Мальва расцветает по весне

«Всё плохо», — Мальвокрылая одним лишь выражением лица дала Кролику понять масштаб дерьма, в которое она вляпалась, когда наутро отец застал её в лагере. Она вернулась к рассвету. Революционеры оказались настроены весьма мирно: посадили у норы и сказали, мол, сиди, не порывайся сбежать. И Мальвокрылая не порывалась, потому что за ней в оба глаза следили Легкопят и Усач. И ладно — следили! Уйти в патруль, оторваться, а там… но нет, она не могла. Потому что иначе они бы убили Кролика. Пухогривка так и сказала: «Сбежишь — твоему отцу придёт конец», и Мальвокрылая подозревала, что угрозу они в действие привести вполне могут. — Что случилось? — Кролик подошёл к ней, хотя кошка старалась всеми силами дать ему понять, что не стоит вызывать лишних подозрений. — Какого зайца опять происходит? Пришлось нехотя ответить, потому что втягивать отца ещё и в это у Мальвокрылой не было желания. Выбора у неё, впрочем, тоже не было. Надо было что-то решать со сложившейся ситуацией, вот только сама она ничего придумать не могла: — Нас подслушали. Теперь они боятся, что их порешают, — и, вздохнув, произнесла то, что пугало её больше всего: — Пухогривка сказала, что они убьют меня, если ты их тронешь, а если я сбегу, они убьют тебя. Таким образом, революционеры решили все свои проблемы. Они знали, что Мальвокрылая теперь не покинет племя, чтобы не подставлять под удар жизнь Кролика. И кроме того, их теперь сложнее было приструнить, потому что сам Кролик никогда бы не рискнул дочерью. И это было просто отвратительно, так как Мальвокрылая понимала: ей нужно, позарез нужно уходить! И надо было как-то выкручиваться, опережать бунтовщиков и ставить их на место прежде, чем они нанесут удар… вот только кошка просто понятия не имела, что делать. В голове было пусто, и только паника поднималась в груди, стоило подумать о будущем, но ни одной здравой мысли. — Глупости, — Кролик, казалось, не видел в этом такой уж большой проблемы. — На нашей стороне племя, нам ли бояться кучку бунтовщиков? Хватит уже это терпеть. — А если они и правда убьют тебя? Не сейчас — так потом! — и вот это было самым страшным. Как избавляться от революционеров? Не убивать же их самих! А уж если они останутся живыми, то всё пропало: и выследят, и нападут толпой, и отомстят. Такие, как они, могли. Не все из них, нет, но Пухогривка, Малоног — вполне. И, разумеется, Чертополошка. — Подкараулят — и всё… надо как-то по-другому избавиться от них! — Что ж ты будешь делать… — Кролик вздохнул и мягко коснулся хвостом её спины в по-отцовски трогательном жесте, призванным внушить уверенность. — Мальвокрылая, я обещаю, никто тебя не тронет. Никто не тронет меня. Вот только это совсем не действовало. Кролик не мог гарантировать безопасность ни себе, ни ей, и Мальвокрылая знала: он говорит это лишь для того, чтобы её успокоить. Но ей не становилось спокойнее. Кошка переживала за себя, за котят, за собственное будущее, за возможность всё же уйти к Стручку — пускай и позже, чем она собиралась. Она волновалась и за отца, которого тоже ждала неизвестность, которому нужно было теперь лавировать между противоположными точками зрения соплеменников, не навлекая на себя гнев обоих, так как и те, и те могли от него избавиться. Просто одни вернули бы к власти Однозвёзда, а другие… а они бы, наверное, просто развалили племя. Вот только едва ли они это понимали. И всё это было так ужасно, так непонятно, и Мальвокрылая совсем не знала, что делать, как вести себя, где ей быть и с кем — и кого сторониться, продолжать ли ей свою антиреволюционную деятельность, — ведь про это не было сказано ни слова, — или притихнуть и не привлекать к себе внимания, чтобы ударить потом… Вот только ударить чем? Мальвокрылая не знала, просто не понимала, у неё не было ни единой мысли. И у Кролика, она понимала, тоже, кроме той как всех революционеров сейчас же накрыть — а дальше… что дальше? Уничтожить, чтобы избежать опасности, потерять четверть племени? Отпустить с миром, чтобы они вернулись с местью? Изгнать, чтобы потом бояться ходить по собственной территории — и при этом опять же потерять часть способных прокормить их воинов? Решения не было. Нужно было продумать каждый вариант до мельчайших деталей. И этим Мальвокрылая собиралась заняться сразу после того, как пройдёт этот дикий и отчасти глупый страх… Прямо сейчас она была в безопасности. Прямо сейчас Кролику ничего не угрожало. Прямо сейчас жизнь можно было назвать относительно спокойной. И стоило собраться с мыслями и решить, как им быть. И Мальвокрылая сразу предложила это отцу: — Не надо ничего делать. Пожалуйста, сейчас всё спокойно, давай немного подождём, подумаем, — она тяжело выдохнула. Мыслить логично сейчас было сложно, но кошка старалась следить за ходом своих мыслей и выхватывать стоящие. Голова потихоньку начинала болеть. — Они не тронут нас, пока мы сами не сделаем что-то, что им не нравится. Может, мы что-нибудь придумаем. Давай расскажем Пустельге, Головёшке и Солнцехвосту. Может, они помогут нам принять решение. Кролик смерил её долгим усталым взглядом. Не обречённым, что уже радовало Мальвокрылую, не недовольным: он понимал её волнение и готов был дать время на то, чтобы прийти в себя. И кошка была благодарна отцу за то, что он понимал, каково ей сейчас, за то, что сам осознавал, что ситуация сложилась не лучшая. И он ответил, наконец соглашаясь: — Хорошо. Хорошо, давай немного подождём. И… — только Кролик не договорил: его перебили. — Караул! — по натоптанной за лагерь тропинке между сугробами ворвалась вдруг на поляну Жавороночка. Она выглядела насмерть перепуганной, её глаза были неестественно круглыми, голос дрожал и срывался на визг: — Речные нападают! — Речные? — с недоумением переспросил Кролик, тут же забывая про дочь и торопясь к Жавороночке, чтобы выяснить все подробности. «Какого хрена? — а вот это действительно было очень неожиданно. — Стручок не говорил мне, что их племя планирует битву!» Следом за Жавороночкой в лагерь вбежала Дроковница, бывшая в одном патруле вместе с воительницей. Она не казалась такой уж испуганной — скорее раздражённой, её шерсть стояла дыбом, и в глазах застыло какое-то решительное остервенение. И всё-таки это было как-то неправильно. Мальвокрылая знала: Стручок не скрывал бы от неё готовящегося нападения. Значит, оно было спонтанным. Но почему?.. Кошка решительно поднялась и двинулась в сторону Жавороночки с намерением услышать всё, что она скажет, потому что ей никак не давало покоя произошедшее. Битвы были не такой уж и редкостью, но именно с этой что-то было не так. Мальвокрылая чувствовала, но понять не могла, что же именно. — Мы столкнулись с ними на границе! — визгливо продолжила Жавороночка, потом крутанулась на месте, демонстрируя кровь на полосатой буроватой шерсти: — У меня бок ранен! И хотя это больше напоминало царапину, все понимали: Жавороночка любила драматизировать. И значит, большего от неё не добиться, она скорее стала бы ныть о себе, чем говорить по делу. И потому Кролик тут же обратился к её спутнице, чтобы не терять ни минуты: — Рассказывай, Дроковница. — Они сказали, что мы первые вторглись на их территорию, — недовольно буркнула та, всё ещё ощетинившаяся и злая. — Поэтому они решили напасть на нас! «Дерьмо заячье! — внутри всё похолодело. Ну конечно, вот она — причина. — Они учуяли наши запахи! Как глупо было… надо объяснить, что всё не так!» Но кому объяснять, что объяснять? Кинуться в самую битву и рассказать соседям всю правду? Соврать, что это был охотничий патруль, случайно зашедший слишком далеко? Ситуация становилась всё хуже и хуже, потому что ни одного адекватного объяснения для предотвращения битвы Мальвокрылая придумать не могла. И кто бы её в конце-концов послушал? — Они сказали, что покажут нам, каково это — соваться к ним, — подытожила Дроковница, воинственно размахивая хвостом, и пристально уставилась на Кролика. — Что мы будем делать? Они дойдут до лагеря! — Тут котята, — взволнованно заметила Осока, втискиваясь между собравшимися. Старшая воительница выглядела крайне обеспокоенно. — И оруженосцы, они не умеют драться, — тут же снова влезла Жавороночка. Судя по тому, что к целителю она не пошла, чтобы свою жуткую рану обработать, на самом деле это была действительно царапинка. Значит, драка там всё же была, хоть и не очень сильная. Речные, должно быть, просто дали понять, что они жаждут боя. Вот только бой этот был не нужен, хмыкнула Мальвокрылая, понимая, что виновата в случившемся она — а ещё кучка бунтовщиков, потащившаяся за ней за чужую границу. Неожиданная мысль о том, что они, возможно, этого и добивались, вдруг вспыхнула в голове. Ну конечно! Война племён, обострение отношений… после такого Мальвокрылой было бы вдвойне сложнее улизнуть в Реку. И, вероятно, остановили её уже за границей не просто так, а по хорошо продуманному плану. И стоило признать, у революционеров, и, похоже, именно у Пухогривки, всё же были мозги. И исправить это было действительно сложно. Мальвокрылая лихорадочно соображала, что ей нужно предпринять, но ни одной дельной мысли не приходило в голову. Видимо, израсходовала весь их запас накануне, когда решала, как именно стоит защищать Кролика. — Нужно выйти им навстречу, — послышалось со стороны революционно настроенной кучки. — Нас мало, — возразила толпа у одной из нор тихим голоском Хвощелистой. — Может, миром? — предложил кто-то явно из старших. И начались пересуды. Варианты предлагались разные, вплоть до того, чтобы обойти речных по дуге и ворваться к ним на территорию, добраться до лагеря и угрожать им там, чтобы остановить их. Это было, конечно, верхом абсурда. Нормальные же идеи делились на две категории: дать отпор и не давать, а просто заслать на границу переговорщика. И, казалось, этому шуму не будет конца. Мальвокрылая взволнованно смотрела на отца, гадая, что же он решит предпринять, но тот молчал. Он долго слушал пересуды племени и лишь потом вдруг шагнул вперёд. Разговоры вмиг стали тише, хоть и не улеглись совсем. — Замолчите, — устало выдохнул Кролик, и галдёж тут же прекратился. Все уставились на него. — Мы отправимся на границу. Если не получится решить всё диалогом, будем сражаться. — Сейчас дорог каждый клочок земли, — поддержал его не то глашатай, не то просто помощник Головёшка. — Опять нас ведут на бой без нашего согласия! — громко и презрительно фыркнул Малоног, вот только на этот раз его никто не поддержал. Кролик и вовсе повернулся к воину, и в его голосе не было упрёка или неприязни к вечному зачинщику смуты, но было что-то такое, что заставило похолодеть многих: — Не ходи, если не хочешь, Малоног. Не мы первые напали, мы лишь защищаем наше племя, — и хотя Кролик совсем не умел быть строгим, у него как-то получилось одновременно повысить голос и нахмуриться так, что вместо него на миг вдруг почудился посреди поляны Однозвёзд: — Эту обязанность воина никто не отменял. — Надо поспешить, — поддержал Кролика его верный Головёшка, одно лишь слово которого весило больше, чем все слова молодых воителей, сидевших с кислыми минами. Мальвокрылая решительно сунулась в самый ближний круг. И пускай она ненавидела битвы и сражалась кое-как, потому что махать когтями было явно не её любимым делом, кошка просто не могла отсидеться в лагере. И она в том числе была виновата в этом бое. И ей нужно было как-то исправлять ситуацию. А ещё там был Стручок, и надо было как-то убедиться в том, что никто его не заденет. Впрочем, чтобы задеть Стручка, нужно было хорошенько постараться: его шерсть была его надёжной защитой. Мальвокрылая хмыкнула. Так, ладно, наверное это всё-таки не самая важная задача. Поважнее было всё-таки попытаться помочь племени избежать этой битвы, хотя воительница и совершенно не представляла, как она может это сделать. — Со мной идут все, кроме оруженосцев и королев, — между тем объявил Кролик, уже привычно собирая их немногочисленное племя для грядущего сражения. Потом его взгляд скользнул по собравшимся, и, заметив дочь практически впереди всех, он тут же добавил: — Мальвокрылая, ты тоже относишься к их числу. А вот это было неожиданно. Мальвокрылая гневно уставилась на Кролика: — Что?! — и вообще, какое право он имел причислять её к королевам? Да у неё даже пуза ещё не было, а значит, ничего не мешало ей отправиться на битву вместе со всеми. — Я тоже должна пойти, Кролик, пойми! — Нет, — и хотя Кролик отказывал ей, он прятал взгляд, словно боялся, что Мальвокрылая заметит чувство вины в его глазах. В любой другой ситуации такой расклад бы несказанно обрадовал Мальвокрылую. Ей никогда не хотелось участвовать ни в каких драках. Вот только сейчас было совсем другое дело. «Ведь это из-за меня, — думала кошка, соображая, как уговорить Кролика — или как незаметно пристроиться за всеми. — Я должна решить этот конфликт! И там Стручок! — и всё-таки мысли настойчиво возвращались к любимому, несмотря на то, что Мальвокрылая пыталась убедить себя: такому воину, как он, ничего не грозит. — Если он тоже будет сражаться, мне нужно его защитить!» И что оставалось делать, кроме как давить на Кролика? Мальвокрылая быстро подбежала к отцу, понизив голос, торопливо шепнула: — Послушай, это… — Я знаю, — Кролик вздохнул, даже не дав кошке договорить, и Мальвокрылая понимала: это потому, что, если бы она начала уговаривать его, он бы быстро сдался. — Ты останешься в лагере. Если битва всё же будет, ты не справишься с ними. Я ведь знаю, что это совсем не твоё, — и больше он к Мальвокрылой даже не повернулся, озадаченный тем, чтобы скорее разобраться с проблемой, и обратился уже к остальным соплеменникам. — Выходим, племя Ветра, живее, живее! Зайцелапка, Утролап, разыщите патруль Утёсницы и отправьте их к нам, но сами не смейте соваться. — Хорошо! — радостно откликнулся задорный и всегда готовый к подвигам Утролап. Зайцелапка вторила брату: — Сделаем! И совсем скоро лагерь опустел, а Мальвокрылая так и осталась стоять посреди поляны, не в силах придумать ничего, что предотвратило бы этот бесполезный бой. Что же, революционеры добились своего, вот только им недолго оставалось торжествовать, думала воительница, понимая, что всё равно не останется в стороне, всё равно кинется за соплеменниками, когда они немного отойдут, чтобы её не заметили. Кролик просто не имел никакого права запрещать ей идти сражаться! Мальвокрылая огляделась: в лагере сейчас находились лишь она сама, Утколапка, ждущая брата и сестру, Чертополошка, занявшая место охранницы норы Однозвёзда, её котята, играющие в снегу у детской, а ещё толстенная Дымовейная. Где-то там, в норах, ещё, конечно, были и старая Белогрудка, и дрыхнущий днями напролёт Пустельга, и раненая во время переворота Ивица, но до них Мальвокрылой дела не было. Просто в этот момент она почему-то испытала особенную злость на Дымовейную. Если бы только не эта кошка!.. если бы не её и Солнцехвоста ссоры, если бы не её отвратительный нрав, если бы не её вездесущая сестра… что же, всё было бы по-другому. А Дымовейной вдруг, как назло, захотелось поболтать. Она неторопливо приблизилась к Мальвокрылой, села, лизнула лапу и словно невзначай спросила: — Так ты тоже ждёшь котят? А от кого? — Это так важно? — хотелось огрызнуться и нагрубить, но Мальвокрылая сдержалась. Интересно, Дымовейная вообще имела хоть какую-то память — или нет?.. Недавно же своими ушами слышала и о Стручке, и вообще… Додумать Мальвокрылая не успела. Дымовейная заметила крайне раздражённо: — Да я же не со зла. Не хочешь — не говори… — и потом, будто специально хотела задеть, небрежно бросила: — Случайные, что ли? — Сама ты случайная! — злость охватила Мальвокрылую. Мало ей было проблем, в которые она и без того попала из-за того, что Солнцехвосту приспичило извиниться именно перед Дымовейной, — а эта кошка явно того не стоила, — так ещё и на битву нужно было успеть. «Мы могли бы освободить Однозвёзда прямо сейчас! — неожиданно пришла в голову совсем неуместная мысль. Но правда: из бунтовщиков здесь была лишь Чертополошка. Объединиться с более-менее восстановившейся Ивицей, попросить о помощи учеников — и ничего бы от этой Чертополошки не осталось. Вот только у Мальвокрылой сейчас была задача намного значимее: — Но мне нужно на битву. Это важнее. Там Стручок, там Кролик, Солнцехвост, они все могут пострадать, потому что речные поняли всё не так! Мы не вторгались, это всё я виновата…» И значит, ждать уже не было смысла. Оставалось догонять соплеменников, — они отошли достаточно далеко за это время, и, значит, никто уже не следил за тем, кто с ними, а кто нет. Мальвокрылая отряхнулась и поспешила на выход. — Эй, куда ты собралась? — удивлённо окликнула Дымовейная. Чертополошка присоединилась к ней: — Тебе же сказали быть в лагере. — Я должна попасть на битву, — отмахнулась от них обеих Мальвокрылая. — Хочешь подраться? — Да. Хочу подраться, — кошка не удостоила Чертополошку и взглядом: не до неё было, надо было торопиться. — Дальше вы без меня. И Мальвокрылая кинулась прочь из лагеря, и всё это слишком напоминало вчера, когда она так же мчалась к речной границе, пускай и с совсем другими целями. Лапы сами несли её сквозь заснеженные пустоши, и кошка не останавливалась ни на миг, чтобы передохнуть, хоть сердце и заходилось в бешеном стуке, а грудь распирало, и морозный воздух обжигал горло при каждом вдохе. Кошка не заметила, как оказалась на краю пустошей, там, где заканчивалась гряда холмов. Там, где вчера она переходила границу, надеясь навсегда исчезнуть из племени Ветра. Там, где начиналась чужая земля, там, где сейчас почему-то было пусто. Не было никого. Ни соплеменниками, ни врагами даже не пахло. Мальвокрылая огляделась по сторонам, но ничего не заметила, а потом её словно по голове ударили: ну конечно! Задумавшись, кошка решила, что битва будет там же, где нашли следы, но, скорее всего, она должна была развернуться на широком поле у самого озера, там, где было куда больше пространства. Мальвокрылая понимала, что совершает ошибку за ошибкой. За последние дни она налажала больше, чем за всю свою жизнь, и это, к сожалению, приводило далеко не к самым лучшим последствиям. Коря себя за то, что не подумала головой, прежде чем кидаться догонять своих, Мальвокрылая вновь сорвалась на бег сквозь снежные завалы, вдоль границы, к озеру. И она оказалась права: своих кошка увидела ещё издали, на ровной идеально белой площадке с редкими торчащими из-под снега кустами. И, к её ужасу, битва уже разгоралась. Мальвокрылая запнулась, покатилась вниз с холма, надеясь, что светлая шерсть всё же обеспечивает ей надёжную маскировку, взглядом принялась выискивать товарищей. Как ни старалась, она не могла нигде увидеть Стручка. Может, не пришёл? Может, не стал участвовать в битве против её племени? Оглядев речных, Мальвокрылая убедилась: они пришли не всем племенем. Их было столько же, сколько её соплеменников, вот только в Реке воинов изначально было больше раза в два. И от сердца отлегло: значит, Стручок всё же остался в лагере. Нужно было найти Солнцехвоста, которого тоже не было видно среди пёстрых разноцветных шкур достаточно вяло сражавшихся воителей, а ещё лучше — Кролика. Вот отца Мальвокрылой удалось разглядеть почти сразу. Сначала он сражался с какой-то рыжеватой кошкой, потом, пользуясь её замешательством, ушёл в сторону, смешиваясь с толпой, и весь его вид говорил о том, что Кролик не хочет драться, что он всё ещё надеется прекратить это без лишнего кровопролития. И, движимая такой же идеей, Мальвокрылая кинулась к отцу. Она не знала, что скажет, что придумает, просто думала, что должна сделать хоть что-нибудь. — Что ты здесь делаешь? — Кролик заметил её, стоило Мальвокрылой ворваться в сражение. Кошка не стала отвечать прямо, сразу перешла к делу, пытаясь одновременно поглядывать по сторонам, чтобы никто, заметив их бездействие, не кинулся в атаку: — Это мои следы были там, — и добавила больше не в своё оправдание, а для того лишь, чтобы окончательно прояснить ситуацию: — И Пухогривки с остальными. — Думаешь, я не понял? — грустно хмыкнул Кролик и махнул хвостом на битву: — Нас не послушали. Это он говорил, видимо, про попытку решить всё мирно. Мальвокрылая уже поняла, что диалога не состоялось. Однако битва была просто неправильной: ни у одной из сторон не было никакой причины сражаться. И ведь и свои, и враги думали, что защищаются, а не нападают, и по сути, это всё было слишком странно, чтобы драться вот так, в начале Голых Деревьев, когда важен был каждый воин. — Надо это прекратить, — решила Мальвокрылая, глядя на Кролика: мол, пускай он хоть что-нибудь сделает. И Кролик согласился: — Надо, — а потом собрал все силы, которые у него только были, чтобы прокричать: — Отходите назад! И его немедленно послушались. Воины отступали, прекращая схватки с врагами, пятились и отходили. Речные замерли, не предпринимая попыток напасть вновь, только кто-то из них звонко задиристо крикнул: — Струсили? — Мы просто благоразумны, — ответил неизвестному речному Кролик, а потом сам выбежал вперёд, останавливаясь перед каким-то тамошним котом, видимо, командовавшим речным боевым отрядом. — Произошло недоразумение. Да, наш патруль заступил на ваши земли, но без злого умысла. Нет смысла проливать из-за этого кровь… Дальше Мальвокрылая не слышала: она вдруг выцепила взглядом знакомую серо-белую шерсть. Где-то там был Стручок! Однако она никак не могла разобрать его за головами речных, вставших плотно друг к другу. Кролик ещё что-то говорил о том, что он просит о мире в такое непростое время, о том, что он не Однозвёзд, — о свержении которого другие племена не знали, — чтобы решать такие важные вещи, как то, чем должен закончиться бой, о том, что никому сейчас не нужны потери… — Вы убили нашего воина! — рявкнул кто-то в ответ на это прямо из толпы речных котов. — А вы — нашего! — завизжал в ответ голосом Жавороночки ближайший сугроб. — Мы квиты. Мальвокрылая растерянно огляделась. За отрядом речных она не могла разглядеть, кто же был убит с их стороны, зато неподалёку от себя, как раз под тем сугробом, у которого пряталась Жавороночка, воительница заметила растянувшегося на снегу Легкопята, кровавая лужица под которым слишком ярко выделялась на фоне общей белизны. Вот и получили битву на свою голову. Мальвокрылая хмыкнула: Легкопят был одним из её виновников, и отчего-то никакой жалости к соплеменнику не проснулось в душе кошки. — Давайте расходиться, — в тот же миг решил Кролик, и речные тоже зашумели, начиная пятиться и ломать своё построение. Мальвокрылая дождалась отца, который, как ему было положено, замыкал процессию уходящего в лагерь племени. Впереди бодро подскакивал Солнцехвост, чуть дальше старшие воители, кряхтя, тащили на себе тяжёлого Легкопята. — А кого убили у речных? — почему-то вырвалось первым делом, когда они с Кроликом начали подъём на холм. Оглядев отца, Мальвокрылая убедилась, что он и не ранен вовсе, и это её успокоило. Однако оставался ещё один кот, которого она так и не увидела. Мальвокрылая знала, что Стручку ничего бы не сделалось, и обернулась через плечо, чтобы вновь попытаться отыскать его взглядом, но её отвлёк ответ Кролика: — Тебе это так важно? Пойдём скорее, — он подтолкнул дочь в бок. Мальвокрылая ускорила шаг и снова обернулась, не тормозя, но тут Кролик ляпнул какую-то глупость, и кошке просто пришлось снова переключиться на него: — Не оглядывайся, там, э-э… собака! «Что за херня, Кролик?!» — и это была действительно какая-то чушь. Кролик, кажется, ляпнул вообще первое, что пришло ему в голову, и это было странно, как и то, что он почему-то не хотел, чтобы Мальвокрылая смотрела на речных. Неприятное предчувствие захлестнуло её, как волна, когда кошка, всё же останавливаясь и оборачиваясь, спросила: — Почему ты не хочешь, чтобы я… Однако она не договорила. Даже с расстояния, что они прошли, кошка отчётливо видела, как речные уже в не таком большом составе суетятся возле слишком знакомого ей большого комка серо-белого меха, пытаясь поднять его совместными усилиями. Когда им это удалось, Мальвокрылая разглядела капли крови на снегу и такое же тёмное, уже засохшее пятно над грудью, прямо на белой шерсти, всегда такой чистой и ухоженной. Её пробила дрожь. — Стручок! — и, вскрикнув, она собралась было сбежать вниз по холму, но Кролик успел перехватить её, встав на пути, хоть и едва устоял, когда Мальвокрылая налетела на него. — Стой! — ему было тяжело сдерживать воительницу, но Кролик старался, толкая её обратно на холм. Мальвокрылая упиралась всеми лапами. — Не надо к нему идти. — Отпусти меня сейчас же! — она стукнула Кролика, и тот покачнулся, но всё же не отступил. И если бы не жуткая паника, охватившая её, когда Мальвокрылая увидела издали своего любимого Стручка и отвратительную рану на его горле, она, наверное, смогла бы пересилить отца. — Это мой Стручок, он не мог умереть! «Ну не мог же?» — спросила она саму себя и снова взглянула на Стручка. Речные наконец-то смогли его поднять и водрузить на спины двух каких-то мощных котов. Лапы Стручка безвольно свисали, голова болталась, когда его понесли, и следом за идущими едва заметными с холма крошечными каплями тянулся кровавый след. И Мальвокрылая тупо смотрела на Стручка и никак не могла осознать, реальность это, правда ли с ней происходит вот это всё, правда ли именно Стручка не стало в этой битве… или всё-таки это какой-то плохой сон. — Они решат, что это ты его убила, — Кролик в это время старательно толкал её вперёд, и Мальвокрылая, уже забыв своё желание кинуться к Стручку, едва перебирая негнущимися лапами, потихоньку пошла. — Потом наплачешься по нему. — Как ты можешь? — и снова захотела обернуться, но что-то внутри не дало этого сделать. К горлу подкатила тошнота, и Мальвокрылая, борясь с собой, забормотала себе под нос: — Он такой большой, он сильный, он просто не мог вот так взять и погибнуть, его ни одна битва не брала… — Мог, — уныло заметил Кролик, и это встряхнуло кошку. Она уставилась на отца: тот смотрел с жалостью, прекрасно всё понимая, а потом снова подтолкнул кошку, на этот раз уже не так сильно: — Мальвокрылая, пожалуйста, послушай меня, нам лучше вернуться в лагерь. Она немного заторможенно кивнула, обернулась в последний раз — и уже не увидела никого. Речные скрылись, и только кровь осталась на снегу в напоминание о том, что там произошло. Значит, Стручка всё же не стало. Было как-то странно думать об этом. Мальвокрылая, к своему удивлению, не почувствовала ничего, кроме внезапной ярости. Пришла мысль о том, что Кролик ещё с боя знал о смерти Стручка, раз он пытался не дать ей оглянуться. Значит, он мог знать и то, кто его убил, кто из соплеменников осмелился на такое. Мальвокрылая тут же нервно и резко развернулась к отцу: — Ты знаешь, кто это сделал? — Это не так важно, — он тут же отвёл взгляд. — Идём… — Я не хочу! — перебила Мальвокрылая и тут же встала, как вкопанная. Да, Кролик знал, и в этом не было никаких сомнений. Вот только он зачем-то скрывал это. — Скажи, кто это сделал, и я снесу ему голову прямо сейчас! — Я не знаю! — Кролик, не выдержав давления всей этой ситуации и нервного напряжения, сорвался на крик. — Не знаю я ничего! Он кричал не на неё, а просто потому, что произошло слишком много всего. Ещё и смерть Стручка, и хотя Мальвокрылая знала, видела, что Кролик врёт, она почему-то замолчала и поплелась следом за отцом, больше не останавливаясь. — Да не умер он, — но убедить себя не вышло. — Отлежится и вернётся в строй. Это же Стручок… «Ну он же не мог… — и разум подсказывал: мог. — Он умер! Не умер… — это было больше похоже на гадание по лепесткам. Две противоположные мысли бились в голове. — Нет, он устал сражаться. Его донесут, а там он встанет, а потом окажется, что он нисколечко и не ранен…» Вот только всё это было глупо и слишком наивно, и Мальвокрылая внезапно остро понимала это, потому что разум её, как обычно, вновь был впереди чувств. Попытки речных поднять Стручка кошка видела как наяву, вновь видела его глубокую рану, кровь на шерсти, и умом она понимала: после таких ран не выживают. Разум внезапно стал чистым, как этот белый искрящийся снег. Мысли потекли плавно и ровно, и Мальвокрылая сама удивилась тому, с каким холодом она размышляла о произошедшем. Кошка смотрела на Стручка не так долго, но она успела увидеть ужасную рваную рану на его шее, кровь из которой насквозь пропитала белую шерсть прямо над грудью. Вот только кто мог такое сделать? Добраться до Стручка было практически невозможно из-за его густой шерсти. Он сам хвастался тем, что всегда выходил из битв без тяжёлых последствий, шутил, что ничьи когти его не возьмут… «Дошутился», — грустно хмыкнула Мальвокрылая. В племени Ветра просто не было настолько же сильных воителей, которые смогли бы сломить Стручка — и к тому же, вот так убить. Тем более, учитывая то, что сам Стручок сражался просто отлично, он спокойно справился бы и с двумя нападающими, может, он был бы ранен, но точно не так. Это значило, что не сильно-то Стручок и сопротивлялся. Но почему? Мысли наплывали одна на другую, как льдины, пока в голове вдруг не щёлкнуло. «Ну конечно!» Стручок не сопротивлялся по одной простой причине: он не думал, что кот, напавший на него, способен на убийство. Он не хотел ранить своего противника и дрался не в полную силу, до конца не осознавая, что всё по-настоящему серьёзно. Потому что Стручок доверял своему противнику из-за близкого знакомства, а ещё он не хотел ранить Мальвокрылую, — душевно, разумеется, — задев того, кто ей дорог. И это было так просто, что даже смешно, до боли где-то под сердцем. Потому что кошка уже знала, кому из всех её близких Стручок мог перейти дорогу, сам того не зная. Знала, о ком не предупредила на вчерашнем свидании, не став говорить обо всём, что с ней произошло за так немного дней. Да, был только один кот, которого знал Стручок из всех, кто был Мальвокрылой близок. Только один кот, который относился к Стручку совсем не так дружелюбно, как Кролик или не знавший речного кота, но ничего против него не говоривший Солнцехвост. Только один кот, которого мог покрывать Кролик, потому что он уже пытался сделать это недавно. И значило всё это лишь одно: Стручка убил Суховей.