Совокупность случайностей, которую мы называем судьбой

Радуга сияла в небе, возвещая о чем-то торжественном и радостном. Едва тучи рассеялись, солнце устремилось лучами к земле, словно влюбленный, убитый долгой разлукой, тянется руками и всем телом, чтобы соединиться с любимой. И земля жадно принимала эти объятия, щедро отдавая в воздух влагу — дышала. Обито поморщился от боли, которую испытывал всей левой стороной своего тела, и непривычно яркого света, бьющего в лицо, на котором висели осколки маски. Солнце напекало голову, пот и кровь струились по лицу. Проклятая сука! Мужчина бросил взгляд на застывшее на мелководье тело. Он всегда недооценивал бывшую соратницу и теперь поплатился за это. Конан измотала его, вынудила применить дорогостоящую технику, и ей почти удалось убить его. Обито медленно выпрямился. В конечном итоге она мертва. Перед кончиной он поместил Хаюми в гендзюцу, в котором выведал, где покоится тело Нагато. Должно быть её последние секунды жизни были мучительны, Обито постарался ради этого. Каждый предатель, который отворачивается от своих соратников, должен страдать, и — о да! — Конан страдала. Она рассказала ему всё, и даже то, что услышать он не сильно рассчитывал. Итачи и Кисаме. Обито пришел в ярость, когда измученная иллюзорными пытками куноичи выдала ему про мирное соглашение между Аме и Конохой, про то, как Кисаме и Итачи мило гостили здесь несколько дней. Мужчина чувствовал злость вперемешку с непониманием. Кисаме, тот, которому Обито доверял в достаточной степени, человек, неприемлющий ложь, солгал ему! Кисаме, который шел за ним с самого начала и верил в их план, оказался обыкновенной дешевкой. Как это произошло? Как Обито мог так обманываться все эти годы? Почему все, кого он решал подпустить ближе, оказывались предателями? Чего стоили все их разговоры, все заверения Хошигаки в безусловной верности идее? Обито настолько доверял мечнику, что скинул перед ним личину клоуна. Он посвятил его в истинные планы организации, потому что видел в нем союзника, а не тупую исполнительную силу. Обито в какой-то мере даже сопереживал Хошигаки, ведь был свидетелем его душевных терзаний. Как же он был глуп. Почему он забыл о том, что весь этот мир населяет кучка лживых, трусливых людей, вся эта падаль, забывшая об истинных ценностях? Обито выдохнул. Нет... поступок Кисаме закономерен. Обито не должен винить его. Ведь Хошигаки — всего лишь человек, живущий по тем же законам, что и выблядки, причастные к смерти Рин, что и Какаши, что и любой из Хокаге, любой из этой своры, гордо именующейся «шиноби». Придерживая левый бок Обито побрел в сторону святилища. Он заберет ринненган, завещанный ему Мадарой, и вернется в убежище. Там он решит, что сделает со всей этой ситуацией. Там он придумает, как уничтожит Кисаме — не из мести, конечно, нет. Просто потому, что Кисаме этого заслуживает. «Итачи» Ушедшая было злость вновь начала захлестывать мужчину. Из-за идиота Хошигаки все его планы могли рухнуть. Итачи по всем соображениям не должен был выжить. Этот человек слишком непредсказуем, чтобы не брать его в расчет. Он явно задумал что-то, и, по всей видимости, ставки высоки, раз он решил добровольно сдаться Конохагакуре. Вероятно, Итачи захочет повлиять на Саске и увести того из-под влияния Обито. Нельзя этого допустить. Обито пожалел, что не вытянул из Конан больше информации. Каким образом Итачи выжил? Почему болезнь не убила его? Обито знал только, что недуг смертельный и неизлечимый, и Итачи едва дотянул до встречи с братом. Притворялся? С самого начала запланировал все? Можно ли было доверять Хошигаки все это время, или он уже давно спелся с напарником и играл на два фронта? Как же Обито ненавидел этот мир, где лживость, жадность, трусость, зависть и жестокость порождали круговерть вопросов, ответы на которые противоречили друг другу, из-за чего людям приходилось изворачиваться и изменять себе, лишь бы не быть затянутыми в этот круговорот. Лишь бы сохранить «честь». Как же это смешно и жалко. И кроме этого раздражало, ведь эта шваль тянула за собой и Обито, вынуждая его вовлекаться в эту грязь наравне со всеми. «А ведь всего-то и нужно, что держать данное раз слово. Так ведь, Какаши? Ты пообещал оберегать Рин, так просто сдержи слово, что может быть проще?! — подобный вопрос Обито мог задать любому, кого он знал. — Что могло быть проще, Кисаме, чем сохранить верность делу, в которой ты поклялся? Неужели нельзя было просто не предавать? Почему, Нагато, ты в последний момент отвернулся, хотя когда-то сам же и побежал за мной, как побитая шавка?» Обито приблизился к алтарю. Его передернуло, когда он встретился взглядом с мертвецом. Глаза излучали радость. На губах, сухих, как пергамент, застыла улыбка. *** Когда дверь со стоном открылась и раздалось «На выход!» Итачи не сразу понял, что следствие решило не задерживаться с допросом. Он встал, пошатываясь, и сделал шаг по направлению голоса. Его бесцеремонно толкнули в спину, заставляя пошевеливаться. Итачи, поддерживаемый под локти, передвигал ватными ногами. После ухода Какаши прошло не так много времени, и юноша не успел до конца прийти в себя после их разговора. Когда Копирующий покидал камеру, он думал только о том, что Саске знает правду. Когда он сидел, уткнувшись лицом в колени, он думал только о том, что брату всё известно. Сейчас, когда его волокли по длинным коридорам в Разведывательный Отдел, он думал только о том, что Саске теперь знает. Боже мой, он теперь знает, как Итачи виноват перед ним, как он всю жизнь манипулировал им и лгал, толкая на тот путь, который сам Саске не выбирал. Как глупо сложилась судьба: целых восемь лет он потратил на то, чтобы истина никому не стала известна, и в первую очередь Саске. Для чего было всё это? Мадара все равно использует брата в своих интересах, и именно Итачи позволил этому случиться. Только он один виноват в этом. Он не досмотрел, он не просчитал, он... — Сюда. — его толкнули вниз. Нукенин опустился на стул. Послышалось шкрябанье, как-будто заворочались жернова: каменные половинки барьера грузно сомкнулись над его телом, оставляя снаружи только голову. — Капитан, начинаем? — послышалось сзади. Иноичи коротко мотнул головой. — Ждем пока. Через пару минут дверь распахнулась, впуская в зал допросов Копирующего. — Прошу прощения, я опоздал, — произнес он простодушно, вскидывая руку. — Хатаке, — поприветствовал Иноичи с каплей неудовольствия в голосе. Его Группе Анализа было поручено важное задание, и любая мелочь вроде пустячного опоздания немного нервировала. Кроме этого он не понимал, в чем была необходимость присутствия Копирующего на допросах, но Шизуне передала распоряжения Хокаге-самы: дело Учихи беспрецедентной степени важности и нужно задействовать максимальное количество людей. Иноичи не стал возражать. — Рад тебя видеть, — добавил мужчина более сдержанно. — И я, — ответил Хатаке, остановившись подле барьера с заключенным. — Вы пока не начинали? — Как раз приступаем. — Иноичи, не желая медлить, приблизился к пленному и легонько кивнул подчиненным. Менталисты активировали технику, иероглифы на барьере подсветились, насыщаясь чакрой. — Мы сначала запускаем ускоритель, — пояснил Иноичи, оглядываясь на Хатаке, — это позволяет просматривать бóльший объем информации за единицу времени. Джонин опустил ладонь на голову Учихи. — Начинаем, — скомандовал он. Помещение затопило чернотой. Ни звука. Иноичи, быстро приноравливаясь к замедленности тела, по привычке огляделся в поисках ловушек. Иной раз верхние слои сознания могли подкинуть пару-другую сюрпризов, но в этот раз Яманака ничего подобного не обнаружил. — Двигаюсь в сторону подсознания, — произнес он, стараясь сохранять обычную громкость голоса. Собственные слова гулко прозвучали откуда-то сверху. Какое-то время джонин двигался в абсолютной темноте, прежде чем увидеть вдалеке светящуюся проекцию мозга. Он плавно устремился вперед и остановился возле вспученных и скользких извилин. Порой менталисты, особенно начинающие, делясь с ним в личных разговорах о собственных ощущениях, говорили, что испытывают предвкушение перед тем, как погрузиться в чужие воспоминания. «Как будто подглядываешь в щель седзи за молодыми, — объяснял беззастенчиво один новенький чуунин, улыбаясь. — Вся жизнь человека, как на ладони, любой секрет, любые фантазии и помыслы... У вас так же, Иноичи-сан?» Зарвавшегося шиноби начальник осадил, а позже отстранил от службы. Прежде всего Иноичи учил своих подчиненных и дочь с уважением относиться к чужим воспоминаниям. «Всегда напоминайте себе, что вы в гостях, с каким бы человеком вы ни работали» — говорил он. Менталистов, которые скользко шутили и использовали свои возможности ради развлечения, он считал профнепригодными и на службу в свой элитный отдел не брал. Джонин поднял руку и мягко толкнулся в мозг, преодолевая иллюзорное сопротивление тканей. — Погружаюсь. «Акацуки» — мысленно произнес Иноичи, чтобы сразу вызвать нужные воспоминания. *** Солнце в зените, под ногами скрипят деревянные ступени. Он поднимается и останавливается в дверях храма. — У нас пополнение, — раздается в глубине зала. — Учиха Итач-чи... — в шипении Орочимару слышится интерес. Итачи опускается на колено и приносит клятву верности. В углу тускло поблескивает доспех времен Второй Войны. Острие куная прокладывает борозду в более мягком металле протектора, рука ведет оружие уверенно. — Надеюсь, мои умения окажутся полезными для организации... Воспоминание рассеивается, как клубы дыма. Бег. Их окружили. Сандалии скользят в грязи, плащ тяжелый из-за дождя. Дыхание прерывается. Рядом появляется противник, но не успевает что-то предпринять: его голову сносит самехадой, как мяч. На лицо брызгает теплой кровью. — Давай клонами, Итачи-сан, — хрипит Хошигаки, а на лице его широкая улыбка. Губы в крови, он облизывается. Картинка темнеет. Иноичи сосредоточился. «Мадара» — посылает он мысленный запрос. Обстановка меняется. — Твой брат не помешает нашим планам? — Мадара стоит на возвышении, довольно далеко, но уходящие под купол стены усиливают звук его голоса. — Нет, Мадара-сан. Мой брат слишком юн и слаб, чтобы представлять для меня интерес сейчас. — Откуда тебе знать? — со смешком возразил Лидер. — Можно подумать, ты следишь за ним... Картинка расплывается и становится нечеткой, голос искажается, как на зажеванной пленке. Иноичи хмурится, но решает переключиться на следующий эпизод. «Мадара» — повторяет он запрос, рассчитывая запустить новую цепь воспоминаний. Пространство наполняется воплями, в этой какофонии он различает спокойный голос Мадары, но слова разобрать невозможно. Речь то ускоряется, подбрасывая тембр до фальцета, то замедляется, и голос звучит вязко, низко. «Чертовщина какая-то» Иноичи перелистывает год за годом, но не видит ничего, что составляло бы хоть какую-то ценность — воспоминания заворачиваются сами в себя, голоса произносят что-то нечленораздельное. Яманака впервые сталкивается с подобным. Джонин решает вернуться в более отдаленное прошлое, в ночь резни клана Учиха. Меч оттягивает руку. Он вновь поднимается по ступеням, на верхнюю половину дома. Открывает дверь. Луна озаряет комнату: это детская. Постельное белье разворошено, но кровать пуста. Нужно всего лишь прислушаться. Он в несколько шагов пересекает комнату и останавливается возле кровати, задерживая собственное дыхание, чтобы услышать чужое. Меч пронзает одеяло, пробивает матрас и дерево и упирается в пол. Когда он вытаскивает лезвие, на нем следы крови. Он опускается на колени и встречается взглядом с глазами, полными ужаса. Это мальчик лет восьми. Он еще дышит и зажимает рану в своем маленьком теле. Итачи протягивает руку и хватает ребенка за пижаму, вытаскивая наружу. Мальчик хрипит широко раскрытым ртом, не в силах выдавить из себя крик. Итачи придерживает жертву за грудки и заносит танто. *** Иноичи резко прервал технику и вынырнул из сознания пленника. Голова закружилась от такого скачка. Он всё же не в том возрасте, чтобы так делать, но... — Капитан? Яманака проморгался и поднял голову. Подчиненные с непониманием смотрели на него. Сколько же он так уже стоит и молчит? — Вы что-то узнали? — осторожно спросил Тонбо. — Да, — ответил Иноичи, отнимая руку от Учихи и отступая на полшага. — Вернее, не совсем, — поправился он, окончательно приходя в себя. — На воспоминания заключенного, по всей видимости, наложена какая-то техника, которая искажает их и не дает прочесть. Думаю, нам понадобится провести гораздо больше сеансов, чем я предполагал изначально. Яманака вновь обратил взгляд на Учиху. Тот все это время не поднимал головы. — Учиха, ты расскажешь добровольно...? — Иноичи старался сохранить голос бесстрастным, но после последнего увиденного эпизода это давалось с трудом. Он всякое повидал, но от подобного за последние, относительно мирные, годы успел отвыкнуть. Перед глазами стоял образ дочери в восьмилетнем возрасте. — Что ж, — вдруг вмешался Какаши, поглядывая на часы, — прошло полтора часа... «Полтора часа?! Не может быть» Яманака бросил взгляд на огромный циферблат, висящий на одной из колонн. Так и есть. — Хех, никто и не предполагал, что это будет легко, верно? — произнес Хатаке, заметив заминку в поведении коллеги. — Я не умаляю твоих навыков, Иноичи, но просто... Учиха Итачи отступник S-ранга и мастер иллюзий. Мы должны были ожидать подобные сложности. — Возможно, в Отделе Пыток ему развяжут язык быстрее, — ответил Иноичи с несвойственной для него жесткостью. Какаши промолчал. Они оба знали, что Группа Анализа должна сделать максимум, чтобы выудить из заключенного нужные сведения посредством ментальных техник. И лишь потом, в случае полной неудачи, передать того в руки Ибики. — Отменяйте барьер, — подал команду Иноичи. Каменный «фартук» разъехался в стороны, двое АНБУ подняли Итачи со стула и направились вместе с ним к выходу. — Я подготовлю отчет и передам с кем-нибудь из ребят. Дам тебе знать заранее, когда будет следующий допрос, — проговорил джонин, обращаясь к Копирующему. Хатаке рассеянно помахал рукой и вышел вслед за конвоирами. — Капитан... Яманака повернулся к сотрудникам. — Вы... вы видели, что произошло той ночью? — спросил Тонбо. — Тц, Тонбо! — прикрикнул на него Маваши. — Не по протоколу! — а сам из-за очков наверняка поглядывал на Иноичи. Джонин решил не распалять любопытство подчиненных. — Я мало, что смог понять, — честно сказал он. — Меня выбросило, когда Учиха... занес меч над ребенком, — мужчина не стал рассказывать, что сам разорвал ментальную технику на этом моменте. Тонбо прикусил губу. — Я слышал голоса, запах крови... вообще, увиденное напомнило мне сейчас об одном случае. Мы допрашивали как-то женщину почтенного возраста, ей было под девяносто лет. Она страдала нейродегенеративным заболеванием. Маваши, может, помнит... — Да, капитан. — ...тогда тоже было что-то подобное: воспоминания рыхлые, дырявые, куча ложных, к тому же. Но Учиха довольно молод, чтобы болеть чем-то подобным. — Он сумасшедший, — проговорил Тонбо, — у таких, как он, свой, больной склад ума. — Тонбо-о, теме — протянул Шимон, впервые подавая голос, — ты видел его медицинскую карту, чтобы говорить так уверенно? Скорее всего дело в каком-то барьерном дзюцу. — Пока рано делать выводы, — проговорил Иноичи, забирая папку с делом Учихи. «Хотя, Тонбо, я не могу с тобой не согласиться. Никто в здравом рассудке не может пойти на подобное и остаться после этого человеком» — подумал джонин, выходя из зала допросов. *** Покинув Конохагакуре-но-Сато в статусе отступника Итачи, первым делом, озаботился тем, чтобы наложить защиту на содержимое своей памяти. Всю свою отступническую жизнь он проводил в бегах, за ним охотились АНБУ и ойнины практически всех государств. Попадись он им в руки — на допросах его бы жалеть не стали. И если физическую боль Итачи был в силах перенести, то от проникновения в воспоминания он не был полностью застрахован. Да, в силу клановых особенностей он обладал некоторой невосприимчивостью к гендзюцу, поэтому мог не опасаться техник, которые обычно применялись для добычи сведений — они не были настолько же мощными, как техники мангекьо шарингана. Но менталисты продолжали представлять для него определенную угрозу. Они не использовали гендзюцу в своих методах, хотя применяли ту же инь-чакру, и действие ментальных техник также было тесно завязано на работе мозга. Но, если мастера гендзюцу сообщали органам восприятия ложные сигналы и заставляли человека воспринимать иллюзию, как объективную реальность, то менталисты «подключались» к мозгу и перенимали результаты работы цепочек нейронов, воспроизводя эти результаты уже в собственном сознании. Иными словами, ментальные техники действовали прямо противоположно гендзюцу. Гендзюцу — инструмент ввода, ментальные техники — инструмент вывода. В связи с этим резонно предположить, что, если менталист, подключившийся к сознанию другого субъекта, воспринимает все сигналы, поступающие в чужой мозг, как свои собственные, значит, он подвержен любой технике, которая будет наложена на объект его исследования, в том числе гендзюцу. Таким образом, наложенная на самого себя иллюзия будет действовать и на менталиста. Достаточно только внушить себе ложные воспоминания на время допроса, чтобы менталист считал их и при этом не заподозрил ничего лишнего. Проблема была в том, что Итачи, как и любому другому человеку, необходим был прямой зрительный контакт с мангекьо шаринганом, то есть — с собственным отражением. Понятно, что в условиях плена такое вряд ли будет возможно. Значит, необходима была техника, не уступающая иллюзиям мангекьо шарингана по пробивной силе, такая, которая могла бы подействовать и на Итачи, несмотря на его невосприимчивость, и при этом не требующая глазного контакта. Так родилась утаката* — техника, изначально не задумывающаяся, как боевая. Она уступала иллюзиям мангекьо по мощности, но зато её можно было применить на себе самом в критической ситуации. И все же этого было недостаточно. С военных времен пленным Учихам в первую очередь повреждали или закрывали глаза, а для использования утакаты зрение по-прежнему было необходимо. Нужна была такая техника, которая действовала бы, останься Итачи без зрения вовсе. Выбор юноши пал на фуиндзюцу. В «Корне» он усвоил неплохую базу по этому направлению, и впоследствии ему хватило пары недель, чтобы создать маленькую и изящную печать, и поместить её чуть ниже макушки, скрыв под покровом волос. Сконструированный им джуин работал на инь-чакре и с использованием некоторых скопированных Итачи молниевых техник. Во время активации печать взаимодействовала с мозгом и вносила помехи в электрические связи нейронов, искажая воспоминания. Для активации печати достаточно было небольшого направленного в область макушки потока чакры. Кроме того, что джуин было невозможно обнаружить при обычном визуальном осмотре, она была недоступна для сенсоров и бьякугана, поскольку в момент активации аккумулировала ничтожно малое количество чакры, гораздо меньшее, которое концентрировалась в тех же тенкецу. Это достигалось за счет того, что печать взаимодействовала с такими крошечными объектами, как нейроны. Для сравнения, чтобы использовать чибаку тенсей, нужно затратить громадное количество сил, ведь чакра манипулирует предметами, обладающими различной массой, подчас очень большой. Чтобы создать теневого клона, необходимо также задействовать внушительный объем чакры, ведь из неё создается вполне материальная человеческая копия. Нейроны на фоне этого — пыль. Поэтому ни Неджи, ни Хината во время пребывания в Аме не увидели никаких аномалий в системе чакры Учихи, о которых стоило бы сообщить. Кроме того, активированная печать продолжала работать даже после потери сознания, потихоньку расходуя несущественное количество чакры, что было очень удобно и вполне достаточно для защиты воспоминаний от чужого проникновения в сознание. В какой-то момент Итачи захотел переписать печать, чтобы подавить нежелательные эпизоды прошлого и для себя самого: за ним длинным кровавым следом тянулось достаточное количество воспоминаний, которые он предпочёл бы забыть. Однако он не был так искусен в фуиндзюцу, и на модернизацию джуина потребовалось бы потратить немало свободного времени, которого у него попросту не осталось с присоединением к «Акацуки». Позже Итачи и вовсе отложил эту идею, научившись жить с демонами прошлого. В конце концов печать была лишь подстраховкой на тот мизерный, маловероятный случай, если Итачи когда-нибудь попадет в плен. Учитывая, что это в его планы не входило, шансы были смехотворны. Но судьба любит шутить. *** Лес стремительно расступался перед ним, ветви хлестали по керамической маске. Мужчина притормозил, прислушиваясь. Что-то шоркнуло слева, и он бросился в ту сторону. Тяжелые полы плаща захлопали, приводимые в движение резкими потоками воздуха. Шиноби вновь остановился и прислушался. В темноте раздался смешок. — Здравс-ствуй, Терай-сан, — прошипел Кабуто, не показываясь на свет. За одним из деревьев блеснули стекла очков и тут же померкли. — Чем обязан? — Я с предупреждением от Данзо-самы. — произнес шиноби негромко. — С-старик давно кормит червей. — Но его поручения в силе. — Интерес-сно. — сказал Кабуто после недолгого размышления. — Продолжай. — Анко Митараши идет по твоему следу. Кабуто разочарованно хмыкнул и вышел из тени деревьев. Если бы Терай мог испытывать эмоции, он бы поразился тому, какие сильные изменения произошли с его бывшим товарищем по «Корню» с того момента, когда они виделись в последний раз. — И ты выслеживал меня несколько недель, чтобы только сообщить о том, что мне извес-стно? Почему я должен верить тебе? Может быть, ты предатель, переметнувшийся к Хокаге, и теперь разнюхиваеш-шь здесь что-то? — Я всегда буду верен только Данзо-саме, — произнес собеседник, не меняясь в голосе. Кабуто облизнулся. — К сожалению, я не могу быть уверен в твоих словах, как бы мне того ни хотелос-сь... — с наигранным сожалением произнес он. — Последние годы «Корень» славился предателями. Я тому подтверждение, — саркастично улыбнулся Якуши. Он уже просчитывал тройную траекторию, с которой совершит нападение, как вдруг в его голову пришла интересная мысль. — Или взять Итач-чи Учиху... я слышал, он здравствует и отдыхает в Конохагакуре. Помнитс-ся мне, задачей «Корня» было ликвидировать нукенина... а он все ещ-щё жив... что это, как не свидетельство неис-сполнения с вашей стороны? Терай, который в свою очередь просчитывал алгоритмы контратаки и отступления, немного подумал, прежде чем ответить все тем же безэмоциональным и механическим тоном: — «Корень» расформирован, многие действительно перешли под прямое управление Хокаге. Верных Данзо-саме людей осталось немного. Часть из них попытались осуществить нападение на Учиху... — Яс-сно... — протянул Якуши, перебивая. — Стоило с-старику умереть, как стала очевидна ценность всего вашего подразделения. Терай пропустил насмешку мимо ушей. Он заметил, что Кабуто, кажется, передумал нападать. — Ты тоже преследуешь какой-то интерес в этом вопросе? — дипломатично спросил шиноби, немного расслабляя ладонь, которой сжимал рукоять катаны. От Кабуто не ускользнула эта небольшая перемена в собеседнике. «Хочет с-сотрудничать. Но действительно ли мне это нужно?» Мысли были отточены, как движения хирургического скальпеля. Обито все ещё не доверяет ему. И правильно делает, впрочем. Но Кабуто был весьма заинтересован в том, чтобы заслужить его лояльность и упрочить их шаткий союз. Помощь в убийстве старшего брата Саске могла бы быть шагом на пути к этому. А уж до чего сам Кабуто хотел заполучить себе Итачи в качестве послушной марионетки... — В какой-то с-степени да...