Фаворит

Я вызволю тебя из плена, Добыча горькая моя, Несбывшаяся королева Несбывшегося короля. Навстречу жизни безоглядно Иди, не думай о былом – Отныне нет пути обратно Туда, где были мы вдвоем. Я остаюсь – такая доля У всех, кто высоко летал… Прощай. Ты заслужила волю. Не плачь. И злом не поминай. (стихи автора) Когда он понял и осознал, что обречен? Нет, не в эти тяжелые дни, полные молчаливой угрозы в глазах короля. Гораздо раньше – четыре года тому назад. Тогда тоже стояла весна. Последняя весна Анны Болейн… И когда король отдал ему тот жестокий приказ, Кромвель уже не сомневался в двух истинах: первая - он выполнит все, что прикажет ему государь, поскольку тот верит ему больше, чем кому бы то ни было – а именно это и нужно было ему, а вторая - если он потеряет расположение государя – ему придется погибнуть. Король любит лишь до тех пор, пока ему угождаешь… Пример его бывшего патрона, кардинала Уолси, хорошо показал это. Но пример Анны Болейн заставил признать, что любовь короля опаснее неприязни – она ничего не прощает. А значит, и он, Томас Кромвель, взойдет когда-то на эшафот. Он слишком баловал своего короля, выполняя любое его желание, любую прихоть. Он дал ему Анну Болейн, реформированную церковь, новое государство. Но настал тот момент, когда он посчитал вправе что-то сделать и для себя. Тогда, когда понял, что Англией правит он, а не Генрих. Да, это было упоительное чувство, и ничего сильнее и слаще этого он до тех пор не знал. Вкус власти прекрасен тем, что упиваться им можно до бесконечности, но это не пресыщает, а напротив, порождает новую жажду. Разве это не стоит того, чтобы принести себя в жертву? И вот теперь, похоже, время настало… Рассказывали, что Анна Болейн просияла, когда ей объявили день ее казни, и ждала его с нетерпением, словно самого счастливого дня своей жизни. Она устала жить и не чаяла, когда всему этому настанет конец. Он тоже устал. Не от трудов – от бремени, накипью покрывшего его душу. Призраки прошлого все чаше и чаще заглядывали туда… И эта женщина, являясь в ночи, звала, постоянно звала… Интересно было бы знать, встретятся ли они где-то там, вне бытия, и что он ей скажет? Я выполнял долг, к которому меня обязал безумец-король, погрязший в смертных грехах. А потом я презрел его желания в угоду своим. Я изменил королю с МОЕЙ Англией. Я хотел сделать новую Англию, мое творение, лучше. Разве власть нужна не для этого? Это был мой способ любить и упиваться этой любовью. Без нее власть – пустой звук и тяжелое бремя. Король не прощает изменников, Анна, кому, как не тебе, это знать. Пусть даже ты не изменяла ему… Что ж, у меня, подлинного изменника, есть шанс проверить эту истину на собственной шкуре. Так что, жди, Анна. Я думаю, осталось недолго. - Они смотрят на меня, Чарльз, и я вижу – они все знают… Ему казалось, что глаза Генриха светятся в темноте, переливаются лихорадочным блеском. Их безумный, нездешний взгляд пугал и при свете дня, но во мраке он казался еще страшнее. - Они знают, что мы сейчас лежим здесь вдвоем… двое мужчин в объятиях друг друга, обнаженные, как в первый день сотворения человека… - Генрих, кто может знать? Кромвель? Ризли? Они будут молчать, - успокаивал его Брэндон, сам не веря своим словам. - Нет, все они – Сеймуры, Говарды, Поулы… все, кто подбирается к моему трону… И если завтра я казню Кромвеля, это ничего не изменит – на его место придет кто-то другой, кто будет угрожать мне… - У тебя жар, - сказал Брэндон, коснувшись губами его лба. – Ты бредишь. Я должен позвать врача. - Нет, я в своем уме, как никогда, - возразил Генрих, и вдруг безо всякого перехода спросил: - Ты помнишь, как мы играли в детстве в короля Артура? - Господи, когда это было! - Давно… Мне казалось, я об этом совсем забыл, но сейчас почему-то вдруг вспомнил… Ты был Ланселотом, и я посвятил тебя в рыцари Круглого стола… Ты помнишь, какую клятву мне дал? Брэндон невольно улыбнулся и процитировал по памяти: - Клянусь служить тебе верой и правдой, защищать тебя, твою жизнь и твое королевство… Пока за мной не явится смерть… - Ты верен той клятве? – Генрих крепко, до боли, сжал его руку. - Разве это не очевидно? – тихо откликнулся Брэндон. - Я знаю… ты всегда любил меня… - Да, - сквозь спазм в горле ответил Брэндон. Болезненно-горячее тело Генриха жгло ему бок. Проведя рукой по его груди, Брэндон почувствовал под пальцами капли испарины. - Гарри, ты болен, - сказал он с тревогой. – У тебя сильный жар. - Ничего страшного… это скоро пройдет… - Я должен позвать врача, - Брэндон решительно откинул покрывало, пытаясь встать. - Нет! – Генрих схватил его за руку. – Не уходи. Я боюсь, что они придут и заберут меня… Через полчаса король впал в беспамятство. Высвободившись из его безжизненных объятий, Брэндон быстро оделся, отыскал слугу и отправил его за врачом. - Боюсь, у Его Величества нервная горячка, - озадаченно пробормотал доктор Баттс. И с ней ему тоже придется расстаться… Порой не случившееся печалит не меньше, чем случившееся. Несбывшееся… Но чувство вины сейчас давило сильнее, чем грусть, и, повторяя про себя заготовленные фразы, Томас Кромвель ступил на порог покоев королевы. Из передней долетали обрывки болтовни ее фрейлин. - Говорят, леди Ризли поколотил муж… - Здорово же он ее поколотил, раз она который день не показывается на глаза... - А я слышала, она упала с лестницы… - А еще говорят… При его появлении дамы вскочили, церемонно присели. - Я хочу видеть королеву. - Ваше Величество, здесь лорд Кромвель, - объявила Анна Стэнхоуп. – Пройдите, милорд, королева вас примет. Когда он видел ее в последний раз? Кажется, на прошлой неделе. Да, в большой зале во время приема посла императора. Когда она шла в сопровождении своей свиты, он поймал ее взгляд, и не отпускал до тех пор, пока она не поравнялась с ним. Отпустил лишь потому, что она королева, и, согласно дворцовому этикету, должна быть почествована низким поклоном каждого подданного. - Милорд Кромвель. - Ваше Величество. Она словно светилась изнутри, и Кромвель невольно засмотрелся на нее. Хорошо, что она не досталась Генриху, мелькнула мысль. Она смотрела на него, ожидая, что он ей скажет, но переполняющее его ощущение того, как она сейчас красива, мешало Кромвелю приступить к неприятной миссии. Наконец, сделав над собой волевое усилие, он придал своему лицу официальное выражение и начал издалека: - Я надеюсь, мадам, вы в добром здравии и у вас все благополучно. - Спасибо, лорд Кромвель, все хорошо, - с готовностью отвечала она. – Правда, мне жаль, что мой кузен был отослан в Баварию. И это огорчило принцессу Марию. Хотя она и сказала, что не смогла бы выйти замуж за лютеранина – ее опечалил его отъезд. Я знаю. Это было видно по ее глазам… Лорд Кромвель, может быть, вы знаете, с чем связан его внезапный отъезд? - Собственно, с этим я к вам и пришел, мадам, - сказал Кромвель. – Но об этом лучше было бы поговорить приватно. Когда они остались наедине, ему вдруг стало не по себе, и последние остатки былой решимости улетучились. Он не знал, как начать. Он не смел начать – так же, как не смел бы ударить. А она ждала, готовая ловить каждое его слово – губы взволнованно приоткрыты, глаза смотрят пытливо и пристально в безмолвном вопросе. Кромвель глубоко вдохнул и решился – словно шаг в пропасть. - Мадам, дело в том, что в интересах внешней политики король решил расторгнуть союз с Клеве. Поэтому он намерен аннулировать также ваш брак. Ее губы дрогнули, но она не проронила ни слова, лишь нежный румянец мгновенно схлынул со щек. - Причины исключительно политического характера, - повторил Кромвель, - лично к вам у Его Величества нет никаких претензий. - Да… - с трудом выговорила она. – Я понимаю… - Миледи, - голос его дрогнул, но он взял себя в руки и продолжил, стараясь говорить как можно спокойнее и убедительнее. – Я пришел, чтобы проинформировать вас заранее, дабы вы были готовы к такому решению. Должен предупредить, что оно с большой степенью вероятности будет принято в пользу короля. - Как это возможно? – еле слышно спросила она. - Стало известно, что ваша предыдущая помолвка с сыном герцога Лотарингского не была расторгнута должным образом, - отчетливо выговаривая каждое слово, пояснил Кромвель. - Поэтому ваш брак с королем… может вызывать некоторые сомнения. Мы запросили у вашего брата необходимые документы, чтобы изучить их и сделать окончательный вывод. В любом случае, я могу поручиться за то, что ваше имя никоим образом не будет скомпрометировано и ваша честь не пострадает. Когда он закончил, повисла тяжелая пауза. Казалось, воздух в покоях сгустился от напряжения. Кромвель чувствовал, что необходимо сказать какие-то утешительные слова, но ему ничего не приходило на ум, мысли мешались, путались… - Простите меня, - только и смог он сказать, досадуя на себя. - За что, милорд? - Я виноват перед вами… ведь это я втянул вас в этот злополучный брак… - Нет! – вдруг с жаром возразила Анна, вскинув руку в протестующем жесте. – Не извиняйтесь! Это, наоборот… хорошо… - от волнения она не находила нужных слов на чужом для нее языке. Кромвель изумленно взглянул на нее, и его сердце защемило от множества разных чувств, половине которых он и сам бы сейчас не смог дать определения. - Чем же хорошо, мадам? – машинально спросил он. - Милорд, - заговорила она, изо всех сил борясь с собой. – Что бы вы ни говорили, но я рада, что вышла замуж за вашего государя и оказалась в этой стране. Только здесь я смогла узнать, что такое настоящая жизнь! Пусть я не понравилась королю, но многие любили меня и относились с большим уважением. А это для меня очень дорого!.. – рыдания стискивали ей горло, но она продолжала говорить - с болью, с мукой, но горячо и решительно, как, наверное, не говорила еще никогда в своей жизни. - Я здесь узнала так много радости! Вы удивитесь, лорд Кромвель, но за несколько месяцев здесь я прожила целую жизнь! Я даже стала по-другому видеть, дышать, чувствовать! Это так не похоже на то, что было прежде!.. Каждое ее слово вонзалось ему в сердце, било наотмашь - больно и хлестко. Что сказать? Что сделать? Ничего. Только расплачиваться за свой грех, свое преступление. - Простите, милорд, что я все это вам говорю, но я не могу не сказать… - из ее глаз, полных боли и отчаяния, катились слезы, но она, казалось, вовсе не замечала их. – Если я должна буду покинуть Англию – это будет, как умереть… Здесь останется все, что стало мне дорого… Und… Und sie bleiben hier, my lord (И здесь останетесь вы, милорд). Она в смятении закрыла лицо руками. - Анна! – роковое имя против воли сорвалось у него с губ. Последний барьер в нем рухнул, и, повинуясь порыву – чего с ним не бывало уже давно, целую вечность – он привлек ее к себе и крепко прижал к груди. Королеву Англии. Это он сделал ее королевой – и он же ее погубил. Как ту, первую Анну. Он чувствовал, как твердыня плывет у него под ногами, в спину дышит холод могильной бездны. Сквозь гул в ушах он услышал свой голос: - Анна… Прости меня… К кому из них он сейчас обращался?.. Она затихла в его объятиях, лишь изредка чуть слышно вздыхая. - Анна… - повторил он, слушая, как его сердце отсчитывает последние секунды того, что сейчас кончится, так и не сбывшись. За мгновение до непоправимого он разжал руки. Она смотрела на него, словно очнувшись от сна. В ее глазах стояли крупные слезы, но их выражение поразило Кромвеля до глубины души - они горели мужеством и решимостью, не виданными у нее прежде. - Слушайте меня, Анна, - тихо, но твердо сказал он. – Ничего не бойтесь. Я сделаю для вас все, что смогу. Обещаю - вы не пострадаете.