Совокупность случайностей, которую мы называем судьбой

Если акулу в воде перевернуть на спину, она впадёт в тоническую неподвижность. Из-за дезориентации в пространстве у неё наступает паралич на несколько минут, и в течение этого времени акула не реагирует ни на какие раздражители. Как раз у своих призывных животных Кисаме подсмотрел идею для ниндзюцу, которое позволяло ему сливаться с Самехадой. Эта техника была близкородственна технике замещения и требовала высокой концентрации от пользователя: состояние симбиоза с мечом было глубоко медитативно. Кроме этого, ниндзюцу требовало немалых расходов чакры. В том состоянии, в котором находился Хошигаки внутри Самехады, замедлялись все естественные процессы организма, и мужчина держался на одних только внутренних резервах. Помимо этого, энергия тратилась на конвертирование информации, получаемой извне при помощи чакры, в конкретные мыслеобразы, а также на то, чтобы находиться в сознании, быть способным воспринимать и запоминать поступающие данные. Поэтому большинство времени, находясь в слиянии с Самехадой, Хошигаки «дремал»: его сознание впадало в оцепенение, звуки рассеивались. Когда он очнулся в очередной раз, снаружи раздавались крики, всплески и шум борьбы. Самехада вибрировала, возбужденная присутствием мощной чакры, очевидно, восьмихвостого. Хошигаки понадобилось какое-то время, чтобы полностью включиться в происходящее и начать воспринимать внешние сигналы. — Эй, человек-осьминог, спасибо, даттебайо! «Это ж тот пацаненок, джинчуурики кьюби». Кисаме напрягся. Сколько времени он провел в отключке, если на остров уже успели прибыть новые люди? Это совсем не входило в его планы: он уже собрал основной массив информации и сейчас только поджидал удобный момент, чтобы сбросить маскировку и покинуть остров, желательно вместе с джинчуурики восьмихвостого. Что ж, раз кьюби тоже здесь, это можно включить в разведывательный отчет — удобно, что все яйца в одной корзине, и Мадара, вероятно, не упустит возможности захватить сразу двух хвостатых. За то время, пока Кисаме отвлекался на размышления и между делом прикидывал план отступления, шиноби снаружи вели разговор. Кисаме вновь сосредоточился. — Да, райкаге-сама присылал птицу, но толком ничего не объяснил. Кто-то из «Акацуки»? Довольно странное решение, скажу я вам. Голос джинчуурики хачиби раздался, как обычно, где-то рядом, возле затылка, как если бы у Хошигаки в состоянии симбиоза с мечом был затылок: — Это не тот пижон, который сдуру полез на рожон? — молчание. — Похожи, как парные клинки! Я и со вторым готов поразмять кулаки! Так в итоге... это че за паря, и притащили вы его сюда не зря ли? Самехада тихонько заворчала, передавая мечнику знакомую чакру. Словно говорила: «Хозяин, ты только погляди, кто здесь!» «Итачи-сан!» — Итачи Учиха — ценный источник сведений о нашем противнике. Недавно в Коноху проник шпион «Акацуки» с целью его устранения, и Советом Каге принято решение продолжать допрос в месте, недоступном для лазутчиков, — ответил еще один голос. Вот оно значит как. Кисаме почувствовал радость с примесью неверия. Итачи-сан! Он выжил и сейчас в плену у Конохагакуре! Но как это возможно? Он вспомнил, как медики Скрытого Дождя в разговорах с Хошигаки только пожимали плечами и не давали обнадеживающих прогнозов. Мечник ведь с такими усилиями вытащил напарника из могилы, и у того всю дорогу на лице было написано, как ему опротивело жить. Почти всё время, пока они провели вместе после сражения в Убежище Учиха, Итачи либо кашлял кровью, либо лежал без сознания. И в Амегакуре, по словам медиков, ему лучше не стало. Уходя из Скрытого Дождя, Хошигаки был уверен, что Итачи не жилец. Но он хотя бы избавился от переживаний, что напарник испустит дух в каком-нибудь грязном трактире или загнется на очередной стоянке, или его сожрет Зецу, в конце концов. Кисаме надеялся, что последние дни Итачи не будут осложнены бегами и лишениями, и ирьенины сделают все возможное, чтобы оградить пациента от страданий. Хошигаки, покидая Аме, смирился с тем, что больше никогда не увидит напарника, и их пути, разошедшиеся друг от друга, словно рикошетом, не пересекутся. Но понимание било набатом: «Итачи-сан жив! Жив!» Такие же чувства были у Хошигаки, когда он присел над неподвижным телом среди развалин и услышал слабый стук сердца — самый оглушающий звук на свете. Что это были за чувства? Радость? Внутреннее успокоение? Или напротив — эйфория? Нужно сосредоточиться, иначе он растратит последние остатки чакры, и тогда неизвестно, что произойдет с его телом: он мог как раствориться в Самехаде, утратив личность, так и разъединиться с ней с неопределенными последствиями. Проверять не хотелось, поэтому Хошигаки заставил себя успокоиться. Очевидно, Итачи всё ещё жив по одной простой причине — он сам того захотел. И сейчас он в плену у Конохагакуре, потому что это часть какого-то его замысла, Кисаме был в этом уверен. Что беспокоило сильнее: Мадаре, по-видимому, теперь известно, какую подлянку устроил ему мечник. Отсюда и вылазка в Коноху, отсюда и попытка убить Итачи-сана. Чем же напарник так насолил Лидеру? Внезапная мысль пронзила Кисаме: путь в «Акацуки» ему заказан. Мадара теперь знает, что Кисаме солгал ему, когда сказал, что избавился от тела. И Хошигаки понимал, что это не тот случай неповиновения, когда начальство ограничивается выговором. Лидер был в ярости, когда говорил о предательстве Конан, мечник был тому свидетелем. Вероятно Итачи-сан предвидел, какая участь ожидает его спасительницу, и покинул Скрытый Дождь заблаговременно, чтобы не встретиться с Мадарой. На фоне этих умозаключений Кисаме осознал, что теперь ему некуда возвращаться. Если он появится в «Акацуки», Лидер избавится от него, как от жалкого предателя, в этом не было никаких сомнений. Воспоминания накрыли мужчину волной: вот он стоит, держа руки перед собой, и противный визг доносится откуда-то снизу, прямо из-под толстого тела Фугуки, лежащего у его ног — это Самехада оплакивает хозяина. Круг замкнулся? Готов ли Кисаме сам к подобной участи — позорно пасть за измену? Когда-то он ликвидировал целый отряд людей, которые без опаски готовились ко сну, не боясь остаться перед ним беззащитными. Он совершил это, лишь бы не допустить утечки информации. А после Кисаме без доли сомнений расправился с Фугуки с мыслью, что всё воздается и всё закономерно. А сейчас он ничем не лучше Суиказана, выходит? И всё же. С тех самых пор, как Хошигаки с головой окунулся в эту зловонную, вязкую жижу под названием «ложь» и «долг шиноби», он едва ли совершал хотя бы один верный поступок. Но с недавних пор был уверен: спасение Итачи-сана было чем-то правильным. Что же им двигало в те первые секунды, когда он стоял под дождем и прикидывал, не лучше ли будет ничего не предпринимать каких-то пару минут? Посттравматический синдром? Не хотел снова пройти через убийство того, кто доверял ему? Или, может быть, это была надежда на что-то иное? Может быть, он снова позволил иллюзиям заворожить его, обманулся тем, что возможна какая-то альтернатива? Нет, разумеется, нет. Он ведь пробовал однажды. *** Учиха снова не мог дышать: его впалая грудная клетка ходила под тканью, как поршень, но воздух проходил через гортань тяжело и со свистом. Хошигаки по-хозяйски перевернул напарника на грудь, задрал футболку и приложил медицинскую печать между острых лопаток. Формула зашипела, расходуя заряд и испаряясь с бумаги. Итачи задышал наконец и перекатился на спину. Сухие веточки и бурая грязь прилипли к щеке и одежде. Кисаме молча поднялся и начал собирать хворост для костра: нынче зима, и ночи суровы к путникам. Напарник продолжал лежать на стылой земле, уставившись невидящим взглядом в уходящие маковки сосен. — Спасибо, Кисаме, — проговорил Итачи, сглатывая горечь во рту. — Ты встал бы, — ответил Кисаме, нарезая круги между деревьев и выискивая шишки для растопки. — Земля холодная. «Земля холодная». Кисаме передернуло от прозвучавших пророчески слов. Он выпрямился, глядя на Учиху. Тот уже сидел и вытряхивал лесной мусор из волос. Сколько ему? Девятнадцать лет? Двадцать? Примерно в этом возрасте сам мечник только примкнул к «Акацуки», и еще некоторое время работал на вольных хлебах, пока у организации не было постоянного потока заказов — хлебнул пьянящей воли. А до этого, в бытность шиноби Кровавого Тумана, успел и девок полюбить, и с пьяными вусмерть товарищами пошуметь в трактирах. А что Итачи-сан? «Земля холодная». В памяти до сих пор рука, белая, как свеженаложенный бинт. Ведет по хитай-ате кунаем, даже не дрогнет. Мальчишка ведь, обычный тринадцатилетний мальчишка. В Скрытом Листе многие ребята его возраста, как Хошигаки слышал, только выпускались из академии. Итачи почувствовал внимательный взгляд. — Что, Кисаме? — спросил он, набрасывая на плечи плащ. Мечник даже не стал подбирать слова: — Может, пошлем это всё, а, Итачи-сан? — проговорил он, сам не зная, как это у него получилось. Учиха непонимающе выгнул бровь. Доля секунды прошла, и непонимание на его лице сменилось осознанием. Кисаме набрал в легкие воздуха, прежде чем Итачи успел открыть рот и что-то ответить: — Неужели тебе это всё не осточертело, а? — начал мечник, предусмотрительно не глядя в глаза Учихе и не давая тому возможности разразиться резкими словами. — Мне вот остопиздело всё, Итачи-сан, ты даже не представляешь как. Я не этого, блядь, хотел, понимаешь? Кем я стал? Для чего всё это? — А кем ты хотел стать? Землепашцем? — холодно перебил Итачи, не меняясь в лице. — Или фермером? — Да, а, может быть, и фермером, — зло сплюнул Хошигаки. — Живут же люди... нормально, — выдохнул он, — свой дом, огород, скотина... — Ты нездоров, кажется, — проговорил Итачи. — Мы все нездоровы. Ты, что ли, здоров? Ты, что ли, нормальный? — Я не намерен продолжать этот разговор. — Ты думаешь, я не вижу? Не понимаю? — Хошигаки выбросил хворост и приблизился к Учихе. — Несешь себя на смерть, как на алтарь. — Итачи прикрыл глаза. Кисаме стоял над ним, ожидая удара, но удара не было, и это ощущение самоубийственной вседозволенности кружило голову. Мужчина присел прямо перед напарником. Глаза Итачи по-прежнему не открывал, и мечник понял, что тот дает ему последнюю возможность выговориться. — Я не знаю, что у тебя там произошло с кланом, с братом, — продолжил он, впервые поднимая негласно запретную тему, — но я сейчас вдруг понял, что всё может быть по-другому, если мы захотим. Мы могли бы... да мы сейчас у черта на залупе, мы можем скрыться, исчезнуть, понимаешь? Мы могли бы... послать всё это к биджуу. Я никогда не думал об этом, но вот сейчас... — Кисаме замолк. Что-то прошуршало за спиной у мечника, и Итачи метнул сюрикен. Хошигаки глянул краем глаза — радужки черные. И на том спасибо. Он собрался подняться и посмотреть, кто попался на ужин. — Кисаме... — осторожно проговорил Итачи, прежде чем напарник встал. Хошигаки замер. Глаза в глаза. И что там на дне чужих плещется — сам старик Рикудо не разберет. — Не нужно больше. Хорошо? Кисаме сухо кивнул. *** После этого они ни разу не вспоминали тот разговор. Хошигаки тогда всю ночь пролежал, глядя в костер. Дым забивался в жабры, раздражал слизистую, но он так и не перелег на подветренную сторону. И впоследствии, вспоминая, он как-то стыдился, что позволил себе подобную слабость. Он задвинул этот разговор в самый дальний уголок своей памяти. Еще и потому он не любил вспоминать его, что в ответе Итачи прозвучала просьба. Напарник не высмеял его, не проигнорировал. Напротив: он его выслушал и попросил больше эту тему не поднимать. И Кисаме понял тогда, что для Итачи нет альтернативы. Что упрямый Учиха уже всё для себя давно решил. Что он, как дух бесплотный, привязан к бренной земле каким-то своим незаконченным делом, и со стороны Хошигаки что-то высказывать по этому поводу — кощунство, словно притрагиваться к намоленной святыне. В первый раз Учиха стерпел и выслушал. Во второй раз не станет. И сейчас вновь этот злосчастный разговор стоял перед глазами. На что Кисаме тогда рассчитывал? Устроил, тоже. Насколько же сбиты его ориентиры, если он бросается от одного к другому? То клянется в верности «Акацуки», то подбивает напарника смотать удочки. То тащит Учиху на хребте, продумывает, как будет скрываться от вездесущего Зецу, то спешит обратно, в организацию, отправляется на задание. Даже Самехада, видимо, под стать хозяину — присосалась к хачиби, предала его... Хорошо, наверное, быть Учихой, подумалось Кисаме. Хорошо, наверное, иметь цель. У Мадары — мир на земле, у братца Итачи-сана — уничтожить Конохагакуре. У самого Итачи... тоже, наверное, что-то есть, какая-нибудь великая жертва. Не может не быть. Иначе не был бы сейчас здесь, а лежал в холодной земле, как давно того и хотел. Но ведь и у Кисаме была цель, разве нет? Он столько лет отпахал в «Акацуки». Ради чего-то, наверное? Ради мира во всем мире, ради лучшего мира. Лучшего, чем этот. Мира, где он не убивал ударом в спину, не убивал безоружных, почти гражданских. Кем уж там были эти ребята? Из шифровального отдела. Наверное, ничего острее листа бумаги в своей жизни в руки не брали. Хотя, может, он преувеличивает, они ведь тоже были шиноби. Но они не сопротивлялись, когда он расправлялся с ними. А той девчонке он даже, может быть, понравился, кто теперь знает? «Хошигаки-сан, почему ты не ешь вместе с нами?» — Думаешь, спрятался? Что? Он снова отключился? Сколько же он провел времени так? — Вы чувствуете чужую чакру? — крикнули снаружи. «Не может быть! Наша с Самехадой чакра идентична. Он никак не мог узнать, что я здесь!» Кисаме стряхнул с себя оцепенение. — Это не чакра! Это что-то... вроде злого присутствия или типа того! Это та штука! Сознание отозвалось болью, когда Кисаме сконцентрировался, отторгая меч. *** Он лежал среди осколков камней, отброшенный мощным ударом. Игловидные отростки шкрябали по земле, изо всех сил стараясь приподнять и перевернуть тушу. Голова гудела — он слишком резко начал разрывать симбиотическую связь с Самехадой. Хошигаки огляделся, с трудом ворочая шеей, и увидел шиноби в облегающем зеленом костюме, сразу узнав его. Схватка с придурковатым мастером тайдзюцу могла бы быть интересной. Но у него сейчас есть другие дела. — Это же гигантский иглобрюх! — воскликнул его давний противник. Хошигаки чуть не рассмеялся. Всё происходящее казалось театром абсурда, за исключением двух важных вещей: он должен закончить миссию и отыскать Итачи-сана. Кисаме вновь сосредоточился на внутренних ощущениях. Самехада начала отделяться от него с влажным хрустом — с таким же хрустом он вскрывал крабам панцири, когда был мальчишкой и в голодное время промышлял поиском еды на пляжах Киригакуре. Мечник услышал возгласы отвращения. Плевать, он уже давно не обращает внимания на подобное. Самехада окончательно отделилась от тела Кисаме и ринулась к джинчуурики восьмихвостого. Гнусная предательница! Ощутить ещё раз на своей шкуре подобное было неприятно. Вот же, какая ирония: меч, которому Кисаме доверял свою жизнь в бою, снова бросил его. «Это всего лишь меч, — успокоил себя Хошигаки. — Не разумное существо, а тупое животное, которое рыщет в поисках лучшей жратвы». Из последних сил мужчина рванулся вперед, падая в воду, и ухватился за ускользающее древко Самехады, игнорируя шипы чужого теперь оружия. Искрящаяся чакра восьмихвостого мгновенно заструилась в его теле. Он с наслаждением прогнал воду через жабры, отфильтровывая кислород. Так бы и оставался здесь, в воде, хоть целую вечность... Но нужно закончить дела. Он отпустил Самехаду и осторожно вынырнул. — Секретная техника: каменные иглы! Кисаме прикрыл грудь предплечьем, и в руку вонзились кунаи. Он снова ощутил прилив сил. «Как удобно». В следующее мгновение он отразил атаку шиноби в зеленом — довольно напористую, но недостаточно мощную, чтобы как-то помешать ему сложить печати. Кисаме ощутил пальцами ног, как вода в озере забурлила и начала подниматься со дна, влекомая потоками чакры. Мечник вытянул руку, задавая сотворенной акуле направление. — Проклятье! Он уходит! Акула взвилась из озера и ринулась на противников. Дорогу перегородило щупальце, но акула резво вильнула в сторону и направилась в чащу леса. *** Ямато нёсся сквозь заросли, опасаясь не успеть. Все же нужно было послушать Мотои и поместить Учиху в заброшенных пыточных пещерах, подальше отсюда! Но Ямато казались такие меры излишними, и он просто сотворил клетку неподалеку от их жилищ. К слову, Наруто и этим был недоволен, и ему пришлось объяснить, что они вызовут подозрение, если попросят для преступника жилое помещение — им необходимо поддерживать легенду нукенина, тем более он сам настаивал на этом. Теперь Ямато спешил к Учихе. Он предполагал: раз здесь акацуки, то он попытается ликвидировать потенциальный источник утечек. Мужчина пока не был уверен, что ему делать, но он точно знал: клетка защищена печатью только для вида, а Итачи ограничен блокираторами чакры. Если его попытаются убить — он даже не сможет защитить себя. Шум раздался откуда-то слева. Создавалось ощущение, будто гигантский бур прореживает чащобу. Ямато в разы ускорился и вынырнул из зелени, приземлившись прямо перед клеткой. Он сложил печать, и деревянные прутья, извиваясь, уползли в землю. Шиноби подскочил к Учихе и стал торопливо избавлять его от цепей. — Что происходит? — Учиха поднялся с деревянного настила, чтобы Ямато было сподручнее. Повязку с его глаз сорвали, и перед лицом возникло напряженное лицо Тензо. — Здесь «Акацуки», — пояснил мужчина, все еще борясь с кандалами. Итачи с изумлением заметил, что его собираются освободить и от чакроподавляющих браслетов. — Без чакры ты не сможешь защитить себя, — ответил Ямато на немой вопрос нукенина, сам в это время стараясь не думать о том, правильно ли он поступает. — Известно, кто это? — спросил Итачи, впрочем, уже строя догадки. Вряд ли это Мадара: Тензо назвал бы его по имени. Вряд ли это Саске или кто-то из его команды, в этом случае шиноби также выразился бы иначе. Либо Зецу, либо... — Мечник Тумана, — только и успел ответить Ямато. Шум в глубине чащи усилился и в лагерь ворвалась гигантская водяная акула, прошив один из домов насквозь. Ямато отпрянул, чтобы занять позицию сверху и атаковать мечника. Он ожидал, что Учиха последует его примеру, как только к нему вернется способность двигаться в полную силу. Но вместо этого Итачи занял атакующую стойку. «Что он творит?!» Учиха чувствовал, как чакра приятно разливается по его телу — порядком забытое ощущение. Не сводя глаз с устрашающе разинутой пасти, несущейся прямо на него, он сложил печати и набрал воздуха в легкие, с удовольствием подмечая, как без усилий ему теперь это дается. Вода зашипела, налетев на плотную огненную струю. Ямато защитился деревянным щитом, чтобы брызги кипятка, летящие как снаряды во все стороны, не попали на открытые участки кожи. Пространство вокруг заволокло горячим паром. Он разливался между деревьев, как молоко. Когда видимость нормализовалась, Ямато убрал щит и взглянул вниз. Итачи и Кисаме стояли друг напротив друга. — Привет, Итачи-сан, — произнес Хошигаки, скалясь в улыбке. — Я скучал. Пользуясь моментом, Ямато поднял руки, чтобы сложить печати и применить технику удушения древесными корнями. На его ладони легла рука. — Позвольте мне самому решить вопрос, Тензо-сан, — проговорил Итачи. По-видимому, Учиха успел создать теневого клона. Ямато помедлил, но все же слегка кивнул и разомкнул ладони. Памятуя о давней традиции, сложившейся за годы их напарничества, Кисаме заговорил первый: — Рад, что вы живы. — Для чего ты здесь? — спросил Итачи, игнорируя явно издевательское вежливое обращение бывшего напарника: Хошигаки говорил с ним особенно учтиво в первое время их совместной работы, чтобы подчеркнуть их разницу в возрасте и происхождении. — Да так, прогуляться реш... Их разговор прервал воинственный клич, доносящийся сверху и усиливающийся с каждой секундой. На поляну грузно приземлился Гай. — Что у нас тут? — вскрикнул он, выпрямляясь. — Двое на одного? Это вызов для великолепного Изумрудного Зверя Конохи! — Какой ты надоедливый! — прорычал Кисаме. — Высвобождение воды: пять голодных акул! — Высвобождение воды: пять голодных акул! — раздалось позади Гая. Он, понимая, что не успеет блокировать еще и атаку с тыла, подпрыгнул. Но акулы не стали преследовать его. Наоборот, техника, посланная Учихой, перерезала путь акулам Хошигаки, и ниндзюцу, равные по силе, погасили друг друга. Пространство оросило брызгами. Оказавшись вновь внизу, Майто окинул внимательным взглядом сперва Хошигаки, затем Учиху. — Кажется, я понял, — изрек он. — Вы не хотите, чтобы между вами вмешивались. — Верно мыслишь, башка, — оскалился Хошигаки. Гай снова задумался на несколько долгих секунд, после чего его лицо вновь озарила сияющая улыбка. — Вы — два вечных соперника, как мы с Какаши! — сделал вывод Гай. — Я вижу, как пылает в вас огонь соревновательного духа! «Ну же, Ямато, почему ты медлишь?! Сделай что-нибудь, пока я их отвлекаю!» — Гай-сан, я прошу вас не мешать, — произнес Итачи, внимательно следя за бывшим напарником и стараясь не щуриться: правым глазом он мог различать только свет, а зрение на левом не улучшилось с момента операции. Силуэт Кисаме расплывался пятном. К этому моменту подоспели остальные. Мечник, понимая, что другие шиноби поспешат вмешаться, вновь призвал акулу. — Встретимся на побережье, — произнес он, обращаясь к Учихе. Акула ринулась вверх и исчезла за деревьями. — Они уходят вдвоем! — крикнул Аоба, складывая печати. Огненный шар прожег борозду в густой лесной подстилке и помчался на Учиху. Когда пламя иссякло, пленника на месте не оказалось. Мотои с отчаянием в голосе прокричал: — Скорее! Если они уйдут за границы острова, всё потеряно! Даже я не смогу выследить их после этого! К Ямато, продолжавшему сидеть в засаде, вновь обратился клон Итачи: — Мне придется задержать вас, чтобы это выглядело убедительно, — сказал он. — Вы могли бы одолжить мне метательное оружие? Ямато коротко вздохнул, отстегнул от жилета патронташи с кунаями и сюрикенами и протянул их Учихе. — Нападай, — произнес он. *** Кисаме стоял по колено в воде и ждал. Ожидание продлилось недолго: прямо перед ним взвился сноп брызг — мужчина увернулся от удара снизу и отпрыгнул, концентрируя чакру в ступнях. Он проскользил по водной глади пару метров и остановился, наблюдая за противником. — Тебя подлатали, я смотрю, — произнес Хошигаки, отмечая за Итачи более здоровый цвет кожи и ровное дыхание. — Но проклятых глаз по-прежнему нет. — добавил он с ухмылкой. — А ты без своей верной Самехады. — спокойным тоном ответил Учиха, но в голосе его слышалась улыбка. Мечник всхохотнул. — Мне тебя не хватало, Итачи-сан, — признался он, чувствуя, как его наполняет восторг и ощущение легкости собственного тела. — Разомнемся? — Я не хочу с тобой сражаться, — сказал Итачи, тем не менее готовый в любой момент отразить атаку. — Мне тоже не доставляет удовольствие эта мысль. Но сейчас ты стоишь у меня на пути. — Вот как. И каков же твой путь? Хошигаки усмехнулся вместо ответа и рванулся с места. Итачи увернулся от удара и сконцентрировал в кулаке чакру. Мечник блокировал контратаку. Выпады сыпались один за одним. Кисаме не без удовольствия наблюдал за движениями Учихи: он бился без усилий, в одном с ним темпе. В последние годы, когда болезнь одолевала его, Итачи избегал применять тайдзюцу. — Как... ты вылечился? — спросил Хошигаки, отклоняя корпус. Нога противника рассекла воздух. — Операция на легких, — коротко ответил Учиха, приседая и пропуская замах Кисаме над головой. Они отпрянули друг от друга. Кисаме дышал часто и широко улыбался — он наслаждался происходящим и почти не ощущал изнуряющей усталости: долгое время, проведенное внутри меча, истощило его. Учиха стоял неподалеку. Его щеки порозовели, лоб покрылся мелким потом. Он выдохнул. — Мой клон развоплотился, — произнес он. — Скоро здесь будут остальные. — Что ж, тогда пора заканчивать, — ответил Кисаме. Он окинул взглядом уходящее вдаль море. Синее полотно было подернуто мелкими складками, отчего поверхность воды искрилась на солнце. Каков же твой путь, Хошигаки Кисаме? Он не мог вернуться в «Акацуки» — Мадара не простит ему обмана. Он не мог остаться с Итачи — рядом с ним ему не было места. Сейчас, глядя на лазурные дали, безбрежные воды, которые умиротворенно разливались вширь, мог он, наконец, ответить на вопросы, которые мучили его на протяжении всей жизни? «Я убил своих товарищей. Кем это сделало меня?» «Куда я иду? Куда я могу пойти?» «Друг я или враг?» Я — Хошигаки Кисаме, ниндзя-отступник Киригакуре и один из Семи Мечников Тумана. Меня называют бесхвостым биджуу и монстром Скрытого Тумана. Всю свою жизнь я убивал и предавал, если таков был приказ и это соотносилось с моими ценностями. Потому что я — шиноби. Так устроен этот мир. Кисаме перевел взгляд на Итачи. Краем глаза он видел, как из-за деревьев на берегу показались джинчуурики и остальные противники. Мужчина снова встретился взглядом с Учихой. — Итачи-сан... сейчас мне кажется... в конце концов, не так уж я и ужасен, — проговорил он, сомкнув ладони. Несколькими быстрыми движениями он создал вокруг себя водяной шар. — Это дзюцу водной тюрьмы! — услышал Итачи позади голос Наруто, не отрывая взгляд от ухмыляющегося лица Кисаме. Вода внутри шара будто вскипела: мечник призвал акул, и теперь они метались внутри дзюцу, тыкались тупыми рылами в стенки тюрьмы, пытаясь найти выход. «Я просто хотел попрощаться, Итачи-сан». «Прощай, Кисаме». Ведомые ментальным приказом, обезумевшие хищники набросились на Хошигаки. Водяная тюрьма окрасилась алым. У Итачи ослабли ноги, но он удержался. Он смотрел, как во всполохах воды носятся кусочки плоти и исчезают в жадных пастях акул. Не в силах наблюдать за смертью Кисаме, юноша опустил голову и почувствовал, как горячая жидкость заволокла глаза и устремилась к кончику носа: в воду рядом с его сандалиями упала капля крови. Затем еще одна. Ямато в нерешительности остановился в нескольких метрах от Итачи и придержал Наруто за плечо, когда тот хотел подбежать ближе. Водяная тюрьма вздрогнула еще пару раз и лопнула. Призванные акулы исчезли с характерными хлопками. По воде начало расползаться темное пятно. Итачи смотрел, как окрашенная кровью вода подбирается к его ступням. Шиноби за его спиной остановились, шокированные увиденным. — Он... заставил своих же призванных акул сожрать себя, — проговорил Аоба ошеломленно. Итачи в это время сдвинулся с места. Аоба вздрогнул и поспешил сложить печати. — Стой! — крикнули Узумаки и Ямато. — Вы свихнулись?! Пленник на свободе! Аоба метнул кунаи с чакропроводящими нитями, но Итачи увернулся, даже не обернувшись. Он присел и взял свиток, который уже начал погружаться в воду. Вслед за свитком потянулись водоросли. Они начали опутывать руки и ноги юноши. — Отдай мне свиток, Итачи, — потребовал Ямато, приблизившись к нукенину. Учиха выпрямился, челка упала к вискам. Ямато отшатнулся при виде кровавых дорожек на лице и узора мангекьо в глазах юноши. — Ты... Итачи протянул свиток Ямато. Он хотел предупредить, чтобы они не открывали его и опасались ловушки. Но внезапное пробуждение мангекьо шарингана в донорских глазах оказалось слишком сильным ударом для организма. Чакра начала отливать от конечностей. Чувствуя, что ноги уходят в воду, а он сам близок к потере сознания, Итачи успел только произнести: — Не... открывай... Яркая, четкая картинка окружающего пространства померкла. Лицо Тензо, объятое страхом, заволокло тьмой.