Время драконов

Домик на краю Иакона Стянув надоевший капюшон с головы, принцесса вновь заплетала свои длинные волосы в тугую косу. Травницы в доме не было — старуха ушла в город на рынок — а гостей не предвещалось, поэтому можно было не волноваться, что кто-то увидит необычный цвет волос девушки. Арси переживала за Оптимуса, ушедшего в лесную чащу пару часов назад. Если бы не боль в ноге, она бы непременно направилась с ним. Неприятные предчувствия кололи грудь и, чтобы успокоиться, синеволосая тихо запела слова песни, что когда-то пела ей, маленькой семилетней девочке, любимая няня, заменившая принцессе мать: — Коль встретишь однажды Хозяйку Леса на пути, Пусть воин ты отважный — От грозной мести не уйти. И конный, и пеший От страха, словно лист, дрожит. Лишь тех, кто безгрешен, Дух беспокойный пощадит...

***

Чуть сгорбившаяся человеческая фигура, облачённая в тёмный плащ, кралась под зелёным покровом леса. Солнце скрылось за пепельными исполинскими облаками, и под деревьями царил таинственный тихий, словно застывший во времени — ни единого звука или лёгкого дуновения ветерка, полумрак. Но мужчина прекрасно различал очертания окружающего мира, его глаза голубыми огоньками сверкали во тьме, а лицо скрывала тень капюшона. Необычная тишь вокруг настораживала и напрягала, заставляя охотника чувствовать себя чьей-то загнанной добычей. Несмотря на это, никаких сородичей рядом он не ощущал, хотя шёл по следу уже около двух часов, забредая всё глубже и глубже в чащу. С человечьей тропы мужчина сошёл полчаса назад и теперь усиленно запоминал местность и запахи, чтобы не заблудиться. Вдруг с еловой ветви шумно вспорхнула большая птица. Дракон обернулся на звук. Проводив задумчивым взглядом напуганную серую птицу, Оптимус направился в сторону старых деревьев, от которых пернатая поспешила скрыться в бесцветном небе. Он подкрался к сооружению, знакомому ему с детства. Громадные, замшелые поваленные стволы образовывали что-то наподобие гнезда, посреди которого кто-то наложил кучу свежесорванных ветвей и сладко пахнущих трав, служащих подстилкой для кого-то большого и плотоядного — в ветвях можно было различить белые крупные кости. Это было логово дракона, и его обитатель был здесь. Сейчас синеволосый сильно пожалел, что не взял с собой никакого оружия, оно не спасло бы от опасности, но придало бы уверенности. Припадая к земле, будто лев в засаде, Оптимус подкрадывался вдоль стволов к зелёной подстилке. В нос бил стойкий запах ели, дубовой смолы и крови, драконьей крови. Теперь-то мужчина заметил, что среди изумрудных листов белели не обглоданные кости, а чешуя крылатого ящера. Он спал, видел плохой сон — это было видно по неровному дыханию, болезненным выдохам. Сладкие травы, окружающие раненного дракона, были лечебными. Тишину нарушил треск сухой ветки, сломавшейся под ногой человека. Ящер на миг перестал дышать, прислушиваясь, а затем резко распахнул яркий гранатовый глаз с суженными угольным зрачком. Угрожающе рыча, альбинос начал вставать, сбрасывая со спины зелень, но крылья не расправлял. И вот, перед Оптимусом стоял белоснежный, высокий, худощавый зверь гораздо больше его отца; вытянутая, напоминающая лошадиную, голова была увенчана парой длинных серповидных рогов, из-под верхней губы виднелись острые, словно копья, клыки. Дракон, чья шкура на шее, груди и боках была исполосана плохо зажившими ранами, хрипел и рычал, вонзаясь гневным взглядом в пришельца. Мужчина сделал несколько шагов назад, проклиная свою самоуверенность. — Очередной человечишка пришёл убивать, — женским голосом прорычал дракон. Гипотеза Оптимуса подтвердилась — в этом облике он мог понимать сородичей. Издав громкий дребезжащий звук, альбинос, словно кобра, кинулся к человеку в плаще. Острые зубы сомкнулись бы на талии синеволосого, но он успел отскочить в сторону. Мужчина понимал, что эта раненая самка не настроена враждебно, она лишь защищалась. Знакомое ему дребезжание говорило о том, что дракониха предупреждала об атаке, но предупреждала не его. Ловкость противника только ещё сильнее разозлила ящера, который, после нескольких неудачных бросков, решил пустить в ход другое оружие — пламя. Зверь приоткрыл пасть, из которой вырвалась волна из смеси газов. Вспыхнула маленькая искра, и огненный столб обрушился на Оптимуса, но тот, несмотря на усталость, снова сумел избежать смерти. Рыжие языки пламени лишь лизнули края тёмной ткани. — Ты необычный человек, — изрекла измотанная дракониха, удивлённая невероятным проворством охотника. Опустив отяжелевшую голову, она разглядывала незнакомца в плаще, ожидая его следующих действий. Ящер стояла полубоком к мужчине и теперь он разглядел, что натворили люди — обуглившиеся крылья самки напоминали изорванные лоскуты плоти, они гноились и кровоточили. С такими ранами не то, что не летают, с такими ранами долго не живут. Удивительно, что дракон вообще ещё мог передвигаться, терпеть эти адские мучения. — А я и не человек! — крикнул в ответ Оптимус, не решаясь подойти ближе. Чуть тише он добавил: — Хоть и понимаю, что звучит это абсурдно, но я — дракон. — Ршшш, — услышав эти слова, дракон неверяще зашипел и мотнул рогатой головой. — Может! Ещё как может, — синеволосый стянул капюшон. Он стоял под тенью поваленных стволов и его глаза сверкали голубоватым светом так же, как очи альбиноса сверкали алым. — Только я не понимаю, как это произошло. — Ты родился драконом? — с любопытством оглядывая охотника, ящер, сильно хромая, подошла к нему и втянула воздуха. — Ты Прайм? — Возможно, — вздохнул человек, вспомнив свой сон с участием Праймуса. — Мне уже об этом говорили. Но как я стал человеком не знаю. До этого я не обращался. — Оптимус чувствовал облегчение, общаясь с другим драконом, который ещё и, судя по всему, встречал когда-то Праймов. — Я тоже Прайм. И первый раз обратилась человеком лет в пятьдесят. Тогда я встретила своего спутника жизни, — с грустью сказала она и прилегла рядом на сухую прохладную землю. — Он был человеком. — Мой отец рассказывал историю о белом драконе и рыцаре, которые жили век назад... Это была ты? — синеволосый с недоверием глядел в гранатовые глаза. Ни разу он не встречал сородичей старше ста лет. — А как зовут твоего отца? — Альфа-Трион, но вы, наверное, никогда не встречались. Вряд ли ты его знаешь, — Оптимус опустил взгляд, вспомнив, что его изгнали из родной стаи. — Почему же не знаю? — слабо усмехнулась альбинос, в алых очах промелькнула озорная искорка. — Может, моё имя тебе что-то даст? Я Гоуст. — Нет, это мне ничего не даёт... Но как ты вернула себе драконье тело? — В первый раз истинный лик сам вернётся к тебе. Должно пройти время... И хорошо, если ты обернёшься до того, как пройдёт две недели с того момента, как ты стал человеком. После сам сможешь менять обличья по своему желанию. — Гоуст, шатаясь, поднялась и направилась к своей подстилке из ветвей. — Нет у меня желания становиться человеком, — угрюмо отозвался мужчина. — Но по какой-то же причине ты им стал, — усмехнулась она, чуть обернувшись на собеседника. — И не сможешь ты более существовать лишь в одном лице. Теперь в тебе пробудилась кровь Праймуса, Прайм. — А как давно ты оборачивалась, Гоуст? — Несколько месяцев назад, до того, как на меня напали охотники. Они находили меня несколько раз, и теперь я не могу летать. — Почему ты раньше не покинула границы этой жестокой страны? — поразился Оптимус. — Я не могла уйти, не попрощавшись с дочерью, Визой, — в её голосе проскальзывали нотки горечи и тоски. — А почему дочь не могла улететь с тобой? — Она родилась бескрылой, — синеволосый посчитал, что услышанная в этих словах гордость почудилась ему. — Да и не хочет она покидать родные края. Всё равно скоро встретимся в небесных чертогах... — Значит, ты останешься здесь, в своём гнезде? — Да. Здесь хочу увидеть свой последний сон... Тебе лучше возвращаться туда, откуда пришёл. Скоро придёт ночь, и она будет на редкость тёмной. — Прощай, — кивнул мужчина и, накинув капюшон, направился в сторону города. — Прощай, Оптимус, — тихо сказала Гоуст, зарываясь в свою зелёную подстилку лапами. Но синеволосый всё равно услышал её и сильно удивился, ведь не называл своего имени. Всё же решив, что ему послышалось, Оптимус, не оборачиваясь, ушёл к Иакону. Всю дорогу он размышлял над их диалогом. Особенно синеволосого беспокоили слова о том, что вернуть облик ему нужно через две недели, но что случится, если он не успеет? Этого альбинос не сказала... Лишь подходя к ветхому домишке, в котором ждала его принцесса, дракон вспомнил, что мать его отца, Альфа-Триона, звали Гоуст, но возвращаться, чтобы узнать совпадение ли это, было уже слишком поздно. Холодная безлунная ночь наступала на леса и горы, принося с собой пугающий тихий мрак и яркие сны, таящие в себе загадки прошлого.