Наследница благородных кровей

       Прошла неделя. Ноги Маринетт полностью зажили и покрылись чуть грубоватой корочкой, защищающей от натираний, а кожаные ботинки начали постепенно разнашиваться. Уроки проходили интересно и познавательно, а в выходные она даже посетила новый для неё факультатив по шахматам, который, бесспорно, ей очень понравился. В воскресенье ей удалось сходить поплавать на пруд (правда для этого ей пришлось встать в 6 утра, чтобы быть незамеченной никем из одноклассников).        И вот, в четверг, в день физической подготовки, после окончания всех уроков она решилась предпринять немного отчаянный и смелый шаг.        Дождавшись того, чтобы все ученики отошли от зоны слышимости, она подошла к преподавателю и, сжав руки в кулаки, скороговоркой проговорила заранее заученную фразу, зажмурившись ожидая любого ответа:        — Учитель, не согласитесь ли Вы быть моим личным куратором и тайно тренировать меня?        Мистер Спайк*(а именно так звали преподавателя), сделав задумчивый и «усердно мыслящий» вид, потёр подбородок указательным и большим пальцами, а затем выдал нарочито серьёзным голосом, хотя в глазах играли смешинки, радость и… восторг?        — Так уж и быть. Но пощады и лёгкой жизни не жди.        — Да я и не надеялся…        — Ну что ж. В таком случае, тренировки начинаются завтра в пять утра. Сбор у входа в мой кабинет. Не опаздывай. Тренировки проходят ежедневно и без уважительной причины не пропускаются. Один прогул — и ты вылетаешь, а я больше не буду твоим тренером. Возможно, у тебя будет один выходной в месяц…ммм… а может быть и больше… Всё зависит от того, как ты проявишь себя и на сколько усердно будешь работать. Учти, что требования к тебе теперь будут гораздо суровее, тяжелее и строже, чем к остальным. В любое время ты должен исполнять мои указания. Ну что, ты до сих пор согласен? Или, может быть, струсил?        — Нет. Я по-прежнему хочу, чтобы Вы тренировали меня.        — Хорошо. Тогда не забудь о завтрашнем сборе. А теперь — иди.        — Да, конечно. И, спасибо. — Нэтт искренне улыбнулся, а затем пошёл в общежитие.

***

       В труде и тайных тренировках, обливаясь потом и кровью проходили лучшие годы детства Мари. Но она поставила себе цель — стать лучше во всём, в чём только сможет. И она твёрдо, чётко и упрямо шла к ней.        Да, конечно, это безумно трудно и сложно, но она берёт всё своим терпением и упорством. Зачитываясь учебниками до дыр, уча теорию, тщательно отрабатывая на практике всё изученное, внимательно слушая на уроках, детально конспектируя речь учителей, штудируя библиотеку и изучая сверх нормы (Тем самым очень радуя библиотекаря, к которому очень редко заходят. Поэтому, он всегда радушно принимал Нэтта, добродушно разговаривая с ним, рассказывал много нового и интересного, иногда мог помочь разобраться с непонятными вещами, или объяснить сложное домашнее задание. Он давал ценные советы и не менее ценные книги, а иногда даже очень редкие издания, которые даже нельзя было показывать ученикам, не то, что давать «на дом»).

***

       В четвёртом классе в днях науки и эстетики Нэтту не было равных в классе. В физическом дне он достиг немалых успехов (благодаря мистеру Спайку и его ежедневным тренировкам), входя в тройку лидеров класса, но пока что оставаясь на третьем месте. Маринетт стала настоящим экспертом по травоварению (ну для своего возраста), и уже готовила лекарства уровня 7 класса.

***

       Но ни смотря на все свои достижения и любовь учителей (бесспорно, при таком усердии и старании, Нэтт был любимым учеником), она всё ещё оставалась одиночкой. Одноклассники обзывались и насмехались над ней, называя «ботаном», «зубрилой» и «подлизой», недолюбливали за «всезнайство и заумность». Иногда большими группами (нередко и при участии старшеклассников, подговорённых «свитой» Кима) зажимали в безлюдных местах, или после уроков, и избивали практически до потери сознания.        Конечно, Мари могла бы попробовать защититься, но куда ей одной против десятерых? Поэтому, она терпела… и молчала. Ведь её запугали, что если она хоть что-то вякнет учителям, то пожалеет не только она сама, но и её семья (а со связями семьи Кима, это было вполне реально и осуществимо). Поэтому она лишь молча принимала свою участь, иногда ночами горько и беззвучно плача в подушку.        Бесчисленные синяки, ссадины и гематомы практически не заживали, тщательно скрывались от посторонних глаз длинной одеждой (даже в самое жаркое время года) и никому не показывались. Конечно, лечить всё это приходилось собственными силами и в строжайшей тайне (даже от тренера Спайка) из-за многочисленных угроз. Но большой помощью ей были уроки травоварения, теплица и кабинет лаборатории, находящийся в свободном доступе, и принимающий её регулярно под покровом ночи, когда она делала себе лекарство. Нередко, не обходилось там и без ожогов, порезов и травм, зато это была ещё одна из многих проверок на прочность.