмехнулась: — Только не говори, что у тебя есть дети. Она была уверена, что котят у дядьки быть не могло. И не из-за закона, запрещавшего целителям семью, а из-за того, что никакая кошка в здравом уме не стала бы встречаться с таким котом. Пустельга был просто невыносим, вытерпеть хоть одну беседу с ним порой становилось самым настоящим испытанием. Конечно, он бывал и весьма мил, пребывая в отличном расположении духа. Вот только это расположение духа случалось с ним крайне редко. — Нет, слава зайцам, детей у меня нет, чему я безумно рад, — Пустельга весело пошевелил усами. А, ну да. Молодёжь-то он крайне не уважал, Мальвокрылая и запамятовала, уже привыкнув вертеться в кругу старших. — Но подружка была. — Чего?! — и вот потому-то, что отличным характером Пустельга не блистал, это было неожиданно. — Тебе же нельзя. — Встречаться со всякими Стручками тоже нельзя, — съязвил дядька, вот только Мальвокрылая слышала по голосу, что это он так, без осуждения. Вообще, Пустельга был, конечно, сложным собеседником. Но Мальвокрылую он вроде бы не то, что уважал, но хотя бы ниже себя, как её сверстников, не ставил. Да и осуждать, как это любили старшие, никогда не брался, ворчал просто так, для виду, потому что, мол, его образу (тому, что он для себя создал, как он сам объяснял) положено было. Однако разговор свернул куда-то не туда. Вообще, Мальвокрылая собиралась просить об услуге, а не трындеть о личной жизни, как старейшина, так что она решила по-быстрому свернуть эту тему: — Ладно-ладно, я поняла. Но я как-нибудь разберусь. Что я, не придумаю, что ли? — и снова настойчиво вернулась к самому началу, к тому, зачем вообще пришла: — Это важно, пошли, ты же хочешь трудиться на благо Кролика и всего племени. «И не потерять свою должность, если Однозвёзд вернётся к власти и порешает всех, кто ему не помог», — добавила она про себя. Впрочем, примерно это кошка и подразумевала, думая, что уж Пустельга-то поймёт, ему прямо говорить не надо. — Совершенно невежливая молодёжь пошла, — больше для виду пробурчал он, похоже, уловив невежливость как раз-таки в намёке на возможность потерять нагретое местечко, однако потопал следом за Мальвокрылой через наваленные вдоль ведущей за лагерь тропинки сугробы. — Вот чему ты своих детей научишь? Ругаться, влезать в сомнительные авантюры, свергать предводителей и бегать через границу? — и, стоило им оказаться за оградой, спросил: — Ну? Было холодно, снег обжигал подушечки лап, и Мальвокрылая, потоптавшись на нём, выбирая местечко поудобнее, чтобы ненароком не провалиться в сугроб, села. Ей самой хотелось поскорее со всем разобраться, так что кошка тут же перешла к сути: — Такое дело. Кролика надо закрепить у власти, — ситуация была ясна. Пустельга, выслушав, кивнул, соглашаясь со сказанным, и Мальвокрылая, не будучи уверенной, как он отнесётся к её предложению, решила для начала прощупать почву, намекнув на свою идею: — Пока жив Однозвёзд, дара девяти жизней Кролик не получит, но звёздное благословение бы ему не помешало… — Так, подожди, — Пустельга тут же насторожился, вытаращив вверх ободранные уши. — Ты на что сейчас намекаешь? — Ну, не знаю, ты случайно накануне не разговаривал с какими-то важными предками, которые сказали, что они полностью одобряют происходящее и хотят видеть на этой должности Кролика?.. — Мальвокрылая дёрнула бровью. Ну всё, она закинула соломинку, и оставалось лишь гадать, согласится ли Пустельга. Прочитать что-либо по выражению его морды было просто невозможно. Не было понятно, думал он или сразу готов был ответить, просто зачем-то тянул время. Ни одна эмоция не отразилась в его взгляде, и Мальвокрылая почувствовала, как от волнения зачесалось за ушами. Это было единственное, что ей удалось придумать, хоть что-то дельное, хоть что-то достойное внимания, и всё зависело только от Пустельги, потому что никто кроме него не мог уверить племя в том, что Кролик благословлён самими звёздами и что происходящее одобряется свыше. — Ты сейчас предлагаешь мне соврать о том, что сами предки его благословили? — наконец, Пустельга медленно заговорил. Мальвокрылая хмыкнула: — Ну а почему бы и нет? Или ты не возьмёшь грех на душу? Впрочем, ты сам сказал, что никто не без греха. — Вот как ты ставишь вопрос, — смерив её подозрительным взглядом, произнёс кот. — Защитить Кролика — это дело. Я сам не думал о том, что ты предлагаешь, если быть честным. И это неплохая мысль, вот только… — Что? — Мальвокрылая дёрнулась, как ужаленная: если Пустельга согласится, она готова была выслушать любое «но», даже если это «но» имело под собой кучу условий или нравоучения в духе «ну так вообще-то дела не делаются». — Ты не веришь в предков? — и, заметив несколько недоумевающий взгляд воительницы, пояснил: — Ты просишь о том, чтобы солгать о весьма серьёзной вещи. Обычно перед звёздными благоговеют, не поминают всуе, а ты мне предлагаешь всему племени же и ляпнуть о том, о чём не было. Не боишься их гнева? — Какого ещё гнева? — Мальвокрылая подумала, что это звучало крайне презрительно, а ещё — что обсуждать такие вещи с целителем, собственно, прямым посредником между живыми и мёртвыми, было странно, но не стала останавливаться, честно высказав своё мнение: — Звёздочки — это просто звёздочки. Даже если там есть чьи-то души, что они нам могут сделать? Проклясть со злости? Это не страшнее мороза. Я не верю в то, что они вмешиваются в наши дела. Им глубоко плевать, иначе погода была бы вечно прекрасной, Голые Деревья бы не наступали, дичь бы не переводилась. — Знакомые мысли, — Пустельга подавил странный смешок, но пояснять ничего не стал, несмотря на то, что Мальвокрылая пыталась смотреть на него как можно пристальнее, чтобы тот раскололся. — Ладно. Может, это тебя удивит, но ты придумала всё крайне складно. — Так ты согласен сказать племени?.. — Думаю, вечером. — Вот так просто? Пустельга только пожал плечами, и Мальвокрылая поняла, что она больше на эту тему ни слова из него не вытянет. Ну да, дядька был себе на уме, но какая ей, собственно, разница, почему он вдруг согласился? Вероятно, что переживал за Кролика. Впрочем, это было совершенно неважно. Важно было то, что план начинал реализовываться, а ещё то, что после такого заявления вернуть Однозвёзду его должность было бы сложнее. Конечно, старшие воители могли не поверить, — хотя заподозрить Пустельгу в соучаствии революции было бы слишком даже для них, — но большинство всё же вняли бы, чтобы не гневать великих предков. Ну а побороть жалкую кучку сторонников Однозвёзда при случае было бы куда проще. Да и вряд ли бы они рискнули что-то проворачивать без поддержки. Нет, это было слишком опасно. И теперь риски снизились ещё в несколько раз, и на душе Мальвокрылой стало вдруг спокойно и легко, хотя проблема и не разрешилась так просто, она хотя бы была взята под контроль. Относительно. Воительница хотела было уже вернуться в лагерь, — к полудню её ждал обход границ, — но Пустельга остановил её: — Есть кое-что, что тебе стоит знать, — и, когда кошка обратила на него внимание вновь, произнёс: — Суховей затаил на тебя огромную обиду. — Откуда ты знаешь? — Мальвокрылая нахмурилась. Никто не знал о том, что они с братом окончательно рассорились. — Кролик поделился деталями их беседы, — пояснил Пустельга. Вот оно что! Суховей настучал отцу. А ещё взрослый воин, называется. Мальвокрылая хмыкнула: нет бы пойти к ней самой, во всём разобраться… Суховей решил действовать через Кролика. Он никогда не мог решить проблемы сам, что и говорить. — Вернее, он просто жаловался. А ещё решил, что тебе не стоит знать об этом, потому что ты всё равно скоро уйдёшь от нас, но чуйка мне подсказывает, что лучше бы тебе быть в курсе. И Мальвокрылой интуиция тоже говорила: стоило бы знать, что же наболтал Суховей. Словно внутренний голос ей подсказывал: это уже не просто ссора. Что-то назревает, какая-то туча сгущается над головой. И самое противное, что Мальвокрылая теперь совсем не знала, чего ей ждать от Суховея. И поэтому она очень вежливо потребовала, — попросить не вышло, что, впрочем, было не в новинку, — чтобы Пустельга ей рассказал все подробности, переданные ему Кроликом. И тот почему-то сразу же согласился: — Ну, значит, Суховей пришёл к нему вчера утром и говорит, что, мол, так и так, ты дружишь с нашими революционно настроенными соплеменниками. Якобы он переживает, что ты пудришь мозги несчастному на всё готовому ради тебя папеньке, а сама плетёшь интриги, — и улыбнулся очень недобро, будто Суховей был и вовсе врагом каким-то: — О как загнул, да? — Припизднутый потому что, — охарактеризовала брата Мальвокрылая, ощущая крайнее раздражение. Захотелось от души треснуть Суховея по морде за то, что он смел о ней так подумать. За то, что мог подозревать её в предательстве даже не племени — Кролика! — Соглашусь, но слушай дальше, — Пустельга снова привлёк её внимание. — Потом он начал заливать о том, что это всё из-за твоих отношений со Стручком. Я же имя правильно запомнил, так? — и, дождавшись кивка Мальвокрылой, продолжил: — Мол, это веяния речных свободолюбивых умов. Честно, тут меня разобрало основательно, потому что я слишком хорошо знаю их племя… — Откуда? — тут же перебила воительница. Важна была каждая деталь. — Оттуда, — передразнил её дядька. Ей-зайцы, взрослый кот, а ведёт себя, как Солнцехвост, вот один в один! — Есть у меня там друзья, притом хорошие. В общем, особенного свободомыслия там нет. Предводительница старая, как этот мир, но в своём уме, не то, что наш Однозвёзд, так что держит их всех в такой строгости, что шаг вправо, шаг влево — вспороть живот, образно выражаясь. Мальвокрылая еле подавила нервный смешок. Именно в речи дядюшки она частенько слышала отнюдь не свойственные её соплеменникам высказывания, которые он явно перенимал у своих товарищей из других племён. Однако сейчас ей было не до обмена культурой: необходимо было узнать, что ещё наговорил Суховей Кролику. — Так вот, Суховей обвинил Стручка в том, что это он внушил тебе революционные мысли. Река, мол, хочет нас ослабить и завоевать, — Пустельга, не обращая внимания на кошкину задумчивость, затараторил дальше. — И предложил тебя от твоего дружка изолировать. Ну, чтоб беды не было. Мальвокрылая вся аж вспыхнула. Вот такого она от брата не ожидала совсем. Вернее сказать… Суховей подобные мысли уже высказывал. Но Мальвокрылая и не подозревала, что тогда он говорил не на эмоциях, а именно то, что думал. И злость на брата возросла с новой силой. Как только смел Суховей говорить такое о Стручке?! Нет, это было слишком даже для него. Как он даже после знакомства со Стручком мог заподозрить его причастность? Это было немыслимо, это сбивало с толку, это заставляло Мальвокрылую ещё сильнее желать вцепиться когтями в морду брата. — И потом он посоветовал Кролику тебе не доверять и отдалить от себя, вот так-то, — закончил Пустельга. — Кролик, конечно, сказал ему что-то вроде «Шёл бы ты, Суховей, прогулялся», потому что посылать ещё дальше почти-сына ему совесть не позволила, но они в итоге разругались. И Кролик очень уныло плакался мне о том, что всё плохо, а Суховей спятил. — Вот оно как, — задумчиво кивнула Мальвокрылая. — Спасибо. На большее её не хватило. Кошка испытывала самую настоящую ярость, и, чтобы она не выплеснулась ни на кого непричастного, решила молчать, как в рот воды набрав. Ничего, сейчас раздражение и злость пройдут, нужно просто немного подышать морозным свежим воздухом. А ещё окончательно поставить крест на Суховее и на их нормальных ещё недавно взаимоотношениях. Подумать только, обвинить Стручка, заподозрить её в измене!.. и хотя разум подсказывал, что Суховей имел право причислять её к бунтовщикам, эмоции были сильнее. Мальвокрылой хотелось от души навалять брату, и, боясь, что не сдержится, увидев его в лагере, она попрощалась с Пустельгой и решила немного прогуляться по заснеженным пустошам. Впрочем, далеко Мальвокрылая уходить не собиралась. Было морозно, холод забрался под шерсть, и заболеть ей совсем не хотелось. Только не сейчас, не в шаге от того, чтобы наконец-то перейти к Стручку! Мысли плавно перетекли к более приятной теме. Представляя, как наконец-то скажет Стручку, что ждёт котят, что теперь они могут быть вместе не раз в несколько дней, а постоянно, что готова отправиться в его племя, Мальвокрылая постепенно успокоилась. Она знала, Стручок обрадуется. Он будет счастлив узнать, что станет отцом! Это было восхитительное, ни с чем не сравнимое чувство. Осознавая, что совсем скоро она станет полноценной семьёй с котом, которого любит, что у них будут свои чудесные малыши, Мальвокрылая испытывала огромное, как никогда, счастье. Она немного прошлась вдоль гряды холмов, любуясь покрывающими их ослепительно белыми снеговыми шапками. Порой можно было заметить кроличьи следы, запутанные, образующие дорожки, но охотиться сейчас не было никакого желания. Побродив немного под хмурым холодным небом, Мальвокрылая решила вернуться в лагерь, отдохнуть перед патрулём. Вот только там на неё с разбегу налетел Солнцехвост и едва не снёс с лап, стоило Мальвокрылой только появиться из-за терновой ограды. — Вот где тебя носит, а? — даже не извинившись, тут же наехал он на сестру. — Мне срочно нужна твоя помощь! — Это ещё какая? — забытое было раздражение поднялось с новой силой, и Мальвокрылая подумала, что она стала какой-то особенно нетерпимой. В обычное время она бы посмеялась над непоседливым Солнцехвостом, но сейчас вдруг захотелось ему вмазать. Пришлось успокаивать себя тем, что Солнцехвост — не Суховей, что её двоюродный брат в разы лучше родного. Это вроде бы помогло, и когда воин ответил ей, что хочет сходить к Дымовейной и зовёт её с собой, Мальвокрылая смогла выровнять тон до вполне дружелюбного, чтобы хоть и нехотя, но подшутить над братом: — Один боишься? — Это не смешно! — тут же скривился Солнцехвост и наморщил пёстрый нос. — Я хочу с ней объясниться. Я знаю, что ей можно довериться, хочу рассказать ей всю правду, потому что я так больше не могу, — и, видя неодобрение сестры, решительно припечатал: — Мне надоело с ней ссориться! — Так, зайцев бешеных попридержи, — и всё же злость обуздать не вышло. Мальвокрылая мысленно выругалась: да что это такое, её эмоции брали верх над разумом, будто она была мелкой ученицей! Вот тогда ей это было свойственно, а сейчас… она вздохнула. Ладно, Пустельга предупреждал, что так бывает, это всё из-за котят. Оставалось лишь собраться с мыслями и отчитать придумавшего глупость Солнцехвоста: — Теперь что, каждому, с кем поссоришься, будешь трепаться о том, что ты не поддерживаешь это всё? Как думаешь, скоро ли нас с тобой за это шлёпнут? У Чертополошки большой опыт в таких делах, кстати… — Это тоже не смешно! — взвизгнул брат. Мальвокрылая ощутила укол вины: ну вот, напомнила ещё и о Стрижелапке, сама того не желая, и о сестроубийстве… но само вырвалось вдруг: — Так и я не шучу. Это точно было не о Чертополошке. Мальвокрылая говорила именно об опасности, которая возникнет, если знать об их с Солнцехвостом непричастности будет слишком много разных морд. — Слушай, да, это опасно. Я не тупой! — тут же вспылил Солнцехвост. — Но я ей доверяю. Я всё равно ей расскажу, просто либо с тобой, либо без тебя. Ну, это уже была угроза угроз. Мальвокрылая вздохнула: что поделать, он всё равно настоит на своём. И уж лучше контролировать слова Солнцехвоста и знать, что он там скажет своей Дымовейной, чем не составить ему компанию, а потом внезапно отойти на тот свет из-за мести революционеров. Ну или, ещё хуже, Кролика потерять, если вскроется, что позавчера всё было одним большим обманом. И поэтому пришлось, прикинув, что они всё же успевают до патруля, тащиться следом за Солнцехвостом к Дымовейной. В детскую. Там Мальвокрылая, кажется, не была уже вечность — с тех самых пор, как оттуда вышли в ученическую жизнь Утколапка, Утролап и Зайцелапка. В палатке-пристройке почти не было снега, поняла кошка, заглянув туда. В полумраке чернел вход в нору, саму детскую. Мальвокрылая вспомнила, как там было душно в Зелёные Листья, и её передёрнуло. «Хорошо, что я не буду тут жить, — решила она, отступая, чтобы подождать Солнцехвоста снаружи. — Надеюсь, у речных детская лучше». — Мы всё, — Солнцехвост выбрался из-под терновых ветвей. — Дымовейная болтала с Пестрянкой, но, я думаю, ничего страшного. «С Пестрянкой?.. — это было немного странно. Пестрянка была в революционерах. Солнцехвост так неожиданно увёл Дымовейную… — Если она заподозрит что-то, вставлю ему по самое не могу за такое!» — Ничего, теперь она будет болтать с Чертополошкой, — Солнцехвост крайне легкомысленно махнул хвостом. В присутствии Дымовейной его мозги, видимо, переставали работать совсем. Мальвокрылая вздохнула и направилась за братом и его подружкой, гадая, как ему только удалось уговорить обиженную на весь мир и на самого Солнцехвоста в частности кошку не только выслушать его, но ещё и уйти из детской подальше от лишних ушей. И опять — за лагерь. Что же, сегодня, видимо, был особенный день важных разговоров. — Ну и что вы хотели мне сказать? — распушившись, вся похожая на один огромный шар, недовольно буркнула Дымовейная, снова колючая, острая, обиженная на всех и вся. — Ты зря дуешься, — очень миролюбиво начал Солнцехвост. — Да ладно? — ощетинилась Дымовейная и оскалилась, будто собиралась загрызть не то возлюбленного, не то злейшего врага вот прямо сейчас. — Да, — Солнцехвост вздрогнул, пару раз нервно лизнул лапу и перешёл в наступление: — Слушай, я не революционер. И Мальвокрылая — тоже, она пришла помочь мне это доказать. — И почему я должна тебе поверить? — та показательно отвернулась, чтобы даже не видеть Солнцехвоста, показывая, как ей, мол, противно. — Пока что твои действия говорят совсем не то, что твои слова. Мальвокрылая вздохнула: и вот эту кошку предстояло переубеждать! Однако Солнцехвост запала не растерял: — Ну значит, слушай с самого начала! И он выдал всё, как на духу: как его заманили в революционный кружок угрозами самой Дымовейной, как они с Мальвокрылой признали друг в друге шпионов, как её саму затащили туда, шантажируя раскрытием отношений с вражеским воином всему племени, как они ломали голову над тем, что же делать, как их заставили предъявить ультиматум и они согласились ради авторитета внутри бунтовщиков, как Солнцехвост внезапно понял план Мальвокрылой позавчера и поддержал её, как всё было — и ни в чём не соврал. Мальвокрылая только слушала и зевала. Лишнего Солнцехвост не вякал, хотя о Стручке, конечно, лучше бы смолчал: это было не то, что хотелось рассказывать Дымовейной. Но — какая разница, всё равно племя узнало бы. Очевидно, что весьма скоро. — Вот, значит, как, — наконец, хмыкнула Дымовейная. — Ну ладно. — Ты не сердишься? — Солнцехвост уставился на неё заискивающим взглядом. Мальвокрылая показательно вздохнула и отвернулась, чтобы не видеть этой сцены примирения. Позади вдруг раздался хруст снега, но увлечённые спором о том, кто теперь кого должен прощать Солнцехвост и Дымовейная ничего не заметили. Мальвокрылая же обернулась — и то ли ей показалось, то ли нет, но за сугробами вдруг мелькнул знакомый золотистый кончик Пестрянкиного хвоста.