Бороздя бескрайний космос...

      Тоннели. Если я что-то и ненавижу теперь в этой жизни — так это тоннели. Словно огромная труба, покрытая тьмой, они вьются и вьются под землёй, пропитываясь кровью и страхом, просачивающимися сверху, сквозь землю. И это ощущение мрачной безнадёги — не навеяно Варпом, не подвержено силам. Оно, подобно орудийной стали, звенит в воздухе, рождаемое тьмой. Поворот за поворотом, каждый отнорок заполнен трупами всё больше, чем ближе мы подбираемся к улью.       Кровавые ритуалы, застывшие на мёртвых лицах следы эйфории, посмертные улыбки и давящее на виски ощущение чьих-то глаз, внимательно следящих за мной. То ли паранойя разыгралась, то ли нервы шалят — но пси-подавитель пока что молчит. По крайней мере работает он не на повышенной мощности, а в стандартном режиме: город постепенно заражают эманации Хаоса, а где как не в крысиных норах под этим гигантским человеческим муравейником прятаться тварям и отбросам?       — Зестальд, что-то мне в этих тоннелях покоя не даёт. Почему мы едем так долго? — тихо спросил я капитана. Он, уже было задремав, резко встрепенулся и осмотрелся по сторонам.       — А? Мы ещё не приехали? Странно… — пробурчал де Лум. Проморгавшись, мужчина всмотрелся в тоннель. Одна и та же картина на протяжении последних пяти минут начала меня пугать. — Мы едем по кругу? Эй, Марек!       — Понятия не имею, — ответил техножрец, а потом проскрежетал что-то на своём, техножреческом. Явно что-то матерное. — Духи молчат. Я не чувствую подвоха… Но он явно есть. Ни один тоннель не может быть таким длинным: я не выводил поезд на кольцевую…       — Останавливай. Впереди станция. Проверим, что там. Марек, ты с нами? Наверняка потребуется что-то открыть или… хм… сломать. Вдруг у вас есть какие-то запреты на способы вышибания дверей, — подколол я его, но добился только равнодушного хмыканья.       — В чём вам не откажешь — так это в умении ломать. Но это и правда разумно.       Поезд стал замедляться, а по внутренней сети Зестальд передал, чтобы отряды с первого по третий выбирались наружу. Остальные должны были остаться в поезде и охранять его. Только станция оказалась какой-то… странной. Как будто нежилой.       Я сразу приметил несколько матрацев на полу у будки диспетчера. Покрытые древней пылью, они, тем не менее, не выглядели старыми. Да и в принципе, сам перрон был как новенький: ни тебе сколов феррокрита на краях от неосторожности переносящих тяжёлые грузы людей, ни царапин, выбоин или подпалин на полу ближе к дверям ангара. Закрытым. Слева от дверей, прямо напротив будки, находились двери помельче, входные для людей. Даже следов от тяжёлой погрузочной техники нет. Для чего тут тогда ангарные двери? Но свет горит…       Какая-то мысль о неправильности происходящего вертелась на краю сознания, но я никак не мог поймать её. Внимательно пройдясь сканерами по помещению, я не заметил ничего необычного, кроме присутствующего энергопитания. И вправду, может тут резервные генераторы сохранились? Насколько я помню, есть у Империи мощные источники энергии…       — Как по мне — обычная перевалочная станция, может даже склад, — сказал Зестальд, заглядывая в будку диспетчера. — Странно. Все приборы на месте и функционируют. Хотя выглядит так, словно тут давно никого не было…       — Да и кресло выглядит так, словно тут кто-то буквально минуту назад сидел. Но на нём слой пыли в палец толщиной. Это вообще как? — прищурился я, ткнув пальцем в обивку. Та послушно прогнулась под давлением бронированной конечности, но потом вернулась в состояние, в котором находилась всё время до этого. — Ладно, может быть, оно так примялось из-за дефектов материала или продолжительного сидения на нём.       Несколько долгих секунд разглядывания кресла и рассматривания результатов анализа ничего не дали. Впрочем, чего я ждал?       — Исходя из полученных данных, материал не располагает к такому. — Я ещё раз проверил показания анализаторов. Химический, биологический — даже молекулярный анализы ничего не показывали. Кожа как кожа. Стандартный наполнитель из дешёвого поролона. И никакого намёка на физическое усилие как снаружи, так и изнутри. Но оно явно было. — Бред какой-то. Видимо, это кресло заражено Хаосом.       — А как по мне так самое обычное кресло, — пожал плечами Марек, стукнув своим топором. Один из его механодендритов рванулся к седушке и вспорол его, из-за чего мягкие, пористые внутренности мигом рванулись наружу дождиком из кусочков. — Видите?       Внезапно, дверь ангара начала открываться. Створки медленно поползли вверх, поднимаемые поскрипывающим механизмом, и звук раскатистым громом прокатился по помещениям. Гвардейцы напряжённо уставились на абсолютно пустое помещение, в то время как техножрец перехватил свою алебарду поудобнее. Целеуказатели рвано перемещались по стенам и захламленному полу, покрытому пылью, выискивая причину открытия. Но её как будто не было…       — Сэр. Дверь… Дверь не автоматическая, — прошептал Зестальд. — Она полностью на механике.       — Ладно. Без паники, — тихо произнёс я, давая знак гвардейцам. — Разделяемся на три группы. Первая охраняет помещение ангара, вторая исследует ближайшие помещения. последняя идёт со мной — попробуем найти источник питания. Бойцы в поезде на подхвате. Хотя нет… Всем покинуть поезд и разместиться в ангаре. У меня очень плохое предчувствие.       Как только я вошёл в ангар на секунду мне показалось, что кто-то сверлит мне спину взглядом. Резко обернувшись, я увидел лишь разбредающихся гвардейцев, после чего проверил показания пси-подавителя. Работает на половине мощности. Что за чертовщина…       Повернувшись обратно, я начал искать то, что могло бы прояснить хоть что-то в этой бессмыслице. Ангарные двери действительно могли быть подняты только с помощью лебёдки, которую приводит в движение мышечная тяга. Дальше — две двери. Обе со следами заброшенности: проржавевшие до основания замки, тронутые коррозией дверные ручки. Чуть правее, у терминала управления — лифт. Нерабочий. Следы пребывания людей. Чайник. Две металлические чашки. И ещё какая-то… краска? Нет… Кровь.       Видимо, тут проходил бой? Но место выглядит заброшенным… Я подошёл поближе и присел, чтобы рассмотреть кровавые следы.       — Сэр, если вам захотелось рассмотреть рекаф поближе — мы могли бы показать вам его когда выберемся, — бросил один из гвардейцев, осматривая помещение. Я недоуменно оглянулся на него, а когда повернул голову обратно едва удержал дыхание. Сбой имплантов? Галлюцинации? Влияние Варпа?       На месте крови была обычная лужица пролитого кофе.       — Это какой-то бред. Зестальд, что ты тут видишь? — указал я на лужицу. Де Лум присмотрелся.       — Рекаф. Недавно пролитый. И когитаторы тоже говорят, что это рекаф. Только называется он как-то… Ко-фе… Странное слово. Высокий готик?       — Нет, это слово из моего родного языка. Впрочем, неважно. Идём дальше. — Когда я почти подошёл к двери, что была ближе всего ко мне, мне пришла в голову мысль обернуться. Но рекаф продолжал оставаться рекафом, не стремясь изменить свой внешний вид. — Не нравится мне это всё.       Как только дверь была выбита — оружие гвардейцев уткнулось прицелами в пустоту. Коридор. Помещения по левую и правую стороны от нас. Редкие потёртости на полу, свидетельствующие о том, что здесь что-то часто таскали. Вели они из первой правой двери в третью левую. Складские помещения, с нерабочим светом, из-за чего фонари силовой брони включились дабы подсветить путь.       Я нахмурился, смотря на показатели сканеров. Здесь везде изолирующее покрытие. Системы фиксируют только то, что находится в зоне прямой видимости. Зачем для склада такие предосторожности? Очень серьёзный изолирующий материал, не пропускающий даже тахионы не самых мощных сканеров бронекостюма. Проклятье. Мы слепы, как котята, если дело дойдёт до сражения. А учитывая творящуюся тут чертовщину…       — Слева столовая. Туда ведут следы на полу. А то помещение, откуда они начинаются… Пустое. — Лучи фонарей скользили по пустой коробке комнаты, высвечивая абсолютно серые стены, пол и потолок. Пусто. — Этот склад одновременно и заброшен, и нет. Тут есть следы пребывания людей, но в то же время их тут как будто никогда и не было…       — Сэр, может, фраг с ним с этим складом? — спросил Зестальд, явно начиная нервничать. — Давайте вернёмся в поезд и поедем дальше.       — Разумное решение. Гвардейцы, возвращаемся в поезд!       — Командир… Т-тут!.. — ошарашенно прошептал один из тех, кто охранял ангар, и я резко рванул назад. Двери ангара были открыты, и ничего, по факту, не изменилось… Но поезда не было. Что?       — Если это какая-то шутка — пора бы уже подходить к смешной части. — Я прищурился, позволяя сканерам сделать свою работу. Но на месте поезда летали частички поднятой в воздух пыли. Куда могла деться эта махина? Тоннели по обе стороны движения пусты… Да и звук бы выдал уезжающий поезд. — Марек? Марек! — прокричал я, но техножрец стоял на коленях и молился. — Что с ним?       — Видимо, тоже увидел, как несколько сотен тонн металла вдруг испарились с гравирельс, — попытался пошутить Харрис, но шутка получилась откровенно так себе. По рядам гвардейцев прокатились нервные шепотки. — Сэр, я, конечно, всё понимаю, но это уже переходит все границы. Варп? Магия? Ну не могла же эта махина просто взять и исчезнуть! — почти срываясь на крик, громко проговорил инженер. Я был согласен с ним, но… Вот она, пустота. Поезда нет.       — Ребята, не знаю как вам, но мне кажется что конкретно с этой станцией что-то не так.       Я подошёл к краю перрона. Такой же девственно-чистый материал, словно сразу после постройки эту станцию бросили тут. На гравирельсах ни следа активности: энергетическая сигнатура говорит о том, что они давно не используются.       Итак, что у нас есть в сухом остатке. Поезд пропал. На станции творится какая-то чертовщина, и не один я её вижу, раз все заметили то, что только что произошло. Но пси-подавители не работают на максимальной мощности! Я подавил судорожный вздох и заставил себя отойти от края. Нет. Это так не работает. Не должно так работать. Варп — это Варп. Системы пси-подавления создают «зону отчуждения», в которой психическая энергия сталкивается с реверсивным воздействием и обезвреживается. Всё зависит от количественной составляющей сталкивающихся в противоборстве энергий. Мои пси-подавители могут быть заглушены очень мощным противником просто с помощью грубой силы.       Но просто не заметить воздействие, которое заставило испариться целый, мать его, поезд?!..       — У нас нет другого выбора. Придётся продвигаться дальше по станции.       — Сэр, мне кажется это не лучшая идея. Может, просто пойдём по тоннелям без поезда?       — И будем блуждать по ним, пока наших не перебьют на поверхности? — мрачно буркнул я в ответ, пытаясь собрать мысли в кучу. — Нет. Мы должны найти выход на поверхность. Пусть даже это будет вне основного улья, нам надо выбираться.       — У меня очень плохое предчувствие по поводу того, что нас ждёт на этой станции, — сглотнув, сказал какой-то гвардеец. Заметив, что я обратил на него внимание, он чуть ли не по струнке вытянулся. — Гвардеец Кадгар, сэр! Прошу прощения за то, что перебил вас!       — Спокойно, не нервничай, — поднял я открытую ладонь, а потом повернулся в сторону мрачного коридора без намёков на освещение, а потом вздохнул. — Что ж, хотя бы на перроне свет ещё остался.       Впрочем, свет и не спешил гаснуть. Я подождал ещё пару секунд, пытаясь понять, что это был за звук, но потом мотнул головой и приказал выдвигаться. Какой-то шелест на краю слуха — очень далёкий, если даже мои импланты его еле-еле улавливают.       Но как только я зашёл проверить очередное пустое помещение моё сознание словно молнией поразило: резкая вспышка догадки озарила сознание, холодя поджилки. Я не слышу звука шагов бронекостюмов. Я не слышу даже звука собственного дыхания. Только переговоры гвардейцев, да тихие молитвы Марека.       — Зестальд. Скажи мне, что ты тоже ничего не слышишь.       — Не слышу что? — подозрительно переспросил де Лум. — Сэр, с вами всё в порядке?       — Шаги. Я не слышу звук наших шагов.       — Странно. — Он на секунду замолчал, а потом его глаза сузились, и лицевые мышцы дрогнули от усилия. Капитан с силой сжал свою винтовку. — Я тоже не слышу.       — Ладно, мне кажется, нам пора идти вперёд. Где-то должен быть путь наверх. Я пойду первым. Внимательно следите за всем, что происходит вокруг, а самое главное — не теряйте товарищей из вида, и сами никуда не отходите. Внимательно наблюдайте за всем, что покажется подозрительным, но что бы вы ни увидели — ни шагу в сторону!       Проинструктировав бойцов, я первым двинулся вперёд, разве что услышал тихий шёпот одного из них: «Это переходит все границы…». Через полминуты ходьбы мы вышли в большие складские помещения… В которые не вёл ни один большой проход. Один-единственный проход для человека, для которого мне пришлось нагнуться, чтобы пройти.       Но даже несмотря на странности планировки, этот склад обладал точно такой же двоякостью, как и всё остальное. Следы давнего запустения перемежались со следами недавнего пребывания тут людей: оборудованная в одном углу между пустующих стеллажей лежанка граничила с заклинившим от времени и пыли механизмом переноски грузов, располагающимся в пазах на потолке. Протоптанных дорожек между массивными ячейками хранения в скелетах стеллажей я не заметил, но разглядывая помещение в какой-то момент заметил чей-то силуэт между металлических конструкций.       Рефлексы сработали раньше мозгов, и ярко полыхнувший сгусток раскалённого ионизированного газа, влекомый остаточным сдерживающим полем, ударил в тень до того, как я смог осмыслить ситуацию. Но силуэт был ничем иным кроме как тенью, которую отбрасывал хлам на одном из стеллажей под светом фонариков… Расплавленный огромными температурами металл растекался по полу от места попадания, а я глубоко вдохнул и выдохнул. Это место давит на нервы посильнее схватки с демонами…       — Продолжаем движение.       Проходя мимо стеллажей, я был напряжён, словно сжатая пружина. Казалось, что вот-вот из-за них выскочит… Что-то. Чёрт возьми, мне хотелось, чтобы оттуда что-то выскочило! Эта неизвестность, ожидание наука знает чего — оно пугало. Кто-то из бойцов, зацепившись за стеллаж, матерясь перевернул его. Но металл упал абсолютно беззвучно. Только пыль взлетела в воздух, мечась туда-сюда в свете фонарей. Как только я закончил диагностику имплантов и состояния организма, по телу прокатилась волна холода. Нужно срочно убираться отсюда… И побыстрее!       В конце-концов найденный выход выводит нас за поворот. Клубящаяся тьма, разрезаемая на клочки лучами света, не спешит уступать позиции в своих тоннелях жалким технологическим устройствам, вьётся вокруг толстых серых жгутов проводки, которая занимает почти всё пространство стен этого прохода. И всё так же никакого звука. Даже намёка на него нет — мозг по привычке ищет в окружающем пространстве обязанный там быть топот сотен ног, пока бойцы, сохраняя последние капли самообладания, рвутся вперёд… Но не находит его.       В какой-то момент я просто стал вслушиваться в мерный ритм сердца, чтобы не зацикливаться на темноте. Импланты то и дело сбоили, показывая совершенно невообразимую картину в инфракрасном, ультрафиолетовом и звуковом диапазоне. Эхолокация просто отключилась, тахионы как будто даже и не вылетали из сенсорного блока, а тепловые пятна повсюду водили хороводы, играя красно-жёлтыми бликами в глазах. Даже ультрафиолет умудрялся проклюнуться тут, обтекая стены подобно воде. Разные оттенки зависли в воздухе крохотными каплями, а поверхность феррокрита постоянно смешивала внутри концентрических кругов всевозможные формы фигур. От этого зрелища начинала кружиться голова, поэтому я быстро переключился на стандартный режим визуального обнаружения.       На мгновение потеряв из виду свой отряд я обернулся, но за спиной была лишь тьма. Всепожирающая, не пропускающая даже свет фонарей тьма. Попытка рвануть вперёд в надежде натолкнуться на соратников провалилась без шансов на успех: я просто десять секунд рвался в одну тьму из другой. Лишь остановившись, переводя дыхание, мне удалось понять, что что-то не так. Какие-то странные тени, плывущие по стенам, были видны только вплотную и в свете фонаря. Причём исключительно в визуальном спектре. Все остальные способы обнаружения как были бесполезны, так ими и остались.       — Что за чертовщина?.. — прошептал я, чувствуя, как голос мрачным, тихим эхом отражается от стен. Боевой компьютер брони словно взбесился, показывая, что вокруг меня огромное количество противников, и ближайший из них — в трёх метрах от меня, на два часа. В стене, если по-простому. — И пси-подавитель перегрузился.       Что у меня есть в сухом остатке? Если я повернусь обратно — буду стоять лицом в сторону изначального вектора движения. Из оружия у меня плазменная винтовка и гаусс-винтовка, полностью заряженный дефлектор, а ещё плазменный клинок. Что ещё… Гранаты полностью израсходованы, а синтез новых в полевых условиях будет бессмысленной тратой времени и энергии. Да и не смогу я так просто создать те, которые мы потратили на тварь хаоса…       Медленное продвижение вперёд, словно наощупь, давалось с трудом: темнота вокруг перестала пропускать даже свет фонарей, оставляя меня наедине с бесконечным мраком подземелья. На секунду мне показалось, что я слышу чей-то тихий шёпот, но я быстро отогнал эту галлюцинацию. Не хватало мне ещё начать крышей ехать.       Ещё пять минут я шёл, чувствуя, как гулко барабанит о рёбра сердце. Шестое чувство отчаянно стонало, выбившись из сил, сигнализируя об опасности, но я её не видел. Как не видел и того, почему откуда-то спереди бьёт яркий свет…       — Рик! Рикимару! — добрался наконец до моих ушей сдавленный выкрик. Резко обернувшись, я подозрительно уставился на запыхавшуюся девушку, а потом до меня наконец дошло: Кристи!       — Ещё раз так меня назовёшь — в окно выброшу, — пригрозил я ей пальцем, а потом подал руку, помогая вернуться в вертикальное положение. Она крепко ухватилась за мою ладонь, удивлённо рассматривая броню, а потом рассмеялась, выпрямляясь.       — Ты всё обещаешь, да обещаешь… А с чего вдруг ты решил шарахаться по Академии в бронекостюме? Да ещё и не в простом… — восхищённо уставилась она на почти не отражающую свет матовую поверхность брони. Я пожал плечами.       — Да как-то забыл снять на корабле. Ты ведь помнишь, что у меня теперь личный геморрой есть: подготовка к заступлению на службу на корабле по имени «Разящий». И я даже успел встретиться с его «вторым капитаном»…       — А ведь когда-то давно капитанами называли только командиров гражданских суден водного флота, — задумчиво протянула девушка. Я пожал плечами ещё раз.       — Ну так и корабль-то не водный. Сколько времени об этом думаю — столько не понимаю: на кой-чёрт я зубрил методичку по расшифровке реакций ИИ на устную речь? Они ведь всё равно ни разу не пригодились, советы эти!       — Зато корабельный устав ты знаешь на все сто, — покивала она, заправляя длинную прядь рыжих волос за ухо. Вообще, Кристи примерно девять десятых времени выглядит, словно её окунули в бочонок с кумачовой краской, только головой вниз и лишь по волосы, зато возбуждённое состояние от такой карусели у неё осталось навсегда. Ярко-зелёные озорные глаза, вечно ищущие следующую мишень для шуток, миниатюрный силуэт и оторванная кокарда на фуражке.       — Ты когда символ ВКС пролюбить успела? — удивлённо уставился я на грубое нарушение устава. — Дисциплинарные взыскания давно стороной обходят, что ли?       — Квартирмейстер сказал что новая не положена, а так как у нас пополнение из числа ул’нари — приходится клепать форму для них.       Мы как раз проходили мимо окон, выходящих на внутреннюю часть двора, и девушка помахала своим друзьям, крикнув в открытое что-то о том, что скоро будет. А потом, повинуясь какому-то сиюминутному порыву, повисла у меня на руке, пытаясь тянуть к окну. Бессмысленным для неё был, наверняка, тот факт, что меня в этом бронекостюме может подвинуть только танк (ну, не только — но даже если я и утрирую, то не сильно далёк от истины), так что я послушно подвинулся, слушая то, как она рассказывает что-то о недавно виденных запусках кораблей. Но тут шальная мысль уцепилась за странность: на мне глухой шлем, и опознавательные знаки на броне никак не могли выдать конкретно меня. Как она узнала, что это я?       Аккуратно потянувшись сознанием к бортовому компьютеру, я приказал воспроизвести момент встречи с ней, но перед глазами понеслась странная мешанина из путанных образов, превращаясь в бешеный калейдоскоп бессмыслицы. Видимо, что-то накрылось… Надо будет показать его Палычу, он разбирается в этих железках как в самом себе. А уж учитывая то, что он ещё и психолог…       Язык защипало, словно от газировки, и я на секунду застыл в ступоре. Импланты сбоят, что ли? Ну да, они же старенькие у меня… по меркам военных. Уже десять дней прошло с момента выпуска новой серии. Пора бы наведаться в центр кибернетизации…       — Когда, наконец, нас отправят в бой? — грустно протянула Кристи. Я, пытаясь вспомнить последние общефлотские приказы адмирала Хэва, задумался.       — Двенадцатый сектор мы потеряли месяц назад. Три диверсионных группы кораблей не вернулись. Чёртовы психи начинают придумывать всё более и более изощрённые способы нас убивать…       — Убивать, да? Жизнь, смерть… Разве всё это важно? Нужно наслаждаться моментом, а уж момент жизни ли, момент смерти — какая разница!       — Что ты имеешь в виду? — удивлённо ответил я. Девушка широко улыбалась и за мгновение как будто похорошела. Не помню, чтобы ей выдавали форму на размер меньше…       — Оставайся тут, а? Тут хорошо…       — У меня приказ. — Нахмурившись, я мельком оглянулся. Белые коридоры Академии были подозрительно пусты. И даже внутренний двор с его привычной толкучкой возле автоматов с едой был пуст. Лишь шелестели кроны деревьев, да болталась архаичная деревянная вывеска над одним из входов. Кажется, даже следы людей на плитах пластика не остыли… — Кристи, ты в порядке? Ты сегодня какая-то сама не своя…       — Я? — Она весело хихикнула, расстёгивая китель. — Я в по-о-олном порядке! А ты?       — Мне не нравится то, как ты себя ведёшь. Нам уже не по десять лет, а ты в шаге от звания офицера связи. — По спине пробежал мерзкий холодок страха, заставляя меня поёжиться. Что-то не так. Что-то очень не так! Шальная мысль крутилась на краю сознания, не давая за себя ухватиться, но я упорно продолжал искать ответ на случившееся. — Тебе нужно провериться у автодока. Я даже без медицинского диагноста могу сказать, что ты о что-то ударилась.       — Какой ты злой, Рикки, — надулась она, пальцем левой руки поддевая верхнюю пуговицу рубашки и неловким движением отрывая её. — Ой, а вот после такого на склад всё же придётся наведаться. Кстати, а помнишь как мы с тобой на этом этаже после первых полётов целовались? Я тогда жутко смущалась…       — Мы не…       — Да хватит тебе отговариваться! — раздражённо повысила голос девушка, протянув руки к моему лицу. И сейчас, когда сердце пропустило удар, я был как никогда счастлив, что на мне шлем боевой брони. Она постучала костяшками пальцев по бронепластине лба. Костяшками левой руки. — Тук-тук, Медведь! Сова нанесла ответный визит! Открывай!       В голове как будто щёлкнул, вставая на своё место, кусочек пазла.       Девушка радостно улыбнулась, когда я положил руку ей на плечо, а потом даже рассмеялась в момент соприкосновения её спины со стеной и даже было потянулась к рубашке, как вдруг удивлённо опустила взгляд на пробивший её насквозь плазменный клинок. Гудящее лезвие постепенно сжигало плоть и испаряло кровь, из-за чего кожа вокруг раны начала вздуваться волдырями ожогов и слезать с мяса. И всё это без единого звука, без крика боли.       Я, едва сдерживая рвущийся наружу гнев, тихо прошептал на ухо существу, которое приняло облик оставшейся в том мире подруги:       — Хорошая попытка. Но она была правшой.       И с силой рванул руку вверх, разрезая туловище на две ровные половинки. Кровь, вопреки законам физики, с силой брызнула мне в лицо тугой струёй, одним ударом отбрасывая в стену. Но стены не было. За пределами крохотного коридора была лишь тьма, струящаяся вокруг тела хохочущим водоворотом. И бесконечность падения в стену лиц, плавно переходящую в водопад мыслей, была мучительно болезненна. В какой-то момент падение завершилось на полу тоннеля.       Я вскочил, пытаясь найти взглядом своих подопечных, но покуда хватало взгляда тянулась бесконечная гладкая труба утопающих в темноте стен, пола и потолка. Хотя, логичнее называть это просто трубой: даже стоять не совсем удобно из-за наклона округлой поверхности…       Откуда-то из-за стен играла бодрая музыка, что совсем не стыковалось с тем, что я только что пережил. Вытягивать из памяти образы старых друзей и давно почивших мертвецов… Мерзкие твари. Я ведь почти поверил, что она реальна…       Мне не оставалось ничего иного, кроме как идти вперёд. И с каждым шагом звучавшая ранее приятная музыка становилась всё больше похожа на произведение безумного художника-авангардиста, писавшего ноты для инструментов словно картину на холсте: мощное звучание гитары перемешивалось с совершенно не попадающей в ритм скрипкой, басовитое громыхание барабанов как будто соревновалось с флейтой в громкости звучания, а утробное завывание органа словно плясало с отдающимся в зубах болью скрежетом железа. Почти все инструменты, которые я мог вспомнить, были здесь, но музыкой это мог бы назвать только глухой. И как назло, звукоподавители шлема, работая на полную мощность, не могли ничего сделать с этой сумасшедшей какофонией бреда.       Даже идти стало тяжело. Волны шума, визгов, треска и скрежета прокатывались по телу, поджигая каждую клетку организма адской мелодией. Больше всего на свете мне сейчас хотелось сорвать шлем, оторвать себе уши или застрелиться, чтобы не слышать этот ввинчивающийся в мозг вальс, перемежающийся с балетом, электро и эпилепсией одновременно.       Пальцы с силой сжались, противно скрежеща по поверхности тоннеля, но даже этот звук был в сотни… нет, в тысячи раз приятнее того, что я сейчас слышал!       Электроника костюма сошла с ума, показывая самые невероятные данные: от пульса в двенадцать тысяч ударов в минуту, до ускорения прохождения сигнала по нервам на сверхсветовых скоростях и видимости в пять тысяч световых лет. Перекрестье дополненной реальности за считанные мгновения перемещалось по всей плоскости зрения, вызывая у меня тошноту своим мельтешением.       Но останавливаться нельзя. Ни на секунду нельзя позволить себе даже думать о том, чтобы сдаться этой бредовой мелодии. Шаг за шагом, прорываться через кромсающий разум звук, вперёд, к спасению… От чего? Вернее, что меня может спасти?.. Нет, нет, нельзя поддаваться… Это не мои мысли!       Я не знал, сколько это продолжалось. Казалось — целую вечность. Или всего лишь мгновение. Лишь количество шагов и ударов бешено колотящегося в груди сердца. Раз за разом, поднимая и переставляя ногу, я с мрачной решимостью считал эти шаги как свои личные победы над безумием. Ещё один шаг — ещё одна победа. Главное не поддаваться. Нельзя дать им победить. Шаг за шагом…       К мелодии начинает примешиваться чей-то весёлый, властный хохот. Словно какой-то безумец, надрывая живот, смеётся над моими жалкими потугами. И, скорее всего, уже знает, что я не сдамся. А нужно ли идти дальше? Нет, нет, нельзя останавливаться… Выход где-то там, где-то там, за гранью несуществующих мелодий, безумных ритмов и смысла бытия. Где-то за пределами человека. Или человечности? Почему я был так слеп?! Голова раскалывается от чужих мыслей…       Сапоги утопают в жидкой розовой плоти, которая начала приходить на смену бесконечности тоннеля. Вытягиваясь и хлюпая, пытаясь поглотить меня целиком, она лишь насмехается, становясь мягкой-мягкой, зазывая отдохнуть, прекратить сопротивление… И снова моя воля сталкивается в неравной борьбе с силой запредельной, всемогущей… У меня нет того, кто мог бы меня защитить. Нет покровителя, нет силы противостоять безумию… Нет, не верю! У меня есть цель! У сознания есть вместилище. Вместилище — это я. Пока моё тело живо, пока моё сердце бьётся, пока есть надежда — я буду сражаться.       С каждой мыслью, с каждым яростным криком, обращённым в себя, тянущая нега спокойствия пропадает из мышц и уши вновь начинают улавливать безумные ритмы. Но я не боюсь их. Ноги наливаются мощью гнева, направленного на непредсказуемые, довлеющие, но не всемогущие силы Хаоса. Стены тоннеля истончаются, оплывают, словно воск свечи, под напором концентрических волн усилия, которое передаётся полу от моих рывков. Броня, ставшая второй кожей, вязнет в оскалившихся пастях розовой плоти, металл стонет от напряжения, но… Не ломается. Сервомоторы натужно ревут, выполняя работу суставов, синтмышцы исправно сокращаются, почти разрывая себя от усилия. Я бегу вперёд, вбивая пальцы в визжащие стены, отталкиваясь от воздуха и стискивая зубы до боли в дёснах.       Нет такого понятия как «сдаться»: сдаваться можно тому, кто принимает твоё поражение, а я не проиграл. Я не имею права проиграть, я не имею возможности проиграть этому безумию адской кишки! Эти звуки… Этот хаос в мыслях… Это сражение — всё здесь напоминает мне о том, что я ещё не сдался. А что ещё имеет смысл?       Нет такого понятия как «отступить»: отступать некуда, да и кто я такой, чтобы отступать перед лицом Зла? Абсолютного, непререкаемого, алчущего завоевать разум и сломить волю. С каждым усилием, с каждым ввинчивающимся в голову звуком — я сражаюсь с ними, как никогда до этого не сражался. Всё, что было раньше — детские игры в песочнице, ни один псионик не был столь искусен и развращён вседозволенностью сумасшествия, как то, чему противостоит моя воля к победе и верность долгу. Если я отступлю, все эти жертвы… люди, которые погибли во имя чего-то большего, чем я когда-либо был или могу стать… они исчезнут. Память — для живых, покой — для мёртвых. Пока я помню, ради чего живу — я продолжаю сражаться.       Хохот заполняет всё вокруг. Смеются пасти, рты, смеётся само мироздание. Они слышат меня. Каждую мою мысль. Им смешно. Они веселятся. Они упиваются болью моего разума, и насмехаются над тем, из чего я создан. Да, я человек. Я человек, не идеальное существо, без пороков и изъянов. Они это знают. Я был рождён как человек, и я жил, не питая иллюзий по поводу своей человечности. Они видят это. И голоса, шепчущие о бессмысленности сопротивления, никогда не могли бы проглядеть то, ради чего я продолжаю идти. Они знают обо мне всё. И я знаю о том, что они это понимают.       Но то, что делает меня человеком… Это не сердце в груди. Не две пары конечностей. Не имплантаты и не боевая броня, которая с честью держит натиск порчи. То, что делает меня человеком — это моя готовность идти до конца даже перед лицом того, что имеет право быть записанным в книгу самых мерзких, безумных и древних детищ Вселенной. Именно поэтому я до сих пор передвигаю ноги в этой мешанине образов, мутных звуков и сочащихся кровью отверстий в самом воздухе. Я не боюсь Зла. Потому что я знаю, что противника нельзя бояться.       Но тоннель так и не заканчивается. Что я могу сделать против вечности? Просто идти вперёд, пока меня не одолеют голоса? Даже сталь не способна выдерживать запредельные нагрузки до скончания времён. Всё ломается… Они знают об этом. Они ждут. Всегда ждали. Только вот… Если нет выхода впереди — нужно сделать его самому!       Только привычная команда костюму на включение плазменного клинка не даёт нужного эффекта. Вместо плазмы, удерживаемой энергетическим полем, возникает длинный клиновидный меч. Клинок, сужающийся к кончику, состоит как будто из чистого света, и один его вид внушает в само моё естество спокойствие и уверенность. Почему я не додумался достать его раньше? Вот оно — моё орудие! Моя отвага, моя доблесть, моя воля к победе — на острие меча.       От боевого клича, кажется, содрогается само пространство, заглушая голоса. Да, твари! Я не безмолвный болванчик на вашем безумном фестивале гедонизма и пиршества душ! Я человек! И у меня-человека есть голос!       Клинок опускается на стену: медленно и неумолимо, словно тени пытаются сгустить само время, пытаются помешать падению Кары на стенки созданного ими кошмара. И лезвие, сотканное из света, с яркой вспышкой опускается на стену. Мышцы наливаются невиданной силой, когда по тоннелю прокатывается визгливый вопль боли и агонии, придавая сил и мне. Удар за ударом, усилие за усилием: сама моя душа поёт в этом рывке к свободе! Я уже нанёс достаточно урона, чтобы появился разрыв. То, что раньше было стеной — становится плотью. Или оно и было плотью? Розовые отростки, словно в ужасе, пытаются молотить по броне в попытке отбиться, но на их пути встают ярко-белые скопления крохотных искорок, по которым от ударов бегут волны, словно по воде. Пальцы, сжавшись на краях, с усилием, разгоняя сердце до предела, дают возможность рукам раздвигаться в стороны. Мгновение за мгновением, проход расширяется всё больше, пока сопротивление в последнем рывке не ослабевает окончательно и пространство не распадается на клочки, забирая с собой шум и предсмертный вопль кого-то невидимого, а с ними и моё сознание…

***

      Первое, что я услышал при пробуждении из кошмара — жуткий писк в ушах. Как будто контузией, все звуки отрезало от сознания, оставляя лишь одну протяжную, громкую ноту. И самое странное было в том, что я стоял на ногах. Не лежал, в попытках вырвать себе уши помяв шлем, не сидел, прислонившись спиной к стене — а стоял. Усмешка сама собой наползла на лицо: моя маленькая победа перед лицом Хаоса. Но эта победа далась мне не самой малой ценой. Почти проиграть, поверив в иллюзию… я был слишком близок к ней.       Заметив на пальцах кусочки оплавленного камня, я осмотрелся по сторонам. По оба бока от меня валялись огромные глыбы непонятного материала, который явно раньше был одним целым. Всё вокруг залито кровью: в помещении нет ни единого места, где можно было бы увидеть естественный цвет материала — как будто безумный художник разрисовывал интерьер, используя живых доноров для своей кисти. А может так и было…       Но самое страшное было не спереди и не по сторонам от меня. Самое страшное я увидел, обернувшись: монструозных размеров гора тел, покрытых кровью и чем-то чёрно-серым. Оскаленные в усмешках и хохоте рты, глаза, полные предсмертной радости, и абсолютно нагие тела со следами вскрытия вен. А посреди этой горы — как будто дорожка, словно сквозь неё пробивался… Понятно. Значит тот камень — алтарь? И я, видимо, преодолев его иллюзию, смог разрушить его. Повезло.       А ещё теперь предельно ясно, с кем мне предлагала остаться иллюзия. Погибнуть среди трупов благодаря воспоминаниям… Это даже звучит жутко, а уж ощущения-то какие после такого. Всё тело — сплошной синяк. Голова раскалывается, как будто от мигрени, да ещё и симптомы контузии примешиваются, явно из-за вышедших из строя имплантов. Но что самое приятное — пси-подавитель ещё цел. Работав на предельной мощности он, наверняка, спас мне жизнь, ослабив влияние психических сил на разум.       И эта мысль не даёт мне покоя. Если я-человек настолько слаб, что без помощи механизмов не могу справиться с порчей… Может, стоит усилить механизмы? Стать кем-то большим… Сильнее, чем то, что может предложить моё теперешнее тело. Лучше, чем меня сделала природа. Воспользоваться мощью металла и биоинженерии… Стать тем, кто способен будет сокрушить любые силы, направленные на мой разум. Да…       — Командир! Вы в порядке?! — раздался откуда-то сверху крик. Я поднял голову, взглядом пытаясь найти кричавшего, но из-за трупов не было видно ни зги — пришлось подключать едва-едва оправившиеся от влияния варповства импланты. — Когигаторы брони не улавливают ваш сигнал!       — Я в порядке! — крикнул я в ответ. — Просто немного… Не в себе. Варповство.       Один из гвардейцев спускался на тросе, подсвечивая пространство фонариком, который теперь не сбоил. И явно был не в лучшем состоянии: движения дёрганые, как будто… только что очнулся.       — Вас тоже накрыло?       — Да… Видения, ужас… Мы думали что всё — конец. Но потом после вашего крика всё закончилось.       — Закончилось? — хмыкнул я, подходя ближе и, взглянув наверх, закрепился карабином на спасительной линии троса. — Боюсь, всё только начинается…