Маэстро

      Бэкхён остервенело укусил себя за узкое запястье, чтобы, не дай Боже, не проронить ни единого звука, который так и рвался из груди дикой лесной горлинкой. Дикий отчаянный вой застыл в горле удушающим колючим комом и совершенно не желал исчезать или проглатываться, — наоборот, только возрастал с каждым новым судорожным вздохом. Кожу совершенно внезапно пронзило резкой вспышкой тошнотворной боли, и молодой человек тихонько заскулил себе под нос: наверняка к утру останется лилово-синий слепок его собственных зубов. Однако пограничнику было совершенно все равно. Лишь бы плотоядный огонь, живущий глубоко в недрах его истерзанной души, наконец-таки немного приугас и прекратил разворачивать эльфу грудную клетку своими огромными жаркими руками. На самом то деле, Бён давным-давно привык к истязаниям, оплеухам и тяжелым ударам родителей, от которых потом практически «отрывается» голова, словно в фильмах, в этакой замедленной съемке, и назойливо звенит в недрах черепной коробки, но, к огромному сожалению, привыкнуть к этому так и не смог, как бы сильно не пытался. Оставалось только каждый чертов раз во время приступа кривить губы в желчной полу улыбке-полу усмешке, закрываться в собственной комнате на целых четыре замка, чтобы ненароком никто не вошел, и грязно сплевывать кровавые непонятные ошметки в небольшой металлический таз. Вязкая, наполовину сгоревшая субстанция цвета черного янтаря с редкими винными переливами с противным звяканьем спикировала на дно импровизированного сосуда и едва ли не мгновенно оседала бесформенной лужей. От этого, весьма нелицеприятного зрелища Бэкхёну становилось только хуже — по телу переменными короткими волнами прокатывалась естественная дрожь, желудок (и без того больной) сводило еще большим, сильным спазмом, а горло ныло так, словно огненный эльф разом проглотил комок плотно спрессованных иголок.       Если честно, молодому человеку всегда казалось, что до следующего своего раза он просто не доживет. Да что там, до следующего раза, тут бы тайком до понимающего лекаря доползти, ну, или хотя бы до определенного условного места на границе, где ему помогал совершенно другой эльф… И, черт возьми, как бы сильно Бек не любил жизнь, к концу сего своеобразного цикла он просто мечтал, чтобы его мучения кто-нибудь прекратил. Не важно каким способом. Молодой человек ненавидел связь соулмейтов потому, что второго себя мало кто выдержал бы, потому, что ограничивать себя в желанной свободе — это сущее кощунство, потому, что с очередным выплюнутым куском заклейменного сердца он, так или иначе, возвращался на три года назад, на подножие ненавистной шахты, где и отказался от метки природной пары. Но, как оказалось, грубо отказывать Ведьмарям любого народа, как, собственно, и Диким наездникам, чревато. Даже слишком.       Бэкхён плакал тогда… Совсем тихо, неумело всхлипывая и шмыгая покрасневшим от морозной магии носом, а еще слепо тыкался им же в щеку неестественно бледного и холодного молодого человека, словно выброшенный слепой котенок, цеплялся уже опасно посиневшими от обморожения пальцами в насквозь пропитанную яркой кровью белую рубашку и глотал стоны горечи. Яркие рыжие кудри красиво раскинулись на волшебном снегу с редкими алыми каплями-мазками пушистой шапкой и весьма резко контрастировали с идеальной белизной, сам юноша был такой же мертвый, холодный и безжизненный, как это зимнее полотно. Глаза были плотно сомкнуты, но из них медленно скатывались горячие фантомные слезы. Слезы, которые ронял на его закрытые веки сам парень, слезы, которые, казалось бы, давно уже высохли и, по идее, не должны были вовсе появиться. А еще чертовы нити, невидимые, но вполне ощутимые, они рвались с громким металлическим визгом и противным скрежетом. Вырывались из тела и сердца, точно так же, как вены. Вырывались и плавно утекали в небытие из души. Вместе с проклятыми, горькими на вкус слезами, изредка оседающими на тонких бескровных губах. Куртка уже давно не спасала Бэкхёна, но ему, в общем-то и не нужно было тепла. Уже не надо. Причем абсолютно ничего. А ведь всего какое-то жалкое мгновение назад казалось, что молодому человеку было все равно. Наплевать. Но можно ли выжечь имя, которое уже вырезано на сердце? Вот и Бён думал, что нет. Только друзьям не говорил. Вернее, говорил, но совершенно другое. В этой жизни все иначе. И проклятие посмертно обиженного Снежного Ведьмаря послужило пограничнику вечным уроком. За все свои ошибки рано или поздно приходилось расплачиваться. Юноша ведь сам тогда нанес удар коротким кинжалом, прямо в сердце. Испугался, согрешил, а потом сам медленно и мучительно умирал в агонии каждый месяц строго двадцать пятого числа, чтобы обрести «обновленное сердце». Метка Ведьмаря имела отвратительную привычку регулярно линять, словно массивная змея. Не оставила его даже после убийства хозяина, только сильнее срослась с телом. Вернее, даже не телом, как у обычных представителей их рода, а с жизненно важным внутренним органом.       Огненный эльф устало оперся немного подрагивающей рукой о стену и, согнувшись в три погибели, снова выплюнул «старый кусок» уже разложившегося сердца — на одном из краев подозрительно светлел обрывок полноценной стигмы: конец того самого пресловутого изогнутого оружия, без раздумий отобравшего чужую жизнь. Следом за противным желеобразным комом тянулась длинная эластичная нитка крови, которая тут же скатилась по губам и неприятно прилипла к подбородку, часть осталась на уже порядком заляпанной рубашке. Грудь, казалось, проткнули раскаленной кочергой, однако пограничник лишь упрямо замотал головой и с силой зажал себе рот свободной рукой, впрочем, о чем сразу же пожалел. На ладонь само по себе вытекло кровавое варево; Бэкхён некоторое время не мог нормально дышать и хватал воздух рваными порциями, словно выкинутая на берег рыба. В горле уже давным-давно все першило от боли и горечи, по лбу большими каплями стекал пот, волосы прилипли к голове, а проклятая линька все никак не думала заканчиваться. Наоборот, она только-только набирала свои обороты.       В распахнутое окно приятно дохнуло ночной прохладой, матовый лунный свет рассеянно скользил по полу, скучающе оглядывал окружающие предметы и наконец перебрался к металлическому тазику с мерзким ошметкам в нем. Он рассматривал их без всякого интереса, насмешки или даже дерзости, просто подчеркивал этим неестественность данной картины. Бён тоже смотрел, с отвращением, словно через некую вакуумную призму, которая идеально описывала его внутреннее состояние, смотрел и хотел наконец-таки выплюнуть орган целиком. Но не мог. Собственно, сейчас он вообще ничего толком-то не мог. Даже чертов подвешенный язык прирос к небу так, что не отодрать и клещами, а голос предательски сел на несколько тонов ниже обычного. Бэкхён не хотел унижаться и звать его, чтобы легче пережить адскую пытку, но, в конечном итоге, всегда наступал на свою гордость ногой и беспомощно подползал к оконной раме, шепча еще одно ненавистное имя, емкое, но до безумия созвучное:  — Пак Чанёль… — хрипло, как скрип не смазанного колеса, прошептал Бён куда-то в пустоту и жалко повис на согнутых локтях. Ноги будто разом лишились всех костей и нагло отказывались слушаться хозяина. Казалось, тягучее ожидание застыло в воздухе мыльным пузырем. Пространство неестественно искривлялось после дневной жары, прогибалось грациозным хищным зверем из-за нервного напряжения молодого человека и переливчато звенело стрекотом насекомых. — Чанёль, — снова жалко позвал огненный эльф и последними усилиями воли сильнее подтянулся, едва ли не вываливаясь из дома. Бэкхён кожей ощущал, что в округе с каждой секундой становиться все жарче и жарче, и природу мягко затоплял собой уже не только лунный свет. Бедняга знал, что тот эльф, которого он так отчаянно звал, уже здесь, где-то совсем рядом, но, как обычно, по весьма понятным причинам не показывается ему на глаза сразу. Да, юноша нуждался в нем и ждал, словно верный сторожевой пес, мечтая уже поскорее сорвать могильную вуаль проклятой иррациональности со своего тела, вот только признавался он в этом исключительно себе. — Чанёль, пожалуйста, — даже в таком состоянии, сквозь зубы проскулил парень, и новый спазм сдавил ему грудину и гортань.       Молодого человека снова вывернуло, но в этот раз на траву. Где-то впереди почувствовался привычный носу аромат гари, и парень позволил себе вымученно, очень болезненно усмехнуться — ему всегда было до ужаса интересно, почему этот ненавистный спаситель все никак не оставит его на попечение матушки-судьбы? Не то, чтобы Бэкхён не умел быть благодарным, нет, но глупым и наивным он себя тоже не считал. Какая выгода может быть совершенно незнакомому эльфу с того, что молодой человек переживет очередной губительный приступ? Какая ему разница, не захлебнулся ли Бек в собственной крови где-нибудь по пути к местному знахарю? Почему он продолжает приходить, стоит только Бёну начать глухо выстанывать его имя? Почему не бросит, как надоевшую игрушку? Почему, черт возьми, сталкиваясь с его удушающей ненавистью и так же сильно ненавидя в ответ, никогда не оставляет его и неизменно приходит? Почему, в конце концов безжалостно не убьет? Хотя здесь, пожалуй, Бэкхён немного неправ: смерть — слишком легкая расплата за то, что он сделал.       Неимоверно яркий, огненно-рыжий свет больно стегнул по чувствительным из-за жара глазам, из-за чего на мгновение Бек крепко зажмурился. Когда он на пробу приоткрыл очи во второй раз, то невольно наткнулся чуточку рассеянным взглядом на чужие армейские ботинки, к слову, тяжелые просто до жути. За следами пришедшего откуда-то из глубин загадочного леса тянулась прямая вереница черных ям, от которых все еще шел легкий голубоватый дымок, а на кромках этих самых странных кругов играли совсем крохотные языки пламени. Огонь медленно расползался по земле, с явным удовольствием пожирая низкие кустарники и редкие цветы, старался даже игриво зацепить стволы мощных деревьев так, чтобы на них на прощание остался неровный чернильный развод. Воздух был теплым и приятно, успокаивающе пах древесиной. Парень прекрасно знал, кто стоял перед ним, однако поднимать голову по весьма понятной причине не хотелось, однако кто бы стал его спрашивать, верно? Чужие длинные пальцы весьма ловко вцепились в порядком отросшие волосы и навязчиво потянули наверх, впрочем, не причиняя особого дискомфорта. Бён на автомате рассержено зашипел в ответ, не «теряя лица» даже в своем шатком и крайне поганом состоянии, но послушно вскинул голову и уязвленно посмотрел в застывшее лицо парня.       У Пак Чанёля не было рыжих кудрей, однако он все равно до нервной дрожи в коленях и глухой ненависти в глубине души напоминал Бэкхёну его мертвого соулмейта. Каштановые волосы были значительно короче и совершенно не скрывали оттопыренных ушей, челка забавно поднималась вверх, словно гребешок у петуха, а полноватые губы были плотно сомкнуты. Бездонные, совершено черные глаза осматривали заляпанное алыми пятнами лицо парня с некой жалостью, отчетливо проступающим презрением и довольно-таки заметной неприязнью. За спиной высокого молодого человека раскинулась пара массивных вороньих крыльев. Каждое перо сидело на широкой кости, как влитое; маховые переливались красивым матовым отблеском, чернея в трех рядах, чуть выше расположились более короткие рулевые перья с мягким оранжеватым подпалом, а пуховые и вовсе горели самым, что ни наесть, настоящим диким пламенем. Пусть Бэкхён никогда и не видел юношу обнаженным, он с титанической уверенностью мог заявить, что рельефную грудь пересекал знаменитый крестообразный шрам.       — Выглядишь паршиво, — наконец после непродолжительного молчания выдавил из себя хмурый эльф вместо нормального приветствия и осторожно стер ладонью еще мокрую и липкую кровь с чужого подбородка. Без толики смущения или брезгливости обтер испачканную руку о свободные черные брюки и бросил мимолетный нечитаемый взгляд в сторону других деревенских домов.       — Чувствую себя так же, к слову, — буквально пробулькал Бэкхён и в который раз за эту ночь выплюнул кусок собственного сердца. Он даже нашел в себе силы нахально улыбнуться окровавленными зубами. Пограничник слышал, как насмешливо хмыкнул где-то наверху Пак, но ничего, вопреки ожиданиям, не сказал. Сейчас у огненного эльфа уже попросту не было сил на глупые, совершенно бессмысленные пререкания. Хотелось только одного: чтобы это все поскорее закончилось. — Я думал, ты не придешь в этот раз.       — Ты всегда так считаешь, — равнодушно обронил Чанёль и ловко вытянул совсем обессилевшего юношу через окно одной рукой за те самые пресловутые лохмы. Что-то, а церемониться с кем-либо парень не любил. Бён тихо простонал что-то нечленораздельное себе под нос и безвольной куклой повис на чужой руке, вцепившись в нее мертвой хваткой. — Не думай, что мне приятно смотреть, как ты мучаешься каждый раз. Не знай я, как ты любишь свою жалкую и никчемную жизнь, то убил бы еще в первую линьку. Это слишком… Даже для такого как ты.       Эльф довольно-таки грубо схватил пограничника за грудки и легко приподнял над землей так, чтобы грудь больного оказалась на одном уровне с его глазами. Он одним точным движением извлек из скрытого в рукаве кармана крохотный канцелярский нож и весьма ловко разрезал уже противно чавкающую ткань с левой стороны, тут же многозначительно присвистнув. «Наверное, ожог увидел», — с полным безразличием ко всему происходящему, плавно гаснувшим от боли и тошноты сознанием, подумал Бэкхён, но вырываться предусмотрительно не стал. Пусть делает то, что считает нужным.       — У тебя даже рубашка не горит от моих прикосновений, — без всякого видимого сожаления проговорил Пак и поудобнее перехватил пограничника на весу. — Подумать только… — почти восхищенно пробормотал он. — Это же сколько крови в себя впитала ткань, что мой природный элемент не может взять верх? Давно этой гадостью плюешься, а, Дива? — желчно поддел молодой человек и без всяких прелюдий больно надавил указательным пальцем аккурат туда, где билось сердце.       Бэкхёна нервно подкинуло и тут же выгнуло неестественной дугой — послышался противный хруст костей и вскрик, жестко заглушенный мозолистой ладонью, по которой сразу же стали стекать небольшие алые ручейки. Кожа в том месте, где касался Чанёль, покрылась тонкой черной корочкой, от которой расползлись тонкие лавовые капилляры, отдаленно напоминающие витиеватые лучи солнца со старых рисунков древних народов, исчезнувших в небытие. Юноша отчетливо чувствовал, как старый покров его сердца начал растрескиваться и отходить куда быстрее из-за особой стимуляции, ощущал, как первый большой пласт уже начал стремительно подниматься вверх по пищеводу. Из-за неизвестного проклятия Ледяного Ведьмаря некоторые системы органов Бёна раз в месяц системно перестраивались неизвестно каким образом, чтобы куски линьки не оседали на другие центры жизнеобеспечения, и по окончанию сезона все снова возвращалось в привычное русло. Разобраться с этой аномалией не смог даже опытный лекарь Лэй, который что только не повидал на своем коротком человеческом веку, здесь были бессильны даже его природные способности. И вообще, Исин уже не единожды советовал товарищу, чтобы он нашел какого-нибудь колдуна — все равно принцип заклятий у всех народов был один и тот же. Но парень каждый раз лишь беспечно отмахивался, мол, как-нибудь само пройдет. Вот только само оно явно не пройдет.       Довольно-таки большой кровавый ошметок вырвался с чужого горла с новым потоком крови, больно содрав уже порядком измученную глотку, и с тихим шлепком приземлился неподалеку от ботинок сморщившегося из-за противной картины эльфа. На нем уже хорошо проглядывалось основное лезвие изображенного на отметине кинжала. Остался, как говориться, последний рывок, и все, все будет наконец-таки закончено на этот месяц. Хотя, пожалуй, все же стоит признать, что без сторонней, пусть и не слишком то любезной помощи, Бэкхён страдал от линьки еще несколько суток к ряду, притворяясь смертельно больным. Да и, если честно, молодой человек не знал наверняка, смог бы он выжить без естественной огненной стимуляции чертового Пак Чанёля. Еще не один цикл не проходил сам по себе без его непосредственного вмешательства или хотя бы простого присутствия, пока пограничник сам не попросит его унять свою боль. Познакомились эти двое несколькими минутами позже, нежели чем со своей природной парой. И то, «познакомились» — это слишком громко сказано. Парень с огненными могучими крыльями просто спикировал в паре метров от пары, да так и застыл каменным изваянием, собственно, как и сам Бек. Вот только если Чанёль смотрел практически неотрывно на мертвое тело, то пограничник мечтал провалиться под землю или отправиться следом за проклятым нареченным — на него снова смотрел соулмейт. Испуганными черными глазами, в которых блестели слабые отголоски слез. Тогда эльф лишь выдавил из себя свое собственное имя и почему-то, вопреки всем опасениям юноши, зачем-то сказал позвать, когда припечет. Тело он забрал в тот же день, уже не опасаясь ледяных ожогов, и ушел пешком, попросту игнорируя волочащиеся мертвым грузом поникшие крылья. Тогда Бэкхён еще даже не подозревал, что может с ним произойти. А Пак, судя по всему, подозревал уже тогда. И с каждой новой такой встречей у огненного эльфа складывался один и тот же ряд вопросов. Собственно, сегодня он снова их задавал в своем подсознании, ведь спросить у своего спасителя на прямую просто не поворачивался язык.       Последний кусок не заставил себя долго ждать, и уже через какую-то жалкую минуту Чанёль мог лицезреть финальный пазл в общем рисунке — некогда красивую рукоятку. Молодой человек как-то безразлично проследил, как медленно растворялось с груди Бэкхёна его импровизированное светило, и как юношу наконец-таки перестало нервно трясти. Насколько он знал особенности проклятия, скоро начнется очередное перестроение организма этой Дивы, и его температура стремительно поползет вверх, до нормальной отметки. Собственно, парень свое дело сделал — не дал этому убийце покинуть сей бренный мир, — дальше как-нибудь сам, наверное, разберется. Хотя одного только взгляда хватило на ослабшего Бэкхёна, который в своем состоянии не мог даже через невысокое окно перелезть, чтобы понять — нет, черт возьми, не разберется. Молодой человек с трудом сдержал разочарованный стон и с неприязнью подхватил «растекшегося желеобразной лужей» эльфа на руки. Бён по привычке дернулся, явно пытаясь уйти от нежеланного прикосновения, но так, скорее для виду. Здравый рассудок еще не отказал пограничнику, поэтому он не видел смысла в том, чтобы «кусать руку, которая его кормила».       Наверное, Бэкхён на какое-то время все же отключился, потому как пришел в себя он на берегу местной реки и то, только тогда, когда его безжалостно окунули головой в ледяную воду. Сильная рука Чанёля продержала его там чуть больше десяти секунд, а потом услужливо позволила вынырнуть — стекающие по лицу капли немного отрезвили огненного эльфа и смыли с нижней половины остатки, напоминающие о иррациональной линьке. Юноша краем глаза заметил, что прожженная со спины рубашка валялась совсем неподалеку, а ветер шутливо касался своими невидимыми пальцами обнаженных участков кожи на ногах. Видимо, брюки тоже пострадали от прикосновения природного элемента, который, к сожалению, разъедал даже дьявольскую лозу. Парень почувствовал, как чужая ладонь своевременно исчезла с его головы, а сам Пак как-то устало прислонился к близ стоящему дереву, крона которого тут же вспыхнула адским пламенем, а ствол покрылся копотью. Крылья смиренно болтались за спиной.       «Интересно, какую траву используют Огненные Дикие наездники, чтобы у них не загоралась одежда? Ведь даже наша известная лоза не помогает…» — как-то отстраненно подумал Бек и набрал в ладошку воды, чтобы прополоскать рот. На языке так и осел металлический, солоноватый привкус.       — Мне вот всегда было интересно, убей я тебя, твой брат-близнец так же спокойно бы приходил ко мне каждую проклятую линьку и смиренно помогал ее пережить, а? Или же не выдержал бы и прямо на месте перерезал горло тем же самым кинжалом, как думаешь? — с некой насмешкой фыркнул Бэкхён и спокойно стянул с себя, как оказалось, еще одну прожженную, заляпанную кровью рубашку через голову, чтобы где-нибудь спалить при удобном случае. Ну, или, скажем, просто отдать ее Паку, чтобы костер лишний раз не разводить. А что касается, непосредственно двух тканей — это он, видимо, по рассеянности, от тупой боли.       — Мы с Виеном были совершенно разными эльфами, — довольно-таки резко отрезал Чанёль и посмотрел куда-то вдаль, на постепенно светлеющую полоску горизонта. Со стороны послышался ехидный смешок, который Бек даже не пытался скрыть. Кажется, поливать друг друга ядом уже вошло в привычку у обоих. — Я говорю сейчас не про внешность, Дива. Начнем хотя бы с того, что я родился Диким Огненным наездником, с крыльями и шрамом, а старший брат стал Ледяным Ведьмарем по призванию.       — Разве такое вообще бывает, чтобы у простых огненных эльфов родились близнецы, мало того что с разными стихийными элементами, так еще и на ступень выше, так сказать? — даже с неким интересом спросил Бён, неспешно смывая с груди отпечатки от промокшей ткани. На своего спасителя он не смотрел из принципа.       — В природе бывает и не такое. Тебе ли не знать? — ухмыльнулся наездник, как бы намекая про Марка и его пару, хотя, скорее всего, он имел в виду самого Бэкхёна с братом, и отлепился от порядком пострадавшего дерева. Он спокойно подошел к берегу и с удовольствием раскинул затекшие крылья. — В следующий раз лучше зови сразу, ведьма чертова. И не спрашивай в сотый раз, почему я тебе помогаю. Я не отвечу, сколько бы ты не надрывался, — в завершение выдохнул Дикий Огненный наездник и рывком взмыл в небо. За ним тянулся пылающий огненный росчерк и оседал приятный запах гари.       Бэкхён в крайний раз сплюнул кровавую слюну и раздраженно посмотрел на небесный купол. Чанёль никогда не просил благодарности, поэтому юноша просто промолчал. В конце концов, Пак ведь делал это явно не по своему желанию, а совесть его мучить не могла; не было с чего. Хотя… Перед глазами сразу же появился Исин, который не так давно показывал ему и Тэёну Дикого Ледяного наездника, что поселился в его скромной лачужке из-за прикосновения пламени к бедру. Огненные варвары — так их называла другая охота, и, собственно, молодой человек теперь прекрасно понял, почему. Во истину дикие, суровые и безжалостные. По крайней мере, Чанёль уж точно не испытывал никак угрызений совести из-за паренька, которого они ранили в последнем столкновении. Да что там говорить про чужих людей, когда Пак даже не попытался отомстить за смерть родного брата? Черт!.. Бён окончательно запутался. Он совершенно не понимал истинных представителей природных элементов. И, если честно, совсем не горел желанием узнать или пообщаться поближе. Ему вполне хватало своих дорогих друзей — Лэя, Чена, Тэёна и, конечно же, непоседы Марка.       При воспоминании о маленьком персональном солнышке молодой человек слабо, но довольно улыбнулся. Уже скоро его температура снова поднимется до нормы, организм перестроится на привычный лад, в котором кровеносная система не связана небольшим специальным канальцем с пищеварительной, и он снова сможет жить нормальной жизнью! Радоваться маленьким шалостям, подкалывать товарищей и с пеной у рта доказывать всем, в особенности одному семнадцатилетнему пареньку, что он счастливчик без метки парности, совершенно не желающий сталкиваться со своим соулмейтом. Ведь слезы у него текли совсем не от жалости или сожаления, а от обычного осознания того, что он натворил.

***

      В последнее время Марк едва ли не поселился в доме опытного знахаря и старался помогать ему по мере возможностей, чтобы хоть как-то отплатить за гостеприимство. Мама и бабушка семьи Ли совсем не возражали такому раскладу событий, лишь тяжко повздыхали для виду, но вполне себе спокойно отпустили шебутного сына, перед этим вручив ему корзину давным-давно обещанной Лэю земляники и положили небольшую плитку молочного шоколада. Раненый, совсем ослабший Сухо практически никак не выдавал своего присутствия — даже удушающий огненного эльфа холод отступил на какой-то неопределенный промежуток времени, поэтому молодые люди могли жить вполне себе размеренно и невозмутимо. Юный пограничник все также ходил на работу в вечернюю смену, пусть ради этого и приходилось тщательно скрывать свою метку парности на ключице, нося рубашки под самое горло, потихонечку учился готовить под строгим надзором Исина (не все же время ему с родителями жить, верно?) и исправненько скрывался от одного довольно-таки известного Дикого Ледяного наездника. Эльфы истинного противоположного элемента соваться к неожиданно хмурому лекарю без дела попросту не решались. Если честно, стоило рыжему пареньку только вспомнить тот пустой, пронизывающий насквозь взгляд обычно теплого и улыбчивого мужчины, как его само невольно бросало в дрожь. С одной стороны Ли прекрасно понимал, что Чжан ведет себя так агрессивно по отношению к наездникам из-за его «маленькой проблемки», а с другой… Дружелюбный хён никогда не злился без весомого повода. Тем более, что в данной ситуации виноватого найти было бы крайне сложно. В конце концов, никто — ни незнакомый всадник, ни сам Марк — не мог предугадать, что природа решит поглумиться именно над ними. Так что причина гнева целителя явно крылась не в этом. Вот только в чем?..       Юноша как-то безнадежно вздохнул и перевел немного сонный взгляд в кухонное окно — лунный свет застенчиво разглядывал его. Если молодой человек не ошибался, неожиданный крик Ким Чунмёна раздался около трех ночи и не смолкал до сих пор. Признаться честно, товарищи весьма напугались и едва ли не мгновенно повскакивали с кроватей. Исин, путаясь в летнем одеяле, сразу же умчался в операционную, где и обитал все это время нежеланный, но все еще пациент. Марку же ничего не оставалось, как снова попытаться уснуть, но не тут-то было, как говориться. Столь неожиданные вопли Сухо походили на рев рассерженного животного, которому прострелили лапу, и вгоняли беднягу Ли в очередной ступор. На его памяти, за неспешно прошедшую неделю такое ночное представление случилось впервые. Сначала, конечно, юный пограничник сунулся было помочь, однако его без лишних разговоров выставили за дверь и посоветовали немного пройтись — посмотреть на загадочную ночную чащу. Ли честно так и сделал, однако к моменту его возвращения через, казалось, бесконечный час, мужчина так и не управился. В постели знахаря не оказалось, несмотря на то, что первые мгновения все было тихо; отрывистый крик Дикого Ледяного наездника раздался аккурат тогда, когда Марк уже занес руку над ручкой операционной.       Вот и сейчас молодой человек терпеливо сносил все ужасающие слух звуки и старался полностью абстрагироваться от реальности, как при чтении книг или рассказах Бэкхёна. Получалось из рук вон плохо. Иллюзорная Вселенная все никак не хотела толком складываться в голове и с каждым новым хрипом Сухо только рассыпалась крохотными частичками-кирпичиками. Осыпалась на дно фантазии сизым ломким пеплом и нагло отказывалась создаваться заново. Марк, откровенно говоря, не понимал, почему раненый эльф вдруг снова стал испытывать боль? Неужели прикосновения огня действительно настолько губительны для соседнего народа, что сила Исина не справилась с первого раза? Ли, на самом то деле, очень хотелось оказать другу хоть какую-то поддержку, похлопать по плечу, сказать парочку глупых, от части даже бессмысленных слов и просто обнять. Ну так, хотя бы на мгновение прижаться, не причиняя страданий. Не сказать, что Минхён жалел о своей пламенной сущности, но и рад, к сожалению, был не всегда. За всеми своими тяжкими думами юный пограничник даже не заметил, как холодный белый свет постепенно смешался с легкой желтизной плавно восходящего солнца, как гордый неприступный мрак постепенно стал сворачивать сети своего ночного покрывала и приветливое раннее утро уже слабо помахало собрату рукой. В округе все еще царила величественная тишина, и ни один, даже самый тихий звук не посмел нарушить покоя своей суровой госпожи. Даже хрипы Чунмёна, казалось, прониклись атмосферой, а боль решила, судя по всему, на время отступить. Ли уже опрометчиво решил, что больше ничего не сможет напугать его в этой жизни, как тихий стук в окно мгновенно разрушил все его предубеждения. Слишком неожиданным оказалось переливчатое эхо этого звука. Неловко обернувшись через плечо и, тем самым едва не свалившись со стула, Марк с некоторым удивлением отметил, как стекло медленно, но верно заволокло легкими кулисами серебристого инея.       По другую сторону стоял капитан Диких Ледяных наездников и слабо, мягко улыбался молодому человеку уголками губ. Когда он таки заметил, что мальчишка-проводник все же обратил на его скромную персону внимание, то как-то довольно помахал неестественно бледной рукой, тряхнул светлыми волосами и таинственно поманил его указательным пальцем. Видя, как недоверчиво покачал головой огненный эльф и как забавно поджал полноватые губы, мужчина показушно фыркнул в кулак и глазами указал на алый пограничный плащ, будто бы говоря: «Оденься, балда, тогда и наш холод не покажется таким сильным». Минхён запоздало кивнул и слегка недоуменно хлопнул ресницами, когда всадник немного нетерпеливо замахал руками. Надо же было хоть как-то подозвать этого подозрительного ребенка к себе, правда?       — Да иду я, иду, — недовольно пробурчал юный пограничник, быстренько закутался в теплую ткань, словно в колючий плед, и неспешно подошел к подмерзшему окну. Как ни странно, даже в такой опасной близости от представителя природного параллельного элемента Ли не ощущал удушающей болезненной волны промозглости. Разве что щеки и кончики пальцев слегка покалывало маленькими невидимыми иголочками. В голове Марка даже мелькнула мысль о том, что капитан этих наездников настолько искусен в своем «ремесле», что даже может уменьшать радиус воздействия холода на окружающую среду.       Эльф напротив лукаво прищурился, напоминая таким взглядом осторожную, но, несомненно, опасную змею-гадюку, а потом коротко махнул рукой в непосредственной близости от стекла. Крохотные, красиво поблескивающие на свету крупинки льда слабо закружились в причудливом водовороте, пока аккуратно не легли на поверхность буквами, складывающимися в целое, вполне себе связное предложение: «Здравствуй. Меня зовут О Сехун. Я пришел к Чунмёну. Могу я его видеть?» Марк перечитал набор коротеньких фраз несколько раз и с силой протер глаза кулаком, однако увиденная картина все никак не желала исчезать, явно насмехаясь над пограничником. Глупая улыбка сама по себе появилась на лице и, как бы юноша не пытался ее скрыть от бдительного капитана Диких наездников, он все равно умудрился его раскрыть. Подобная переписка казалась забавной — раньше, когда одна небезызвестная троица была совсем маленькой, они часто так общались друг с другом. Увы, управлять огнем парень не мог, поэтому ему пришлось натянуть на руку плотную перчатку, которую Исин всегда использовал, чтобы достать раскаленный противень с вкусной выпечкой, и принялся неуклюже писать ответ большим пальцем.       «Доброе утро. В прошлый раз мы так и не познакомились. Мое имя Ли Минхён. Твоему товарищу ночью стало хуже. Лэй-хён до сих пор дежурит возле его постели. Лучше дождись, пожалуйста, когда он сам разрешит тебе войти в дом», — гласила довольно-таки объемная надпись. Странно, но Марк ощущал, что уже успел привыкнуть к этому человеку за все то время, что он появлялся в лачуге знахаря. Страха к Диким Ледяным наездникам не было никогда, но и до доверия было, конечно, далеко, однако юноша почему-то чувствовал себя на удивление спокойно. Огненный эльф с каким-то странным замиранием сердца наблюдал, как чужие глаза резво бегают по строчкам, а затем Сехун обеспокоенно хмурится. Он понятливо кивнул и снова поманил Ли незамысловатыми движениями рук. Минхён в свою очередь вопросительно вскинул брови — на улицу? Неизвестно когда появившееся предложение едва ли не стало для пограничника смертельным приговором: «Твой соулмейт хочет поговорить. Я провожу».       Марк беспомощно глянул на О, словно тот был спасательным кругом для утопающего, но мужчина только с невозмутимым видом развел руками. Если честно, своей манерой поведения этот эльф просто до ужаса напоминал Ли шебутного, но старательного Ким Чондэ. Неприятные сомнения тут же закрались в ранимую душу паренька и стали только крепчать, когда Сехун показательно постучал указательным пальцем по запястью. У них мало времени, стало быть, да? Тот притягательный (тьфу ты), безразличный мужчина таки решил наконец-таки расставить все точки над «i» и не тешить его призрачными надеждами? А времени у них нет из-за вечного надзора Исина, который при первой же возможности выставит раненного Сухо за дверь? Так что ли? Юный пограничник многозначительно хмыкнул, но все же послушно направился в сторону входной двери. Интересно, капитан наездников сам решил сходить за ним или попросту не разрешил своей правой руке идти? А, может быть, его соулмейт просто не захотел, а Сехун заставил на правах лидера? Юноша со всего размаху ударил себя ладонью по лбу — черт! У него в голове крутится слишком много вопросов! Проходя по коридору, Марк на мгновение обернулся на операционную — дверь все еще была плотно прикрыта, изнутри доносился тихий звон склянок и инструментов. Судя по всему, Исин гремел не просто так, а это значит, что он все еще оказывал Сухо какую-то мелкую помощь. Разговор не должен был затянуться надолго, поэтому Минхён решил лишний раз не беспокоить товарища и не стал предупреждать о своем повторном уходе.       Рыжий паренек неслышно вскользнул за дверь и по привычке натянул на голову капюшон — мало ли, холод просто не смог преодолеть доски дома, однако, вопреки ожиданиям, он почувствовал только легкую прохладу. Сехун уже стоял напротив порога и с интересом тыкал круглым носком ботинка в приветливую ромашку, которая тоже не собиралась умирать.       — Мне это снится, да? — осторожно поинтересовался Марк и едва сдержал хохот, когда взрослый мужчина нервно отпрыгнул от растения в сторону, словно это оно заговорило с ним. — Я не чувствую привычного жуткого холода, всегда исходящего от вашего народа, не вижу полного отрешения на лице. Я сейчас точно нахожусь в реальности? — высказался паренек и довольно-таки уверенно стянул с головы ненужную материю.       — Нет, не снится, парнишка, — практически безучастно махнул рукой Сехун и неловко присел на корточки перед цветочком, осторожно погладил продолговатые белые лепесточки пальцами и слегка надавил на желтую сердцевину. — Ты на календарь что ли не смотришь? Сегодня Лугнасад или Ламмас, как тебе будет угодно. Первое августа все же на дворе, — важно заявил О и слегка нахмурился, когда увидел весьма озадаченный вид молодого человека. — Ты что, правда не знаешь? Этот праздник ознаменовывает собой скорый приход зимы и мрака. То есть, после первой недели августа все представители льда и холода, тьмы и мрака полностью раскрывают свои природные силы. Поэтому в первый день празднества древняя магия отступает, скрывается в недрах наших тел и превращает нас в обычных человеческих колдунов с ледяным или черным уклоном до следующего утра. Тоже самое касается, к слову, и Ведьмарей. Еще, насколько я знаю, в Ламмас обычные люди и другие народы судорожно собирают первый урожай — самый богатый и разнообразный. У огня и солнца ведь тоже есть определенный период, в который на день представители народов становятся обычными людьми. Ты и об этом не знал?       — Нет… — немного сдавленно пробормотал Минхён и неспешно подошел к все еще играющемуся с ромашкой мужчине. Это многое объясняет… И резкую вспышку боли Чунмёна, и назревающий разговор с Диким Ледяным наездником, имени которого юноша так и не смог узнать. Прикоснуться к соулмейту юный пограничник все равно не сможет без последствий, а вот спокойно находиться в его присутствии — вполне. — Человек среди нас только Исин-хён, а прикасаться к нему мы стараемся как можно реже, — через некоторое время зачем-то дополнил он, неожиданно для Сехуна сорвал ромашку и осторожно вставил ему за ухо. — Ну что, пойдем? Времени у нас не так много, как я понял.       — А ты куда дружелюбнее, когда не мерзнешь, — вполне ожидаемо поддел лидер охоты и выпрямился. — Но ты совершенно прав. Я не думаю, что твой друг очень обрадуется, если узнает, куда и с кем ты пошел.       Сехун вел Марка довольно-таки знакомыми «заячьими» тропами, ловко огибал редкие провалы в почве, отдаленно напоминающие норы, и даже придерживал за собой обычно больно стегающие по лицу ветки. Статный мужчина двигался очень плавно, ступал совсем бесшумно и легко — ни одна ветка так и не сломалась под его подошвой. Огненному эльфу и хотелось бы восхититься мастерству наездника, но он только внимательно наблюдал за точными движениями и невольно отмечал, что, в качестве противника или вражеского шпиона, О будет очень опасен и без своих замораживающих особенностей организма. На его памяти, так четко передвигаться мог только Тэён, который, собственно, неспроста уже на протяжении трех лет занимал пост капитана пограничников их деревушки. В какой-то момент юноша заметил, что они пересекли черту, разделяющую две территории, и несколько нервно дернулся назад — в голове все еще были свежи воспоминания о последствиях прошлого пересечения. Минхён многозначительно посмотрел на стремительно удаляющуюся спину Сехуна, но так и решился его окликнуть. Мало ли? Однако проницательный лидер и сам обернулся на застывшего каменным изваянием молодого человека и с негромким смешком покачал головой.       — Пока ты со мной, ничего не случиться. Можешь мне верить, — слегка повысил голос мужчина и принялся терпеливо ждать, пока огненный эльф с некой опаской подойдет. Все же этот ребенок был довольно-таки занятным. — Тем более, что я знаю дорогу, где не дежурят наши пограничники.       — Знаешь, Сехун-хён, ты совсем не похож на капитана Диких Ледяных наездников, — с каким-то иррациональным веселием поддел мальчишка. Странно, но никакой неприязни к капитану Диких Ледяных наездников он не испытывал.       — Зато честно, — пожал плечами мужчина с едва заметной, беззлобной усмешкой на губах. — И давай без формальностей. В конце концов, я не имею никакого отношения к огню, а, значит, и права распоряжаться тобой у меня нет.       Юный пограничник понятливо кивнул и, пара продолжила свой путь в полной тишине. Марк не знал, о чем можно спросить явно расположенного к общению эльфа, а посему молчал. Вернее, вопросов в его голове был целый ком, но все они истерично и нестройно выкрикивались внутренним голосом, неприятно били по черепной коробке и не давали толком выловить хотя бы один членораздельный. О чем же думал сам Сехун, мальчишка даже не мог предположить. Дикие Ледяные наездники все еще оставались для него одним большим ребусом, к которому попросту не было ответа. В какой-то момент лидер все же обернулся на своего спутника через плечо и внезапно заговорил знакомым, убаюкивающим голосом Исина:       — Минхён… Минхён, давай, просыпайся.       Пространство пошло странной рябью, а затем и вовсе смазалось в одно ляпистое пятно, пока не померкло перед глазами. Юноша шумно втянул носом воздух и сонно заморгал — небольшая кухонька какое-то время крутилась перед взором, словно картинка в калейдоскопе, собственно, как и уже расслабленное лицо лекаря. Взгляд сфокусировался медленно, но это все же произошло. Перед ним действительно стоял домашний, чуточку взъерошенный Лэй и усиленно тер покрытые ледяными и старыми чернильными узорами руки. Марк еще раз более внимательно осмотрел окружающую обстановку и ошалело протер глаза кулаком, а затем для достоверности еще и больно ущипнул себя за плечо. Стоп… Выходит, он всего лишь заснул на кухне и увидел то, что где-то в глубине души хотел увидеть? Губы сами по себе сложились в осторожную печальную улыбку — размечтался, называется. Молодой человек под внимательным взглядом знахаря осторожно поднялся с места и практически на автопилоте дошел до двери, а затем, словно очнувшись, неловко встрепенулся. Однако проницательный мужчина все равно опередил его:       — У нашего гостя защемило нерв, пришлось снова поколдовать над его несчастным бедром, — устало выдохнул целитель, и Марк только сейчас заметил черные круги под его глазами. — С руками все в порядке, это пройдет, — снова с некоторым нажимом проговорил Исин и, дабы не смущать бедного паренька их видом, быстро завел ладони за спину. — Иди еще поспи, Чунмён больше не будет тебя беспокоить.       — Лэй-хён, я знаю, что они должны прийти, — сразу в лоб начал Ли. — Я сам смогу их встретить. Поспать как раз нужно тебе. Причем, желательно не менее суток. Еще немного, и ты точно свалишься в обморок прямо посреди очередного приема, — строго отчеканил молодой человек и резко развернулся на пятках. — Нет-нет-нет! Даже не вздумай ничего мне говорить и перечить! Моя очередь начать заботиться о тебе, — гневно сверкая глазами, со сталью в голосе добил юный пограничник и бесцеремонно стал выталкивать недовольно бурчавшего Чжана в спину, стараясь ненароком не зацепить руками оголенных участков кожи.       — Минхён, тебе нельзя! Ты же!.. — лекарь попытался извернуться так, чтобы оказаться лицом к раздосадованному товарищу, однако хватка огненного эльфа оказалась на удивление сильной и цепкой. Полностью убедить строптивого Исина удалось только тогда, когда юноша с многообещающей улыбкой пообещал ему, что унесет, прямо как Чондэ Тэёна, еще и клятвенно заверил: сил поднять худую физиономию у него точно хватит. Конечно, пришлось еще десять раз пообещать, что Марк не будет близко подходить к наездникам и выпроводит их сразу же, как только мужчины удостоверяться, что с их ненаглядным товарищем все в порядке.       …Холод подкрался спустя два с половиной часа и, как обычно, любовно обнял его поперек торса, словно дорогого знакомого, — эльфы противоположной стихии уже подходили к крыльцу. Марк зябко передернул угловатыми плечами и, задрав на мгновение рубашку, ловко перебинтовал себе грудь так, чтобы раскаленные угли плотно прилегали к коже. Эта простая идея пришла к Ли после детального анализа лечения ожогов — Исин всегда прикладывал к ранам что-нибудь горячее, дабы они быстрее затягивались. Почему бы не попробовать и в данном случае, верно? В конце концов, кто не рискует, тот не пьет вина. Незатейливые манипуляции заняли совсем немного времени и, уже через минуту юный пограничник одним движением распахнул входную дверь перед посетителями. Капитан О Сехун выглядел практически так же, каким его видел молодой человек в своем недавнем сне. Лишь лицо больше не украшала легкая, но теплая улыбка, карие глаза были пугающе пусты. Следом за ним с немым удивлением шествовал соулмейт, если чуть приподнявшиеся брови можно было так назвать. Каждый их шаг сопровождался тихим похрустыванием снега, каждое отрывисто брошенное друг другу слово — падением температуры воздуха на десять градусов. Но Марк упрямо держался, сцепив зубы от неприятных невидимых прикосновений, и мысленно воспевал оды своей сообразительности — угли спасали его как никогда. Стволы и ветки медленно, но верно затягивало белой поволокой, темные еловые лапы превращались в белоснежные колючие веера. Пусть Минхён и принадлежал другому народу, он не мог ни признать очарования и красоты зимы. Было в этом времени года что-то волшебное, сказочное, завораживающее. Выглянувшее солнце застряло где-то в паутине веточек и отбрасывало на клоки воздушного снега синеватые кружевные тени, рассеянные полоски света робко скользили по округе и плащам молодых людей.       Наверное, восторг огненного эльфа слишком явно отразился на его лице, потому как Дикие Ледяные наездники несколько недоуменно переглянулись. Марк, к сожалению, не видел, как на мгновение довольно заблестели черные глаза Сюмина и дрогнули губы с намеком на улыбку. Но стоило только юному пограничнику перевести взгляд на пару, как лицо черноволосого мужчины снова приобрело холодное, отталкивающее выражение. Сехун, со стороны внимательно наблюдающий на переменами на лице своего заместителя, победно усмехнулся и перевел взор уже непосредственно на неожиданного «заместителя». Ли смотрел на капитана неожиданно мягко и понимающе, не щетинился волком, как прежде, но и особого доверия, впрочем, тоже не выказывал. Как отметил лидер охоты, на Сюмина юноша активно старался не смотреть, пусть взгляд время от времени невольно и направлялся в сторону природной пары.       Марк коротко кивнул сразу обоим и кивком головы показал следовать за ним. Он прекрасно ощущал, что эльфы держали определенную дистанцию, но ничего не сказал — представление, которое пару секунд назад разыгралось перед ним, оставило только приятные впечатления. А на глухую боль в сердце юноша старался попросту не обращать внимания. Это пройдет. Пройдет. Парень остановился рядом со спальней и постарался слиться со стеной, когда Сехун прошел мимо и уверенно вошел в операционную. Вопреки ожиданиям молодого человека, его соулмейт не пошел следом за лидером, а замер где-то в середине сеней, внимательно оглядывая привалившегося к косяку мальчишку. В какой-то момент их взгляды встретились — нечитаемый и переполненный некой скорбью.       — Спасибо, — неожиданно сказал Дикий Ледяной наездник и скосил лисьи глаза в сторону комнаты, где сейчас находился его товарищ, пусть это и было лишним. Минхён понял, что имел в виду мужчина и без лишнего уточнения.       — Благодарить надо не меня, а Исин-хёна, — недовольно фыркнул пограничник и неловко переступил с одной ноги на ногу, тихонько кашлянул — горло все же сдавила ледяная рука, и парень сдерживался из последних сил, чтобы не закашляться со всей силы. Легкие уже начало помаленьку жечь.       — Ты мог отказаться провести нас по безопасному пути, — вполне себе резонно заметил мужчина. — Поэтому, в первую очередь, я благодарю тебя. Без твоей помощи мой ученик бы умер еще до домика знахаря, — отрезал Сюмин и развернулся к собеседнику спиной. — Я доверяю капитану, — словно прочитав чужие мысли, сказал он и остановился уже у самого выхода. — Я знаю твое имя, а ты мое, стало быть, нет, — добавил он погодя. — Минсок. Меня зовут Ким Минсок. Можно просто Сюмин. Еще раз спасибо, Марк, — с непонятным трепетом выдохнул наездник прежде чем выйти.       Юноша еще какое-то время бродил совершенно пустым взглядом по дереву и усиленно думал, есть ли у тех эльфов, то он сидел во сне, что-то общее? Может ли Сюмин захотеть поговорить с ним в реальности, а Сехун беспечно улыбаться и вести себя совсем как маленький ребенок, которого впервые вывели на прогулку? Существуют ли в самом деле такие дни, когда природа всех народов действительно отступает, хотя бы на один денечек? И может ли, собственно, сам Минхён так спокойно общаться с ними, улыбаться и не задыхаться от мерзкого холода, который почему-то ластился к нему, словно домашний зверь, куда больше, чем к Исину?

***

      Мужская фигура осторожно приоткрыла окно чужой спальни и довольно-таки ловко перемахнула через оконную раму. Несмотря на то, что комната была хоть как-то изолирована от Диких Ледяных наездников, в помещении все равно стоял собачий холод. Исин мелко вздрогнул из-за нового источника прохлады, сильнее зарылся носом в подушку, но так и не проснулся. Неизвестный облегченно выдохнул и не до конца прикрыл окно, чтобы, в случае чего, у него остался путь к отступлению. Эльф неловко, осторожно присел на краюшек чужой кровати, стараясь, чтобы она не слишком сильно прогнулась под его далеко немаленьким весом, и принялся разглядывать лицо спящего знахаря. Лэй хмурился, слабо прикусывал губы, забавно их поджимал и даже что-то нечленораздельно мычал, иногда нервно дергал руками. Казалось, что даже во сне мужчина проводил какую-то сложную операцию и старался все сделать как можно быстрее и аккуратнее. Наблюдать за слишком явными душевными и физическими терзаниями Исина было неприятно, как минимум. Неизвестному эльфу просто до раздражающего зуда в кончиках пальцев хотелось прикоснуться к чужой пояснице, ласково погладить, ощущая непривычно прохладное тело собственной кожей, и с силой притянуть к себе, чтобы вдохнуть запах чужих волос. Но, черт возьми, нельзя! Причем, по многим причинам. Одна из которых, к слову, сейчас тоже спала, но в местной деревушке, и даже не подозревала о том, что соулмейт тихонечко ускользнул. Когда-нибудь, возможно, он и соберется с силами, чтобы рассказать все, как есть… Но не сегодня. Еще слишком рано, да и что-то липкое и противное внутри вечно шептало ему: «Подожди», — а к интуиции молодой человек привык прислушиваться.       — Почему в нашей жизни все так сложно? — благоговейным шепотом спросил неизвестный эльф в пустоту и нежно улыбнулся, глядя на то, как внезапно расслабилось лицо целителя. Он усмехнулся — видимо, во сне все прошло успешно, как обычно, впрочем. — Я так и не смог забыть тебя, как бы не старался, — все так же тихо продолжил молодой человек, постоянно отдергивая себя, чтобы не погладить Исина по спутанным кудряшкам. — А еще я трус, Лэй. Трус, который так и смог нормально поговорить с тобой.       Где-то в доме послышались приглушенные голоса, и эльф довольно-таки ощутимо напрягся: если Марку сейчас приспичит проверить товарища, то его раскроют. Неизвестный тяжко вздохнул и с явным сожалением поднялся. Он, крадучись, словно дворовая кошка, подошел к окну и так же легко перелез обратно. На этот раз плотно захлопнул нервно запищавшее стекло и едва ли не бегом нырнул в лес. Вскоре его тень окончательно слилась с чернильными участками чащи, которые еще не успела захватить снежная магия Диких наездников. В груди так и зудел как-то заданный соулмейтом вскользь вопрос: «Ты кого-нибудь любил до встречи со мной?» Тогда эльф не смог ответить, проглотив ком страха и с трудом подавив желание резко развернуться. Привычно улыбаться оказалось куда сложнее, чем предполагал молодой человек. Он и сам, если честно, удивился, почему природная пара так легко смогла поверить в слишком откровенную ложь?